Марина Михайловна Сарамотина

 

«Лебяжье племя»

 

В набросках к будущей книге «Мой отец Виталий Бианки», которую Елена Витальевна анонсировала в журнале «История СПб» №4 за 2002 год отмечалось, что собирать книгу о юности отца – это значит и о Петербурге 10-х годов 20 века, это и домашний архив, и «воспоминания о себе», которые отец, по настоятельному совету друга, начал писать. Наметил 13 тем, глав книги, к каждой подобрал эпиграф (большинство, конечно, из любимого А. Блока), определил название книги «Круги на воде». Оно отсылало читателя к строкам Козьмы Пруткова «Бросая в воду камешки, смотри на круги, ими образованные...». Настукал на пишущей машинке всего три из намеченных. Так что обо всем, что хотел рассказать автор, «глядя на круги», мы не знаем…

Опираясь только на домашний архив, оказалось невозможным достаточно полно рассказать о юности одного человека. Приходится включать свидетельство как бы со стороны. «Сторона» эта, конечно, близкая – это не только соученики, но и молодежь из семей, чьи родители были близки с семьей Бианки. Их объединяли летние дачные дни в Лебяжьем, на южном берегу Финского залива. «Это о них позже писал отец мой: «Соединение леса и моря дало поколение моряков, охотников, биологов, путешественников. Что посеешь в детстве – вырастишь в зрелые годы».

Лучшие летние месяцы дней отрочества и юности протекли в Лебяжьем. Виталий Валентинович считал, что «детство – это очень важная часть всей жизни человека, особенно писателя. Детство дает так много впечатлений, они такие яркие, сильные, что оставляют след на всю жизнь… Многие рассказы как бы продиктованы Бианки его детскими и юношескими годами. Поэтому пишет он о лесе, о природе». Так отмечено во вступлении к книге В. Бианки «Отчего я пишу про лес», которое так и озаглавлено «Петербург и Лебяжье».

Семья жила в Петербурге в академической квартире, заставленной клетками, аквариумами, террариумами. Настоящая квартира зоолога – орнитолога, каким был Валентин Львович – хранитель коллекций Зоологического музея. И, уж конечно, сыновья (Виталий, Анатолий, Лева) с малых лет хорошо знали, что в этом музее много интересных зверей и птиц, но все они были неподвижными, холодными. А маленькому Виталию очень хотелось, чтобы «птицы пели и летали, чтобы звери бегали, чтоб все ожило». «Волшебное слово» было найдено, потому что писатель обычно пишет о том, что он больше всего любит, лучше всего знает. А так случилось, что кроме окружения в Петербурге, с весны до поздней осени семья жила в деревне. Сначала поездом до Ораниенбаума (теперь г. Ломоносов), там у вокзала пересадка на извозчика и 20 км. Сначала по булыжнику, затем вдоль залива песчаным берегом в Лебяжье.

Своей дачи не было. Первые несколько лет после рождения Виталия (1894г.) снимали дачу в Лоцманском селении. Все следующие года, пока братья не стали взрослыми и была жива мать, до 1915 года, семья летом жила в Лебяжьем в разных домах – то ближе к берегу, то к лесу. Конечно, зоолог Бианки не случайно выбрал эти места – природа здесь самая разнообразная. Тут и камыши на побережье, и открытая вода залива, и речка, поля вокруг деревень, и «стоверстый» казенный лес, где полно зверей и птиц. И весной, и осенью через эти места пролетают тысячи птиц, – тут проходит Великий морской путь перелетных. Сейчас это особо охраняемая территория – водно – болотное угодье международного значения «Лебяжье». Статус территории утвержден Постановлением правительства в 1994 году с целью сохранения мест стоянок во время миграции птиц.

Для Виталия Лебяжье – это не только море, лес и интересные походы с отцом, который каждую травку, «каждую птицу и зверюшку называл мне по имени, отчеству и фамилии. Учил меня узнавать птиц по виду, по голосу, по полету. Учил по тысяче примет находить тайно от человека живущих зверей. И самое главное, с детства приучил все свои наблюдения записывать, что это вошло в привычку». В Лебяжьем снимали дачи и другие петербуржцы. Каждое лето собиралось много молодежи. Увлекались охотой и футболом. Завязывалась дружба, дружба на всю жизнь. «Я был счастлив в друзьях», – говорил Виталий Валентинович.

Елена Витальевна в уже упомянутом журнале вспоминает, как «в конце 50х у нас на квартире по приглашению отца собирались старые лебяженцы. Тут был ученый-географ, писатель, охотовед, художник, этнограф, геолог, моряк-полярник, биолог, ученый-химик – все люди, много путешествовавшие и видевшие». «Лебяжье племя» назвала их Нина Гаген-Торн, человек с очень нелегкой судьбой, поэт и ученый. Дочь известного хирурга, потомок трех поколений питерской служилой интеллигенции, типичный представитель «питерской нации». При русской культуре и православном вероисповедании – смесь шведской, немецкой и русской крови. Окончила частную гимназию, Петроградский Университет, аспирантуру, этнограф, кандидат исторических наук (степень получена в период между лагерными сроками). Отбывала 2 срока: 1937 – 1942 гг. и 1948 – 1953гг. Реабилитирована 1956 году. Она автор 46 публикаций, в основном, научных, двух книг. Умерла Нина Ивановна в 1986 году, похоронена в пос. Большая Ижора, где с 1910 года их семья жила летом. Ее дом сохранился, на нем два года назад была установлена мемориальная доска. «Лебяжье племя» – название книги, которую опубликовала ее дочь Галина в 2001 году. Повесть была задумана на Колыме. Во вступлении сказано: «Издалека так ярко и подробно вспоминаются природа и быт детства, прошедшего в Лебяжьем сначала, затем рядом, в Большой Ижоре». И места и люди в повести узнаваемы. Это «колония дачников» поселка Лебяжье: Гаген-Торны, Бианки, Ливеровские, Рахманина и др. Герои – это сама Нина, ее двоюродный брат Женя, Валя – Виталий Бианки. Старшее поколение – Валентин Львович Бианки, Иван Эдуардович Гаген-Торн; Далековские в повести – Ливеровские. Это не буквальное описание этих людей, а вот быт и нравы точны. В другой своей статье, вышедшей в 1967 году в сборнике «Жизнь и творчество В. Бианки» Нина Ивановна подробно рассказала как «из года в год в лоцманский домик у самого пляжа приезжали на дачу из Питера семья Бианки. Валентин Львович ходил по болотам в шапочке пирожком, короткой куртке и охотничьих сапогах, собирал коллекции птиц. А по поселку плавно двигалась его жена Клара Андреевна, с тихим голосом и глазами лани. За ней, след в след, следовал рыжий сеттер Руф. Старший сын Лев был еще студент. Толя и Витя – гимназисты. Валентин Львович, добрейшей души человек, был крикун. Соседские дети, дачники и местные опасались его мохнатых черных бровей и звонкого голоса. Он, если не уходил бродить по лесам, сидел у окна кабинета и писал, зажигая папиросу о папиросу. Детей держал в строгости, загоняя их спать в самый разгар летних игр». Нине тогда было года два-три, и все это она помнит по рассказам двоюродных братьев. Семьи были издавна дружны. Гаген-Торн - друг и ученик Валентина Львовича. «зимой они встречались в академической квартире, а летом, возвращаясь из гостей, мой отец говорил: «Трудный… младший сын у Бианки… Виталия трудно взять в узду. Такая почтенная семья, а сын лентяй и футболист».

В начале 20 века футбол был в России новинкой. Местная молодежь посматривала с завистью на затеи «барчат», но в игру не вступала. «А почтеннейшие интеллигенты, наши отцы, негодовали: Вместо того, чтобы книжки читать, решать мировые вопросы - ногами… работают!» Чем больше негодовали взрослые, тем горячее сочувствовали «маленькие» - вторая команда. Сидя где-нибудь за кустами, слушали: «Кричит старик?» - «Ох, кричит!» - А Витя – что?» Витя, хлопнув дверью, выходил с невозмутимым лицом, царственно подняв голову. Разве может семнадцатилетний человек обращать внимание на десятилетнюю «мелюзгу»? «Мелюзга» сочувствовала и благоговела: футбольный бог!»

Нина Ивановна считала, что в этом футболе была не только физическая радость движения, но и протест против сюртуков, галстуков, против пыли быта и давящих условностей. Бунт против привычного. Для юной Нины, только что прочитавшей «Овода», Виталий был Овод. «… Отцы не понимают, что важно сыновьям… Ни футбола, ни страхов, которыми восхищались сыновья».

Восхищение вызывала только рыжекосая и экстравагантная Мария Исидоровна Ливеровская, которая как раз понимала и учила молодежь «новым» поэтам: Блоку, Ахматовой и др.

У Ливеровских в Лебяжьем была небольшая усадьба. Там у Марии Исидоровны – центр дачной молодежи. К ней наезжали гости – молодые ученые из Петербурга. Позже она стала первой женщиной-профессором Петербургского университета.

Шумно и весело было детям поселка – гоняли в лапту, стучали шарами в крикет, играли в палочку-выручалочку.

Эти воспоминания Нины Ивановны, живые и яркие, явно указывают на несомненный литературный талант автора. «Чайки реяли над Лебяжьим. Тетерева толковали в весенних лесах. Малиновки пели летом. Как спины плывущих животных, блестели в воде круглые камни. Ночами мигал Толбухин маяк».

«Лебяженская природа звучит и светится в рассказах Виталия Валентиновича». Нина Ивановна многие его рассказы считала автобиографичными. «Вот он пишет «про одного мальчика». Нет ни имени мальчика, ни отца, но ясно встает в них худой темноглазый подросток – Виталий и его отец-орнитолог, поощряющий любовь сына к природе, интерес к животным. В лебяженских болотцах видел мальчик весной поющих лягушек голубого цвета, с гордостью принес их в кепке домой, а они оказались бурыми. Все смеялись его ошибке, а отец объяснил, что ловил он лягушек в то время, когда они урчали. Когда солнце освещает обыкновенных травяных лягушек и они поют, то становятся нежно-голубого цвета. Валентин Львович гордился наблюдательностью сына, радуясь его любви к природе, поощряя научный интерес. Правда, фантазии казались отцу вредными. А мальчик продолжал выдумывать. И потому стал не ученым, а писателем».

«О себе, вероятно, пишет Виталий Валентинович в рассказе «Чайки на взморье» Очень ясны там лебяженский песчаный пляж, сосновый лес, подходящий к заливу, морские «банки» – отмели. По зыби плывет матросский сундучок, и фантазия мальчика разгорается. Он ждет необычного. Ничего не оказалось – пустой сундучок. Но сохранил его на всю жизнь, заполнил своими книгами. Был ли на самом деле пойман автором такой сундучок, но мечта и жажда необычного, идущего из морских далей, сохранилась».

В статье Нины Ивановны приводится лишь несколько примеров, где в основу рассказов Виталия Валентиновича легли впечатления детства, прошедшего на берегу Финского залива. Их много, таких рассказов. Самый большой из них «Одинец» – история мудрого и сильного лося. Это подлинный случай, и безымянный «студент», охотившийся на лося – сам Виталий Валентинович.

Заканчивается статья так:

«Прелесть вещей В. В. Бианки в том, что каждая сказка его вырастает из знания и правды, с детства увиденной, руками ощупанной и проверенной правды о лесе, о его обитателях. У него не пейзаж «вообще», а конкретный, виденный им и узнаваемый другими пейзаж».

Строгому отцу не удалось запретить мальчику фантазировать, но будущий писатель с детства научился пристально, внимательно, изучающе вглядываться в окружающее. Рассказывая о лебяженской юности Бианки, нельзя умолчать еще об одном страстном увлечении, о котором рассказывают и сам Виталий Валентинович во всех автобиографиях, и его друзья. В этих воспоминаниях всегда представлены фотографии, в т. ч. и изображающая подростка с ружьем на фоне деревянного дома, с подписью: «В. Бианки в 1907 г. После охоты. Лебяжье». В тех же «Набросках к будущей книге» приводятся такие слова: «Тут (в Лебяжьем) я начал охотиться. Тут с ружьем за плечами, выслеживая дичь и без устали гоняясь за ней, я научился не только понимать, но и любить мир за каменной оградой городов, мир без человека, и человеком обреченный на истребление. Когда мне исполнилось 13 лет, отец подарил мне двустволку и свой английский охотничий костюм. Этот костюм сделал из меня исследователя неизвестных стран. Он был так хорошо приспособлен к далеким охотничьим прогулкам, что дома усидеть в нем было прямо невозможно. Костюм состоял из жилетки и пиджака… Вещей разных во все эти карманы помещалось множество».

Алексей Алексеевич Ливеровский в книге «Охотничье братство» сказал о себе в предисловии: «Отец оставил мне большое наследство весьма спорной ценности. Будучи горячим и знающим охотником, он заразил меня этой страстью и хорошо обучил ее атрибутам: распознаванию, выслеживанию всякой дичи, стрельбе…, дрессировке всех разновидностей охотничьих собак, умению ориентироваться и жить в лесу в любое время года… Повинен в этом наследстве не только мой отец; рядом с ним, а значит и со мной, жили другие заядлые и умелые охотники: знаменитый орнитолог В.А. Бианки, его сын, будущий детский писатель Виталий и др».

Эта книга настоящего фаната охоты, ее красоты. Первая глава, озаглавленная «Лебяженец Бианки», начинается со слов: «Для Виталия Бианки малой душевной родиной было Лебяжье. У каждого человека, помимо большой общей родины есть и своя маленькая, чаще всего это место, где протекли детские годы. О ней никогда не думается, будто крепко позабыта,.. а все от нее».

Далее Алексей Алексеевич дает описание Лебяжьего, как романтического фона их детства, и описание дачи Бианки, и их многочисленных питомцев. «Во дворе много ящиков и клеток. Там ежи, лисята и прочая живность. Громко просят есть птенцы ястреба… Над двором, на вершине сосны, сидит ворона. Сидит и не улетает… Это свой вороненок-выкормыш… Огромная мохнатая голова тычет в спину – не бойтесь, не страшно, это свой лосенок».

Об этом же лосенке есть смешной рассказ в книге Нины Гаген-Торн «Город мой, дом мой» (2001г.). Автор встретилась в поезде, сменившем извозчиков на той самой дороге от Ломоносова до Лебяжьего, с Ольгой Форш, которая поведала забавную историю о кошке, любившей есть огурцы с грядки.

А Нина Ивановна в ответ о том, что знала лося, который ел котлеты. «Как котлеты? Какой лось?» - спросила Ольга Дмитриевна.

«У Бианок в Лебяжьем лось ел котлеты… Мы ребятами раз сидели у них на веранде, городская гостья была тут же, а хозяйка, Клара Андреевна, вышла куда-то. На столе у окна котлеты стояли к ужину. Вдруг в окно лезет черная морда. Рогатая и бородатая. Приезжая гостья задохнулась от ужаса. А лось поставил передние копыта на скамейку под окном, сунул голову на стол и губищами сгреб котлеты. На нас глядит и жует. Тут Клара Андреевна вошла, прогнала его полотенцем. Лось этот жил рядом с дачей в сарайчике. За Кларой Андреевной по деревне и на прогулки как собака ходил».

Алексей Алексеевич отмечал, что для всех ребят «попасть на дачу Бианок» было приключением. Конечно, основное место в книге «Охотничье братство» отдано охоте.

В Лебяжьем сложилась группа охотников. Иногда они брали с собой на охоту молодых: Виталия Бианки, Юрия и Алексея Ливеровских, Григория Рахманина. Удивительно, что эти «молодые» впоследствии стали в той или иной мере писателями. Во вступлении к книге Алексея Ливеровского «Журавлиная роща» через много лет (1966 г.) Виталий Бианки писал: «Здесь на золотом берегу Лебяжьего, в его прекрасных борах и рощах вырастали люди, влюбленные и в лес, и в море, становились певцами их».

Вокруг Лебяжьего были леса герцогов Мекленбург-Стрелецких, владельцев Ораниенбаума до 1917 года. Рослые егеря-эстонцы охраняли собственность высокопоставленных хозяев. Охотиться можно было на землях крестьянских общин и на прибрежной полосе. Старшие охотники смирялись с таким положением, молодые повально браконьерствовали. «Считалось большим шиком тайком забраться в герцогский лес и добыть там глухаря или дикую козу, благо тех и других было там превеликое множество. Егеря жаловались уряднику и с ним вместе приходили на нашу дачу, на рахманинскую, и, конечно, бианковскую, для розыска «вещественных доказательств».

Несомненно, здесь к охотничьей страсти и романтике приключений примешался и протест: молодежь в те годы была настроена весьма революционно, хотя и была неорганизованной, и, при всей искренности, принимала необычные, иногда даже комические формы. Например, старший брат Виталия – впоследствии серьезный ученый – ходил в студенческих синих брюках с демонстративной красной заплатой на заду – эпатировалбуржуазию»

В эти годы виделись они уже редко. Позднее, скорее всего уже от лебяженца же, художника Сергея Рахманина Алексей Алексеевич узнал, что Виталий пишет. Затем Виталий пригласил работать вместе над радиопередачей «Вести из леса».

«Начался иной период наших отношений: друг остался другом, но стал еще и учителем в новом литературном деле».

Много в книге отрывков из писем В. Бианки, о его отношении к охоте, добыче дичи, к собакам, ружьям. «Но главное – охота настойчиво водила его по всем углам и закоулкам Родины, по лесу и по морю, в горах и пустынях, летом и зимой, весной осенью, в дождь и в ведро, в морозной тишине и под вой пурги. Охота вела. Оставалось только смотреть, видеть и думать, а это Виталий умел делать так, как немногие».

Об отношении к природе сказано, что «глупо было бы писать «Виталий Бианки любил природу». Он считал это слово «природа» неуклюжим. Но в каждом письме хоть несколько строк о ней».

Отрывком из другого письма можно и закончить рассказ о Лебяжьем племени. «Нет! Хочу скорей в Городно, где в лесу лешаки, в озере – русалочки, а на прекрасных болотах – смешные разные шишичи и кикиморы. И пусть оно станет настоящей маленькой родиной моим внукам, какой было для нас когда-то Лебяжье, и вырастут на берегу его избушки на курьих ножках в усадьбе под названием Внуково, или Дедово-Внуково, чтобы было и мне где сложить свои усталые косточки в мать-сыру землю Новгородскую. Давай строиться вместе: так удобнее, а понять – мы всегда поймем друг друга, поскольку характеры у нас не вредные, оба мы любим одно и оба из Лебяжьего…»

В заключении только два факта. В 1992 году в Ораниенбаумском парке в Кавалерском корпусе состоялась уникальная встреча потомков тех известных семей, что жили до революции в Лебяжьем: Авеланы, Бианки, Берги, Гаген-Торны, Пульманы, Ливеровские, Рахманины. Вечер назывался «Серебряный век Лебяжьего». Это показывает, что в этих семьях из поколения в поколение передавалось особое теплое отношение к Лебяжьему.

А год назад на сохранившемся доме семьи Ливеровских торжественно была установлена памятная доска к юбилею Алексея Алексеевича, что является одним из многих фактов особого отношения лебяженцев к памяти таких близких и дорогих для них людей.

 

«…Не надо отправляться за тридевять земель, в тридесятое царство в поисках нового, ещё никем, нигде невиданного: оно у нас под боком, и каждый может дойти до него пешком». Виталий Бианки.

 

 

Небесный покровитель

 

 

Высокочтимый в России Святитель Николай Мирликийский Чудотворец был признан небесным покровителем Лебяжьего ещё два века назад.

Его особо чтили жители мызы Лебяжья, деревень Малые и Большие Борки, Риголово (Рикколово), Старой и Новой Красной Горки, Петровского хутора и Лоцманского Селения и молились, чтобы он не оставил своим заступничеством на суровом для жизни южном берегу Финского Залива.

Его святому имени были посвящены храмы в Большой Ижоре (1869г.), часовня на земле Ливеровских (1897г.) арх. Н.И. Долбинский, инженер Д. Косиновский, домовая церковь общества лоцманов в Лоцманском собрании (1903г.) арх. Долбинский, часовни на Старокрасногорском и Лоцманском кладбищах (1906г.). В 1909 году на форту Красная Горка (Алексеевский) была построена церковь сначала в деревянном, а потом и в казематном исполнении. В 1912 году была начата проектированием каменная церковь в Лоцманском Селении, и ей суждено было пережить многотрудное время, чтобы вернуться к людям в прежнем высоком назначении…

 

Газета "Знамя" 5 декабря 1964 года.

М.Фокин