Допустим, свалится кирпич, сосулька, ветка

Допустим, свалится кирпич, сосулька, ветка

Тебе на голову и всё – готово, детка.

Или дурацкий террорист - взрывает бомбу

Ему-то что? - ему вообще - что в лоб, что по лбу

Твоя судьба и то, что ты был тише мыши –

На пять минут – взять сигарет из дома вышел

И вот - судьбы переворот, а то и финиш
Не предусмотришь ничего и не прикинешь.
Куда там! – не успел моргнуть и глазом
А ты уже перенесён куда-то сразу,

Где быть не думал, не гадал, не ведал сроду

Но словно кур в ощип попал, как камень - в воду.
О чём бишь я? Да ни о чём. Живи покуда
Смерть где-то рядом, за плечом. А жизнь-то – Чудо.

 

М.К.

Остался только дух. Плоть истончала.
Казалось, дунь – не станет. И не стало.
Бог свидеться привёл в последний раз
нам незадолго до его кончины.
Физически - почти уже угас:
худой, прозрачный и неизлечимый
приветствовал движением руки
вошедших. Озарили огоньки
глаза его, под пепла лёгким слоем
небытия, вползающего в дом
что разрушался, слушался с трудом
ждал встречи с окончательным покоем.

Похожий на библейского пророка
у своего последнего порога
который он почти переступил
глядел на нас, сквозь нас – в такие дали
что различимы нам с тобой - едва ли
куда он медленно, величественно плыл.

И на Преображение – уплыл

 

(август 17)

 

 

 

***

Август. Астрахань. Арбузы.
Вобла. Волга. Всё течёт.
То ли - мухи, то ли - музы
вертят дикий хоровод.

Восемьдесят третий год.

А с гитарой парень Гриша
песню нам про «Дрянь» поёт
я таких ещё не слышал
(восемьдесят третий год)

Пляж. Наташа, с чёлкой рыжей
я немножечко влюблён
даже думаю, как вижу
что одна на миллион.

И метёт вдоль парапета
ветер пыльную листву
послезавтра финиш лета
мне - в Хабаровск, ей - в Москву

Ничего уже ребята
не получится у нас
скоро ей идти в девятый
мне - в восьмой дурацкий класс.

Стоп, механик. Киноплёнка
та, что вертится в душе
рвётся, рвётся там, где тонко
и кончается уже.

(август 17)

 

***
...куда-то делись все его

Мне сообщения «вконтакте»,

Остались только те слова

Что я писал ему. Быть может,

Что это Время не спеша

Как будто ластиком стирает

Его присутствие. Оно

Теперь незримей и незримей.

Образовавшийся сквозняк

Меня тревожит

Как ты там? Может быть - никак?

Нет, быть не может

Отметил «важным» диалог

Не потому, что был он важным

А потому что адресат

Отсутствует и ничего

И никогда мне не напишет

Ну разве что ещё во сне

Мне явится и будет басом

Бубнить о чём-то, как всегда

Заваривая кофе свой крепчайший,

Куря без счёту Лаки Страйк

Его в больнице перед смертью

Побрили налысо, а тут

Во сне моём – остался он

таким, как я его запомнил:

Косматым, с длинными усами

висящими на шесть часов

 

 

 

 

***
Бывает так – распустишь крылья ты
Светло на сердце и в душе
стоишь, сияешь – ангел вылитый –
и всё же будь настороже!

Вокруг мы видим тьму хорошего
а тьмы не видим ни вершка
вся оборона наша сброшена
а тут - удар исподтишка!

О, как парили в поднебесье мы
в восторга сладостном плену! -
и вдруг - пасуем перед бесами
что сразу тянут нас ко дну

И плывший по воздушным волнам
всего лишь пять минут назад
теперь слетаешь, злобой полный
ты вверх тормашками во ад

 

***
Черти очень любят кабинеты
где ведут беседы для души
с умными людьми, таясь от света
прячась от досужих глаз в тиши

Как логичны, как сладки их трели!
быстрокрылы, мыслями легки -
обожают пробираться в кельи
к ним летя, как к свету мотыльки

Вхожи к нам они, на нас похожи
в клетчатых штанах, иль без штанов
словеса плетут и корчат рожи
и ведут отлов.

 

 

 

***

Нельзя рассчитывать на дружбу
больного бешеного пса
тебе, ему – оно не нужно
хоть плюй в глаза

Хоть говори о достоевском
любви и красоте
Ответит он с усмешкой мерзкой
ну-ну, бла-бла, те-те

и вцепится, лишь будет случай
когда взбредёт на ум
и будет рвать, и будет мучить
серьёзен и угрюм

и с ним вести не надо прений
он глух, увы и ах
его узнаешь ты по пене
по пене на губах

 

 

***

И вот опять в процессе я
ныряния во мрак
привет, привет депрессия
декабрьский депресняк

 

о, вот и накатила
проклятая волна
страшна, как чикотило
и дьявольски мутна

 

Таким унылым гадом
Теперь себе кажусь
Что даже сесть-то рядом
с таким-то гусем – гнусь

 

простите, все простите
что я не оправдал
что путаник и нытик
подонок и нахал

 

отчаянные нотки
срывают голос мой
сейчас бы выпить водки
уйти в глухой запой

 

но я не пью и стыну
и маюсь, точно бес
ища свою осину
а их тут – целый лес

 

 

***
Замечательный стих

Написал я вчера

А сегодня я тих

и задумчив с утра
Удивлён – как я мог
ухватиться за нить
и легко – видит Бог -
тот стишок сочинить

А сегодня я глух

А сегодня я нем

И поэзии дух

незнаком мне совсем
и внутри – или тишь

или «ме», или «му»…

- Что ты там говоришь?
Ничего не пойму

 

***
Мимо времени и кассы
мимо золотых сердец
дар случайный, дар напрасный
что ж ты хочешь, наконец
От меня? Как прыгнуть выше

выше крыши, головы?
Ты скажи мне! Я услышу!
Нет, не слышу я, увы
То ты просишься на волю
То ты прячешься внутри
ну доколе же, доколе -
говори же, говори
будет мука эта длиться?

Дар - создатель. Дар - убийца.
мы вдвоём с тобой в ночи

Говори же, не молчи

 

 

***

А слово-то больше не значит
порою, уже ни черта
всяк запросто тычит, бабачит
о всяческом с пеной у рта
но слово не весит ни грамма
оно стало легче, чем пух
и речь, хуже, чем пилорама
насилует душу и слух
но ты продолжаешь упрямо
болтать, сам не знаешь - зачем
Смердишь, как помойная яма -
уж лучше бы - был бы ты нем

****

Поэт, зажигаясь бенгальским огнём
читает стишки на манеже
брутален, красив, но при этом есть в нём
вторая какая-то свежесть

И ладно, и звучно, но что-то не так
дешёвка всё, милый Амвросий!
Но милый Амвросий проглотит фальшак
и даже добавки попросит

 

 

Ремейк

Предновогоднею порой
жизнь крутится быстрей
как снега мошкариный рой
у жёлтых фонарей
мелькают мысли - кинешь взгляд
на тот-иной предмет
и вот они уже летят
и не угнаться вслед

1
влюблённых бешеная пара
стоит в подъезде, греется
дыша на девку перегаром
тут паренёк надеется
на что-то там, на что-то там
на что-то на такое
и губы тянутся к губам
и девке нет покоя

в квартире номер сорок шесть
грохочет музыка, как жесть
в квартире сорок семь уже
соседи в раздраже-

нии, в сорок восьмой - как раз
забился унитаз
и муж с женой опять галдят
ища кто виноват.

И ждут в сорок девятой – дочь
прошли давно срока
и мать бы всыпать ей не прочь
отец – намять бока

Дочь, что уже знакома нам
как будто, из стиха
где и была и ныне там
и все хи-хи - ха-ха

2

а вот в квартире пятьдесят
хозяева, похоже, спят
они ложатся рано
в желудке деда зреет рак
болеет он, полгода как
всё не встаёт с дивана

пойдёт покурит иногда
под форточкой, на кухне
припомнит прежние года
и в сон обратно рухнет

Но он не верит, что пора
хоть просветленья редки
ему помогут доктора
уколы и таблетки

его оставят муки
что так его когтят
и скоро дети, внуки
их с бабкой навестят

когда же спит - то видит он
один и тот же сон
что он и молод и силён
и в жизнь свою влюблён

играет на гитаре
он, или на гармони
кадрили, вальсы шпарит
и жизнь - как на ладони
его ему тогда ясна
прекрасна, как весна

3

проснется заполночь и боль
почувствует опять
захочет крепкий алкоголь
немедленно принять

но водка выпита до дна
давным-давным-давно
и он идёт, идёт из сна
глядеть в своё окно

на город, что в снегу увяз
и тонет в темноте
горит, синеет в кухне газ
и чайник на плите

бубнит и крышкой дребезжит
как нервный злой ворчун
день до последнего изжит
и деду – карачун

приходит. Он идёт, в постель
ложится. Очень плох.
За окнами метель-метель
и ох - последний вдох

выходит из его груди
струится не спеша
и вот уже летит, летит
по комнате душа

 

 

4

проснётся тут его жена
Откуда в горле ком?
и вдруг душа обожжена
как будто кипятком.

Полвека вместе. Минус пять
военных жутких лет.
Ей дальше жить и куковать
без деда. Нынче дед

ушёл в далёкую страну -
и нет пути домой -
не как когда-то - на войну,
но в мир совсем иной

она обмоет, обрядит
и соберёт в поход
и руки сложит на груди
вздохнёт, слезу прольёт

платочком челюсть подвязав
в карман кладёт очки
а на закрытые глаза -
как надо – пятачки

ну вот и всё, обряжен дед
пора сзывать народ
вползает в комнату рассвет
и дальше жизнь идёт

 

Памяти деда Владимира

Я так и не увидел деда

По невезению и лени

И он остался мне неведом

Теперь - пишу стихотворение

Несовпаденье континентов

И даже больше – полушарий

Он был из техинтеллигентов

А я, пардон – гуманитарий

У них там пальмы с океаном

И я не улетел в те дали

Шварцнеггера и голливуда

Американского футбола

Фастфуда, дивных автобанов

Классического рокенрола

И дуновений океана

Про все зарубки и заметки

Как раньше жили, были кем и

Как умирали наши предки

Они в Саратов уезжали

Теперь останутся руины

от этой жизни – как мне жаль их!

И остаются лишь потери

и нерешённые вопросы.

 

 

***

Лютуют черти
в полный рост
им против шерсти
Великий Пост

густеет мрак
и неспроста
крепчает враг
к концу Поста

1

На Страстной неделе закипают страсти
всякие бывают ссоры и напасти
то ли из-за бабы, то ли из-за Баха
пацаны с района билися без страха
то ли по горячке, то ли с перепою
«я тебя достану»! – «я тебя урою!» -
«не маши руками» - «закрывай хлебало»
словно где-то, в чём-то - детство заиграло.
Пацанам обоим лет уже за сорок
что на них напало? Не иначе — морок.
Как могло такое с ними приключиться
что взорвался порох в их пороховницах?

2

Кого же посадил себе на плечи я?
Ох, знаю, это дух противоречия
А у моей любимой за плечом -
Стоит такой же. Как бы ни при чём

Пороки всей толпой спешат на мой порог
набор страстей известный, как два пальца.
То - в сердце Лесть отыщет уголок,
То - Блуд мне резанёт серпом по яйцам
Шум Ярости взрывает тишину
и Зависть что то шепчет мне на ухо
и Жаба жадности выпячивает брюхо
и Волк унынья воет на луну

4

Уныния и праздности тоскливый мелкий бес
вошёл ко мне в доверие и в дом ко мне пролез
я буду мыть посуду, начну с азов, с основ
я буду, буду, буду читать молитвослов

***

Что мне мой горб?
Пока живу, дышу
с громадной гордостью
огромный горб ношу

Он - мой. Своя не тянет ноша.
Хотя и горб, но свой, хороший.

 

***
Пил водку я и прочие напитки
то для смягченья ежедневной пытки

И я в белогорячечном бреду

Всюду слышен шансон

Ты из жизни отсеян

В полусон погружён

Бродишь вечером долгим

(или утром, как знать?)

И выходишь на Волгу,

И глазеешь на гладь

Масс почти неподвижных

Облаков, лет и вод

Так гляди же, гляди же

Глазки щуря, как крот

В эту чёрную бездну

Из которой сквозит

Что дрожишь ты, болезный

Паразит, инвалид?

Пара мыслей коротких

Шевелится в мозгу

«Где найти бы на водку?»

«Что на том берегу

Как бы Волги? Иль - Леты?»

Шум прибоя как стон

Скрип уключины где-то

Лодка. В лодке - Харон.

А на нём телогрейка

Сапоги -кирзачи

- «Есть что выпить? Налей-ка!»

Он в ответ промолчит

Головой покачает

Папироской дымя.

Он и я у причала

Никого – окромя.

Сразу видно – нездешний

Словно смерть он сама

Руки – раковы клешни

А усищи – сома

А глаза как у рыбы

Немигающий взгляд.

Встали волосы дыбом
прочь отсюда, назад!

2
Сердце прыгает в пятки

Прыг да скок, прыг да скок

Занимаешь десятки

И несешь их в шинок

Не десятки – так трёшки

Да хотя б по рублю

«Эх вы стёжки - дорожки

Пойдём, похмелю!»

Первомайская улица

То подъезд, то «подвал»

Полно кукситься, хмуриться

Сел и после не встал

Задремал возле столика

И проспал до утра

Вот смешно-то - до коликов

что там было вчера?

3
С утра шибают мелочь мужики

И содрогаясь - ёкает нутро

Память – будто срезало

Кто в ночи

Бил меня нетрезвого?

Сволочи

Мозга сотрясение?

Весь в грязи.

И тоска осенняя

Моросит.

7.
С башкой под одеяло

Не рыпайся – лежи.

Два дня меня ломало

И плющило, но – жив

На время – передышка

Проснулся к жизни вкус

когда-то всем нам крышка
Но я не тороплюсь.
Пишу, пишу я книжку
кусая длинный ус

 

8

Воздух от зноя дрожит и звенит
огненный шар расплавляет зенит

в городе шумно и душно
надо бы срочно под душ, но

в странном каком-то я полубреду
по раскалённому центру бреду

«водка и плюс минералка»
Хлоп. И здоровья - не жалко.

Вот эта улица, вот этот дом
но не зайти в него. Слышится гром

бьющий ладонями в уши
хочешь не хочешь, а слушай

как надвигается тяжко гроза
в час, когда пот застилает глаза

Грома грохочут разрывы.
кажется, мы ещё живы?

или теперь уже нет? – только страх
с неба ползёт, копошится в кустах

в сердце скребётся как кошка
может и жизнь – понарошку?

 

 

 

***
Жили - тили-тили, трали-вали
верили, что «жизнь» вся - впереди
воздух воровали – пропивали
мы годов до тридцати пяти

Были так похожи, даже слишком
от любви и водки осовев
на самоуверенных мальчишек
с кашей невозможной в голове

И любое море – по колено
и любые горы – по плечу
только пафос тот – мура и пена -
даже вспоминать-то не хочу

До поры - за хорошо живёте -
были нам открыты все пути
а потом увязли мы в болоте
Стоп машина. Некуда идти.

Огляделись дико – Матерь Божья! -
а вокруг – бутылки, стёб и страх
темнота, болото, бездорожье
чёртики кровавые в глазах

 

 

**
Товарищ, товарищ, бесценный мой друг
мы загнаны оба в бессмысленный круг

внутри так темно, а вовне его свет
Но выхода нет

А впрочем, быть может, я круг этот сам
придумал и зря доверяю глазам
и надо всего лишь мне перешагнуть
за круг, чтоб отправиться в путь?
А там, за пределами круга – поёт
От счастья душа, устремляясь в полёт
спадает, уходит навеки тоска
как боль из больного виска.

 

 

 

***
А лето что? – оно, как водится,
пришло с жарою и туманами,
и в парке ночью хороводятся
бухие девки, вместе с пьяными
их расписными кавалерами
с руками жадными и влажными,
ни в чём не знающими меры и
схватить желающими каждую.
Ах, юность, юность ты кургузая! -
что ж честь не бережёшь ты смолоду!
Но поутру смолкает музыка
рассвет встаёт за речкой Вологдой
и в тишине, внезапно грянувшей,
седой старик, дымя цигаркою
стучит, как пианист по клавишам
компа и пишет: «лето.. в парке
бухие девки хороводятся» и т. д…

 

 

Болезнь

Недавно я поймал какой-то вирус
вся жизнь моя тотчас переменилась

не лезет в горло лакомый кусок
из рук бессильных выпадает книга
где на странице каждой - только фига
бессмысленно сливающихся строк
стишки пиши! – чего-то неохота…
иди гуляй! – да ну его, в болото!
то холодно и мокро, то – жара
так день за днём и протекает лето
пищит тоска из дебрей интернета
с назойливостью грубой комара

***

Хожу, напеваю чужие куплеты
мурлычу, мурлычу, мурлычу под нос
там что-то про солнце и что-то про лето
там всё – не всерьёз.

Ах, милый мой друг, как же можно про это
всерьёз-то? – дожил до седых я волос,
а кто я и что я? – не знаю ответа
и в воздухе виснет вопрос

 

 

 

***

Дурацкие мысли, как гости
приходят, когда захотят
вживаются в мозг мой и после
его раздирают, когтят

Душа моя гаснет и киснет
а мыслям - как с гуся вода
Молчите, проклятые мысли
не думал я вас никогда

***
Лето, насморк, сопли, слёзы
холод, слякоть, ливни, грозы
я глотаю сигареты
ядовитый дым,
Злой сосед на коридоре
сам с собою пьёт и спорит
в полночь в двери к нам стучится -
притворюсь, что спим.

И поправиться в надежде
не шампанское, как прежде
я проглатываю залпом
а эргоферон.
Про Коломбо сериалом
Я, укрывшись одеялом
развлекаюсь - он не хуже
чем Декамерон.

 

 

2
Птичий гвалт грохочет в парке
говорят, что лето жарким
выпадает, словно карта
в високосный год
я же мёрзну, словно в склепе
слыша шепот, шорох, лепет
птиц, деревьев полусонных
и летейских вод.
Потолок - как крышка гроба
вроде Смерти мини-проба
происходит. От озноба
тело гнёт в дугу
кости ломит – быть бы живу -
тянет, тянет ночь, как жилы
из души моей клещами
за строкой строку

3
В состоянье пограничья
сам начну свистеть по-птичьи
позабыв по-человечьи
тридцать семь и два
тридцать восемь, или сорок
всё едино – омут, морок
распаденье мысли, речи
стонет голова.
А закончится всё это
лишь тогда, когда с рассветом
шкура старая облезет
словно шелуха
постепенно отпускает…
Голова, как шар, пустая
и болезнь уходит, тает
с выдохом стиха

 

***

И не светло и не темно…
ботинки жмут, тесна рубаха
и уклониться не дано
от наступающего страха
Да и не страха – что нам страх? -
а от тоски, грызущей печень.
Дыши ровней, считай до ста -
глядишь – пройдёт и станет легче.
А коль не станет – ну так что ж?
переживёшь.

Переживёшь, когда-нибудь
и как-нибудь, и всё такое…
Но что-то больно давит грудь
лишая воли и покоя
посмотришь в зеркало с утра
и если хорошо вглядеться -
зияет чёрная дыра
там где когда-то было сердце.
Увидел? – то-то и оно
там не светло и не темно

 

***

Истошно весело орут массовики
и музыка тумц-тумц гремит из парка
пасутся горожане вдоль реки
им душно, жарко
аттракционы всех к себе зовут
шашлык-машлык доходит на мангалах
шальная молодежь и там и тут
пивко сосёт, небрежно и устало
гроза начнётся позже. А пока -
зависли неподвижно облака

Всё хорошо и всё нехорошо.
я заблудился, как среди трёх сосен.
Отсчёт последних летних дней пошёл.
И близко осень.

я собираю тщательно рюкзак
шмотьё, блок сигарет, зубная паста
наматываю нервы на кулак
Всё, баста.
Рвану куда подальше. Тут – каюк.
Я в новом тупике. Айда на юг.

 

 

***

Я обратно вернусь через месяц
над вокзалом - оскаленный месяц
Город пахнет осенней листвой.
Миновав суетливых таксистов
закурю на ходу я и быстро
зашагаю домой.
Путь - дворами знакомыми срежу
и вдыхая сентябрьскую свежесть
прямо в парк ВРЗ я приду
вечер тих и спокоен и ласков
и лежит золотистая ряска
на подлунном пруду

Дом начала двадцатого века
дом-обломок и полукалека
в нём живу я - тринадцатый год
вот на кухне окно моё светит
как родного оно меня встретит
и за двадцать шагов подмигнёт
Здравствуй, здравствуй, родная домина
где на стенах в углах паутина
и от дыма стал жёлт потолок
завершается вновь одиссея
закрываю счета её все я
проходя за порог

 

 

 

и вновь я посетил...

На этой широте, на этой параллели

Моей души - огромного куска

И памяти о выпитом и спетом

тем «незабвенным и далёким летом»
на сердце – глухо, но внутри – тоска.

 

 

***

Копаясь в древних сих предметах

Что достаю из сундука

Зальюсь слезою, но при этом

Пора-порадуюсь слегка

Вот - допотопная кассета

На ней - ветхозаветный рок

А вот на фото – Волга-Лета

Где молод я и мой сурок

Со мною, жив ещё покуда,

Бодр и практически здоров

и на вопрос «пить будешь?» – «буду!»

Он отвечать всегда готов

Статьи, билетики, винил

рублей диковинных заначка
что мог пропить, да не пропил

Покрытый прахом милый хлам

Смешные цацки и игрушки

и никогда их не предам.

 

 

 

***

Квартира старая приснилась нынче мне
я был внутри, одновременно - вне
и странно – не совсем собой я был
а был я кем-то, кто себя забыл
не перекрёстке спутанных времён
где вечно царствует пульсирующий сон.
Я узнавал свой дом по мелочам:
по виду из окна и по ключам
повешенным в прихожей на стене
как раньше было тут, «при нас ещё, при мне»
я узнавал обои, запах, цвет
я видел то, чего на свете нет.
Нет дома этого – другая мебель тут
Другие люди много лет живут
своим считая старый адрес наш
«квартира 27, седьмой этаж
вон окна, видите? – горят на этаже
там и живём мы, жизнь почти уже…»

 

 

 

 

 

****

Однажды, стоя возле магазина
мне говорил - покойный А. Мизинов:
«как хочется, с бутылкой, да в жару
сесть не на берег даже, прямо в реку
и отдохнуть, как должно человеку.
боюсь, что не успею и помру»
Не став откладывать всё это в ящик долгий
и вскоре притащил его на Волгу
вручил бутылку и сказал «дерзай»
река, вино – зачем тянуть резину?
Упрашивать не дал себя Мизинов.
- Ну как, Андрей? – да это - просто рай!
Была прохладна волжская водичка
А.П. Мизинов чувствовал отлично
себя в воде и - крякая смешно
блаженствовал, курил неторопливо
и пил «анапу» нашего разлива
дешёвое и сладкое вино
Как нам порой для счастья мало надо
как короток до рая путь из ада
и из какого сора всё растёт!
жизнь протекает мутною рекою
а счастье вот – достать легко рукою
давай, вперёд, в полёт пора, в полёт.

 

 

 

***

Что никак не уляжешься? Снова никак не спится?
Это вспомнится лето, турбаза с именем птицы
Иволги – где разливалась река, кузнечик в лесу пиликал.
Время детского счастья. Долгих школьных каникул.

Дед мой, матёрый плотник – что-то всё строил, строил
домики с парой комнат (в каждую комнату – трое
человек заселялось). Был он в работе – дока.
С золотыми руками. Вечный ударник – о, как.

Мы рыбачили с дедом. Плавали в лодке с ним мы
по протокам, ловили плотву, густёру и прочих
ранним утром и вечером. Над головами нимбы
вспыхивали от солнца, солнце слепило в очи.

Память моя ты, память, – выглянешь, словно в щёлку,
вспомнишь краски заката, виденного когда-то
Как называлась река-то? – Гусёлкой звалась, Гусёлкой.
А никакой не Летой называлась река та.

 

****

Мы на фото: в саду, за столом, на любимейшей даче
только что от реки – веселы, беззаботны, свежи
август близок к концу, впереди уже осень маячит
паутинкою в воздухе еле заметной дрожит.
Кто-то возится с мясом, а кто- то бренчит на гитаре
кто-то водку уже разливает, а кто-то уже перебрал
и у дуба свернувшись калачиком тихо кемарит
кто-то возле костра шашлыком заправляет мангал.

Целый мир оживает при помощи старого фото:
все при деле, все живы в моём персональном раю -
из которого мне возвращаться порой неохота -
где кузнечики в зарослях лёгкое счастье куют.
Всё мне кажется: он за какой-то загадочной дверью
подойдёшь, постучишься, легонько откроешь, а там
август, Волга и звёзды, и яблоки с сонных деревьев
снова падать начнут и покатятся к нашим ногам.

 

 

 

***
Так ты любил Саратов? – Ну, ещё бы!
Се – дым купечества, родимые трущобы
и лапы лип и Глебучев овраг
возвышенности, склоны, зелень лета
двор на Садовой… эта песня спета
и как туда приехать? – Да никак.

Дома и горы – словно стали ниже
на фоне новых «вышек». И не дышит
пространство улиц, скверов, площадей
мне некуда бежать от новостроя
и сердце будто полое, пустое
ничто не греет больше, хоть убей

Тут Город был. Он весь перелопачен.
Он провалился в бездну и исчез.
И старым именем зачем-то обозначен
Губернский незнакомый город С.

 

На смерть зуба

Я жив одной лишь силой духа
пришли такие времена
то вдруг понос, то золотуха
то сердце ёкнет, то спина

вчера болел, но жил при этом
а вот сегодня – вырван зуб
теперь под лампы ярким светом
лежит бесчувственный как труп

всё меньше вас, родные зубы
всё меньше тянется корней
из тех времён простых и грубых
мятежной юности моей
когда как скиф я зубы скалил -
весь их прекрасный, стройный ряд
одно отрадно, средь печали -
что не болят

 

 

 

**

Мы полетим, мы поплывём
не знаю как, когда? -
но виден неба окоём
но плещется вода -

почти у самых наших ног -
Реки безбрежна даль
Блестит немыслимый поток
как ртуть, как медь, как сталь

И душ возня и толчея
в толпе такой густой! -
«Кто тут последний? Буду я -
За вами» – «ладно, стой»

А старый лодочник ворчит:
«Намазан мёдом путь?
Что за наплыв такой в ночи?
не сесть, ни отдохнуть.

Вас - много, но один я здесь -
вози вас, только знай,
И всякий зайцем хочет влезть!
Я что вам, Дед Мазай?»

Тут - просыпаюсь. Странный сон
растаял в свете дня.
Прощай, Река, прости, Харон.
Плывите без меня.

 

 

***
Давно не летал во сне я
пытаясь держатся корней
и вот - сначала робея
но с каждым мигом - смелей
лечу над какой-то рощей
как в юности я опять
и нет ничего же проще
чем снова летать, летать

хочу - и взлетаю ввысь я
хочу – камнем вниз лечу
почти задевая листья
весело хохочу
Жаль, сны эти нынче редки
и утро прервёт полет
от радости в каждой клетке
тело поёт, поёт.

 

 

***

Летят перелётные гуси -
под ветра октябрьского вой
над всей проосененной Русью
над Вологдой, Псковом, Москвой

Их видят Великие Луки
в Тарусе им машет вослед
Маруся-бабуся и внуки
Маруси той — бабка и дед

летит с ними ангел гусиный
и оберегает их строй
все связаны целью единой
все спаяны общей судьбой

Как будто осенние стрелы
из множества луков зимы
летят и летят за пределы
в которых останемся мы

 

овидий 1
рим 2
жизнь чудо 3
М.К 4
август 83 5
Ластик 6
бывает так 7
черти 8
пена на губах 9
депрессия 10
мэ или му 11
мимо кассы 12
а слово-то... 13
фальшак 13
ремейк 14
памяти деда 18

Великий Пост 19
горб 21
я водку пил 21
понарошку 22
тили-тили 23
а лето что? 24
болезнь 25
чужие куплеты 25
дурацкие мысли 26
лето, насморк, сопли, слёзы 26
не светло и не темно 28
айда на юг 29
вернусь через месяц 30
на этой широте 31
плюшкин 32
старая квартира 33
счастье 34
иволга 35
фото 36
губернский город С. 37
Окуджава 38
своя песенка 39
зуб 4о
Река, Харон 41
полёт во сне 42
гуси 43

Допустим, свалится кирпич, сосулька, ветка