Глава 2. Психологический фактор органического заболевания

А. Элемент самонаказания
На протяжении многих веков люди верили в то, что болезни ниспосланы человеку за его грехи богами. Возможно, что в своем научном нигилизме, отметающем всякий смысл, заложенный в предрассудках, мы зашли слишком далеко. Известно, что бога или богов человек создает себе сам, равно как и то, что каждый человек является непререкаемым судьей себе самому. В этой связи предположение о том, что органическое нарушение может являться формой самонаказания, не представляется таким уж нелепым и противоречивым. Однако было бы преувеличением сказать, что болезнь является единственным проявлением страдания. Большее доверие вызывает допущение, согласно которому болезнь является выбором человека.
Тем не менее можно только поражаться тому, с каким упорством личность стремится к наказанию, причем это стремление нередко проявляется еще до начала развития органической патологии. Для некоторых людей стало привычным ежедневно принимать наказание и боль. С устранением этих факторов они начинают чувствовать себя неуютно и тут же находят адекватную замену привычному страданию. Иногда внешняя кара замещается внутренним самонаказанием, которое проявляется как органические заболевания, поражающие человека одно за другим почти без перерыва.
Диккенс интуитивно уловил этот принцип. Романист описывает, как миссис Доррит, наделавшая в жизни много ошибок, которые стали причиной длительного заключения
мистера Доррита в долговой тюрьме, сама стала беспомощным инвалидом, заключенным в четырех стенах собственной комнаты. «В его (мистера Доррита) голове промелькнула мысль. Добилась ли его мать душевного равновесия, заключив сына в тюрьму, а себя сделав заложницей собственной немощи? «Я — славное дополнение к его заключению. Он заживо гниет в своей тюрьме, я — в своей. Я заплатила цену сполна».
Подобные наблюдения — даже если они не являются прямым доказательством — дают основание считать наказание одним из доминирующих подсознательных факторов, определяющих симптоматику органических заболеваний. Рассмотрим несколько примеров из клинической практики.
Мужчина сорока пяти лет в течение как минимум десяти из них страдал от гипертонии. За год до того, как был написан этот медицинский отчет, он стал более замкнутым, раздражительным и выглядел слегка угнетенным. Несмотря на хороший медицинский уход, его давление медленно, но верно поползло вверх, пока не достигло отметки в 230 мм ртутного столба. В один прекрасный день он поведал лечащему врачу о том, что запутался в мелких финансовых операциях и выразил сожаление по поводу «греховности собственной жизни». (Как правило, он скрупулезно придерживался нравственных норм, так что его врач определял это качество как «ненормальную честность». Например, забирая из своего же сейфа почтовую марку, он клал на ее место 2 цента.) Затянувшееся депрессивное состояние завершилось попыткой самоубийства, беспримерно жестокой по исполнению, кровавой попыткой; летального исхода удалось избежать лишь благодаря высокой квалификации медицинского персонала и рвению медсестер. После этого эпизода он неоднократно предпринимал новые попытки свести счеты с жизнью.
В данном случае мы имеем дело с непреодолимым побуждением к саморазрушению, продиктованным тираническим сознанием (муками совести). С психологической точки зрения, это можно обозначить как гипертрофированную совесть, порождающую чувство вины, которое вызывает депрессию и как результат — деструктивные действия. С точки зрения физиологии можно говорить о страхе в ответ на повышение кровяного давления, представляющего опасность для сердца и почек. Иными словами, мужчина убивал себя двумя способами одновременно — механически и психологически. Вероятно, оба способа самоуничтожения имели один и тот же источник, объединивший гипертонию и подобную раковой опухоли совесть. Не обладая всей полнотой информации об этом случае, мы можем предложить лишь гипотетическое объяснение, которое, впрочем, подтверждается другими аналогичными примерами. Сознательная неудовлетворенность порождает негодование, которое искусственно подавляется и «загоняется» внутрь, преобразуется подсознанием и начинает диктовать личности собственные условия. Другими словами, неконтролируемые саморазрушительные импульсы, не найдя внешнего объекта проявления и не реализующиеся в полной мере, в некоторых случаях принимают форму постоянной озабоченности, которая, в свою очередь, приводит к логическому результату, то есть полному уничтожению личности.
Я и мой брат уже сообщали о классическом случае, демонстрирующим силу стремления к самонаказанию*. Этим пациентом был мужчина шестидесяти одного года, страдавший органическим заболеванием сердца, которое, на наш взгляд, имело прямое отношение к психопатологии. Более четырех лет он испытывал сильную боль в области груди, которая распространялась на руки, вплоть до запястий. Во время приступов он обильно потел. Его смотрели многие специалисты, которые единодушно признали серьезность заболевания и рекомендовали пациенту длительный отдых. Затем у него начались ужасные головные боли. Жил он очень спокойно; за год до того, как обратиться к нам за консультацией, он бросил работу и строго соблюдал режим: завтракал в постели, в которой оставался до полудня, затем одевался к ленчу, после которого несколько часов отдыхал, затем проезжал несколько миль на автомобиле, за рулем которого был личный шофер, и возвращался домой, чтобы сразу по прибытии лечь в постель. Несмотря на все эти меры предосторожности, он жаловался на отвратительное самочувствие и плохой сон.
*Карл и Уильям Меннингеры. Психоаналитический обзор сердечных заболеваний. Американский журнал сердца, январь 1936 г., С. 10.
Во время обследования выяснилось, что у него артериосклероз (отвердение артерий) с повреждением сосудов сердца и головного мозга.
Перед началом сердечных приступов он начинал нервничать, избегал компании других людей, по ночам видел кошмары, ассоциативно связанные с предыдущим деловым опытом. Долгие годы он страдал запорами и другими «кишечными» осложнениями. Перед тем как он появился у нас на приеме, его нервное состояние достигло стадии, пограничной с параноидальным психозом. Во время сеанса он признался в том, что занимался рукоблудием и был уверен в том, что об этой его привычке судачит весь город. В не меньшей степени его угнетали эротические сновидения, в которых он домогался партнера-мужчины, который упрекал его за эти домогательства.
В повседневной жизни этот человек был бизнесменом средней руки и жил в маленьком городке. Это был стареющий холостяк, вся прошлая жизнь которого (включая встречи с проститутками и партнерами-мужчинами в отелях; а также отсутствие зрелого интереса к женщинам) указывала на ярко выраженные подсознательные гомосексуальные наклонности, с которыми он до последнего времени безуспешно пытался бороться. В последние годы он увлекся молодыми мужчинами — претендентами на получение работы в его фирме, — которых приглашал домой. Несмотря на то, что в истории болезни нет отчета о его гомосексуальных связях, нет сомнений в том, что извращенная психика стала причиной появления страхов, ливших воду на колесо физического недуга. После того как его поместили в санаторий, где он был изолирован от извращенных искушений, произошло значительное улучшение. Параноидальные симптомы практически исчезли. В то время, как медицинское обследование установило явные признаки коронарной недостаточности, общее самочувствие и сердечная деятельность, к удивлению медиков, значительно улучшились. Но как только он возвращался домой, наступал рецидив. Было совершенно ясно, что улучшение наступало не столько вследствие профилактического лечения, сколько за счет смены окружающей обстановки, так как дома его гомосексуальные наклонности усиливались. Во всем полагаясь на лечащего врача, он невольно сдавал собственные позиции по противостоянию своим побуждениям, включая параноидальное стремление к наказанию за гомосексуальные пристрастия.
То, что смена обстановки принесла пациенту облегчение, не вызывает сомнения, и это при том, что трудно судить о том, какой именно психологический фактор оказал благотворное влияние на течение болезни. Несомненно одно — ломка привычных психологических установок стала возможной благодаря соматическому заболеванию. В данном случае мы убедились в эффективности воздействия чувства вины, ассоциированного с извращенной моделью сексуального поведения*.

*То, как сердце реагирует на стремление к наказанию, видно из следующего примера. «Житель Мехико, господин 3. И., пытался покон-гчить с собой несколько раз: бросался под поезд (его успели спасти); выстрелил себе в голову (пистолет дал осечку); пытался удушить себя (вмешались родственники); пытался утопиться (но его вытащили из реки); дважды пытался повеситься (его вынимали из петли). Затем он залез на крышу своего дома, бросился вниз и умер, но не в результате падения, а от разрыва сердца». («Тайм», 27 июля 1931 г.).
Сравним этот случай с примерами из второй части книги, где пациентам не хватало силы духа, чтобы покончить с собой.
Чувство вины настолько характерно для сексуальных извращенцев, что можно говорить о прямой связи стремления к наказанию с заболеваниями генитально-урологической сферы. В моей практике я не раз сталкивался с подобным явлением и детально описал эти случаи*.
*Карл А. Меннингер. Психологические факторы в урологических патологиях. Квартальный психоаналитический отчет, октябрь 1936 г., с. 488-512.
Более того, я убедился в том, что даже венерические заболевания являются не только результатом легкомысленного отношения к предохранительным и профилактическим средствам, но до определенной степени провоцируются подсознательным стремлением самого пациента к инфицированию. Он как бы приглашает болезнь и теряет иммунитет.
Болезни глаз также возникают под воздействием подсознательного чувства вины. Как мы знаем, органы зрения чаще, чем другие (за исключением самих гениталий), ассоциируются с половой жизнью. Для ребенка (в его сознании) увидеть нечто запретное является не меньшим прегрешением, чем делать недозволенное. Наиболее явно это проявляется как половое извращение, состоящее в стремлении к созерцанию эротических сцен, обычно обнаженных женщин или совокупляющихся любовников. Психоаналитики объясняют это явление подавлением неудовлетворенных устремлений любопытного ребенка. Если это так, то можно говорить об универсальной тенденции[1] «наказания» за проявленное любопытство.
[1]Распространенность этого явления подтверждается популярностью эротизированных танцев и эстрадных шоу или модой на откровенные купальные костюмы.
Как правило, офтальмологи не учитывают эмоциональных факторов. Поэтому, когда на прием к психиатру приходит пациент с симптомами глазного заболевания, врачу непросто принять правильное решение. Один английский окулист[1] очень откровенно высказался по поводу истинной природы многих «глазных» болезней.
[1] (У. С. И н м е н. Эмоции и глазные симптомы. Британский психологический журнал, 1921, т. II, с. 47-67. «За последние 50-60 лет стало привычным соотносить рефракционные отклонения с причиной многих общих заболеваний. Приведу лишь неполный перечень недомоганий, которые прямо и косвенно являются следствием напряжения зрения (согласно британским медицинским источникам): головная боль, судороги, бессонница, рассеянность, светобоязнь, слезотечение, невралгия, потеря аппетита, запоры, анемия, тупоумие, сонливость и апатичность, косоглазие и мигрень. Некоторые американские офтальмологи еще более экстравагантны и объявили о том, что избавили пациентов от множества других заболеваний, надев им очки. Умственное и эмоциональное состояние больного не принималось в расчет, как и возможность влияния этого состояния на глаза. Как окулисты, так и терапевты упустили из виду обратную связь, то есть влияние состояния глаз на симптоматику общего характера. Хотелось бы подчеркнуть, что глаза редко влияют на другие органы, за исключением случаев с эмоци-1 онально нестабильными пациентами, состояние которых улучшается не с помощью очков, а вследствие глубоких внутренних перемен, неизвестных окулистам».
«...Снова и снова я сталкиваюсь со случаями, когда стрессовое состояние вызывает у пациентов головную боль, резь в глазах, потерю способности читать, шить или выполнять какую-либо работу, требующую напряжения зрения. Как ни странно, сами пациенты не осознают причины своего недомогания и очень удивляются, услышав об этом».
На меня произвело сильное впечатление знакомство с молодой двадцатичетырехлетней девицей, которая в течение предыдущих двенадцати лет только тем и занималась, что обивала пороги приемных офтальмологов по всей стране. Она была лишена возможности заниматься общественной или иной деятельностью. При этом трудно сказать, что ей мешало — глазная болезнь или непрестанные поиски окулистов. Глаза постоянно болели, и любая попытка хоть как-то напрячь зрение вызывала ощущение того, что они вот-вот выпадут из глазниц. Большинство специалистов рекомендовало делать специальные упражнения, закапывать в глаза особые препараты и использовать другие методы лечения глазных заболеваний. Однако нашлись и такие, кто увидел в ее плачевном состоянии психологическую проблему.
Последний диагноз подтвердился. Болезнь началась сразу после того, как она узнала о гибели брата на войне, в детстве она очень ему завидовала. Она была настолько поглощена завистливыми чувствами, что мысленно представляла, как его убьют или кастрируют. Смерть родственника пробудила в ней чувство вины за детские крамольные фантазии.
В ее случае генитальная зависть возникла в связи с привычкой подглядывать; в детстве, пытаясь определить различие между собой и братом, она рассматривала его тело, когда он спал. Таким образом, вина ассоциировалась не только с завистью, но и с подглядыванием.
С тех пор я многократно исследовал случаи, когда глазные болезни были неразрывно связаны с общей симптоматикой, например с озабоченностью по поводу состояния глаз, которая вызывала функциональные нарушения, ухудшающие зрение. Во многих случаях отмечались органические изменения, такие как гиперемия, отечность, боли и слабость в мышцах. Подсознательное символическое отождествление глаз с гениталиями приводит к тому, что органы зрения становятся объектом самонаказания за сексуальные прегрешения.
Функциональные нарушения могут привести к более серьезным органическим заболеваниям, хотя фактов, подтверждающих эту взаимосвязь, не так уж и много. Одним из характерных примеров обусловленности органического заболевания стремлением к самонаказанию является случай, описанный Гроддеком*.
*Георг Гроддек. Неизвестное Эго. Лондон, Дэниэл, 1929, с. 113- 117.
«Он (пациент) вырос в горной деревне, вдали от цивилизации, никогда не ходил в школу и провел свое детство на пастбищах, работая подпаском. Лишь долгие годы спустя, по возвращении домой, он научился читать и писать. В четырнадцать лет он стал подмастерьем у деревенского сапожника. С утра до вечера он молча сидел и работал, лишь изредка отвлекаясь на разговоры своего хозяина с прохожими. Среди людей, приходивших в мастерскую, был слепой, которого жители деревни называли «Божьей карой». Невежественные крестьяне искренне считали, что этот человек наказан господом за богохульные речи.
Слепец произвел на мальчика неизгладимое впечатление. Некоторое время спустя ему пришлось бросить работу, так как врач обнаружил у него воспаление сетчатки и предупредил, что придется подыскать другое дело, не требующее напряжения зрения. Когда он пришел ко мне, состояние его зрения было плачевным, а его окулист расписался в своем бессилии. Воспаление сетчатки день ото дня прогрессировало, и в день визита ко мне окулист обнаружил очередное кровоизлияние. По словам пациента, осень была тем временем года, когда воспаление особенно обострялось. Кроме того, в октябре у него, как обычно, начиналась депрессия. Когда я поинтересовался его мнением относительно осенних кровоизлияний, он сказал, что соотносит это явление с увяданием природы. Листопад повергал его в уныние,
и не исключено, что именно по этой причине его зрение ухудшалось. Вдобавок ко всему у него была другая причина для воспаления сетчатки: его маленькая дочка, играя, повредила ему глаза. В то время я переоценивал значимость своих ассоциативных построений и предположил, что коль скоро есть связь между осенью и воспалением сетчатки, очевидно, что увядание природы здесь ни при чем; к тому нее очаровательная атмосфера Баден-Бадена не давала оснований считать это время года периодом угасания. Я поинтересовался,'не было ли в его жизни тягостных событий, связанных с октябрем, и получил отрицательный ответ. У меня все еще не было решения, и я попросил его назвать любое число. Он выбрал цифру «8». Мой следующий вопрос касался возможных знаковых событий, произошедших с пациентом в восьмилетнем возрасте, и вновь он не припомнил ничего заслуживающего внимания. В этот момент я вспомнил о слепце по прозвищу «Божья кара» и спросил своего собеседника, не богохульствовал ли он когда-либо. Он рассмеялся и сказал, что в детстве был очень набожным, но уже много лет как его не интересуют религиозные вопросы. При этом он заметил, что бог — это жупел для доверчивого простонародья. Неожиданно он поперхнулся, смертельно побледнел, откинулся на спинку кресла и потерял сознание.
Очнувшись, он со слезами на глазах бросился мне на шею, приговаривая: «Доктор, вы правы! Я — такой же богохульник, как тот слепой. Я не признавался в этом ни единой душе, даже на исповеди, да и сейчас сама мысль об этом кажется мне невыносимой. Точно так же вы правы по поводу осени и того времени, когда мне было восемь лет. В моем районе в основном жили католики, и на границах между селениями стояли деревянные распятия. Я, мой брат и несколько наших приятелей бросали в одно из таких распятий камни. Я изловчился попасть в фигуру Христа, которая упала на землю и раскололась на куски. Это был самый ужасный поступок в моей жизни».
Когда он немного успокоился, я сказал, что не вижу никакой связи между воспалением и ударом по глазу, который нанесла ему расшалившаяся дочка. Для того чтобы найти истинную причину болезни, ему следует восстановить в памяти события предыдущих суток и назвать мне какое-либо время дня. Последовал ответ: «Пять часов». Он сказал, что именно в это время садился в трамвай. Я попросил его припомнить подробности, связанные с этим событием, и несколько возбужденно он поведал о том, что напротив трамвайной остановки было установлено распятие.
Я объяснил пациенту, что заболевание часто помогает человеку избежать большего зла. Поэтому нельзя отвергать предположение о том, что воспаление сетчатки возникло как защитная реакция организма, оберегающая его от тягостного зрелища, иными словами, от вида распятия, напоминающего о богохульстве.
В данном случае неважно, насколько справедливым было мое предположение. Я вполне отдаю себе отчет в том, что оно не может претендовать на исчерпывающее объяснение причины заболевания. Однако важно не то, какое лечение назначает врач, важна способность пациента использовать этот совет, обратив его себе на пользу. Полагаю, что этот пациент внял моим наставлениям, так как в течение двух лет после сеанса у него не было проблем с глазами, несмотря на то что он оставил работу на открытом воздухе и устроился на должность служащего к конторе. Через два года после того, как он увидел наградной крест на груди бывшего солдата, у него случился рецидив. Однако приступ был непродолжительный, и вот уже тринадцать лет, как он забыл о том, что такое воспаление глаз. Теперь он работает бухгалтером, то есть на должности, предполагающей более серьезную нагрузку на глаза, чем многие другие профессии».

Наиболее драматические примеры, встречающиеся в медицинских отчетах, посвященных случаям негативного воздействия комплекса вины на здоровье, посвящены заболеванию щитовидной железы, или базедовой болезни. Принято считать, что щитовидная железа отвечает за эмоциональную сферу. Поэтому некоторые формы базедовой болезни предопределяются экстремальной эмоциональной ситуацией или стрессом. Обычно этот аспект оставляют без внимания, предпочитая прибегать к хирургическому вмешательству. Однако в нашем исследовании эмоциональный фактор представляет несомненный интерес.
Как уже говорилось, зачастую определяющим фактором является страх наказания, равно как и стремление к нему. Доктор Ньюбург и доктор Кэмп[1] сообщают о следующем случае. Тяжелая стадия базедовой болезни была отмечена у тридцатидвухлетней женщины. В истории болезни умалчивалось, что патология началась в то время, когда пациентка ухаживала за больной матерью. Все это время пациентке не давала покоя мысль, что в результате неправильного ухода мать может умереть. Когда через несколько месяцев старушка действительно отдала богу душу, отчаянию дочери не было предела. В процессе лечения чувство раскаяния (как и сама болезнь) утратило свою остроту, но после еще одного эпизода, также связанного с этическими проблемами, наступило ухудшение. Был проведен курс психотерапии, после которого она полностью поправилась и, по сообщению ее лечащего врача, в течение последующего года чувствовала себя здоровой.
[1] Л.Х.Ньюбург и К. Д. К э м п. Влияние тревожного эмоционального состояния на щитовидную железу. Анналы клинической медицины, июнь 1926 г., с. 1006-1011.
Эмерсон[2] сообщает о нескольких случаях базедовой болезни, которую он изучал с позиции психологии. Некоторые открытия, которые он сделал в процессе исследования, совпадают с темой нашего повествования. Например, женщина после бурно проведенной юности, вышла замуж за высокоморального мужчину, который не в силах терпеть груз ее откровений и собственных открытий в отместку застрелился в ее присутствии. Не прошло и нескольких недель после трагического события, как у нее проявилась острая форма базедовой болезни, осложненная опухолью.
[2] Ч.П.Эмерсон. Эмоциональная жизнь и ее влияние на развитие патологических состояний. Журнал медицинской ассоциации штата Индиана, 15 декабря 1926 г., с. 475.
В другом случае у двадцатидвухлетнего мужчины вырос зоб почти сразу же после того, как его назначили старшим в бригаде, которая выполняла ответственные строительные работы. Страх не оправдать доверия спровоцировал болезнь уже через несколько недель после назначения на должность. Дело осложнялось тем, что, по его признанию, незадолго до назначения он собирался жениться на южанке, но сразу же после вступления в должность у них произошла беспричинная ссора, во время которой она сымитировала самоубийство, сказав, что наглоталась булавок. В его присутствии она упала на пол и стала истошно кричать. Он же немедленно взял расчет и уехал с Юга, лишь потом узнав о том, что попытка самоубийства невесты была мнимой.
В третьем случае в больницу поступила двадцатидвухлетняя американка с огромным зобом, базедовой болезнью, очень беспокойная, с дрожащими руками, сбивчивой речью, крайне истощенная. Незадолго до этого она вышла замуж за мужчину, который годился ей в отцы, и некоторое время (по словам знакомых) они ладили друг с другом; это длилось до тех пор, пока за день до обращения в клинику она не услышала ужасные вопли и, выбежав из дома, увидела, что ее муж застрелил двух своих братьев. Она была единственной свидетельницей преступления, и судебные власти так к ней и отнеслись. По обвинению в убийстве с целью самообороны ее муж был приговорен к пожизненному заключению, которым заменили смертный приговор. И все же он упрекнул жену в том, что она не дала более четких показаний, которые могли бы даровать ему свободу. По словам пациентки и ее матери, зоб у молодой женщины вырос в течение недели после упомянутых событий.
*Последствия этого случая еще более убедительны, чем обстоятельства, ему предшествовавшие. Возмущенная тем, что хирург счел оперативное вмешательство нежелательным, пациентка обратилась в другую больницу, где пошли навстречу ее желанию, однако в день, когда была назначена операция, женщина умерла.
Недавно со мной консультировалась сорокапятилетняя женщина, страдавшая тем же заболеванием в течение двадцати лет. Ее пользовали лучшие специалисты, было сделано несколько операций, но кардинального улучшения не наступало. В большей степени меня интересовала подоплека заболевания и соображения самой пациентки по поводу причин ее болезни. Я спросил ее о причинах, заставивших обратиться за помощью к психиатру.
«Это все мои нервы, — заявила она. — Врачи лечили зоб, а на нервную систему не обращали внимания. Из-за болезни я стала очень нервной».
На это я возразил: «Не считаете ли вы, что путаете причину и следствие? Вполне вероятно, что как раз ваше нервозное состояние стало причиной заболевания».
«Вы правы, доктор, я всегда так считала. Вы знаете, — она сыпала словами безостановочно, — в нашей семье произошла ужасная трагедия. (Здесь она разрыдалась.) Мой брат застрелил нашу мачеху. Думаю, это имеет прямое отношение к моей болезни. Она началась сразу же после того... как его арестовали... потом его нашли в колодце мертвым... Возможно, он сам решил утопиться».
Примечательно, что этот случай аналогичен тем трем, о которых сообщает Эмерсон, в том, что убийство ассоциируется с началом заболевания. Для того чтобы понять механизм происходящего, я провел дополнительные исследования.
Брат пациентки был двумя годами ее моложе. Кроме них, в семье детей не было. Мать умерла в возрасти тридцати пяти лет, когда дочери едва минуло семь. Дети жили у дедушки с бабушкой, которые все свое внимание дарили внуку, забывая о внучке. Затем дети вернулись домой и стали жить с отцом, который к тому времени женился на раздражительной и деспотичной женщине. Несколько лет спустя без видимых причин брат убил свою мачеху.
Конечно, нет прямых доказательств тому, что болезнь была спровоцирована шоком от убийства, но хронологические ассоциации просто поражают. Психологическая реконструкция событий дает следующую картину. Девочка ненавидела как брата, так и мачеху, и, когда один из объектов ненависти уничтожил другой, у нее возникло чувство вины, как если бы она сама совершила убийство. Жертва всегда относилась к ней враждебно, и поэтому девочка почувствовала ответственность за поступок убийцы. Иными словами, она привыкла к тому, что ее постоянно наказывали за разные проступки, и теперь подсознательно ожидала очередного наказания.
То, что во всех четырех случаях болезнь ассоциируется с насильственной смертью, вполне может быть волей случая. Должен признать, что я был крайне удивлен таким совпадением. Еще более меня поразили два случая, упомянутых Терезой Бинидек[1]. В первом случае у мужчины начались проблемы со щитовидной железой сразу же после самоубийства его сожительницы. Во втором случае женщина изводила себя мыслью о том, что ее могут обвинить в убийстве девушки, труп которой был обнаружен случайно. Более того, она сама уверовала в то, что виновата в этом убийстве. Следовательно, оба пациента доктора Бинидек ощущали себя убийцами.
[1] Тереза Бинидек. Роль"умственных процессов в тиротоксичном состоянии. Квартальный психоаналитический отчет, апрель 1934 г., с. 153.
Следует иметь в виду, что исследованных с этой позиции случаев крайне мало, и тысячи других остаются без всякого психологического изучения[2]. Однако речь идет не о том, что всегда происходит, но о том, что иногда случается. Приведенные примеры свидетельствуют, по крайней мере, об одном — невыносимое чувство вины, страх перед наказанием и неотвратимое стремление к нему идут рука об руку.
Мы, естественно, не можем утверждать, что недуг возникает исключительно за счет стремления к наказанию, но факты убеждают нас в том, что деструктивные тенденции,
которые мы рассматривали при изучении других, более очевидных, форм самоуничтожения, в значительной степени определяют произвольное участие нервной системы в формировании очагов заболевания.
[2]Справедливости ради следует признать, что многие прозорливые медики считают психологический фактор определяющим при таких патологиях, как базедова болезнь, нарушения сердечно-сосудистой деятельности, расстройства желудочно-кишечного тракта, кожные заболевания и т. д. При этом они не ограничиваются констатацией фактов, но проводят соответствующую психологическую экспертизу. Дунбар (см. ниже) собрал тысячи опубликованных отчетов о таких исследованиях. В мою задачу не входит их интерпретация. Я лишь пытаюсь показать механизм воздействия психологических факторов на здоровье пациентов.
Б. Элемент агрессии
Вера простых людей в то, что болезнь является наказанием, до определенной степени находит научное подтверждение. Так, подсознательное чувство вины является достаточной мотивацией для формирования болезни. Однако агрессивные тенденции не столь очевидны. И все же упорное стремление к наказанию должно иметь причину или быть спровоцированным. «Дыма без огня не бывает».
Следующим предметом нашего изучения является преступление — фактическое или воображаемое, — которое имеет связь с этой формой самонаказания. Другими словами, есть свидетельства тому, что органическое заболевание может быть спровоцировано агрессивными импульсами.
В некоторых формах соматических заболеваний отчетливо просматривается присутствие яростной, но искусственно подавленной ненависти. В процессе психологического исследования клинической картины сердечных заболеваний мы с братом обнаружили, что нередко болезнь является отражением сильных, но полностью подавленных ненавистных эмоций. Как известно, сердечным заболеваниям часто подвержены люди благородные. В нашем исследовании мы имели дело с мужчинами, которые были эмоционально привязаны к отцу и испытывали враждебные чувства по отношению к матери. В то же время предпочтение, которое отдавалось отцу на сознательном уровне, скрывало глубинную подсознательную враждебность. Так, если отец страдал сердечным заболеванием, то подсознательно сын экстраполировал его на себя, и подобная рефлексия провоцировала местное (частичное) органическое самоубийство. (Некоторые аналитики, изучавшие случаи подобной идентификации, отмечают, что отождествление происходит не столько с отцом, сколько с предметом его страсти, то есть с его женой, матерью пациента. В этом смысле сердечное заболевание приобретает символику «разбитого сердца» и матки — как женского репродуктивного органа.)
То, что агрессивные тенденции являются наиболее важным фактором в формировании сердечных заболеваний, подтверждается тем, что от коронарной недостаточности в основном страдают не женщины, а мужчины[1].
[1]Должен признать, что наших данных не вполне достаточно для категорических выводов. Однако они все же дают основание предполагать участие психологических факторов в развитии сердечной патологии. То, каким образом — непосредственно или косвенно — работает этот механизм, пока еще не совсем ясно. Психотерапевтический эффект также должен рассматриваться как вторичный, хотя и несомненный результат сеансов психоанализа.

В качестве примера приведу несколько случаев из клинической практики. Так, Штекель[2] сообщает о пятидесятилетнем мужчине могучего телосложения, который никогда не жаловался на собственное здоровье, пока однажды ночью не проснулся от ощущения, будто его кто-то душит.
[2] У. Штекель. Состояние невротического беспокойства и методы его лечения. Лондон, Киген Пол, Тренч, Трубнер, 1923, с. 172-181.
Он боролся за свою жизнь изо всех сил, так как почувствовал, что умирает. Когда ему полегчало, он решил, что приступ произошел из-за слишком обильного ужина. Вскоре приступы стали повторяться, причем не только по ночам, но и в дневное время суток. Он посоветовался с другом-терапевтом, который определил атеросклероз и пообещал, что при бережном отношении к своему здоровью он проживет еще пару лет. По совету этого же врача больной отправился в санаторий. Предчувствуя скорую кончину, он впал в уныние. Случайно он попал на прием к Штекелю, который идентифицировал причину недомогания как результат острого эмоционального конфликта. Женщина, которую он любил и с которой прожил пять лет, ушла к его лучшему другу. В связи с этим он испытывал жгучую ненависть к человеку, который предал их дружбу. В течение многих недель, предшествовавших появлению первых симптомов заболевания", он вынашивал мстительные планы и боролся с желанием задушить соперника собственными руками. Сеансы психоанализа доказали свою эффективность, и приступы больше не повторялись. Десять лет спустя пациент чувствовал себя «прекрасно, был счастлив в браке и находился на вершине своих творческих возможностей».
Одно из последних исследований такого рода было осуществлено Вольфом[1], который в сотрудничестве со своими коллегами изучал психологические аспекты соматических заболеваний в Пресвитерианской больнице города Нью-Йорка. Он приводит следующий случай. Незамужняя двадцатишестилетняя женщина в течение семи лет страдала острыми болями в области сердца. Однажды в возрасте восьми лет ей поставили диагноз — солнечный удар.
[1] Т.П.Вольф. Динамические аспекты сердечно-сосудистой симптоматики. Американский психиатрический журнал, ноябрь 1934 г., с. 563-574.
В этом возрасте она часто падала в обмороки и не могла координировать движения. Однако дома с ней такого не происходило, а на улице ее обычно сопровождала мать. Когда эти симптомы прошли, настал черед сердечного заболевания. Кроме того, ее мучили запоры. Долгие годы она регулярно принимала слабительное, а в течение двух предыдущих лет ей ежедневно ставили клизму. После шести месяцев психотерапии запоры исчезли, но стенокардические приступы продолжали повторяться. За внешней вежливостью и обходительностью этой пациентки скрывалась подавленная враждебность по отношению к родителям и младшему брату, которого она ужасно ревновала. И все же в процессе дальнейшего лечения острые приступы прекратились, хотя и случались редкие рецидивы.
Приведенные примеры со всей очевидностью свидетельствуют о подавленной агрессивности. Иногда агрессивное намерение косвенно проявляется посредством болезни, как в приведенном выше случае, когда сердечное заболевание девушки требовало ухода и заботы со стороны окружающих. Это не доказывает, что болезнь была спровоцирована враждебными импульсами, но определенно указывает на наличие агрессивной природы таких тенденций.
Общеизвестно, что сильная ненависть способствует повышению кровяного давления. Как правило, родственники ждут (или желают?), когда полнокровный, вспыльчивый старик станет наконец жертвой собственной гневливости. Впрочем, и сами жертвы используют это качество, чтобы противостоять другим людям. Известный литературный персонаж отклонял все приглашения под предлогом того, что его родственники-страдальцы «должны следить за моим кровяным давлением».
Для того чтобы говорить о тенденции, надо выявить регулярный повод для напряжения, вызывающего повышенное давление. Это отметили одни из первых клиницистов, когда сопоставляли заболевание с деятельностью, требующей постоянного нервного напряжения, какое, например, испытывают инженеры-железнодорожники. С другой стороны, многие люди (если не большинство), подверженные стрессовым перегрузкам, не испытывают приступов гипертонии, а сами гипертоники нередко живут и работают в таких условиях, которые исключают любые нервные перегрузки и проявление отрицательных эмоций.
Именно в таких случаях психоаналитики исследуют подсознательные мотивировки. Большинство людей не имеют ни малейшего понятия о том, что их поступки, а также и заболевания обусловлены подсознательной тревогой, страхом, гневом, ненавистью и другими, скрытыми от внешнего взора подавленными эмоциями. Однажды к нам на прием пришла женщина, которая зарабатывала на жизнь писательством. Она заявила, что утратила сво