Катастрофическая травма взрослого

ной — это замечание, сделанное Шуром (1955), крайне полезно в понимании невротической тре­ воги.

Хотя период латентности не приносит с собой каких-либо новых конфликтов, аффектов или кон­ стелляций объектных отношений, это необходимый период для практикования вербализации, десома­ тизации и аффектов в интересах развития эмоцио­ нальной устойчивости. Я отмечу те аспекты аффек­ тивного развития — совершенствование когнитив­ ных ресурсов, вербализация и десоматизация аф­ фектов, а также возрастание утилизации аффектов в качестве сигналов которые имеют место в пе­ риод позднего детства и в латентный период.

К тому времени как ребенку исполняется два года, может быть идентифицировано много аффектов, включая те из них, которые развиваются из паттер­ на дистресса: страх, гнев и дистресс, а у гедоничес­ ки позитивной группы — удовольствие, радость и привязанность (Bridges, Прослеживая пос­ ледующую дифференциацию и интеграцию аффек­ та у дошкольника, Бриджес считает, что страх да­ лее развивается в тревогу и стыд. Гнев развивается в ясно различимые отклики разочарования, ревно­ сти и зависти; а также наблюдается отвращение. Радость развивается вследствие добавочного пере­ живания надежды и душевного подъема, а привя­ занность переходит в различные виды любви.

Для Бриджес процессы дифференциации и ин­ теграции были дополнительными, объясняющими некоторую непрерывность аффективных паттернов: например, она рассматривала ревность как "моди­ фицированную форму гнева и страха, произошед­ шую в результате неудачи получить привычное или ожидаемое внимание"

Работа Томаса и Чесса находится в согла­ с идеей дифференциации аффектов из двух пат­ тернов (благоденствия и дистресса). Они нашли, что темперамент — врожденная характерная черта. Они определили "качество настроения" как "коли­ чество приятной радости и дружеского поведения как противопоставленное неприятному, плачуще­ му или недружелюбному поведению" Я по­ лагаю, что сравнительная интенсивность реакций ярости имеет важный наследственный компонент и представляет главный вызов с рождения. Она оп­ ределяет тенденцию к катастрофической реакции

(например колики) у многих младенцев.

Вербализация и десоматизация аффектов в позднем детстве и в латентный период Вербализация аффектов отстает от других языко­ вых навыков, потому что, как отмечалось ранее, аффекты должны достичь значительной степени диф­ ференциации, прежде чем они становятся достаточ­ но специфически выраженными для вербализации. Смутно выраженные и смешанные эмоции раннего детства продолжают "развиваться, смешиваться, соединяться, дифференцироваться, объединяться" (Seton, 1965, 235) в потенциальное богатство свое­ го выражения на протяжении детства и латентного периода, по мере развития богатства и точности язы­ ковых средств. Вербализация не только увеличи­ вает контроль эго над влечениями и эмоциями, но также "увеличивает... возможность проведения раз­ личия между желаниями и фантазиями, с одной стороны, и реальностью — с другой" (Katan, 1961, Прямое наблюдение Катан за детьми в дет­ ских садах привело к поразившей ее заметной взаи-

мосвязи между приобретением детьми словарного запаса, подходящего для выражения их чувств и уменьшением физических неконтролируемых и бес­ порядочных выражений аффектов. Однако для тех детей, которые приобретали способность к верба­ лизации, Катан обнаружила, что когда инструкции родителей вступали в противоречие с тем, как они обращались со своими эмоциями, не улучшалась способность детей в регулировании аффектов.

Катан предположила, что у детей развивались аффективные стили выражения посредством раз­ нообразных процессов научения, но главным обра­ зом через идентификацию. Она отмечала, однако, что научение и идентификация иногда порождают у ребенка путаницу в голове, так как ребенку часто передают приводящие его в замешательство и про­ тиворечивые послания. Очень маленьким детям уделяют внимание, когда они показывают призна­ ки болезненных аффективных состояний, однако более взрослых детей не поощряют, стыдят и даже наказывают за проявление своих чувств. Некото­ рые матери воспринимают аффективное выражение ребенка как нападки в свой адрес. По мере того как выражение аффектов становится задушено, ребе­ нок может обнаружить, что болезнь предлагает при­ емлемую альтернативу — давление в направлении психосоматических расстройств. Астма может слу­ жить в качестве готового заменителя для плача; го­ ловная боль и приступ рвоты могут быть приемле­ мым способом справляться с яростью. На то, как паттерны аффективных откликов канализируются в семье, могут влиять бессознательные фантазии, передаваемые родителями детям. Например, как настойчиво отмечали феминистки, от маленьких девочек ожидается плаксивое поведение, в то вре-

первая— 123

мя как маленьких мальчиков стыдят за "плаксивое" эмоциональное поведение; выражение аффекта сход­ ным образом удушается в процессе следования об­ разцу молчаливого мужественного поведения.

Отношение к тревоге внутри семьи может быть описано как авторитарное или разрешающее. В ав­ торитарных семьях, которые, по всей видимости, более часто встречаются среди рабочих, мальчика стыдят, когда он проявляет страх, и он получает очень малое утешение. Такой тип воспитания бла­ гоприятствует контрфобическим защитам, развитию ригидных защит против тревоги и героическому или мученическому настрою, более твердому, но также более ломкому (Tomkins, 1965). Разрешающее от­ ношение к тревоге поощряет ребенка к осознанию своих страхов и их вербализации. Такое отноше­ ние благоприятствует развитию эмоциональной ус­ тойчивости и интроспекции и некоторым образом способствует пониманию невротических конфлик­ тов как противостоящих характерологической мо­ дификации и отыгрыванию.

Впечатляющи воздействия семейных отношений, социального класса, а также этническое и культур­ ное влияние на финальные паттерны использова­ ния, смысла и дифференциации аффектов. Еще в 1973 году Лефф показал, что природа переживания человека определяется пригодностью слов для его описания. Он использовал пример отсутствия диф­ ференциации определенных цветов: в языках на островах тихоокеанского побережья отсутствует раз­ личие между синим и зеленым; у Навахо одно и то же слово обозначает коричневый и серый; a Shona- люди не проводят различия между красным и пур­ пурным — все эти люди не могут различать эти

124

"Во многих африканских языках одно и то же слово характеризует сердитость и печаль" 1973, В международном исследовании, в котором изучение современного статуса (ИСС) проводилось как часть международного исследования шизофре­ нии для различных национальных групп, было об­ наружено, что слова "депрессия", "тревога" и "на­ пряженность" были особенно трудными для пере­ вода на китайский язык или язык Yoruba. "Слова на языке Yoruba, используемые в ИСС для обозна­ чения "депрессии" или "тревоги" в буквальном пе­ реводе звучали как "сердце бессильно бьется" и "сер­ дце не знает покоя". Очевидно, что они описывают скорее соматическое сопровождение, нежели само это переживание" (304). Обзор Леффом многих работ, связанных с программой международного исследования взаимосвязи между этническими и лингвистическими паттернами, говорит в пользу того, что культура в развитых странах приводит к большей дифференциации эмоций.

Другие исследования обнаружили этнические отличия в степени соматизации (или десоматиза­ ции) аффекта. Так, в Бангкоке азиатов прояв­ ляли депрессию соматическим образом, тогда как 66% уроженцев Запада имели сходные депрессив­ ные эквиваленты Ionescu- 1978). И для нас, продуктов западной цивилизации, шокирующе обнаружить, что неко­ торые люди способны испытывать и называть эмо­ ции, которые мы не в состоянии различать. Напри­ мер, обладают богатым запасом назва­ ний аффектов, включая множество слов с оттенка­ ми или нюансами, из которых все приходится пе­ реводить как "причина". Фолкс (1979) сообщает: "...Utku различают по крайней мере три различных

аспекта чувств внутри того, что представители за­ падной цивилизации обозначают термином любовь:

1) желание быть с любимым человеком; 2) экспан­ сивность; желание целовать, прикасаться или вы­ ражать нежность вербально и 3) заботливость, же­ лание заботиться о физическом и эмоциональном благополучии другого человека" (р.25).

Аффективные состояния амэ(атае), которое оз­ начает зависимость от благосклонности другого че­ ловека и рассчитывание на нее, и кодавари (Kodavari), особое расстройство по поводу непри­ нятия тебя другими людьми — существенно важны для межличностных отношений в Японии Doi, 1962). Такео-Дой писал, что не может себе представить, что нет таких слов (или понимания таких чувств) в английском или немецком языках, когда они столь очевидны в Японии, "что даже мо­ локососы их испытывают" (Foulks, 1979, р.25). Это снова приводит нас к важному значению процесса социализации, в особенности социализации малень­ кого ребенка.

Латентность — период, во время которого рас­ цвет интеллектуальных способностей ребенка при­ водит его к тщательной разработке природы его объектных отношений и, вместе с этим, к прогрес­ сивному возрастанию сложности его фантазий, ког­ нитивных аспектов аффектов и сопровождающей их десоматизации и вербализации. Родители бес­ престанно наставляют ребенка латентного возрас­ та: Говори, не вопи". Они постоянно требуют: "Не показывай свои чувства — сдерживай себя", "Веди себя прилично". Эти требования "укрощения" и вер­ бализации эмоций сопровождаются наградами и наказаниями.

При рассмотрении процесса "расширения коли­ чества аффектов" Пайн (1979) отмечает, что опре­ деленные

наборы событий влияют на трансформацию

или образование аффектов: аффективные со­ стояния; 2) приобретение нового знания, кото­ рое становится постоянной частью психичес­ кой жизни, обладая свойством "вещи" или "сущ­ ности" (такого как совесть, константность объек­ та) и из которого проистекают новые аффекты;

3) контроль/приостановка/торможение про­ цессов, оказывающих воздействие на текущие аффекты (эмпирические сопровождающие те­ лесных событий), что также становится моде­ лями для более поздних, в большей мере чис­ то психологических переживаний

Может быть полезно порассуждать о том, поче­

му генетический взгляд на эмоции не был более широко используем и принят. Идея о дифференци­ ации аффектов была предложена эволюционным психологом Бриджес в и даже еще ранее Стрэттоном (1928), а психоаналитические наблю­ дения за развитием и регрессией в выражении аф­ фектов накапливались, начиная со вклада Шура в 1955. Очевидно, что аффективные отклики у ново­ рожденного не такие же, как у взрослых людей, и что существуют различия между взрослыми людь­ ми. Даже Изард и Бюхлер (1980), которые не со­ гласны с такой точкой зрения и считают, что основ­ ные эмоции "врожденно запрограммированы", вы­ нуждены признать, что "в первые недели жизни нет эмоций, если только не считать "возбуждение" или общий дистресс в качестве эмоции" 173).

Тем не менее эти авторы отмечают, что особые не появляются ранее некоторого специфи­

ческого времени в жизни ребенка (Izard, 1978; Izard and Buechler, 1979; Lewis and Michalson, 1983). Главная трудность заключается в непреодолимой потребности утверждать, что эмоции каждого че­ ловека одни и те же и что, таким образом, назван­ ная эмоция всегда имеет точный дубликат в нашем собственном опыте. Это особенно насущная потреб­ ность в обращении родителей со своими детьми: "Так как человек часто использует одни и те же слова для обозначения эмоций у двухлетнего ре­ бенка и двадцатидвухлетнего молодого человека, легко поверить, что их эмоциональные пережива­ ния одни и те же. Американские матери также по­ лагают, по-моему, неправильно, что трехмесячные младенцы могут испытывать эмоции интереса, гне­ ва, радости или страха, которые приписываются взрослым людям" (Kagan, 1984, Эти мате­ ри, так же как исследователи эмоций, которые оп­ ределяют наличие аффекта по выражению лица (например, Izard, 1971), улавливают лишь одно измерение многомерного феномена. Каган отмечал, что для того чтобы испытывать депрессию или пе­ чаль, "требуется восстановление схем из прошло­ го". Другими словами, ребенок должен быть спосо­ бен не только вспоминать утраченный объект и его первоначальную аффективную ценность, но также переживать свою текущую реакцию. Подобным об­ разом, взрослая боль может испытываться, лишь когда имеет место достаточное взросление, позво­ ляющее установить телесный образ. Тем не менее простое испытывание эмоции не доказывает, что субъект осознает, что он испытывает данную эмо­ цию и способен дать ей название и использовать ее

в качестве сигнала или информации для себя. Как отмечалось в первой главе, способность испыты­ вать одновременно когнитивное, "экспрессивное" и гедоническое качество аффектов и способность к рефлексивному самонаблюдению необходимы до того, как человек сможет замечать, что он испыты­ вает чувство. Если имеет место самоосознание, тогда человек может читать послание, содержащееся в аффекте, с его текущими и историческими дерива­ тами.

Но если мы скажем, что эмоциям требуется вре­ мя для созревания и что вначале они непригодны в качестве сигналов, тогда мы зададимся вопросом, рассматриваемым в следующей главе, а именно: как ребенок формирует наиболее важные привязаннос­ ти в своей жизни? Именно настоятельная потреб­ ность считать, что ребенок может испытывать лю­ бовь, делает столь трудным делом принятие гене­ тической истории

Если мы признаём, что познание играет двойную роль в аффекте — осуществляя выявление, оцени­ вание и приписывание смысла 1975, 1980), а также включает в себя отдельный, несим­ волический, невербальный план — тогда нам сле­ дует быть начеку относительно эпигенетической истории аффекта. Такая надобность становится еще более неотложной вследствие открытия того, что аффективная память отдельная и не зависима от когнитивной памяти и что две этих разновидности памяти следуют параллельным курсом на протяже­ нии всей жизни (Stern, 1983). Таким образом, ка­ ким бы ни было разнообразие аффективных пере­ живаний и качества сознания на протяжении жиз­ ни, имеет место не символически и не лингвисти­ чески обусловленный импринтинг

ценностей на различные компоненты объектных, самостных и внешних репрезентаций.

Однако для меня наиболее важным стал опыт работы с посттравматическими пациентами, кото­ рые проявляли аффективную регрессию. То же са­ мое было позднее продемонстрировано даже у па­ циентов в медицинских кабинетах интенсивной помощи или при почечной перфузии (Freyberger, 1977). Осознание генетического развития аффек­ тов лежит в основе новой формулировки психоте­ рапевтических целей в связи с эмоциями. Раз мы отказываемся от мысли, что можем помочь кому- либо быть избавленным от эмоций, мы рады обна­ ружить, что можем быть полезными другими путя­ ми — помогая пациентам в назывании и иденти­ фикации их эмоций и в получении от них макси­ мума информации.

Прямое наблюдение младенца

Фрейда интересовало генетическое развитие эмо­ ций, и он хотел бы иметь возможность проводить прямые наблюдения младенцев. Он приносил свои извинения за то, что не мог этого сделать, так как по много часов в день работал со взрослыми паци­ ентами. Его особенно интересовал вопрос возрас­ та, в котором у ребенка можно впервые заметить проявление наличия отвращения. Он объяснил в письме своему другу Вильгельму Флиссу (2 авгус­ та 1897, в собрании писем от Bonapart, Freud, and 1954, p. 192), что он просил членов своей се­ мьи наблюдать за этими феноменами и что он был разочарован: "Женская часть моей семьи не под­ держивает меня в моих исследованиях".

Потребность исследования поведения младенца и ребенка возникает также из многих неаналити­ ческих сфер. Пиаже был промежуточным исследо­ вателем, вдохновленным своим психоаналитичес­ ким опытом и полным решимости создать психо­ логию, основанную на наблюдениях за поведени­ ем. Многих психологов интересует общее развитие, обеспечивающее панорамный фон для развертыва­ ния индивидуальности ребенка, на котором может быть понят эпигенез аффектов (Gessel and Thompson, 1934).

В конце концов, Шпиц (1963) освоил для пси­ хоанализа территорию исследования быстро разви­ вающихся инфантильных аффективных и соци­ альных навыков. Он был особенно наблюдателен в отношении скачков в развитии, порождаемых та­ кими "организаторами психики" (он заимствовал этот термин из эмбриологии) как социальная улыб­ ка, тревога при виде незнакомца и, позднее, речь и передвижение.

Гедо и Голдберг (1973), пытаясь разработать мо­ дели психики, полезные в психоаналитическом ле­ чении, высказали мысль о том, что самые ранние проблемы были связаны с содержанием возбужде­ ния. В их моделях ребенок подвергается потрясаю­ щим все его существо травматическим пережива­ ниям до тех пор, пока у него не развиваются когни­ тивные объектные и само- репрезентации.

Имел место такой избыток наблюденческих ис­ следований раннего взаимодействия младенец — ухаживающее лицо, что становится практически невозможно сделать обзор всех этих работ. Чтобы привести несколько примеров, иллюстрирующих запоздалое внимание к аффективной стороне этих взаимодействий, я начну с важной работы в NIMH,

исследований подвергаемых опасности детей. Грин- (1981) на основании прямого наблюдения мла­ денцев пришел к заключению, что установление гомеостаза, сперва через умелые интервенции осу­ материнский уход родителя и посте­

пенно с течением времени достигаемое самим мла­ денцем, наиболее решающе важное достижение в первые три месяца жизни. Гомеостаз — то есть ре­ гуляция степени возбуждения через успокаиваю­ щий отклик — приобретается младенцем лишь по­ степенно. Вначале осуществляющему материнский уход родителю представляется необходимым при­ нимать решения, через достаточно частые интерва­ лы