Репрезентативно-когнитивные психологические структуры как носители умственного развития

Факты, рассмотренные в предыдущих главах, как кажется, могут достаточно убедительно свидетельствовать, что развитие самых разных психических процессов и функций в принципе, как правило, происходит по одному и тому же общему плану: от примитивного, глобального, малоопределенного и расчлененного целого к целому внутренне расчлененному и дифференцированному, со все более специализированными определенными элементами и их функциями. Такой общий план развития, как мы видели, обнаруживается в сфере сенсорики, сенсомоторики, перцепции, мышления и речи, начиная с младенчества и кончая зрелым возрастом. К этому общему плану развития всех психических процессов хорошо подходит термин системогенез в том смысле, который он получил у П. К. Анохина (1968).

Однако возникает законный вопрос: почему системогенез самых разных психических процессов происходит столь единообразно? Ответ на этот вопрос, очевидно, следует искать в какой-то глубинной общности развития и принципиального строения внутренних психологических структур, обеспечивающих осуществление самых разных процессов, независимо от их конкретного содержания. Хотя психические процессы несут в себе самое разное содержание, которое потенциально бесконечно и неисчерпаемо, хотя они текучи, динамичны и недизъюнктивны, по определению А. В. Брушлинского, логика требует признать, что в их основе обязательно должны лежать какие-то глубинные базовые, более или менее стабильные, устойчивые и в определенном смысле дискретные структуры, на которых только и может развертываться вся неисчерпаемая динамика сменяющих друг друга содержаний. Напрашивается вывод, что именно такого рода глубинные базовые психологические структуры, которые в конечном счете могут и должны быть «наложены», говоря словами И. П. Павлова, на определенные структуры мозга, могут обладать той общностью своего строения, плана и механизмов развития, которая проявляет себя в большей мере независимо от конкретного содержания, которое в них представлено.

341

Выдвинутое представление может быть подкреплено общетеоретическим и методологическим выводом Я. А. Пономарева о необходимости существования общей психологии, которая по самой своей сути не может быть конкретной наукой о тех или иных психических содержаниях, т. к. в таком случае она включила бы в себя всю систему существующих наук, превратилась бы в некую единую науку об универсуме и тем самым упразднила бы самое себя. Общая психология, считает Я. А. Пономарев (1983), должна быть абстрактной наукой, имеющей дело с общими законами и механизмами формирования и развития внутренних субъективных динамических моделей бытия, которые складываются в ходе взаимодействия живого существа и окружающего мира. В качестве одного из таких общих законов Пономарев сформулировал закон трансформации этапов развития психологических систем в структурные уровни их организации и прямо отметил принципиальную общность этого положения с общебиологическим биогенетическим законом. Хотя сам Пономарев специально не обсуждал вопрос о механизмах возникновения новых высших уровней в составе психологических структур, в литературе отмечалось, что принципу дифференциации здесь должна принадлежать одна из ведущих ролей (Н. Н. Луковников, 1984).

Тезис Пономарева подразумевает, что в структуре психологических функциональных систем — моделей, отражающих, побуждающих, направляющих и регулирующих жизненный путь живого существа, закрепляется история их развития и т. о. именно их структура является субстратом, «материей», носителем психического развития.

К обоснованию положения, что определенные психологические структуры являются носителями психического развития, можно подойти еще с одной стороны, со стороны понятия репрезентации, которое сейчас становится одним из центральных в современной когнитивной психологии.

Английское слово «репрезентация» означает «представленность», «изображение», «отображение одного в другом или на другом». Т. е. речь идет о внутренних психологических структурах, которые складываются в процессе жизни в голове человека и в которых представлена сложившаяся у него картина мира, общества и себя самого.

Поскольку понятию репрезентации трудно дать краткое исчерпывающее определение, его смысл можно раскрыть в нескольких общепринятых положениях (Р. Клацки, 1978; Б. М. Величковский, 1982; И. Хофман, 1986; Познавательная активность в системе процессов памяти, 1989; J. H. Flavell, 1985 и др.).

1. Понятие относится к способу описания и хранения в долговременной памяти знаний в самом широком смысле слова, включая образы, события, слова, сюжеты, тексты, понятия, законы и теории и т. д.

342

2. Знания хранятся в памяти не только и не столько как простые непосредственные «слепки» того, что было воспринято (хотя такой способ хранения не отрицается). Они хранятся также и притом в значительно большей степени в виде более или менее обобщенно-абстрактных продуктов умственной переработки воспринятого. В этих продуктах представлены устойчивые инвариантные характеристики предметного мира, инвариантные отношения между многими его компонентами, а также такие же инвариантные характеристики внутренних состояний субъекта и субъект-субъектных отношений.

3. Хранящиеся в памяти продукты умственной (когнитивной) обработки образуют более или менее упорядоченные системы, состоящие из ряда подсистем и иерархических уровней.

4. Эти системы представляют собой не только системы хранения знаний, но и средство познания. Они являются своего рода внутренними умственными психологическими формами (матрицами, шаблонами, схемами, планами, сетками, «ситами», моделями), «сквозь которые» или посредством которых человек смотрит на окружающий мир и на самого себя. Это те структуры, с помощью которых человек извлекает информацию, на которых происходит анализ и синтез всех поступающих новых впечатлений и сведений. Чем больше они развиты, тем больше возможности получения, анализа и синтеза информации, тем больше видит и понимает человек в окружающем его мире и в самом себе. В когнитивных структурах записаны не только сами знания в виде отображения множества связей между разными сторонами, свойствами и отношениями действительности, но и способы их получения, способы перехода от одних знаний к другим, способы перехода от сырых чувственных данных к их все более абстрактным и обобщенным репрезентациям.

В пользу существования обобщенно-абстрактных репрезентаций приводятся как теоретические, так и экспериментальные доводы.

Главный теоретический довод состоит в том, что если бы все знания хранились в виде прямых копий воспринятого, долговременная память должна была бы располагать неограниченным пространством для их хранения. Неясно также, как можно было бы использовать такие знания как базу понимания и осмысления новых впечатлений и событий. А обобщенно-абстрактная форма хранения, во-первых, делает репрезентации более сжатыми и компактными, а, во-вторых, их абстрактно-обобщенные «ячейки» оказываются пригодными для анализа и синтеза практически бесконечного множества объектов и событий, т. к. вычерпывают из текущей информации соответствующие этим «ячейкам» свойства и отношения.

В качестве фактического доказательства существования обобщенно-абстрактных репрезентаций, которые являются следствием познавательной

343

обработки воспринятого материала и отличны от его прямых копий, приводятся результаты ряда близких по смыслу экспериментов на запоминание и узнавание.

Так, в одном эксперименте испытуемым показывали ряд рисунков хорошо известных объектов и слов, их обозначающих, а затем просили опознавать их среди множества других аналогичных стимулов. Среди последних были стимулы, представляющие элементы положительного множества в другой модальности: вместо слова «стул» рисунок стула, вместо рисунка чашки слово «чашка» и т. п. Испытуемые этой замены почти не замечали: оба вида стимулов они относили к элементам положительного множества. Значит, элементы репрезентировались в памяти в форме обобщенных описаний, а не в той конкретной форме, в какой были восприняты.

В другом эксперименте испытуемым предъявляли информацию об одной и той же сцене в виде ее фотографии, детального рисунка и схематического рисунка, не содержащего деталей. Оказалось, что результаты узнавания всех трех типов стимулов были одинаковыми, т. е. большая детализация не облегчала узнавания. Это согласуется с представлением, что в памяти испытуемых хранились интерпретации, а не «изображения» стимулов. Эти интерпретации, будучи достаточно абстрактными, были одинаково пригодными в качестве описаний для картинок с разной степенью детализации.

Понятие когнитивной репрезентации тесно смыкается с понятием предвосхищающей схемы, определенным образом организующей и структурирующей воспринимаемый материал. Необходимость введения этого понятия была в свое время обоснована при изучении процессов памяти Бартлеттом, а в современной когнитивной психологии Найсером (У. Найсер, 1981). По Найсеру, предвосхищающие схемы — это когнитивные структуры, которые подготавливают индивида к принятию информации какого-то определенного, а не любого вида, и таким образом управляют его текущей познавательной активностью. Постулирование такого рода схем избавляет от необходимости предполагать существование в голове человека огромного хранилища, находящегося под угрозой переполнения. То, что хранится в голове, это не копии образов, а описания объектов, потенциально доступных восприятию. В разных ситуациях и при решении разных практических задач актуализируются не все возможные, но только определенные, адекватные данным условиям схемы.

Очень выразительные данные о роли когнитивных схем были получены в известном эксперименте В. Г. Чэйза и Х. А. Саймона на шахматистах. В нем было показано, что при случайном расположении фигур запоминание их комплексов было одинаковым и у начинающих игроков, и у мастеров высокого класса, но при запоминании шахматных

344

композиций мастера значительно превосходили начинающих. Был сделан вывод, что именно имеющиеся у мастеров схемы позволяли им осуществлять более глубокий и широкий анализ потенциальных связей между фигурами, что и приводило к лучшему сохранению в памяти их взаимного расположения.

Современная психология пока еще мало знает о конкретном функциональном строении абстрактно-обобщенных когнитивных репрезентаций применительно к разным сторонам действительности. Исследования, направленные на выявление их структуры, находятся только в самом начале. Вероятно, наиболее ясно сейчас можно представить себе строение структур, обеспечивающих понимание и порождение речи. Поэтому, чтобы дать более конкретное представление о том, что могут представлять собой системы абстрактно-обобщенных репрезентаций, из каких подсистем и уровней они могут состоять, мы рассмотрим этот вопрос на примере именно речевых структур.

Звуки, произносимые и воспринимаемые человеком при осуществлении речевой функции, практически бесконечно многообразны, обладают большим количеством самых разных акустических и артикуляционных особенностей. Но когнитивные структуры «сортируют» все эти особенности на три основные группы, отвечающие трем основным функциям речевого сообщения: передавать смысл, содержание, сообщать о чем-либо (экспликация); выражать свое собственное состояние, отношение к сообщаемому и слушателю (экспрессия); выражать намерения, целевые установки сообщения (апелляция) (Н. С. Трубецкой, 1960). Эти три функции осуществляются разными звуковыми средствами в том смысле, что для них используются разные признаки звуков речи. Одни признаки несут смыслоразличительную функцию и служат для передачи и понимания содержания, другие — для экспрессии, третьи — для передачи намерений и целей. Поэтому, пользуясь терминологией Н. С. Трубецкого, можно сказать, что, воспринимая речь, мы как бы проецируем различные качества звуков на три разные плоскости — плоскость сообщений, плоскость выражения и плоскость апелляции. Первая из них — это плоскость фонем, которая работает только со смыслоразличительными признаками звуков — фонемами. Она является как бы своеобразным «ситом», которое пропускает и собирает только то, что имеет отношение к распознаванию смысла. А все прочее просеивается двумя другими «ситами»: «ячейки» второго пропускают только то, что существенно для распознавания экспрессии, а «ячейки» третьего — существенное для распознавания апелляции. Эти три «сита», которые складываются в процессе жизни и речевого опыта, разбивают непрерывный целостный речевой поток на отдельные дискретные элементы. Без этих «сит» мы этих отдельных элементов не слышим и не

345

различаем, что хорошо знакомо каждому по его первым впечатлениям при слушании речи на незнакомом иностранном языке, который воспринимается как какое-то единое нечленораздельное целое.

Итак, фонемы — это продукт познавательного анализа звукового потока речи, который может быть представлен в виде определенной стабильной структурной плоскости, имеющей собственное психологическое существование, не сводимое к первичной плоскости, на которую проецируются все без исключения признаки звукового речевого потока. На этой плоскости, по-видимому, в каком-то определенном порядке располагаются «ячейки» для «вылавливания» всех фонем данного языка, и она же осуществляет фонематический анализ всей текущей речевой информации, выделяя из нее только смыслообразующие — смыслоразличительные признаки. В современной терминологии это и есть когнитивная репрезентативная структура, в которой стабильно абстрагированы только определенные составляющие речи и которая выделяет эти составляющие в текущих речевых потоках. Эта структура представляет собой компонент или подсистему более общей структуры, аккумулирующей в абстрактной форме и выделяющей, помимо смыслоразличительных, другие признаки, имеющие коммуникативное значение, — экспрессивные и аппликационные. Эти три структуры в целом составляют главный каркас когнитивной системы звукового анализа речи. Поскольку эта система строится по-разному в разных языках, аккумулируя и абстрагируя его особенности, то, если она прямо используется при слушании чужой речи, неизбежны ошибки в понимании ее смысла, намерений и эмоционального состояния говорящего.

Представление о когнитивной психологической структуре, выделяющей фонемы, позволяет сделать более ясной дискутируемую в лингвистике проблему реальности существования фонем. Являются ли фонемы как единицы языка фактом языкового сознания носителя языка или это абстракции, которые конструируются исследователем? Если для одних авторов фонемы — это реальность языка, то другие оспаривают это положение. Основной аргумент противников реальности фонем это то, что фонемы не могут быть выделены на основе физического анализа звуков, не могут ни классифицироваться, ни изучаться в единицах физики, в частности, акустики. Значит, делается вывод, это не реальность, но только конструкция исследователей.

Но дело в том, что из тезиса о невозможном фиксировать фонемы инструментальными физическими методами не следует вывод о том, что их не существует. Они существуют как реальности сознания говорящего, как инварианты речевого потока, выделенные внутренними когнитивными структурами индивида. Н. И. Жинкин (1982) был совершенно

346

прав, когда в качестве возражения противникам реальности фонем приводил тот простой факт, что каждый взрослый носитель языка способен выделять фонемы из потока речи.

Когда Бодуэн де Куртене определял фонему как психологическую реальность, как представление о звуке, как «намерение произнести звук», он был прав в том отношении, что фонемы не относятся ни к физической реальности звуков, ни к уровню сенсорики, а принадлежат более высокому психологическому уровню организации речи. Сегодня этому пониманию природы фонем может быть придана, как мы видели, более определенная и даже «осязаемая» форма, хотя и не физическая и не акустическая по своим характеристикам.

Фонемная или фонологическая плоскость — это более высокий уровень репрезентации звукового потока речи, чем уровень первичных сенсорных ощущений, в которых слиты самые разные звуковые впечатления. Но между этими двумя уровнями находится еще один промежуточный репрезентативный уровень: уровень выделения различительных дифференциональных признаков фонем.

Дело заключается в том, что, по современным представлениям, фонемы — это интегральные образования. Они опознаются по набору определенных акустических и артикуляционных признаков, которые образуют бинарные оппозиции. Это звонкость — глухость, назальность — неназальность, напряженность — ненапряженность, высокий тон — низкий тон, наличие — отсутствие колебаний в области нижних частот, большая или меньшая концентрация энергии в центральной области спектра и т. д. Считается, что число таких различительных признаков не превышает 12 и что восприятие каждого признака у взрослого человека относительно независимо от других. На этой основе в современной лингвистике фонемы определяются как одновременные сочетания в пучки определенных различительных признаков. Т. о. принята точка зрения, идущая от Блумфилда, что фонемы это не звуки, а соединенные вместе признаки звука, которые носители языка научились производить и узнавать в потоке речи (Р. Якобсон и М. Халле, 1962).

Таким образом модельное представление строения структуры фонематического анализа должно включать два когнитивно-репрезентативных уровня дискретного описания речевых сигналов, надстраивающихся над первым уровнем целостных непрерывных слуховых и речедвигательных сенсорных афферентаций: аналитический уровень репрезентации отдельных смыслоразличительных признаков и интегративно-синтетический уровень их сочетаний. Интегративные элементы последнего уровня представляют собой минимальные неразложимые единицы, на которые членятся слова речи.

347

Наряду с этими двумя уровнями в когнитивной структуре речи существует еще один, всем известный уровень — это словарь, хранилище всех известных слов данного языка. В словаре множество слов хранится в хорошо упорядоченной системе, в которой слова связаны между собой по смыслу. При этом одно и то же слово связано со многими другими в зависимости от разных смысловых отношений между ними. Прежде всего слова организованы по понятийным категориям: живое и неживое, растения и животные, мебель и инструменты, движущиеся тела и неподвижные и т. д. и т. п., а категории упорядочены так, что более широкие включают более узкие. Слова организованы также по принадлежности к определенному времени и месту, по причинно-следственным связям, по принадлежности к разным наукам и т. д. и т. п. В результате получается сложнейшая вербально-смысловая сеть со множеством узлов-ячеек, соответствующих отдельным словам, и со множеством связывающих их связей-векторов. Из каждого узла этой сети по разным связям-векторам можно «попасть» во множество других узлов, что и происходит при порождении речи в зависимости от окружающего контекста и намерений говорящего. Изучение строения и функционирования этой грандиозной вербально-смысловой сети является в настоящее время предметом интенсивных исследований в области психолингвистики, долговременной семантической смысловой памяти и искусственного интеллекта.

Но строение когнитивной структуры речи этим не ограничивается. В ней образуется еще одна репрезентативная плоскость или еще одна решетка — морфемная. На ней представлены элементы слов, общие для их больших определенных групп. Это корни, приставки, суффиксы и окончания слов. Эта решетка, необходимая для правильного грамматического оформления речи, дополняется решеткой «обобщенных типизированных образцов» (Т. Н. Ушакова, 1979), по которым осуществляется соединение слов в предложения. Часть этих обобщенных образцов служит для выражения грамматических отношений (падежей, вида и наклонения глагола и т. д.), а часть для выражения отношений противоположности, единственности и множественности, профессии, деятеля и предмета, предназначенного для действия, и других логических категорий.

Наконец, в речевой структуре существует еще одна репрезентативная плоскость. Это обобщенные схемы объединения слов, как сложившиеся в речевой практике обобщенно-абстрактные интегрированные единицы повторяющихся последовательностей слов, как обобщенные синтаксические структуры предложений, хранящиеся в долговременной памяти в виде синтаксических стереотипов. Главные из них — это субъектно-предикативная структура простого повествовательного предложения, структура пассивной конструкции и структура отрицания, которые

348

являются своего рода обобщенно-абстрактными «синтаксическими рамками», на которых может помещаться практически бесконечное число каждый раз новых семантических элементов (Л. Р. Аносова, 1985).

Такова в самых общих чертах грандиозная по сложности, но вместе с тем ясная и четкая по принципам организации упорядоченная иерархическая когнитивная структура, осуществляющая понимание и порождение речи. Эта абстрактно-обобщенная система, состоящая из многих элементов и нескольких уровней, как отмечает А. М. Шахнарович, коррелирует с системой языка, но не тождественна ей. Это внутренняя психологическая когнитивно-репрезентативная система, составляющая содержание того, что получило название языковой способности человека (Человеческий фактор в языке. Язык и порождение речи, 1991).

Если подойти с точки зрения понятия репрезентации к умственному развитию, то естественным будет вывод, что по мере развития репрезентативные структуры становятся все более и более дифференцированными. Если суммировать и обобщить под этим углом зрения факты, приведенные в предыдущих главах, то рост когнитивной дифференцированности репрезентативных структур может быть охарактеризован по следующим взаимосвязанным направлениям или аспектам:

1. Увеличение количества структурных уровней, на которых осуществляется репрезентация и регуляция деятельности.

2. Увеличение количества размерностей или отдельных осей, на которых осуществляется репрезентация разных свойств и отношений действительности.

3. Увеличение количества размерностей, которыми индивид может оперировать независимо от других в соответствии с требованиями инструкции, задачи, ситуации.

4. Рост «дробности делений» в каждой из размерностей, что означает сужение репрезентативных зон близких значений соответствующих признаков стимуляции и может быть квалифицировано как увеличение метрической определенности соответствующих размерностей.

Т. о. можно говорить о психологической познавательной системе как о своего рода многомерном ментальном когнитивном пространстве, характеризующемся определенной топологией и метрикой, и о том, что по мере умственного развития растет сложность этого пространства, его топологическая и метрическая определенность.

В терминах теории Дж. и Э. Гибсонов рост дифференцированности репрезентативных когнитивных структур означает рост их способности к извлечению все новых, более тонких инвариант стимуляции, инвариант все более высокого уровня. А в терминах когнитивной психологии это означает рост способности психологической познавательной системы

349

к отражению и оперированию все новыми и новыми признаками вещей и явлений, которые на более ранних этапах развития были для нее недоступны.

Обогащение признакового состава репрезентаций за счет извлечения все новых инвариант из окружающей действительности необходимым образом связано с развитием, обогащением и дифференциацией специфических, специализированных взаимодействий субъекта с ее разными сторонами, свойствами, аспектами. Говоря о специфических взаимодействиях, мы имеем в виду специфические специализированные исследовательские и практические действия субъекта, которые специфическим образом связаны с определенными свойствами объектов и явлений. Так, например, чтобы получить сведения о форме предмета, на него надо посмотреть или ощупать его рукой, чтобы узнать его вкус — попробовать на язык и т. д. Применительно к раннему перцептивному развитию эта сторона дела обсуждалась Э. Гибсон (глава VII), в теории которой развитие перцептивных репрезентаций представлено в неразрывном единстве с развитием исследовательской, практической и вербальной активности ребенка. Однако дело заключается не только и не столько в том, что перцептивные репрезентации развиваются и дифференцируются по мере развития и дифференциации действий, которые опосредствуются этими репрезентациями. Имеется еще другой, более глубокий аспект формирования когнитивных репрезентативных структур. Дело заключается в том, что сами специфические взаимодействия субъекта с объектами входят специфическим образом в состав репрезентаций, в которых представлены разные свойства, аспекты, признаки предметов и явлений.

В главе XI мы выделили признаки формы и признаки дискретных и непрерывных величин, которые мы назвали перцептивно-операциональными, перцептивно-операционально-измерительными и операционально-измерительными. Репрезентации этих признаков, как это следует из анализа приведенных там фактов, должны представлять собой специфические способы изменения и измерения определенных свойств вещей, а точнее — это должны быть некие инварианты, связывающие определенные перцептивные впечатления и определенные способы их изменения и количественной оценки. При этом надо подчеркнуть, что речь идет именно о признаковом составе репрезентаций и о развитии этого состава, а не о некоторых объективных признаках, присущих объектам и явлениям действительности как таковым. Так, например, величина чего-либо — это объективное свойство, существующее до и независимо от чьего-либо познания, но репрезентация свойства величины — это психологическая реальность, состоящая из многих элементов, каждый из которых выступает как внутренний психологический признак данного объективного свойства. В английском языке для

350

обозначения таких внутренних психологических признаков употребляется термин «cue», в отличие от термина «feature», обозначающего признаки или свойства вещей и явлений как объективных, внешних по отношению к субъекту реальностей. В русском языке такого разделения терминов нет, и термину «cue», который в словарях переводится как «намек», «реплика», «подсказка», нам пока не удалось подобрать краткий адекватный русский аналог. Поэтому мы хотели бы подчеркнуть, что когда мы говорим о разных видах операциональных признаков, то имеем в виду «cues», а не «features», т. е. имеем в виду элементы в составе психологических когнитивных репрезентаций, понимая, что им отвечают в окружающем мире не «features», а некоторые инварианты в соотношении определенных специфических «features» и определенных специфических способов их изменения и измерения.

Вопрос о природе, характере и видах внутренних психологических признаков (cues), об их соотношении с их объективными коррелятами в окружающем мире (features) является, с нашей точки зрения, одним из центральных в проблеме строения, функционирования и развития когнитивных репрезентативных структур субъекта. Ясно, что здесь явно нет какого-то простого прямого соответствия один к одному. В этой связи уместно вспомнить приведенную выше мысль А. М. Шахнаровича, что когнитивная структура, лежащая в основе языковой способности и осуществляющая понимание и порождение речи, коррелирует с системой языка, но не тождественна ей. То же самое должно быть верно и по отношению ко всем вообще когнитивным структурам, закрепляющим результаты познания физической, социальной и психологической реальности. Однако прояснение этого центрального вопроса о скоррелированности, но не тождественности внутренних познавательных структур и структур объективной реальности, требует специальных всесторонних экспериментальных и теоретических исследований, включая обращение под этим углом зрения ко всей обширной философской проблематике теории познания, и является делом будущего. Возможно, что на этом пути лежит разрешение многих аспектов и парадоксов принципиальной проблемы непротиворечивого согласования мнений о субъективности и объективности познания, веками волнующей человеческую мысль. Чисто умозрительно можно, например, предположить, что некоторые психологические признаки (cues) каких-то объективных свойств и отношений (features), достаточные и удовлетворительные для определенных условий ориентировки во внешнем мире, могут оказаться неадекватными для других условий, что некоторые признаки могут быть вообще ложными и должны быть элиминированы, что психологические признаки одних и тех же свойств и отношений реальности и их системы в когнитивных структурах у

351

разных индивидов могут быть до некоторой степени разными, что разные операционально-измерительные признаки какого-либо явления могут оказаться несовпадающими и даже противоречащими друг другу.

Поднятые вопросы уже начинают привлекать внимание исследователей, изучающих развитие систем репрезентации в рамках парадигм современной когнитивной психологии, и становятся предметом прямых целенаправленных экспериментальных исследований. Так, например, в обобщающей работе (R. N. Aslin, L. B. Smith, 1988) приводятся данные, что восприятие размера, удаленности и формы объектов базируется у младенцев 4—5-месячного возраста на иных психологических признаках и на меньшем их количестве, чем у более старших детей, начиная с 6—7 месяцев.

Авторы данной работы обсуждают вопрос, что же именно развивается, когда мы говорим о психическом развитии субъекта. В этой связи они говорят о развивающихся психологических структурах, в составе которых выделяют три структурных уровня:

1. Уровень первичных сенсорных данных или уровень «сенсорных примитивов».

2. Уровень перцептуальных репрезентаций.

3. Уровень высших репрезентаций, куда относятся концепты и язык.

Уровень сенсорных данных авторы в соответствии с широко принятой на Западе терминологией называют проксимальной стимуляцией, т. е. стимуляцией на уровне рецепторов. А второй и третий уровни — это уровни репрезентации дистальной информации, т. е. информации о внешнем мире, об объектах, их свойствах и отношениях. При переходе от первого ко второму уровню происходит, с точки зрения авторов, такая трансформация проксимальной стимуляции, при которой в психике субъекта начинают быть представлены не функции его рецепторов, но информация о вещах, событиях и явлениях внешнего мира. Это уровень репрезентации перцептивных инвариант, если говорить в терминах теории Э. Гибсон. В ходе психического развития развиваются все три уровня психологической структуры познания, и уровень развития сенсорики накладывает ограничения на возможность развития следующих уровней, однако развитие репрезентаций — это самостоятельный процесс, имеющий собственное содержание. Авторы в своем обзоре не касаются третьего уровня высших репрезентаций, ограничиваясь рассмотрением второго. На этом уровне, с их точки зрения, развитие состоит в появлении новых перцептуальных репрезентаций и в их реорганизации. Приводимые ими фактические данные об изменении характера и состава признаков, на которых у младенцев разного возраста базируется восприятие формы, размера и удаленности объектов, они рассматривают как свидетельство развития именно перцептивных репрезентаций, а не сенсорных данных первого уровня.

352

В психологии познавательных процессов традиционно принято говорить о признаках объектов и понятий разных уровней общности и характеризовать достигнутую ступень умственного развития по способности индивида выделять и оперировать общими родовыми признаками вещей и явлений. Это положение, конечно, бесспорно. Но подход к умственному развитию с точки зрения принципа дифференциации позволяет углубить это бесспорное положение, т. к. показывает, что формирование обобщенных репрезентаций высшего уровня неразрывно связано с высокой дифференцированностью репрезентативных структур нижележащих уровней. Об этом свидетельствуют, в частности, данные И. М. Соловьева о развитии суждений о сходстве-различии объектов, рассмотренные выше в XII главе. Но особенно убедительные и красивые данные на этот счет получены в исследовании М. А. Холодной (1983), которой удалось экспериментально выявить сложное многоуровневое строение концептуальных структур понятийного мышления.

Предметом исследования Холодной явилась когнитивная структура понятийных обобщений или концептов. Концепт, по определению автора, — это скрывающееся за определенным словом целостное интегрированное системное многоуровневое образование, в котором представлено множество разнокачественных и взаимосвязанных признаков некоторого объекта или явления, обозначаемого определенным словом. Эта сложная целостная система рассматривается ею как интегральный эффект познавательного развития субъекта. И хотя сама Холодная не проводила исследований по генетическому развитию концептов, многие из полученных ею результатов могут быть рассмотрены и в этом контексте.

Остановимся подробнее на методике и результатах некоторых экспериментов Холодной, посвященных изучению структурной организации концептов.

В первом эксперименте испытуемым предъявляли 7 конкретных и 6 общих слов. Конкретными были такие слова как маяк, ковер, лампа, а общими — такие как сигнал, развитие, энергия. Испытуемым, которыми были студенты в возрасте 18—23 лет, предлагалось как можно более полно раскрыть содержание соответствующих понятий так, чтобы человек, которому само данное слово не было бы названо, мог понять, о чем идет речь (методика «условный собеседник»). Было выделено 7 типов высказываний о содержании данных понятий и о характеристиках относящихся к ним объектов:

1. Ситуационно-предметные.

2. Функциональные характеристики.

3. Отдельные детали и части.

4. Дифференциация разных конкретных свойств, обозначаемых словами объектов: зрительных, тактильно-осязательных, свойств материала,

353

свойств опосредованно-логических (удобный, звукопоглощающий, выносливый, сотканный, скоростной и т. п.), свойств, вызывающих определенные эмоции и т. д.

5. Обобщенные характеристики объекта.

6. Видовые связи.

7. Категориальные родовые признаки.

По результатам анализа всех высказываний о всех 13 словах для каждого испытуемого было получено два суммарных показателя:

1. Показатель продуктивности определения содержания концепта, исходя из того, что каждый выделенный родовой признак оценивался 2 баллами, а каждый видовой — 1 баллом.

2. Показатель степени структурированности концептуальных структур — число выделенных частей, деталей и свойств объектов.

Корреляционный анализ выявил высокую связь этих двух показателей — коэффициент корреляции был равен 0,89 для конкретных и 0,81 для абстрактных слов.

Т. о. полученный результат свидетельствовал о том, что чем выше уровень понятийной организации концепта, тем больше представлены в его структуре результаты конкретно-предметного анализа соответствующих объектов, т. е. тем более дифференцированными являются репрезентации разных их свойств.

В другом аналогичном эксперименте испытуемым предъявляли 15 конкретных слов, с каждым из которых выполнялось три задания:

1. Назвать как можно больше свойств и деталей объекта, обозначаемого данным словом.

2. Подыскать как можно больше категориальных родовых определений.

3. Перечислить как можно больше сходных предметов того же рода, т. е. видовых аналогов.

Аналогично результатам предыдущего эксперимента вновь обнаружилась тесная корреляционная связь между способностью к категориальным определениям объекта и продуктивностью выделения его разных деталей и свойств (коэффициент корреляции 0,776), а также межд<