Сценарии перехода от командной к рыночной системе

Теоретически разработано по крайней мере два сценария трансформационного перехода общества от одной системы хозяйствования к другой (например, от командной к рыночной) — неоклассический и неоинституциональный.

Неоклассический сценарий, базирующийся на основных положениях неоклассической экономической теории, предполагает разработку системы мер государственного регулирования, направленную на формирование (или, скорее, импорт) новых институтов или изменение уже существующих формальных правил, в то время как неформальные нормы остаются вне поля зрения реформаторов.

Неоинституциональный сценарий, разработанный в рамках неоинституциональной экономической теории, предусматривает изменение как формальных правил, так и неформальных норм. По крайней мере, учитывает влияние последних на действенность принимаемых законов. Идеальным, согласно неоинституциональному подходу, является эволюционный процесс формирования институтов, соответственно революционный (импорт) является менее предпочтительным и должен осуществляться на базе тщательного изучения существующей институциональной среды.

Различие двух сценариев заключается не только в содержании проводимых реформ, но и в скорости их проведения.

На примере российской переходной экономики можно рассмотреть практическое применение обоих сценариев реформирования: неоклассического в период с 1991 по 1995 г. и неоинституционального с 1996 г.

8.2.1. Неоклассический вариант

Трансформационные процессы в России начались в 1991 г. по неоклассическому сценарию, в соответствии с которым предполагалось «создать рыночные институты и обеспечить их эффективное функционирование». Идеологи радикальных реформ, располагающие поддержкой влиятельных международных организаций, таких, как МБРР и МВФ, в своих настойчивых рекомендациях по проведению рыночных преобразований следовали господствовавшей в 1980-х гг. теории неолиберализма.

В соответствии с неоклассическим сценарием темпы и результаты переходного процесса зависят от целого ряда факторов:

- стартовых условий в экономике;

- переплетения внешних и внутренних факторов;

- выбора правительством стратегии реформирования;

- характера и устойчивости политических институтов;

- способности принятия правительством решений в условиях полной и несовершенной информации;

- влияния извне на ход преобразований (а оно может быть как позитивным, так и негативным) и т.д.

Учитывая вышеперечисленные условия, вполне объективным можно считать вывод, сделанный рядом экономистов в конце 1990-х гг., как западных, так и российских[169], что в соответствии с критериями неоклассической экономической теории переходный (реформационный) период в России можно считать завершенным, поскольку достигнут объем дореформенного валового национального рродукта.

Главный аргумент в пользу подобного вывода — в стране за десятилетие реформ сформировались в большей или меньшей степени основные рыночные институты, изменилась система формальных правил. Приводятся также следующие доводы:

1) рыночные преобразования в России набирают темп и уже необратимы;

2) российское правительство способно справиться с возникающими кризисными ситуациями за счет своего внутреннего потенциала, без помощи извне;

3) в отдельных случаях для решения экономических задач эффективны стандартные инструменты макроэкономической политики.

Однако, как признает большинство экономистов, оценка макроэкономических показателей не дает представления о внутреннем содержании процесса системной трансформации. Несмотря на перечисленные «плюсы», сторонники неолиберального подхода признают, что еще не создано стимулов для полноценного развития отдельных рыночных институтов, нет финансовых условий для стимулирования предпринимательской деятельности, для остановки «бегства» капитала и возврата вывезенных финансовых средств, нет стимулов для развития наукоемких технологий и человеческого капитала.

Государство продолжает регулировать цены на отдельные товары, что часто ведет к снижению эффективности функционирования экономики: например, устанавливая слишком высокие акцизы на спиртные напитки, государство провоцирует рост теневой экономики; слишком низкие цены на отдельные виды вывозимого за границу сырья способствуют обогащению отдельных лиц или групп, а не увеличению поступлений в бюджет. Государство в отдельных случаях оставляет за собой роль «главного перераспределителя», создавая тем самым стимулы для незаконного получения льгот и роста коррупции.

Таким образом, проведенные в 1991—1995 гг. в России и других бывших союзных республиках СССР реформы приняли затяжной характер и в целом незначительно повлияли на рост эффективности экономической системы. Печальным итогом экономической политики этих лет стал развал ряда передовых и конкурентоспособных отраслей и предприятий в большей степени военно-промышленного комплекса; был утерян научно-технический потенциал значительной части исследовательских институтов, а ведь технологический и человеческий капитал являются важными факторами экономического роста.

Итак, если в начале 1990-х гг. господствовали мнения, в том числе и западных экономистов, о необходимости стремительных преобразований в России, то к середине — стал очевидным тот факт, что для успешного изменения экономической системы необходимо наличие целого ряда институциональных факторов, создание которых определяется не только желаниями реформаторов.

 

8.2.2. Неоинституциональный вариант

Опыт российской экономики свидетельствует о том, что создание новых институтов, в данном случае, как было задумано реформаторами, — «рыночного правового поля», не гарантирует спонтанного формирования эффективных институтов. Проведению любой реформы должна предшествовать оценка соответствующих трансформационных издержек и предполагаемых выгод.

При неадекватной институциональной структуре и удаленных от равновесия начальных условиях макроэкономическая политика, стандартная для развитых экономик, может способствовать формированию неэффективных устойчивых норм поведения — институциональных ловушек (см. далее).

Как показывает практика, период формирования институциональной базы рыночной экономики в различных странах длится по-разному: от года до нескольких десятилетий, в зависимости от соотношения в обществе отдельных групп институтов. В тех странах, где институты рыночной экономики на момент преобразований были более развиты (например, в ГДР, Венгрии и др.), формирование «институционального остатка» в пользу институтов рыночной культуры произошло за более короткий период времени — два-три года. В странах же со значительным перевеcoм в пользу институтов, сформированных командно- административной системой, например в России и других бывшиx союзных республиках СССР, становление необходимых для рыночной экономики институциональных условий происходит гораздо дольше и может длиться не одно десятилетие.

Теоретически продолжительность переходного периода зависит от скорости создания новых институтов, причем речь идет не только о формировании новых формальных правил, но и неформальных норм. Лишь при, условии их согласования будут эффективны механизмы принуждения[170], обеспечивающие соблюдение формальных правил игры в обществе (или фактически реформ).

Основная институциональная проблема переходного периода заключается в том, что темп перемен и время, которое должно пройти между их началом и достижением определенного результата, невозможно установить так же легко, как, например, при изучении естественно-научных дисциплин.

Скорость перехода как в рыночной, так и в любой другой системе в немалой степени зависит от способности людей перерабатывать, усваивать и передавать новую информацию. В своей работе «Теория праздного класса», отталкиваясь от определения «институт — это привычный образ мысли, руководствуясь которым живут люди», Т.Веблен делает вывод, что привычный образ мышления людей имеет тенденцию продлевать свое существование неопределенно долго, кроме тех случаев, когда к его перемене принуждают обстоятельства. Таким образом, унаследованные институты, образ мысли и т.д. являются консервативным фактором. Т.Веблен называет его фактором социальной инерции, психологической инерции (см. также приложение 6.1).

В его трактовке институты — это результат процессов, происходивших в прошлом, они приспособлены к обстоятельствам прошлого и, следовательно, не находятся в полном согласии с требованиями настоящего времени. Такой процесс отбора и приспособления в силу его природы никогда не настигнет поступательно меняющуюся обстановку, в которой в данное время находится общество, ибо окружение, потребности общественной жизни, под действием которых происходит приспособление и проводится отбор, изменяются изо дня в день, и каждое последующее состояние общества, едва успев установиться, уже обнаруживает тенденцию к устареванию.

Структура общества изменяется, развивается, приспосабливается к изменяющейся обстановке лишь вследствие перемены образа мысли отдельных социальных групп, или общности личностей. В результате перераспределения положения людей в обществе, происходящего от изменившегося способа обращения с явлениями окружающей среды, жизнь не становится одинаково более легкой для всех членов группы. Изменившиеся условия могут облегчить жизнь группе в целом, но перераспределение условий жизни будет приводить обычно к оскуднению или усложнению жизни отдельных членов группы.

Испытывая потребности в средствах к существованию, а именно в деньгах, люди стремятся адаптироваться к новым условиям. Таким образом, экономические стимулы, или, точнее, денежные затруднения, играют одну из определяющих ролей в осуществлении институциональных изменений[171].

Описание сущности процесса формирования новых институтов, точно подмеченное и данное более века назад Т.Вебленом, находит свое подтверждение и при анализе институциональных изменений в настоящее время: субъектом институциональных изменений остается индивид, реагирующий на стимулы, заложенные в институциональной системе. Если эти стимулы противоположны тем, которые насаждаются реформами, то можно говорить о том, что преобразования будут протекать медленно и тяжело — напряжение в экономической сфере трансформируется в социальную напряженность, что бумерангом отражается на политической сфере, что мы могли наблюдать в переходной России 1991—1998 гг.

Совпадение же или непротиворечивый характер стимулов обеспечивает быстроту и эффективность трансформации. Это объясняется тем, что институциональные изменения состоят из адаптации в рамках допускаемых возможностей к комплексу правил, норм и принуждений, которые образуют институциональную систему. Общая стабильность этой системы делает возможным обмен, протекающий в пространстве и во времени»[172], трансформации в институциональной системе означают нарушение системы обмена.

Согласно Д. Норту, стабильность институциональной системы обеспечивается сложным набором ограничений, которые включают формальные правила, связанные друг с другом иерархическими зависимостями, где изменение каждого уровня иерархии требует больших затрат, чем изменение предыдущего уровня. В этот набор входят также неформальные ограничения, которые являются продолжением, развитием и конкретизацией формальных правил и хорошо приспособлены к выживанию благодаря тому, что составляют часть привычного поведения людей. Они позволяют членам общества совершать повседневные обмены, не вдумываясь в детальное содержание условий каждого акта обмена[173].

Основная трудность институциональных преобразований — это несогласованность существующих неформальных норм с вновь принимаемыми формальными правилами, результатом которой может быть институциональный конфликт. Никакие законы не будут эффективно функционировать, если они не подкреплены неформальными отношениями.

Следствием институционального конфликта являются очень высокие трансакционные издержки (трансформационные и трансакционные) переходной системы, приводящие к замедлению экономического развития и ставящие под сомнение дальнейший экономический рост. На практике эти процессы прослеживаются как в переходных экономиках, так и в странах «третьего мира».

В заключение можно сделать вывод, что институциональные реформы, предполагающие создание новой экономической системы, можно считать завершенными, когда не только сформирована институциональная основа новой экономики, но и задана инерционность развития институциональной системы, предполагающей в большинстве случаев согласование формальных правил и неформальных норм, которые становятся устойчивыми и укореняются в поведенческих моделях. В случае изменения траектории развития общества создание новых институтов будет сопровождаться длительным сопротивлением уже существующих институтов. «Социальный и организационный капитал, необходимый для осуществления перехода, нельзя насадить «сверху». Люди должны сами играть активную и конструктивную роль в трансформации самих себя»[174]. Таким образом, темпы преобразований зависят от ограниченной способности людей перерабатывать и усваивать информацию, иначе говоря, от накопленного прежними поколениями опыта восприятия информации или институциональной составляющей.

Особое место в институциональных реформах отводится созданию эффективного государства, которому в отличие от неоклассического сценария отводится определяющая роль в формировании новой институциональной среды.

Анализ «импорта» институтов

Понятие «импорт» институтов встречается в экономической литературе последних лет довольно часто, что связано с глубокими трансформациями, происходящими в странах с переходной и развивающейся экономикой. Импортируя институты, как правило, эффективно действующие в странах с развитой рыночной экономикой, «догоняющие» страны стремятся сократить до десятилетия те процессы, которые страны-экспортеры переживали веками. Стимулом для импорта институтов служит накопленный в мировой практике положительный опыт, а также рост кооперации между странами и деятельность международных финансовых организаций.

Термин «импорт» институтов укоренился в российской экономической литературе благодаря работам А.Олейника, который заимствовал его у французского политолога Б.Бади.

В работах экономистов, посвященных анализу переходной экономики и экономики развивающихся стран, можно также встретить термин «трансплантация — процесс заимствования институтов, развившихся в иной институциональной среде» [175]. Этот термин используется в англоязычной литературе более 25 лет для характеристики трансформаций, связанных с политическими институтами.

Любая трансплантация как в медицине, так и в экономике предполагает скрупулезное предварительное изучение состояния организма (институциональной среды) и возможных последствий трансплантации, что нельзя сказать применительно к России: «пересадка» институтов из одной культурной среды (стран с рыночной экономикой) в другую (по своей сути командную) больше походила на простой перенос (привоз) институтов из одной страны в другую. Поэтому, учитывая характер проводившихся в России институциональных изменений, далее используется термин «импорт» институтов[176].

При удачном внедрении института за относительно короткий период происходит его позитивная адаптация к новой институциональной и культурной среде, в которой институт выполняет ту же роль, что и в экономике, откуда он был заимствован. Рынок розничных товаров может служить примером относительно успешного (хотя и небезболезненного) внедрения в экономике России.

С адаптацией института у экономических агентов расширяется поле деятельности, появляются новые стратегии, связанные с изменением институциональных рамок, в том числе и законодательных. Одни из стратегий остаются внутри этих рамок, другие — предусматривают их нарушение. Принятие нового института агентами и его устойчивое функционирование зависят от трансформационных издержек и последующих трансакционных издержек эксплуатации института. Издержки, в свою очередь, определяются институциональной структурой и культурной средой страны-экспортера, макроэкономической ситуацией, механизмами в координации, принуждения, сопряжения, инерции и обучения[177].