Вы с нами – или с нефтяной монополией?

 

Добросовестный оратор всегда старается отразить в речи все варианты развития событий, которые могут повлиять на исход дела. К примеру, мастер публичных выступлений Дональд Рамсфелд, как известно, заявил однажды: «Мы совершенно точно знаем, что он [Усама бен Ладен] находится либо в Афганистане, либо в какой‑то другой стране, либо мертв». Эта его формулировка всеобъемлюща до абсурда: в ней он сумел не сообщить нам никакой новой информации. Хотя, вполне возможно, он просто мутил воду с какими‑то своими целями. Правда, одну возможность он все‑таки не упомянул, забыв предположить, что Усама бен Ладен вообще никогда не существовал.

 

Впрочем, если мы рассмотрим еще один, весьма часто встречающийся пример ошибки ложной дилеммы, мы поймем, как использование этой очевидно ошибочной формулы безошибочно приводит к нужному результату:

 

Ты будешь стричь газон или так и будешь сидеть тут весь день?

– Мама сыну

 

Мама в этом сценарии, очевидно, понимает, что, помимо предложенных ею, существует масса других возможностей. Однако разумный сын вряд ли станет отвечать ей: «Ну уж, мам, а если я посижу утром здесь, днем поваляюсь от души, а затем отправлюсь в кино». Сын понимает, что мать использует фальшивую дилемму, однако смысл ее высказывания ему отлично понятен. На самом деле она хочет сказать: «Я не буду рассматривать никаких других вариантов, помимо единственного: ты сейчас же встанешь и отправишься стричь газон. Для меня все прочие возможности ничем не лучше, чем если бы ты просидел здесь весь день. Почему это не ложная дилемма, сынок? Потому что я так сказала!»

Буш выступил в лучших традициях такой вот мамочки. На самом деле он имел в виду: «Предупреждаю: либо вы присоединитесь к нам, либо мы, США, будем относиться к вам так, как если бы вы встали на сторону террористов». При этом, разумеется, заявление «если вы не с нами – то вы с ними» звучит куда более угрожающе. К счастью или к несчастью, международное сообщество предпочло не заметить логической нестыковки в словах Буша.

 

Еще один малоизвестный – совершенно не относящийся к теме – пример ложной альтернативы иллюстрирует старый, всем известный анекдот:

Двое нищих сидят в нескольких метрах друг от друга на шумной улице, пролегающей через район, жители которого известны своим антисемитизмом. У одного на шее табличка: «Подайте инвалиду войны!» У другого – на такой же табличке написано: «Подайте старому бедному еврею!»

Целый день мимо них течет поток людей. Чтобы досадить еврею, даже те, кто обычно не подает нищим, кидают в кепку инвалида приличные суммы. Наконец, какой‑то добрый человек, проходя мимо них, бросает по монете в обе кепки и обращается к еврею:

– Слушай, может, тебе сменить табличку? Мне неприятно говорить об этом, но здешние жители не очень‑то жалуют евреев. С такой надписью ты здесь не получишь ни пенни.

Когда добросердечный прохожий удаляется, старый еврей поворачивается ко второму нищему:

– Ты только посмотри на него, Мойша! Этот поц вздумал учить нас коммерции!

 

 

Обтекаемые выражения

 

Часто наиболее искусный обман – тот, который прямо‑таки бросается в глаза. Истинные мастера используют обтекаемые выражения, заменяют точные формулировки более невнятными и неоднозначными, проделывая это прямо перед вашим носом. Если все будет сработано ловко, вы даже не поймете, как вас обвели вокруг пальца. Вот, к примеру, образчик увиливания от одного правительственного чиновника, рассуждающего о предотвращении предательских террористических атак:

 

Корреспондент CNN: Вернемся к сентябрю 2001 года. Тогда президент обещал, что мы схватим его (Усаму бен Ладена), живого или мертвого. Но он до сих пор не пойман. Я знаю, вы скажете, что в войне против террора мы достигли значительных успехов, и это действительно так. Но это – провал.

Советник по национальной безопасности Фрэнсис Фрэгос Таунсенд: Я бы сказал, что это успех, который ждет нас в будущем. Я бы не сказал, что считаю это провалом.

 

Спасибо за подсказку, мистер Таунсенд! Вы открыли для нас целый мир возможностей по части выхода из неприятных ситуаций. Например: «Нет, господин полицейский, я не пьян! То, что вы видите, – это трезвость, которая пока еще ко мне не вернулась». Или: «Не надо говорить, что я еду без прав! На самом деле я езжу с правами, просто я их еще не получил». Или: «Милая, не говори, что я потерял работу! Я считаю, что это – повышение, которое меня еще только ожидает!»

В английском языке такие туманные выражения именуют «куньими речами», поскольку этот маленький пушной зверек способен высасывать птичьи яйца, оставляя скорлупу неповрежденной. Обтекаемые фразы – особый вид уклончивости, используемый для того, чтобы нейтрализовать утверждение или уйти от ответственности. Мы не выводим войска – мы их передислоцируем. Мы не занимаемся эскалацией военных действий – это лишь всплеск активности. Или, как в приведенном примере, мы не терпим неудачу, а предвкушаем успех. Советник по национальной безопасности достигает совершенства в двусмысленности своих заявлений, подменив слово фактически противоположным по значению. Подобному трюку позавидовал бы лучший в мире специалист по высасыванию яиц; нечто подобное предчувствовал Джордж Оруэлл, когда придумал термин «новояз».

Называя реплику мистера Таунсенда «уклончивой», мы великодушно признаем, что некоторая, пусть минимальная, доля истины в ней есть. Она до смешного обманчива, но это все‑таки не полное вранье. Но где та грань, за которой уклончивость теряет связь с реальностью и становится откровенной ложью?

Это как с тем парнем, который, гуляя по Мэйн‑стрит, видит прохожего и кидается к нему с восклицанием:

 

– Раппопорт! Что с тобой произошло? Раньше ты был маленьким и толстым, а теперь стал высоким и поджарым! Ты всегда так хорошо одевался, а сейчас ходишь в каком‑то грязном старье! Да и лысина твоя исчезла, теперь у тебя вон какая шевелюра!

– Простите, но я не Раппопорт! – говорит прохожий.

– Так ты еще и имя сменил!

 

Но вернемся к нашей теме. Только ли в уклончивости виновен мистер Таунсенд, или же он применил прием описанной выше апелляции к незнанию? В последнем случае некое суждение преподносят нам как истинное лишь потому, что его ложность пока не доказана. Никто не доказал, что Усаму никогда не поймают, так что, если верить Таунсенду, мы можем считать, что однажды это произойдет. Да, это победа!

«Что, мистер Т., опять?»

Только не надо думать, что мы насмехаемся над подобной логикой! Мы от нее просто в восторге – но не сейчас.

 

Фрэнк Лунц, консультант Республиканской партии, написал целую книгу об уклончивой речи под названием «Слова, которые работают». Он советует политикам говорить так:

Электронный перехват а не тайное прослушивание

Изыскания в области энергетики а не бурение скважин

Упрощение налоговой системы а не налоговая реформа

Налоговые льготы а не снижение налогов

Стипендия а не образовательный ваучер

 

 

Демократы тоже не бездействуют. Лингвист‑либерал Джордж Лакофф, раздраженный тем, что его партия постоянно проигрывает хитрым консерваторам, удумавшим именовать «налог на наследство» «налогом на недвижимость», попытался изобрести ответную, еще более уклончивую фразочку. Почему бы не называть политически предвзятых судей «судьями свободы»? Отличный ход, Джордж, но консерваторы все равно вне конкуренции. Нетрудно понять, почему политики готовы отваливать кучу денег за подобные рекомендации. Мы, со своей стороны, готовы предложить им несколько советов бесплатно.

 

Никогда не говорите:

«Моя мать убила человека топором».

«Я провел семь лет в военной тюрьме и три месяца – в реабилитационном центре для алкоголиков».

«Я начинал карьеру барменом в клубе для джентльменов».

 

Вместо этого говорите:

«Моя мать была специалистом по режущим предметам».

«Я получил образование в самых уважаемых в стране заведениях».

«Я всегда стремился служить людям».

 

 

Стивен Пул недавно определил туманные слова как «непроизносимое», именно так озаглавив и свою книгу. Непроизносимое касается в том числе тактики переименования политических позиций с целью замаскировать их истинные значения. Вот несколько практических примеров непроизносимого:

 

«Давайте заменим “на краю пропасти” на “все великолепно”»

 

Надпись на здании: «Клуб Hi‑Hat. Стриптиз всю ночь».

Табличка у входа: «Случайная мутация или остроумный дизайн? Решайте сами!»

 

Я надеюсь, каждая женщина в нашей стране, согласна она с Роу или нет, принимает она одно решение или другое, может с уверенностью сказать: право на свободу выбора означает, что государство уважает личность, а разве не это главное?

– Барбара Боксер, сенатор США

 

Мы собираем письменные свидетельства женщин, пострадавших от аборта, женщин, убежденных, что истинные феминистки отстаивают право на жизнь, и от профессионалов, считающих, что Роу подрывает нравственные устои профессий медика и юриста

– Норма Маккорви, под псевдонимом Джейн Роу выигравшая судебное разбирательство «Роу против Уэйда» [3]  и добившаяся права на аборт, но впоследствии ставшая убежденной феминисткой и участницей движения за запрет абортов

 

Кто‑нибудь из вас помнит, когда право на жизнь назвали запретом на аборт? И когда, интересно, право выбора приравняли к праву на аборт или, точнее, к праву на аборт по требованию?

Наверняка еще в старые добрые времена, до того, как любители усовершенствовать термины всерьез взялись за английский язык и изменили названия позиций и идей, чтобы запрятать поглубже их суть, заодно нагрузив дополнительными смыслами. В 1970‑е годы борцы против абортов подняли на щит лозунг «Право на жизнь», а позднее стали называть себя «борцами за жизнь». Идея этого переименования в том, чтобы заклеймить оппонентов как «борцов против жизни», или, того лучше, как «воинов смерти». Таким образом, выбор между «борцами за жизнь» и «воинами смерти» стал напоминать вопрос: «Кем ты хочешь быть, Люком Скайуокером или Дартом Вейдером?»

Защитникам права женщины на аборт, разумеется, также понадобилось новое имя, и поскорее. И они быстренько стали «борцами за свободу выбора». В их новом наименовании, разумеется, также скрыта не называемая вслух фундаментальная для Америки ценность – свобода выбора. Быть против свободы выбора – это значит быть против Америки, ведь у нас, в конце концов, свободная страна… и все такое прочее. (К большому сожалению «борцов за свободу выбора», их самоназвание изрядно отдает потребительством, как будто вопрос, прерывать или не прерывать беременность, сродни решению о том, покупать или не покупать новый телевизор.)

Большое преимущество скрытых аргументов заключается в том, что их редко оспаривают. Скажем, все ли «борцы за жизнь» – пацифисты? Все ли они – противники смертной казни? Ни в коем случае. Так насколько последовательна их позиция? Вообще‑то, она ограничивается лишь зародышами. Но такое признание делает их обычными противниками абортов.

Да и все ли «борцы за свободу выбора» ратуют за ничем не ограниченные свободы: например, свободу осушать заболоченные территории или владеть штурмовым оружием? Нет.

Тем не менее неологизмы прижились и стали общепринятыми терминами, вполне подходящими для разглагольствований телекомментаторов, участников политических дебатов и развеселых компаний, любящих почесать языки в Starbucks. И вот уже люди привычно переругиваются, бросая друг в друга эти новые выражения, прочно завоевавшие место в языке.

Стивен Пул приводит в своей книге длинный список неописуемо коварных примеров непроизносимого:

● разумный замысел вместо креационизма (как будто «разумный творец» звучит менее религиозно, чем «Создатель»)

● нарастание вместо эскалации (это не только звучит менее зловеще, но и имеет некий едва уловимый сексуальный подтекст)

● убедительные научные данные вместо… ну да, научных данных (за создание этого перла ответственны ребята из компании Philip Morris. Здесь содержится тонкий намек на то, что наука бывает разной, в том числе и неубедительной – ну, вы знаете, такой, которая утверждает, что существует связь между курением и раком).

И, наконец, один из наших любимых: предотвращение обмана избирателей вместо лишения права голоса представителей беднейших слоев и меньшинств.