Сельское хозяйство и традиционные промыслы

 

 

Монголо-татарское нашествие нанесло страшный удар по русскому сельскому хозяйству. Особенно пострадало земледелие. Пашни заросли «лядиною» — молодым лесом, запустели знаменитые русские черноземы. Сколько-нибудь безопасная для сельского населения территория начиналась лишь за рекой Окой. Новые земли под пашню осваивались не на юге, а к северу и северо-востоку от Волги. В системе севооборота всю большую роль стало играть трехполье, хотя сохраняется и подсека, и перелог на лесных росчистях, а в некоторых местах и пашня наездом. Основным пахотным орудием была двузубая соха с железными сошниками. Вертикально укрепленная рассоха позволяла избегать частых в лесной местности зацепов за корневище. Медленно начинает вхсд;;ть в практику удобрение земли навозом. Первое упоминание о «гноище» - навозе содержится в одной из псковских грамот, датированной 1469 - 1485 гг., позднейший список с которой опубликован Л.М. Марасиновой.

Как и ранее, в качестве рабочего скота земледельцы использовали лошадей и лишь изредка волов. Распахав землю, ее засевали семенами хлебных злаков — ячменя, проса, пшеницы, ржи (использовавшейся и в качестве единственной озимой культуры), овса. Основным способом уборки хлебов была жатва серпами. Высушенный и обмолоченный цепами хлеб ссыпали в «житные» амбары.

Среди огородных культур самыми распространенными были репа и капуста. Выращивали также лук, чеснок, огурцы (при раскопках в Новгороде их семена были найдены в слое XIII в.), морковь. Настоящее изобилие овощей на Руси отмечал известный путешественник Сигизмунд Герберштейн. Он же писал о выращиваемых московитами дынях: «Дыни они сеют с особой заботливостью и усердием: перемешанную с навозом землю насыпают в особого рода грядки, довольно высокие, и в них зарывают семя. Таким образом, оно одинаково предохраняется от жара и от холода. Ибо если случайно будет чрезмерный зной, то они устраивают в смешанном с землей навозе щели, в роде как бы отдушин, чтобы семя не сопрело от излишнего тепла; при чрезмерном же холоде теплота навоза оказывает помощь зарытым семенам». В московских, владимирских рязанских садах плодоносили яблони, вишни, сливы. Из ягодных кустарников местным садоводам были несомненно хорошо известны малина и черная смородина.

Важное значение сохраняло домашнее скотоводство. Помимо указанных выше лошадей разводили коров, свиней, реже коз. Растиражированное в прошлом утверждение Герберштейна о том, что лошадей на Руси не подковывали, давно уже доказательно оспорено археологами. Непременным и важным условием ведения хозяйства было устройство птичьих дворов. Помимо обычной домашней птицы — кур, уток, гусей, рачительные хозяева нередко заводили голубей и даже лебедей и журавлей.

Почти на всех русских реках и озерах существовали «рыбные ловли». Традиционно популярное в этом промысле использование неводов, мережей и других сетей, дополнялось и другими способами ловли: крупную рыбу били острогами, ловили удилищами, используя блесны и различные рыболовные крючки, на небольших реках устраивали «ез» — частокол (или плетень), набиваемый поперек водного потока. Если такую «городьбу» устанавливали не во всю ширину реки, то такая ловушка называлась «заезок». Перечислить все виды рыб, бывшие объектом промысла, вряд ли возможно. Укажем лишь наиболее ценные из них: осетр, белуга, стерлядь, севрюга, лосось, сиг, судак, семга, налим, линь, сом и др.

В полном своем объеме сохраняла свое значение охота — и как объект пушного и мясного промысла, и как княжеская и боярская забава. Замечательное разнообразие существовавших охотничьих приемов и уловок неудивительно для бескрайнего лесного и озер-но-болотного края, каким была Русь в то время. В источниках упоминается лесная (полешня), полевая, бобровая, утиная охота. Зимой поднимали из берлог медведей, истребляли волков, лис, рысей. Уже упоминавшийся выше Сигизмунд Герберштейн, возглавивший австрийское посольство в Московию, подробно рассказал о любимой Василием III псовой охоте на зайцев, на которую он был приглашен великим князем. Хорошо известно было искусство устройства охотничьих ловушек (цапок, волчьих ям, охотничьих самострелов). Меньше всего известно нам об охоте на морского зверя, несомненно достигшей в XIV—XVI вв. на Русском Севере промыслового значения. Подтверждением тому служит значительный удельный вес «рыбьего зуба» (моржовой кости) в новгородской торговле с ганзейскими городами. Сигизмунд Герберштейн также упоминает об импорте моржовой кости в Турцию, где из них изготовляли рукояти кинжалов. Более полное представление из документов той эпохи можно извлечь об искусстве русской соколиной охоты. «Высоких» соколов и кречетов наперебой выпрашивали у московских князей восточные владыки. Так, в 1466 г. Афанасий Никитин, отправляясь в свое знаменитое путешествие, встретил в Нижнем Новгороде Хасан-бека, посла ширван-шаха Фаррух-Ясара. Встретил и отметил, что Хасан-бек вез из Москвы 90 русских кречетов. Несколько лет спустя о еще большей услуге просил Ивана III крымский хан Менгли-Гирей, хотевший получить не только ловчих птиц (кречетов и ястребов), но и специалистов по их обучению — «сокольников». Об охоте с ловчими птицами — соколами, коршунами, ястребами, о приручении их и порядке содержания писал С. Герберштейн.

Бортничество в XIV в. уже было развитым и доходным промыслом. Продукты его — мед и воск в больших количествах вывозились через Новгород и Псков на Запад. Изготовление колод-бортей и установка их на деревьях требовали настоящего искусства и немалой сноровки. Чтобы уберечь борти от медведей их приходилось поднимать высоко на деревья, используя специальные веревки и подъемники «люльки». Подняв колоду на дерево, бортник крепил ее или на сучьях, или на специальном настиле, покрывая установленную борть лубом и берестой для защиты от дождя. Впрочем, и на самом высоком и гладком дереве существовала опасность разорения пчельников медведями. Поэтому здесь изготовлялись различные защитные приспособления — вешались на веревках чурбаны с острыми шипами и заостренными сучьями, в стволы деревьев и доски настилов вбивались острые ножи и заточенные гвозди.

Помимо указанных, повсеместно распространенных, традиционных промыслов сельское население Руси в ряде районов добывало соль, болотную железную руду, изготовляло древесный уголь, деготь, смолу. Наибольший интерес представляет устройство соляных варниц. В XVI в. русские мастера научились добывать «рассол» (засоленную воду) из скважин, достигавших глубиной 160 м. Для этого стгюилисьнастоя!цне«бугювыевь1шки» высотой до 12—18 м. Под этим дощатым сооружением рыли колодец, в который опускали деревянную трубу «матицу» и через нее вели дальнейшее бурение с помощью больших воротов. Добытый в конце тяжелой, многомесячной работы «рассол» заливали в большие сковороды-«црены» и на огне выпаривали соль. Большой интерес к соляному производству проявляли русские монастыри. На добыче и торговле этим незаменимым продуктом разбогатели купцы и промышленники Строгановы, костромские дворяне Адашевы, предки Алексея и Даниила Федоровичей Адашевых, сумевших встать в один ряд с главнейшими лицами Русского государства XVI в.

 

ГОРОДСКОЕ РЕМЕСЛО

 

 

В конце 30-х гг. XIII в. тяжелейший удар был нанесен русскому городскому ремеслу. Уцелевшие во время монголо-татарского нашествия мастера были угнаны в Орду - «царство глухое и скверное», откуда возврата им не было. Лишь в XV в. ремесло восстанавливается, и в развитии его намечается некоторый прогресс. Это касается почти всех традиционных для Руси производств — металлургии и металлообработки, прядения и ткачества, гончарного дела, обработки кожи, кости, стекольного дела, деревообработки, ювелирного ремесла. Именно в XV в. литейное дело, бывшее в домонгольское время лишь ювелирным приемом в изготовлении женских украшений и церковной утвари (в том числе и небольших колоколов), превращается в крупную и очень важную отрасль складывающейся металлообрабатывающей промышленности. Большие успехи мастерами-литейщиками были достигнуты уже в начале XVb. Так, в 1420 г. для Троице-Сергиева монастыря был отлит колокол, весивший 20 пудов.

Новый этап в развитии литейного дела наступил в 70-х гг. XV в. Связан он был с началом литья первых.медных орудий. До этого русские пушки были железными. Внедрение новой технологии улучшило качество «наряда» (артиллерийских орудий) и позволило перейти к изготовлению пушек-пищалей и мортир крупного калибра. Древнейшее на Руси литое медное орудие (шестнадцатипудовая пищаль) было изготовлено в апреле 1483 г. мастером Яковом. До этого русские пушки выковывались из железных полос.

Здесь необходимо сказать несколько слов о спорной проблеме определения времени появления собственного огнестрельного оружия в русских княжествах. Большинство современных историков считает неточной запись тверской летописи, где под 1389 г. было помечено: «Того же лета из немец вынесоша пушкы». При этом указывается наличие неких огнестрельных орудий в Москве во время осады ее Тохтамышем (1382 г.). Однако не учитывается не только факт последующего захвата Москвы, а значит, и этих пушек татарами, но и то, что эти, первые на Руси орудия, скорее всего, были захвачены во время похода 1376 г. московской рати Д.М. Боб-рока на Волжскую Булгарию. В этой связи сообщение о появлении в 1389 г. в Твери пушек имеет действительно первостепенное значение. На это указывает следующий факт — в 1408 г. осадивший Москву эмир Едигей, зная о наличии в Твери первоклассной артиллерии, послал за ней туда царевича Булата, и лишь откровенный саботаж тверского князя Ивана Михайловича, чрезвычайно медленно готовившего «наряд» к походу, вынудили Едигея изменить планы и, взяв с москвичей не такой уж большой денежный выкуп, уйти обратно в Орду.

Определенную роль в улучшении качества русских артиллерийских орудий сыграли итальянские и немецкие мастера, работавшие в конце XV— начале XVI в. в построенной в Москве Пушечной избе. Хорошо известный строитель Успенского собора «муроль» (архитектор) Аристотель Фиораванти прославился и своим искусством лить пушки и стрелять из них. О признании его артиллерийских способностей свидетельствует участие знаменитого болонца в походе 1485 г. на Тверь, во время которого старый мастер состоял при полковом «наряде».

Кроме Аристотеля Фиораванти, в документах той эпохи упоминаются и другие мастера пушечного дела — Петр, приехавший на Русь в 1494 г. вместе с архитектором Алевизом Фрязиным, Иоганн Иордан, командовавший рязанской артиллерией во время татарского вторжения 1521 г., а еще ранее Павлин Дебосис, еще в 1488 г. отливший в Москве первое орудие большого калибра. Рядом и вместе с иностранцами работали русские мастера — предшественники блистательного Андрея Чехова (ум. 1629 г.), отлившего несколько десятков пушек и мортир, некоторые из которых (именные «Лисица», «Троил», «Инрог», «Аспид», «Царь Ахиллес», сорокатонная «Царь-пушка», «Соловей» и др.) стали шедеврами литейного дела.

Наличие собственных квалифицированных мастеров, способных изготовлять орудия разных типов и калибров, а также действия ряда пограничных государств (Литвы, Ливонии), стремившихся ограничить проникновение на Русь европейской военной технологии, заставили московское правительство рассчитывать на свои силы в создании новых образцов артиллерийского вооружения. Однако вывод A.B. Муравьева и A.M. Сахарова о том, что с 1505 г. «в Москву уже не приезжали иностранные мастера пушечного дела», звучит излишне категорично. Известно, что через сто лет после 1505 г., в годы, предшествующие началу Смоленской войны 1632 — 1634 гг., шведский король Густав II Адольф направил в Москву своих мастеров, знавших секрет отливки легких полевых орудий — оружия, благодаря которому шведы одержали множество своих громких побед.

В эпоху создания Московского государства заметно изменяется строительная техника. Еще в конце XIII — начале XIV в. на разоренных татарами землях вновь возрождается каменное строительство. Традиции старого русского зодчества были сохранены новгородскими и псковскими мастерами, в ряде случаев сумевшими развить и приумножить их (псковские «звонницы»). Но лишь с появлением в Московском княжестве кирпичного производства и новой (и своей, и заимствованной у итальянских мастеров) технологии был обеспечен небывалый расцвет храмового, гражданского и военного строительства в России. Кирпич производился на государевых заводах и изготовлялся по стандартным размерам (6x3x1,5 вершка; 1 вершок = 4,5 см, позднее — 4,44 см) и имел особое клеймо — в виде государственного герба.

В ремесле, промыслах и быту использовались различные механизмы, иногда достаточно сложные. В домонгольское время были известны токарные станки, воздуходувные меха, подъемные устройства, вероятно, и водяные мельницы, хотя первое упоминание о них относится к 1267 г. В XV в. появляются новые механические устройства: различные типы огнестрельного оружия — пушки-пищали, мортиры («верховые пушки»), повсеместно распространяются водяные мельницы, нашедшие применение не только в мукомольном деле, но и во многих других отраслях производства. Энергию падающей воды использовали при создании тяжелых рычажных механических молотов, в сложных сверлильных и расточных приспособлениях. В XVI в. с появлением зубчатых передач можно уже говорить о настоящем водяном двигателе, впоследствии почти повсеместно использовавшемся на русских казенных заводах — первых в нашей стране предприятиях мануфактурного типа.

Великим изобретение ремесленного периода развития техники признано появление механических часов, первого прибора-автомата, созданного для сугубо практических целей. В Европе часы появляются уже в IX—X вв. В России аналогичное устройство было создано в самом начале XVb. В 1404 г. на одной из башен Московского Кремля первые механические часы установил приехавший из Сербии монах Лазарь. Они не имели стрелок, так как вращающимся был сделан циферблат. Летописец записал об этом событии кратко, но выразительно: «Часы постави чюдны велми и с луною, мастер же бе им чернец Лазарь Сербии».

Средства передвижения, использовавшиеся на Руси в XIII-XVI вв., условно можно подразделить на водный (речной и морской) и сухопутный транспорт. Наибольшего развития речное и даже морское судоходство достигло в Новгородской земле, а в XV-XVI вв. и в Русском Поморье. О больших походах новгородских ушкуйников либо с осуждением, либо с похвалой сообщают многие летописные своды. В каждом ушкуе помещалось до 30 человек, их оружие и припасы. Корабли этого типа отличались хорошими мореходными качествами и не раз бороздили воды северных ледовитых морей. Так, в 1320 г. в дальний поход на Норвегию новгородцы пошли именно на ушкуях, сначала вдоль побережья Белого, а затем уже и Баренцева морей. В XVb. ушкуи медленно вытесняет речной корабль иного типа — насад, имевший высоко поднятую носовую и кормовую часть, пригодную для установки пушек. В этом, в глазах русских корабельщиков, заключалось большое и явное преимущество насаданад ушкуем. Псковский летописец сделал характерную запись о таком корабле, в 1460 г. захваченном немцами. Враги, войдя «в Норову реку... насаду псковскую у ловцов с пушками и со всем запасом ратным отняли». Существовали на Руси и морские торговые (юмы) и промысловые (кочи) корабли. О наличии большегрузных транспортных лодок-белозерок мы знаем из рассказа о строительстве в 1551 г. города Свияжска. Выстроенная первоначально вблизи Углича эта деревянная крепость была разобрана на отдельные детали и фрагменты и на лодках-белозерках доставлена вниз по Волге в пределы Казанского ханства, где в считанные дни была собрана в устье реки Свияги. Впечатляет и размах этой транспортной операции и ее результативность.

В сухопутных грузоперевозках преобладал гужевой транспорт. Летом грузы перевозили на телегах, зимой — на санях, называвшихся в то время возами. Возницы-ямщики правили лошадьми, сидя на телегах или санях, а верхом на упряжных животных. В конце XV - начале XVI в. в стране создается служба, ведавшая перевозками и вестовой службой. В середине XVI в. она была сосредоточена в специальном учреждении — Ямском приказе. Однако о существовании государевой ямской службы, несомненно предшествовавшей созданию этого ведомства, свидетельствует рассказ С. Герберштейна, дважды в 1517 и 1526 гг. побывавшего в России. Он отметил, что «государь имеет ездовых во всех частях своей державы, в различных местах, с надлежащим количеством лошадей, так чтобы, когда куда-нибудь будет послан Царский гонец, у него без замедления наготове была лошадь. При этом гонцу предоставляется полная свобода выбрать лошадь, какую он пожелает. Когда я ехал наскоро из великого Новгорода в Москву, то Начальник почт, который на их языке называется ямщиком, заботился, чтобы ранним утром мне приводили когда тридцать лошадей, а иной раз сорок или пятьдесят, хотя мне было нужно не более двенадцати. Поэтому каждый из нас брал такого коня, который казался ему подходящим...»

Чрезвычайно сложным является вопрос организации денежного обращения в русских землях в эпоху собирания их Москвой. В науке XIII и XIV столетия давно уже получили название безмонетного периода. При этом историков, знавших об отсутствии на Руси монетного металла (прежде всего, серебра), поражал факт выплаты князьями ордынской дани («выхода») именно серебряными слитками, «саумами», весом в 155 г каждый. Общее же количество вывозимых в Орду слитков драгоценного металла (лишь в качестве «царевой дани» туда ежегодно доставлялось 1300 кг серебра) вводило в заблуждение даже восточных авторов, именно тогда ошибочно писавших о Руси как о стране серебряных рудников. Все попытки объяснить это противоречие выглядят неубедительными, особенно же предположения В.Л. Янина, утверждающего о наличии в подвергшихся сокрушительному нашествию княжествах огромных запасов монетного металла. «Громадные фонды серебра, — пишет историк, — были рассыпаны по мелким сокровищницам многочисленных князей, бояр и купцов и... не были достаточно изолированы друг от друга».

С нашей точки зрения, тезис о наличии в разоренной татарами стране столь переполненных серебром сокровищниц неубедителен. Организовать систематический сбор дани на территории «Русского улуса» можно было, только наладив товарообмен имеющейся пушнины, воска, меда, возможно хлеба на западноевропейское серебро, ввозимое через Новгород и Литву, где уже с ХГУ в., как отмечает тот же В.Л. Янин, наблюдается обращение так называемых пражских грошей — чешских серебряных монет.

Чеканка русских монет возобновляется почти одновременно (в конце XIV в.) в трех княжеских центрах — Нижнем Новгороде, Москве и Рязани. Следует учитывать, что в Рязанском княжестве, наиболее тесно в политическом отношение связанном с Ордой, установившаяся денежная система основывалась на обращении монеты аналогичной татарскому дирхему. Именно через приокские рязанские земли проникают на Русь названия монетных номиналов денга («таньга») и алтын.

Чеканка собственных монет в Твери, Новгороде и Пскове, вобравшая в себя опыт нижегородского и московского денежного производства, начинается позднее, не ранее первой четверти XV в.

Русская монетная чеканка имела ряд особенностей. Если в Европе и Золотой Орде легенда и герб воспроизводились на заранее подготовленных кружках, то на Руси штемпелеванию подвергались нарезанные по определенному размеру куски серебряной проволоки, что безусловно заметно ускоряло процесс изготовления монет. Отсюда и характерная форма московских и новгородских денег — овальная, с небольшим выступом по краям.

В эпоху правления Василия II на Московском денежном дворе появляется важное изобретение —маточник — позитивный штемпель, выполняющий роль образца-эталона, с которого изготовлялись негативные рабочие штемпели.

Существование своих денежных систем в русских княжествах и землях (отмеченное вплоть до реформы Елены Глинской) породило значительное разнообразие монетных типов. Стандартизация их началась лишь в правление Ивана III, добившегося политической независимости от Орды, присоединившего к Москве Новгород и Тверь, города, где осуществлялась собственная монетная чеканка. Следствием начавшейся унификации денежных систем стало отмеченное многими специалистами сюжетное обеднение русского чекана.

В начале XVI в. сохранялась система, установившаяся в правление Ивана III. Монетное производство осуществлялось в Москве, Новгороде, Пскове и Твери. По весу различались «тяжелые» новгородские и псковские монеты (из гривенки серебра (208 г) их чеканили 260) и «легкие» московские и тверские деньги (из гривенки серебра чеканили соответственно 520 таких монет). Сигизмунд Герберштейн отметил наличие на Руси и медных денег — «пулов», игравших роль разменной монеты. Часто упоминаемые в источниках термины «рубль», «полтина», «гривна», «алтын» и в эту, и в последующую эпоху играли роль счетных единиц, не имевших монетного аналога.

Реформа, проведенная в 1533 — 1535 гг. правительством великой княгини Елены Васильевны Глинской, прежде всего определила размер новой монетной стопы, который был значительно снижен. Отныне из гривенки серебра чеканилось не 260, а 300 «тяжелых» монет, весивших по 0,68 г каждая. Отныне такая «тяжелая» монета получила название «копейка» (по изображенному на ней всаднику с копьем), хотя в обыденной речи новые деньги еще долго именовались «новгородками». «Легкая» монета, весившая теперь 0,34 г серебра, получила название «денга». На ней был изображен всадник с поднятой над головой саблей. Появляется и «малая» серебряная монета - «полушка», весившая 0,17 г серебра, на которой чеканили изображение птицы. В рубле (как условно-счетной единице) было 100 копеек, или 200 денег, или 400 полушек. Чеканка «пулов» была прекращена, и они постепенно исчезли из оборота.

Серебряное сырье, необходимое для монетной чеканки, продолжало поступать из европейских государств в виде слитков металла и монет-талеров. Поскольку качество исходного материала было очень разным, все, поступающее на монетные дворы серебро, переплавлялось для очистки. Полученный материал отличался высокой чистотой, и вплоть до 40-х гг. XVII в. в Европе не было более высокопробной серебряной монеты, чем русская.