Из показаний Д.И. Печеркина, работника в доме Распутина.

«Зовут меня Дмитрий Иванов Печеркин, 40 лет, православный, крестьянин дёр. Ламбино Кураловской волости Тобольского уезда, живу в с. Покровском, малограмотный, под судом не был, в деле чужой, показываю:

Я был девять лет на старом Афоне, при монастыре во имя святого Пантелеймона. Я живу в селе Покровском у Григория Ефимовича Распутина с сентября 1913 года и по настоящее время. В Петров день, 29 июня, я сидел вместе с Григорием Ефимовичем, который часа в 3 дня вышел на улицу вслед за почтальоном Михаилом с телеграммой. Я сел у окна в комнате, выходящей на улицу, и вскоре увидел бегущего мимо моего окна Григория Ефимовича, который держался обеими руками за живот и кричал:

«Зарезала! Зарезала!», а за ним, вижу — бежит неизвестная, назвавшаяся позже Гусевой, с открытым кинжалом, мне предъявленным (показан кинжал), в правой руке. Женщина эта бежала за Распутиным быстро в трёх шагах от него. Я сейчас же сказал домашним, что какая-то женщина режет Григория Ефимовича, и они все немедленно выбежали на улицу, а я за ними. На улице я взял раненного в живот Григория Ефимовича и привёл домой, и уложил в постель.Он стонал и говорил: «Зарезала! Зарезала!»

За что она его ранила и что послужило причиной её нападения на Распутина — я не знаю. Какие у них раньше были между собой отношения, мне неизвестно. Момента, когда Гусева ему нанесла удар кинжалом, я не видел. Часа в два ночи в этот же день врачом Владимировым была сделана Распутину операция.

Показания мне прочитаны» [66].

Показания последовательницы Распутина А.Н. Лаптинской.

«Зовут меня Акилина Никитина Лаптинская, 38 лет, православная, крестьянка деревни Бахово Святошицкой волости Горецкого уезда Могилевской губернии, живу в г. Санкт-Петербурге по Гороховой улице, дом № 64, грамотная, под судом не была, в деле чужая, показываю:

Я живу на квартире в С.-Петербурге Григория Ефимовича Распутина-Нового и теперь временно нахожусь в г. Тюмени. Около двух недель назад Григорий Ефимович был в С.-Петербурге, куда приехал из г. Верхотурья, где был в монастыре Праведного Симеона. В Петербурге он пробыл дня четыре-пять. В мае и июне месяцах с.г. квартиру Распутина на Гороховой улице не посещала предъявленная мне на фотографической карточке женщина (была показана фотокарточка обвиняемой Хионии Гусевой)...

В настоящее время раненый Григорий Ефимович, у постели которого я теперь нахожусь, не высказывал мне подозрения на участие Илиодора в отношении на его убийство. К последнему он хорошо относился. Григорий Ефимович никого не опасался, часто ходил один и поздно домой. Я не видела и не слышала, чтобы кто-либо следил за Григорием Ефимовичем, по крайней мере, этого он мне никогда не говорил. Георгий Петрович Сазонов, проживающий в г. С.-Петербурге по Кирочной ул., № 12, знаком с Григорием Ефимовичем, и у него последний даже раза два останавливался. Год-два назад появилась в газетах от имени Илиодора статья с клеветническими выдумками по адресу Григория Ефимовича, то когда об этом донесли последнему, то Григорий Ефимович говорил: «Кроме добра, я этому человеку ничего не делал! За что ж он на меня пишет? Трудно делать добро, потому что за добро всегда платят злом!»

Со стороны Илиодора от него я не слышала угроз по адресу Григория Ефимовича. Предостерегающих от кого-либо писем я не видела, хотя я и вскрываю его корреспонденцию. Писем Илиодора с угрозами Распутин не получал. В текущем году Григорий Ефимович в апреле месяце был около трех недель в г. Ялте. Он не знает Хионию Гусеву. Наверное, он её не знал раньше, до случая в селе Покровском 29 сего июня. Про обстоятельство покушения на убийство Григория Ефимовича, про мотивы к этому преступлению женщины и на старой квартире Распутина по Английскому проспекту, где он жил с осени 1913 года и по апрель месяц сего 1914 года. Я по профессии сестра милосердия и бываю в квартире Распутина до 12 часов дня ежедневно, а иногда и после 12 часов дня, когда представляется возможность. За последнее время Распутин не опасался за свою жизнь, не высказывал мне своих подозрений относительно какого-либо лица, в том числе и Илиодора. Я знаю Григория Ефимовича семь лет. Около трех лет назад, в бытность свою в Царицыне священником, Илиодор был в С.-Петербурге как-то зимой, просил денег у Григория Ефимовича на издание газеты «Гром и молния», все говорил: «Мне нужно денег, денег!» В этой просьбе Илиодору было отказано. Распутин денег не достал. Илиодор настойчиво просил денег у него, говоря: «Ты можешь для меня достать денег, когда захочешь». После этого случая ни я, ни Григорий Ефимович Илиодора не видели. Как до этого случая, так и после него до настоящего времени Григорий Ефимович ничего не говорил про Илиодора, не предполагал со стороны его мести или вражды по отношению к нему. Первое знакомство Распутина с Илиодором произошло, где не помню, вследствие просьбы Илиодора помочь ему в каком-то деле, и Григорий Ефимович хлопотал за Илиодора перед Священным Синодом, и хлопоты Распутина имели успех. Когда это было — теперь не помню. После чего у них и завязалось знакомство. Илиодор относился, как я думала, к Григорию Ефимовичу сердечно, тепло и даже заискивал перед ним. В Царицыне Распутин был у Илиодора только, кажется, два раза. Его там хорошо принимали, но посещал ли Григорий Ефимович в Царицыне частные дома, я не знаю. В ту же зиму Илиодор и увёз с собою Григория Ефимовича в Царицын, где устроил ему народные овации... Про отношение к этому преступлению Илиодора я также ничего не могу сказать (8 июля 1914 г.)» [67].

ЗАГОВОРЩИКИ

3 июля 1914 года «Биржевые Ведомости» публикуют телеграмму С. Труфанова (Илиодора), в которой тот повторяет впервые опубликованные Дувидзоном обвинения Гусевой против Распутина. Дувидзон и Илиодор выступают совместно, как бы координируя свою деятельность.

«Хиония Кузьмина Гусева, царицынская мещанка, девица, 30 лет, очень умная и решительная. Я её видел 7-10 месяцев тому назад. Она многое знала и знала так же, как Распутин, бывая в Царицыне, вел себя. Этим она очень возмущалась. Она считала его опасным лжепророком и всегда говорила, что с ним надо разделаться так, как некогда Илья Пророк разделался с ложными пророками Вааловыми.

Она часто высказывала свой взгляд на Распутина, как на церковного и государственного преступника.

Посвященная мною в то, какую роль Гришка играет в деле разрушения царицынского монастыря, она этим всегда в высшей степени возмущалась, так как была усердной строительницей и посетительницей монастыря.

Она заявляла, что нельзя дальше допускать, чтобы простой народ был так жестоко оскорбляем в своих религиозных чувствах... Распутиным.

Хиония Гусева... всегда убеждённо высказывалась, что «на уничтожение Гришки есть воля Святого Бога».

Сколько мне известно, она с другими, обиженными Распутиным, девицами хотела сокрушить его ещё в прошлом году. Но, предатель, Иван Синицын, недавно отравившийся рыбой, предупредил Распутина об опасности. Тогда она дала слово Богу сделать это, по её мнению, великое святое дело в другой раз... Илиодор Труфанов».

Настало время познакомиться и с показаниями самой покушавшейся. Мы намеренно дали их после фальшивки Дувидзона и телеграммы Илиодора, чтобы показать их вторичность, по отношению к сценарию, который был разработан отнюдь не Гусевой. Видно, что Гусева повторяет слова Илиодора.

В некоторых случаях возникает впечатление, что ей дали выучить текст. Однако, как мы убедимся ниже, и даже не Илиодор является автором преступного сценария.

ИЗ ПОКАЗАНИЙ ХИОНИИ ГУСЕВОЙ

«Я признаю себя виновной в том, что 29 июня в с. Покровском днём с обдуманным заранее намерением с целью лишения жизни ударом кинжала в полость живота причинила крестьянину села Покровского Григорию Ефимовичу Распутину-Новому рану, но задуманного осуществить не могла по обстоятельствам, от меня независимым, и в свое оправдание заявляю следующее: последние 15 лет своей жизни я прожила в г. Царицыне по Балтийской улице, в доме № 3 вместе со своей родной сестрой Пелагеей Кузьминичной Заворотковой, её дочкой Марией Григорьевной Заворотковой. Я — сирота. Я за это время четыре года до 1910 года прожила келейницей в частном доме Натальи Емельяновой Толмачёвой, на той же Балтийской улице, напротив дома № 3. Наставницей у меня была названная Наталья Толмачёва; с нами жила Евдокия Цуцкина, отчество её забыла. Читали здесь на квартире сорокоусты.

Четыре года назад у нас в г. Царицыне был Григорий Ефимович Распутин, заходил к нам в келью. Его мы и все принимали со славой, как человека, принятого бывшим архиереем Гермогеном. Гермоген велел отцу Илиодору водить Распутина по частным домам г. Царицына, где он прожил около недели и уехал от нас не знаю куда. В скором времени Распутин поссорился с названным Гермогеном и Илиодором в С.-Петербурге, после чего я спросила Илиодора: «Батюшка, чего не едет, как обещался, братец Григорий Ефимович Распутин?» На что Илиодор мне ответил, что славу ему он, Илиодор, дал через Гермогена и во время своей славы, Распутин открылся ему, Илиодору, в частной беседе, что он был развратником, пакостником и клеветал на батюшку Илиодора и архиерея Гермогена, что они как будто хотят убить его и за это они, Илиодор и Гермоген, пострадали, так как они в газетах написали про жизнь Распутина, например, в предъявляемом мне номере газеты «Свет» (был предъявлен № 127 от 18 мая 1914 г. газеты «Свет», где помещен фельетон «Илиодор и Гриша»). Слова Илиодора про Распутина из статьи этой газеты «Илиодор и Гриша» и повлияли на меня так, что я решила убить Григория Ефимович Распутина, подражая святому пророку Илье, который заколол ножом 400 ложных пророков; и я, ревнуя о правде Христовой, решила над Распутиным сотворить Суд Божий с целью убийства Распутина на первой неделе после прочтения статьи «Илиодор и Гриша».

Я купила за три рубля на толкучке, на базаре в г. Царицыне, у неизвестного мне человека-черкеса или армянина, как его звать не знаю, предъявленный мне кинжал. Покупать кинжал мне никто не советовал, не давал на его покупку денег; три рубля эти я сама скопила.

У меня было своих 39 рублей, и я уехала после Троицы, спустя неделю, в г. Тюмень машиной и пароходом. Отметка в паспорте. Неделю назад в воскресенье я приехала в село Покровское Тюменского уезда, где, как мне известно из газеты, Григорий Распутин проживает. Об этом я узнала в г. Ялте в редакции местной газеты «Ялта». В г. Тюмени я никуда не заезжала, а села сразу на пароход, на котором приехала в село Покровское. Здесь я остановилась на квартире у крестьян, как их звать, не знаю. О своём намерении убить Распутина я не сказала этим крестьянам, объяснив, что я прибыла в с. Покровское побывать у прозорливого старца Григория Распутина. Я пришла к нему в дом и спросила у девки (как её звать — не знаю), когда вернется домой Распутин. Она мне ответила, что он даст им телеграмму и приедет. Прошла неделя. Девочка моей хозяйки, имя её забыла, мне сообщила, что она у обедни видела Распутина, который уже приехал домой. С этого дня я стала следить за Григорием Распутиным возле его дома, сидела на крылечке местного волосного правления и вчера днём, после обеда, увидела идущего напротив меня знакомого мне Григория Распутина; он шёл домой, и я повстречала у ворот его же дома; под шалью у меня был спрятан предъявленный мне кинжал. Ему я не кланялась. Один раз его этим кинжалом ударила в живот. После чего Распутин отбежал от меня, я за ним бросилась с кинжалом, чтобы. нанести ему смертельный удар, но в этот момент он схватил лежащую на земле оглоблю и ею ударил меня один раз по голове, отчего я тотчас упала на землю и разрезала себе нечаянно левую руку повыше кисти (обвиняемой Гусевой была показана забинтованная повыше кисти левая рука). Это было днём, и сбежался народ, который говорил: «Убьём её!», то есть меня, и взяли ту же оглоблю. Я быстро поднялась и сказала толпе: «Отдайте меня полицейскому! Не убивайте меня!» Кинжал я бросила около ограды. Мне связали руки и повели в волость и по дороге меня толкали, пинали, но не били.

Больше добавить в своё оправдание я ничего не имею. Показание мне прочитано. Добавлю: Распутин сознался Илиодору, что он ложный пророк, а что его везде восхваляют и он хвалится этой славой, — я славы его не признаю и считаю его ложным пророком.

Хиония Кузьминична Гусева» [68].

4 июля 1914 года газеты сообщают о таинственном исчезновении Илиодора, находившегося со времени покушения под охраной полиции в своём доме «Новой Галилеи». Обстоятельства исчезновения и появления Илиодора через некоторое время за границей свидетельствовали, что за спиной его стояли влиятельные люди. Около 3 часов 4 июля стражники, охранявшие его и постучавшие в дом, чтобы передать ему пакет, нашли все входы в дом Илиодора запертыми. Они сразу же обратились к родителям и родственникам Илиодора, требуя сказать, где они видели его последний раз. Однако те ничего не знали и только высказали предположение, что Илиодор получил известие, что его жена родила, и просто уехал в Царицын, чтобы навестить её. Стражники начали искать беглеца. Были обысканы ближайшие хутора. Местные жители сообщили, что в последнее время Илиодора часто посещали какие-то мужчины и женщины, старавшиеся пробраться в «Галилею» незаметно для стражников. Эти люди, побыв некоторое время у Илиодора, ночью поспешно уходили. Точное время побега установить не удалось. Высказывалось предположение, что он бежал ещё 3 июля, между 7 часами утра, когда он заходил к отцу, и 3 часами дня. Именно в этот момент по направлению к Большому Хутору проехал автомобиль, в котором сидел какой-то мужчина. Доехав до хутора Морозова, расположенного в 3-х верстах от Тали-леи», автомобиль круто повернул и через пашни быстро проехал к садам, окружающим «Галилею». Стражники предполагали, что именно в этом автомобиле Илиодор и уехал. [69]

Чуть погодя в «Новую Галилею» проникают неизвестные люди и что-то там ищут. Двери дома оказались прорезанными. Воры через отверстие отперли замок, отодвинули засов и вошли в помещение. В кухне были найдены следы сожженных бумаг. [70]

Илиодор как будто издевается над полицией.

11 июля 1914 года газета «Раннее утро» публикует его подлинный автограф: «На белом свете всякое бывает — Илиодор 7.7.1914 г.». Здесь же дается фотография Илиодора в женском платье во время своего бегства из Большого Хутора в Ростов-на-Дону. А в конце приводится сообщение, что Илиодор направился через Ростов-на-Дону, Одессу в Константинополь.

Тем временем полиция поднимает старое дело Илиодора и в нём находит доказательство подготовки покушения против Распутина.

Допрошенный в январе — феврале 1914 года (ещё до покушения) свидетель Иван Синицын (умерший незадолго до покушения) показал, что в конце 1913 года Труфанов С.М. замыслил несколько террористических актов и в том числе посягательство на жизнь Распутина. Синицын представил в качестве доказательств несколько писем, написанных рукой Труфанова, разным лицам и среди них два письма, адресованных к Скутневой и Гусевой. Содержание этих писем было следующее. (К Скутневой):

«Дорогая Дуняша, если правда, что у тебя есть в банке 600 руб., то ты возьми их: 500 рублей перешли с Ив.Ив. Синицыным, а 100 руб. возьми себе и скрытно поселись у Поли и Фионушки, на твои деньги сделаем первое дело, окрестим Гришку (выделено мною. — О.П.). Кланяюсь всем и сердечно приветствую, любящий батюшка Илиодор»;

к Пелагее Заворотковой и Хионии Гусевой:

«Дорогие мои дети, Поля и Фионушка, хвалю вас за старание и благословляю, с Еленкой не связывайтесь. Будьте верны делу, и только. Любящий батюшка Илиодор. Поля! Готовы ль твои дети, готовы ли они идти на врага?»

Допрошенные свидетели Кузьма Киреев, Немков и Лаврентий показали, что Труфановым замышлялось в конце 1913 года производство нескольких террористических актов и с этой целью собирались деньги с почитателей, делались заказы на изготовление разрывных снарядов, приобретение оружия и паспортов. Из показаний Синицына следовало, что в Царицыне действовала тайная вооруженная дружина, состоявшая из последователей Труфанова. [71]

Допрос свидетеля Ивана Немкова, бывшего поклонника Труфанова, показал, что Труфанов дал распоряжение своим приверженцам собирать деньги для организации убийства Распутина. Причём деятельное участие в этом сборе денег принимал какой-то бывший жандарм, и собранные деньги в сумме 150 рублей были переданы Гусевой. [72]

Из переписки Илиодора следовало, что он связан с какой-то сторонней подпольной организацией. В одном из писем Илиодора некоему Сёмушке, по-видимому, связному, говорилось: «Объясни, если они будут так неразумно вести себя, то я брошу дело и уеду за границу» (что он и сделал впоследствии).

Деятельность Труфанова носила строго конспиративный характер. На хуторе Накладка в доме был устроен подземный тайник. Собрания проводились в полной секретности. Своим соучастникам Труфанов направляет телеграммы: «все ли благополучно, когда нужны будут люди», или «делай столько, сколько позволяют средства, будь крайне осторожен, когда все будет готово, сообщу, вышлю людей».

В одном из писем Труфанова была такая фраза: «Если кто из наших проговорится, так нужно ошибку исправить, следы замести». Речь шла о физическом устранении членов организации, не умеющих держать «язык за зубами».

Эта акция была проведена по отношению к Ивану Синицыну, давшему подробные показания о деятельности Труфанова (см. главу «Проходимец Илиодор»), ибо он «не проповедник истины, как он себя величал, а какой-то политический злоумышленник».

2 февраля 1914 года И. Синицын делает заявление в полицию, что члены труфановской организации собираются убить его за предательство. А позднее он умирает от рыбного яда при подозрительных обстоятельствах.

Пока следователь разбирается в деле Труфанова-Илиодора, Хиония Гусева дает дополнение к своим показаниям.

 

Дополнительные показания Хионии Гусевой:

«Опрошенная в качестве виновной мещанка города Сызрани Симбирской губернии, временно проживающая в г. Царицыне Саратовской губернии, Хиония Кузьминична Гусева, 33 лет, православной веры, прежде судима не была, виновная в нанесении одного удара кинжалом в живот, признала и объявила, что Григорий Ефимович Распутин был в городе Царицыне 4 года тому назад, что он, Распутин, ложный пророк, клеветник, насильник женщин, растлеватель иноков. Он ездил и растлил монахиню в женском Царицинском монастыре Ксению, по отчеству и фамилии не знает, и она (Ксения) уехала к епископу Гермогену в Жировицкий монастырь, т.е. в пустынь, но где пустынь находится, не знает. Будто бы в городе Царицыне Распутин хвалился иеромонаху Леодору, что он растлил в Царском дворце, об этом ей сказал отец Леодор осенью в 1913 году, в городе Царицыне; иеромонах Леодор написал Царю и известил об этом Григория, а затем Гермоген, Илиодор запретили Григория Ефимовича Распутина за клевету, ввиду больного состояния Хиония ничего больше не добавила... «[73]

Итак, Хиония Гусева называет имя монахини Ксении. Да, да, это та самая монахиня, история растления которой в будущей книге Илиодора «Святой чёрт» займет одно из главных мест, на этом примере мы можем убедиться, насколько бесстыдно вранье Илиодора и поддерживающих его фальшивку газет, особенно таких, как: «Петербургский курьер», «Голос Москвы», «Биржевые ведомости», «Утро России».

Наиболее в клевете, сознательной фальсификации изощрялся корреспондент газеты «Петербургский курьер», уже известный нам Дувидзон. Как доказанный факт, он рассказывает историю обольщения Распутиным монахини Ксении: «Обстоятельство это подтверждается не одной Гусевой, — пишет Дувидзон, — ной другими лицами, а также, говорят, и самой монахиней» [74].

«Утро России» (5 июля 1914 г.) передает слова лиц, близко стоящих к епископу Гермогену, о том, что монахиня Ксения едет из Жировицкого монастыря в Тюмень для моральной поддержки Гусевой, чтобы «лично засвидетельствовать судебным властям правдивость сделанного Гусевой заявления».

Туже «утку» повторяют «Биржевые ведомости» 6 июля.

Газета масона Гучкова «Голос Москвы» даёт новый виток вранья и публикует новые «факты».

«МОНАХИНЯ КСЕНИЯ»

«Петербург. В связи с известием о том, что Феония мстила Распутину за оскорбление монахини Ксении, последняя, с благословения епископа Гермогена, выехала в Тобольск, чтобы лично засвидетельствовать судебным властям правдивость сделанных Феонией заявлений. После оскорбления её Распутиным Ксения неоднократно обращалась в Петербург с жалобами, но безрезультатно (собств. корр.)» [75].

В этой заметке нет ни одного верного факта, но, будучи опубликованной, она стала использоваться как первоисточник.

А неутомимый Дувидзон продолжает сочинять свои злобные небылицы. 7 июля 1914 года он сообщает, что следственные власти разыскивают на Урале и в других местах России жертву Распутина (соблазнил в 1911 году в г. Перми), бывшую гимназистку, дочь крупного золотопромышленника Сибири Зинаиду Попеляеву.

В изложении Дувидзона шестнадцатилетняя экзальтированная девушка, познакомившись через г-жу Лахтину со «старцем», готова была идти на всякие испытания, какие ей предлагал «старец» для борения плоти. В результате, пишет Дувидзон, девушка была обесчещена и вследствие семейных неприятностей бежала за Распутиным в 1911 году в Петербург, но вскоре по настоянию Распутина была выслана на родину.

В судьбе девушки, поселившейся в Царицыне, принял участие сначала Илиодор, а затем епископ Гермоген. Ходили слухи, что после ссылки епископа Гермогена Зинаида П. попала в монастырь и в настоящее время приняла имя Ксения.

Мы не зря приводим все эти выдуманные подробности. При чтении настоящих свидетельских показаний монахини Ксении станет ясно, как гнусен вымысел и как ничего общего он не имеет с настоящей жизнью монахини Ксении.

А Дувидзон продолжает изощряться во вранье. Он напрямую связывает Хионию Гусеву и монахиню Ксению. Оказывается, «Гусева занимала в семье Попеляевых, состоящей из отца, тётки и единственных сына и дочери, должность экономки и ещё в 1909 году увлеклась входившим тогда в славу Распутиным. На этот путь она увлекла и несовершеннолетнюю Зинаиду, находившуюся тогда под её религиозным влиянием».

Здесь все ложь. Не существовала на свете Зинаида, Гусева не работала в её семье экономкой. Гусева никогда лично не общалась с Распутиным.

Газета «Копейка» выдумывает ещё более гнусную историю: «11 июля, — сообщалось на её страницах, — Гусева отказывается от своего первоначального обвинения и выдвигает новую версию, явившуюся для неё поводом нападения на Распутина, — изнасилование им двух своих дочерей, уже взрослых девушек». [76]

Эту гнусную выдумку сразу же перепечатывает ряд провинциальных газет.

Газета «Вечернее время» публикует якобы факсимильно фальшивую записку Ксении Гончаренковой. Газета напускает дыму, как будто располагает настоящим документом. «Письмо это, — по мнению газеты, — производит необыкновенно тяжелое впечатление. Мы не считаем возможным его печатать, но сохраним этот удивительный документ, свидетельствующий о деяниях «старца», возбуждающих глубокое негодование... Письмо характерно и своей малограмотностью, простотой тона. Ей невольно веришь».

Кусок этой записки, воспроизведенной в газете, ничего общего не имел с почерком самой Ксении (я его сравнивал. — О.П.). Более того, создателей фальшивки выдавала грубейшая ошибка. Записка была подписана фамилией Гончарова, а фамилия Ксении была Гончаренкова. Не мог же человек перепутать свою фамилию.

Среди многочисленных обвинений Распутина в развращении женщин никто и никогда не приводил конкретные примеры.

И вот наконец имеется возможность допросить женщину, которая, по многочисленным слухам, опубликованным во всех левых газетах, была развращена «похотливым» старцем. Газетчики с нетерпением ждут подробностей допроса этой жертвы Распутина, предвкушают скандал, а самые нетерпеливые, как мы уже видели, придумывают эти подробности заранее.

Итак, конкретная жертва — Ксения Васильевна Гончаренкова, крестьянка, православная, грамотная, под судом не была.

Она, наверное, очень юна — приучили к этой мысли своих читателей левые газеты. Оказывается, совсем и нет. По протоколу ей 40 лет, физическая внешность самая посредственная. Но главное даже не в этом, а в том, что эта жертва Распутина видела своего «растлителя» только издалека и даже не разговаривала с ним.

Вот её показания:

«Я жила в г. Царицыне в течение 18 лет. Я была в числе поклонниц бывшего иеромонаха Илиодора и ревностно посещала совершаемые им богослужения вплоть до ссылки его во Флорищеву пустынь. Григория Распутина-Нового я увидела в первый раз во время приезда его с владыкой Гермогеном из Саратова к нам в Царицын, это было в день Ангела Илиодора — 19 ноября 1909 или 1910 года, не помню. Владыка пробыл в Царицыне несколько дней и уехал обратно в Саратов. Распутин пробыл после этого ещё несколько дней и затем вместе с Илиодором уехал в село Покровское Тюменского уезда. Вернулись они назад в Царицын вместе 21 декабря. Распутин прогостил у Илиодора, все время жил у Илиодора, до 1 января, и уехал. За все время пребывания своего Распутин пользовался общим почетом, так как Илиодор, имевший огромный круг почитателей, постоянно посещал дома в Царицыне, всем рекомендовал Распутина как благочестивого человека.

Один раз Илиодор после вечерни обратился к молящимся с речью, в которой указал, что о Распутине ходят разные слухи, но что все это клевета злых людей. Все видели, что отношения Распутина и Илиодора самые дружеские. Затем Распутин приехал в Царицын в июле месяце 1911 года, меня тогда в Царицыне не было. Отношения между Распутиным и Илиодором и тогда были самые отличные, причём Распутин дал Илиодору три тысячи рублей на организацию паломничества по реке Волге. Об этом знаю от многих паломников, а также от самого Илиодора.

Паломничество это состоялось. Мне известно, что и после этого Илиодор до своего падения беспрерывно находился в самых хороших отношениях с Распутиным и состоял с ним в переписке. 9 января 1912 года Илиодор был вызван в Петербург телеграммой Владыки Гермогена. В телеграмме сообщалось, что Владыка увольняется из Синода. 9 января Илиодор простился со своими почитателями, собравшимися в огромном числе. В своей прощальной речи Илиодор сказал народу, что уезжает по воле Владыки и, может быть, более не вернется. Причем увольнения Владыки Илиодор тогда не объявлял, о Распутине совершенно не упоминал и ничего о нём не говорил. До своего отъезда Илиодор также никаких речей о Распутине не произносил. Я сама никогда не слышала, чтобы Илиодор называл Распутина лжепророком и призывал народ поступать с ним, ревнуя примеру пророка Илии. Никто из моих знакомых также не говорил мне об этом. После отъезда Илиодора в Петроград — он больше в Царицын не возвращался. На предъявленной мне фотографической карточке я узнала одну из поклонниц Илиодора — Хионию Гусеву. Я её знала, но никаких разговоров и дел с нею не имела. В последнее время в 1912 году она производила впечатление ненормальной (сумасшедшей), говорила бессвязные речи.

В каких отношениях она находилась с Распутиным, мне неизвестно даже по слухам. Как отчество и фамилия одной из почитательниц Илиодора по имени Елена, которая посещала его в хуторе Большом и занималась изготовлением искусственных цветов — не знаю. Где в настоящее время живет Илиодор — не знаю. Приезжал ли Распутин в Царицын по приглашению Илиодора или без приглашения — я не знаю. Я помню только два указанных мною посещения Распутиным Илиодора в г. Царицыне. Илиодор с Распутиным посещали очень многих жителей города Царицына. Пелагеи Кузьминой Заворотковой и Натальи Емельяновой Толмачёвой, жив. по Балтийской улице в 3-ей части, — я по фамилии не узнаю. Может быть, в лицо я их знала. Что послужило причиной разрыва между Распутиным и Илиодором — я не знаю. Считал ли Илиодор Распутина виновником своего падения — мне неизвестно. Больше показать ничего не могу. Прочитано.

Ксения Гончаренкова (ноябрь 1914 г.)» [77].

Вы думаете, после знакомства с этим протоколом Дувидзон и его собратья по перу извинились перед читателями за свои фальшивки? Конечно, нет, а, наоборот, в конце 1914 года они резко усиливают свою клеветническую деятельность, продолжая самым бессовестным образом обманывать читателей рассказами о соблазненной монахине. А проходимец Илиодор как ни в чём не бывало включит эту «правдивую» историю в свою книгу «Святой черт».

Разве можно найти покушению на Распутина другое название, кроме как «заговор»? Илиодор с его террористической организацией, над которым явно стоит ещё кто-то более влиятельный. Дувидзон и его бессовестные собратья по перу, намеренно публикующие наглое вранье. И целая сеть газет, с готовностью печатающих заведомые фальшивки. Сквозь сеть вранья левой печати невозможно прорваться. Неведомая сила парализует каждое честное действие следователей.

«Я ВЫШЕЛ ПОБЕДИТЕЛЕМ ИЗ ЭТОЙ БОРЬБЫ»

Из дополнительных показаний Г.Е. Распутина:

«Я предъявляю Вам, г. следователь, полученное на моё имя в с. Покровском письмо: «Я вышел победителем из этой борьбы» — и пересланное мне по почте из с. Покровского в г. Тюмень. Это письмо, как я думаю, написал сам Илиодор, почерк которого я немного знаю, да и содержание письма, его отдельные фразы принадлежат Илиодору. Подпись его на этом письме «Узник» сделана в подражание Христу. Письмо отправлено было из Петербурга, но кем именно оно было отправлено, я не знаю. Больше показать по настоящему делу я ничего не имею. Показание мне прочитано. Григорий Новых (9 августа 1914 г.)».

В следственном деле приводится и полный текст этого письма:

«С. Покровское, Тобольской губернии, Тюменского уезда Григорию Ефимовичу Распутину. Я вышел победителем из этой борьбы, а не ты, Григорий! Твой гипноз рассеялся, как дым перед лицом солнца. Говорю тебе, что ты умрешь, несмотря ни на что! Я — твой мститель! Узник» [78].

Экспертиза почерков на письмах, принадлежащих Труфанову, и почерк анонимного письма под псевдонимом «Узник», свидетельствовала, что оно написано Труфановым. [79]

Экспертиза также установила руку Труфанова в письме к Пелагее Заворотковой и Хионии Гусевой («хвалю за старание», «окрестим Гришку») [80].

Дополнительное показание даёт и Гусева.

Новое показание Х. Гусевой (30 сентября 1914 г.).

«Зовут меня Хиония Кузьмина Гусева, в дополнение к своему показанию, данному мной по настоящему делу 30 июня с.г., добавляю:

Я считаю Григория Ефимовича Распутина ложным пророком и даже Антихристом, потому что он в Синоде имел большую славу благодаря Гермогену — епископу и батюшке Илиодору, а в действительности его пакостные дела указали, что он развратник и клеветник. У нас в г. Царицыне есть много домов, подобных дому Толмачёвой, где живут по строгим правилам монастырей, живут келейницами, общинками, человек по шести, иногда по две и три, но это дома частные, обывательские, а не монастыри. Вот почему и я назвала дом Толмачёвой частным, так как здесь жила келейницей. Я девушка, и у меня никогда не было детей, не было у меня и дочерей.

Я нигде не могла найти Григория Распутина, и когда приехала к нему в с. Покровское, и здесь его не нашла, то я не знала, что делать: то ли выждать его приезда в Покровское, то ли поехать за ним в г. Петербург и там его убить. Я решила загадать, почему и спросила тогда двух девочек на берегу Туры: «Да или нет?» Когда одна из них ответила «нет», т.е. чтобы я не уезжала из с. Покровского, оставалась здесь, что я и сделала. Я не кланялась Распутину 29 июня с.г. и ударила его кинжалом не по выходе из ворот, а по возвращении его к воротам дома.

Кинжал с ножнами был привязан под юбкой моей же кромкой, и я его тогда вытащила из ножен через отверстие в кофточке, а ножны продолжали висеть на кромке у меня под юбкой.

Находясь на квартире у Хохловых, как на другой квартире, я скрывала отнятый у меня, кинжал у себя под нижней юбкой, на нижней рубахе, привязанным к телу в течение почти недели, вследствие чего я во время сна не снимала с себя эти юбки, чтобы окружающие не заметили у меня этот кинжал. За всё время я с ним не расставалась. Я назвалась Хохловым Евфимией потому, что мое имя церковное Хиония — мудрое, и его трудно запомнить. Меня и дома в нашей семье в г. Царицыне звали Евфимией, а Хионией меня звали лишь монахи. Я подтверждаю, что Распутину 29 июня не кланялась, почему я и делала возражения при допросах в с. Покровском, когда отрицала их утверждения, что будто бы я тогда кланялась Распутину. Показали они про эти поклоны по ошибке или в угоду Распутину.

Уходя из дому Екатерины Зотовой на берег, я дала ей пять копеек за калачик. В г. Ялту я ехала на пароходе, где познакомилась с незнакомой мне женщиной из баптисток, как её зовут и откуда она — не знаю. Она хотела получить место в г. Ялте. Вот с этой женщиной я и ходила в редакцию местной газеты справляться, не проживает ли ещё в г. Ялте Григорий Распутин и куда он мог отсюда уехать. Женщина эта ушла от меня, куда не знаю и я с ней больше не встречалась.

Ни я лично, ни моя сестра Пелагея Завороткова никогда не получали писем от батюшки Илиодора — Сергея Михайловича Труфанова. Елену я встречала осенью в 1913 году в хуторе Большом у Илиодора, когда здесь бывала. Она здесь всё время жила и делала искусственные цветы, на деньги от продажи которых она кормила Илиодора. Как отчество и фамилия Елены — это я не знаю. Она выехала из хутора Большого в г. Царицын, где нанялась прислугой, но у кого она нанялась, я не знаю. Об этом я только случайно слышала, но от кого именно, не помню. Она — простая женщина, но из какого сословия — не знаю.

С Евдокией Ивановной Скутневой я встречалась на хуторе Большом у Илиодора, но с ней я незнакома. Она — странница, ходила по святым местам и была одной из поклонниц Илиодора. Она все время жила в хуторе Большом, где работала на Илиодора и кормила его. Получала ли она от Илиодора письма или нет — не знаю. Ко мне писем Илиодор не писал, почему думаю, что ныне покойный Иван Иванов Синицын хотел оклеветать Илиодора, для чего и написал сам от имени последнего письма ко мне, Пелагее Заворотковой. Это моё письмо читать сам давал в г. Царицыне. Ивана Синицына я только встречала в церкви, когда он говорил с Илиодором проповеди, и больше я с ним не встречалась. Он был в большой дружбе с Илиодором и жил у него на хуторе Большом. Синицын не понял Илиодора, считал, что он не от Бога, благодаря чему разошёлся с ним и стал на него клеветать.

Мне Илиодор продал в г. Царицыне дом за 200 рублей, когда он в действительности стоит около 2000 рублей, почему так дешево мне батюшка продал дом свой — не знаю. 18 или 19 мая сего 1914 года я не была в хуторе Большом у Илиодора, в мае я всё время ездила по городам России целый месяц; в хуторе Большом я с осени 1913 года, когда здесь была со своей больной сестрой Пелагеей, больше не бывала. Моя сестра Прасковья Кузьмина Тулузакова проживает в г. Царицыне во 2-й полицейской части. Она шапошница.

Брат мой Андрей Кузьмин Гусев — парикмахер и живёт зимой на станции Усть-Костычи, желез, дор. в 12-ти верстах от г. Сызрани.

Мой покойный отец Кузьма Алексеев Гусев болел ревматизмом ног, спиртными напитками не злоупотреблял, хотя водку и пил. Мой покойный родной брат Симеон сошёл с ума и умер; у него были, как и у отца, раны на ногах.

Среди родни нашей сифилитиков, насколько я знаю, не было, самоубийц, преступников и лиц, страдавших глухонемотой или другими физическими уродствами, тоже не было.

Моя мать Марфа Петровна Гусева была женщина здоровая, умерла она от воспаления легких, от чего отец умер — не знаю, но он долго хворал.

Лет с девяти меня лечили травами, сулемой в вине от ломоты в голове и в ногах. Других болезней у меня в раннем детстве не было, солнечного удара со мной не случалось и головы до потери сознания я не расшибала. Жила я с отцом, большой нужды материальной у меня не было. Когда у меня впервые появилась менструация и как она протекала — не помню. Беременной я ни разу не была, не было у меня родов и кормлений грудью ребенка. Сифилисом я не страдала. Меня испортили лекарствами с 13 лет, отчего у меня и провалился на лице