Изоляция Тани: оговор семьи.

Заходит к Виктору.

 

Виктор. Что ты убежал сразу?

Михаил. Сидишь? Правильно. Тут так и надо – сидеть и не высовываться.

Виктор. А что?

Михаил. Да… не хотел тебе говорить, да если что случится, мне же потом и отвечай.

Виктор. Что случится?

Михаил. Откуда я знаю? Всего ждать можно. Домой бы тебя взял, так там мать, батя сеструха с мужиком да с короедами. Почему, скажут, не в гостиницу?

Виктор. Слушай, ты говори нормально.

Михаил. Чего тут говорить – сиди, и все. Только дверь закрывай покрепче. Тут вообще-то по одному не селят. Вдвоем, втроем еще можно, чтоб спать попеременке. А одному…

Виктор. Да что – одному-то?

Михаил. А то, что больные они.

Виктор. Мужик, что ли? Видел, лежит, ну и что?

Михаил. Ага, просто так тебе лежит.

Виктор. А что?

Михаил. А то, что бабка всю жизнь в этом, ну… в психической просидела, его «лежит сам видел, ну и хозяйку увидишь еще.

Виктор. Подожди, вся семья «эти», что ли?

Михаил. Вот именно. Ты тут сразу на дочку, не знаешь ничего. Деревенские-то все знают, вот и зашел сказать. За это статья, говорят, даже имеется.

Виктор. Подожди, это что, серьезно?

Михаил. Ага, пошутить к тебе прибежал.

Виктор. А как мне тогда?

Михаил. Не выходи, не разговаривай и вообще молчи… главное – с дочкой не вздумай. А то они такой хай поднимут!..

Виктор. Так подожди, они, выходит, все со справками: голову отвернут – и отвечать не будут?

Михаил. Давай тебе дадим, если так охота.

Виктор. Ты не юмори тут! Привел в какую-то психушку, а теперь шуточки. А если в клубе?

Михаил. Чего его, для тебя одного топить будут? Там и кино-то час просидеть – две шубы надо. Сам бы тебя увел отсюда, а куда?

Виктор. Подожди, а почему они не там, ну, не в психушке?

Михаил. Если всех садить, кто тогда работать будет?

Виктор. А зачем они девочку на крышу гонят?

Михаил. На какую крышу?

Виктор. Ну, бабка кричала.

Михаил. А, это на ихнею-то? Это лозунг вывешивать.

Виктор. Зачем?

Михаил. Ну… ясно зачем. К именинам. Сам, хозяин-то, любит, чтоб ему каждую неделю именины устраивали. Речи чтоб говорили, прославляли. Тут уж попробуй не сделай.

Виктор. Так если каждую неделю, сколько ему тогда лет?

Михаил. Кто его знает. Может, семьсот, а может, и тыща, я ж говорю, такой народ, что…

Виктор. И что пишут?

Михаил. Где?

Виктор. На лозунге.

Михаил. Да пишут-то нормально: «Да здравствует день танкиста!», и все.

Виктор. Весело вы тут…

Михаил. Утопить-то сегодня никого не собираются, не слышал, не кричали?

Виктор. Как – утопить?

Михаил. Как топят? В воде, конечно.

Виктор. А кого?

Михаил. Разных, бывает. Ладно, пошел я.

Виктор. Так подожди, а я?

Михаил. А что ты?

Виктор. Здесь и сидеть одному?

Михаил. Если все будешь делать как сказал, кто тебя тронет? Пошел я. (Выходит.)

 

Изоляция Тани: перезагрузка.

В комнате Тимофей, бабка. Таня в своей комнатке.

 

Бабка. Ну и что он там, Мишка?

Тимофей. Ножик сидит точит, чего ему еще делать?

Михаил. Сидит. Может, еще ничего и не будет. Главное, чтобы Танька ему на глаза не попадалась. А то они сидят-то там, ну… без женщин. Раздражишь его, а потом… Пошел я.

Бабка. Так что ж ты… его привел, сам уходишь, а нам?..

Михаил. А вам… кричать теперь меньше, поняла? Что вам? Не трогайте его, и все. Не разговаривайте, не смотрите и вообще не раздражайте, тогда, может, и ничего, может, и не тронет.

Бабка. Не разговаривайте… а если он… Тимоха, ты слышишь, чего он говорит-то?

Михаил. Все – договорились. Танька там?

Бабка. Сидит читает.

Михаил (какое-то время раздумывает, зайти или нет к Татьяне.) Ладно, пусть сидит. Пошел я. (уходит.)

Ожидание приступа.

 

Бабка. Гляди-ка, Тимоха, ушел.

Тимофей. Что он теперь, сутками около нас сидеть должен?

Бабка. Временами, дескать. А кто знает, когда эти времена начинаются? Может, сегодня же и начнется.

Тимофей. Не начнется. Если б сегодня, по нем бы сразу заметно было.

Бабка. Ну, так завтра.

Тимофей. Ладно, будешь теперь. Начнется так начнется, нет так нет. Может, правду Танька сказала?..

Бабка. Про Мишку, что ли? Так зачем же ему придумывать-то, если самому теперь бегать каждый час? Нет, как только они зашли, я сразу сообразила: что-то не то. Стоял – стоял, та как Таньку увидел – весь аж напружинился. И как теперь ее куда прятать?

Тимофей. Что он ей при нас сделает?

Бабка. «При нас»… а во дворе где поймает?

Тимофей. Пусть не выходит.

 

Приход хозяйки.

Входит Катерина.

 

Катерина. Танька дома? На крышу слазили?

Бабка. Тссс!

Катерина. Чего?

Бабка. Тише! Мы сами тут сидим только шепотом. А то ведь раздражишь.

Катерина. Кого раздражишь?

Бабка. Кого, да его! Вон, за дверью сидит. Аж ходить пошто-то охота на цыпочках.

Катерина. Кто сидит? (Тимофею.) чего у вас тут?

Тимофей. Ты сначала в город съезди, костыли купи, а потом спрашивай. Ничего, вот выйдет, я без костылей и пальцем не шевельну, пусть он вас тут…

Катерина. Да кто выйдет-то?

Тимофей. Увидишь еще – кто, да поздно будет. Ты понимаешь, что мне уже давно ходить надо? Врач что говорила?

Катерина. Лежать – вот что! Ты мне объясни: чего она тут трясется?

Бабка. Да не трясусь я, Катька, а только сама-то посуди, вот он счас сидит тихо, смирно, а к ночи что у него на уме будет?

Катерина. Да у кого – у него-то?

Бабка. Да у жильца, у кого ж еще-то?! Кто ж тут еще-то из дурдома?!

Катерина. Какого дурдома?

Бабка. «Какого»… Казенного! Мишка привел, оставил, да и сам убежал.

Катерина. Буйный какой или чего делает-то? Зачем его сюда привели-то?

Бабка. Так вот спроси! Мишка привел! К празднику, дескать. Ну хошь бы и к празднику, а нормального-то нельзя, что ли?

Тимофей. И чтоб именины мне сделали, иначе я вам устрою!

Бабка. Во, а этот с именинами какими-то!

Тимофей. Не «какими-то», а моими. Мне их хоть раз делали?

Катерина. А кому, мне, что ль, делали?

Бабка. Вот когда будет на пенсию, вроде б как юбилей, тогда и проведем. Все же так делают.

Тимофей. Так все со сломанными ногами не лежат, как я.

Катерина. А тебе, значит, за то, что по пьянке сломал, именины устраивать?

Тимофей. Не за то, что сломал, а за то, что лежу. Все равно же делать нечего в это время, вот и проведем.

Бабка. Может, правда? Катька? А потом бы уж не делали.

Катерина. Ага, «правда» вам! Сначала кого-то за стенкой посадили, потом именины требуют, а дальше что скажете? Ну надо же, опять на крышу не слазили! Это ж сколько можно терпеть-то?

Бабка. Так его боимся, Катька!

Катерина. А он вам что?

Бабка. Кто знает, что у него на уме?

Катерина. Ага, вы, значит, такие хорошие, а я, значит, такая плохая, мне, значит, не жалко этих котенят. Так только если они вырастут – все десять-то или сколько их там? – куда мы потом с ними? Если они все десять-то там затопочут, что мы потом?

Тимофей. Где ты видела, чтоб кошки топотали?

Катерина. Затопочут, не беспокойся! А если еще эти десять да своих по десять принесут, тогда совсем возрадуемся.

Тимофей. Как это они принесут, если из них всегда половина котов бывает?

Катерина. А коты что, цыплят помилуют? Да пошел ты с котами своими! (кричит.) Танька, ну-ка счас же лезь на крышу! Я их сама утоплю, ты только достань.

Таня (из своей комнаты). Темно уже совсем.

Бабка. Катька не о том разговор, кто хороший, а кто плохой, а только она на крышу, а он ее там…

Катерина. Да где – там-то, если он, говоришь, здесь сидит?

Тимофей. Да пошли вы… Сами хуже всякого дурдома.

Бабка. Катька, ты пошто не поймешь-то?..

Катерина (перебивает). Ладно, хватит! Давайте ужинать. (кричит Тане.) И чтобы завтра на крышу как штык, безо всяких разговоров!

Бабка с Катериной собирают на стол.

 

Ужин. Начало приступа.

Виктор в своей комнате подходит к телефону, набирает номер.

 

Виктор. Алло, девушка, город мне, да, город: три-семнадцать-восемьдесят два. Да, по срочному. Соединяете? Да, жду, жду. (Ждет с трубкой в руках.)

 

В большой комнате бабка и Катерина за столом. Тимофею еду ставят на табуретку у его кровати.

 

Бабка. Кричит чего-то?

Тимофей. Не кричит, а звонит.

Катерина. Танька, иди ужинать.

Бабка. Может, он туда звонит?

 

Входит Таня, садится за стол.

 

Тимофей. Куда – туда?

Бабка. «Куда»… да откуда вышел!

Тимофей. Чего ему туда звонить?

Бабка. Спрашивает, видно, чего-то.

Тимофей. Ага, совету спрашивает – как нас тут уничтожить.

Катерина. Да перестаньте вы!

Таня. Что ты, папка, бабка старая, а ты? Мам, может, позвать его, он же не ужинал.

Тимофей. Бабка тогда первым же куском подавится.

Бабка. Позови-позови да еще ножик к нему рядом положи!

Катерина. Перестаньте! Ешьте да помалкивайте.

 

В комнате Виктора.

 

Виктор. Алло, девушка! Да, три-семнадцать-восемьдесят два. Да, я жду. Мой? Минутку. (смотрит номер на телефоне, но, видимо, его там нет.) Девушка, не бросайте трубку, я сейчас спрошу, не бросайте, минутку…

Виктор выбегает в большую комнату. Бабка в испуге отпрянула, настороженно смотрят Тимофей и Катерина. Какое-то время Виктор тоже смотрит на них с недоумением, но, вспомнив информацию Михаила, спохватившись, улыбаясь, пятится.

 

Виктор. А, да, да, понял, все понял.

Тимофей (показывает пальцем на свои губы). Ужинаем вот.

Виктор. Да, конечно. Мне этот… (показывает, как подносят трубку к уху) телефон, телефон.

Тимофей (осторожно показывая пальцем на дверь в «гостиницу»). Там, там телефон.

Виктор. Я знаю. (крутит пальцем, как бы набирая номер.) номер мне, номер.

 

За столом переглядываются.

 

Тимофей. Не знаем мы номера.

Виктор. Как – не знаете? Кто ж тогда знает? (спохватившись, снова заулыбался.) ну, понимаете, номер, номер… телефона номер.

Тимофей. А куда звонить номер-то? Может, где записали на бумажке да обронили бумажку-то?

Виктор. Да нет, ваш, ваш номер, вашего телефона.

Тимофей. А, нашего! Та нашего: два-тринадцать. (выводит цифры пальцем в воздухе.) сначала – два, а потом – тринадцать. Два и тринадцать.

Виктор. Как – всего три цифры? Может, еще забыли какие?

Тимофей. Так все, больше нету.

Виктор. Хм… ну хорошо. Ясно. Понял.

 

Бежит к себе, берет трубку.

 

Девушка, два-тринадцать. Да нет, это мой, ну, ихний, ихний, они так сказали. Да, по срочному, жду.

 

Паника бабки.

За столом.

 

Бабка. Вот и началось.

Таня. Ну и что, номер спросил.

Бабка. «Номер» тебе! А глаза какие – видела? Уж теперь-то я разглядела. А это… (показывает, как Виктор крутил пальцем.)

Тимофей. Я тоже – чего это думаю, он вертит? Думаю, может, чашку какую или тарелку просит. Мол, кругленькая.

Бабка. Тарелку… как он только начал вертеть, так я сразу и подумала, смерть моя пришла. Да мне-то ладно, а вот ее-то… (кивает на Татьяну) теперь куда девать?

Катерина. Так Мишка-то привел, чего сказал?

Бабка. То и сказал. Вести, мол, больше некуда, раз у вас гостиница, деньги получаете, то сами и разбирайтесь. Черт бы уж с ними, с деньгами с этими!

Таня. Да врет он все, мама. Напридумывал, а они теперь…

Катерина. Кто врет?

Бабка. Да как же тебе врет-то? Сама-то, что ль, не видела?

Катерина. Кто что придумывал-то?

Бабка. Да Мишка это упредил нас, чтоб знали-то, ну, про того. А она никак не верит.

Таня. Ну и тряситесь теперь, раз вам Мишку так слушать охота. (уходит к себе.)

Бабка. Гляди-ка, нисколько не боится.

Катерина. Так почему она не верит-то?

Бабка. Да что мы сразу, дескать, не поглядели на него. А когда тут глядеть? Убираться надо было.

Тимофей. Да не глядеть… Парень-то он молодой и из себя ничего вроде, вот ей и неохота, чтоб дурак был.

Катерина. Объяснили! Ладно, тут дел невпроворот. (начинает убирать со стола.)

Бабка. Пойду ягненка погляжу. Фонарик-то там лежит?

Катерина. Там, там.

 

Бабка выходит.

 

Звонок брату.

В «гостинице». Виктор у телефона.

 

Виктор. Да, алло, соединяйте. Привет… Виктор это, Виктор. Ты к моим не забегал? Ты смотри эти дни, а то ей даже в магазин выбежать – оставить не с кем… а, зря связался… дней на пять. Теперь что, раз уж приехал, думал, хоть долги раздам, а тут… да еще поселили… долго рассказывать… приеду расскажу, говорю. Аленка приболела перед отъездом, так что ты обязательно забеги. Меня дней пять не будет, ей передай. У стариков был? Тогда нормально. Все забеги обязательно. Давай! (кладет трубку.)

 

Бросок с кровати.

В большой комнате Тимофей и Катерина.

 

Тимофей (кивая на дверь в «гостиницу»). Интересно б послушать, чего это он там передает?

Катерина. Про тебя героя-именинника.

Тимофей. А при чем тут «герой»?

Катерина. Кто, я, что ли, пьяная на мотоцикл садилась?

Тимофей. А при чем тут «именинник»?

Катерина. А кто про именины кричит, чтоб устраивали?

Таня (входит). Мам, у него там, наверно, простыни сменить надо?

Катерина. Иди читай, а то я тебе сменю, забегала тут!

Тимофей. А что, может, правда сменить надо? Приезжий человек, а она… Думает, если у него не хватает, так над ним все вытворять можно?

Катерина. Как бы ни не хватало, а твоего-то все равно побольше, наверно.

Тимофей. Танька, ну-ка смени!

Таня. Мам?

Катерина. Я тебе сказала – иди учи! (Тимофею.) а ты тут лежи да не подначивай.

Тимофей. Еще и выгадать хочет за счет Богом обиженного!

Катерина. Я тебе счас выгадаю так выгадаю. Еще месяц назад, как тот уехал, все чистое постелила, а он будет теперь тут…

Тимофей. Ну и допустим, а чего кричишь? Не лазь, Танька, на крышу. Пусть они там расплодятся и хоть вообще потолок обвалят.

Катерина. Во, этому-то ты можешь научить. Чему-чему, а этому-то… (Тане.) Ну чего ты тут вертишься, делать тебе нечего?

 

Таня молча уходит к себе.

 

Другой бы спасибо сказал: кормят, поят, ухаживают за ним, а он…

Тимофей. Ага, еще б ты не ухаживала! Да только мне не ухаживания твои нужны, а костыли. И если в это воскресенье не привезешь – ползком на улицу выползу! Весна скоро, а она… за тобой бы так поухаживать.

Катерина. Хоть бы три денечка полежать, ничего не делать. А тут и минуты не выкроишь. Разлегся, еще и ворчит недовольный. Еще и именины ему за это устраивай!

Тимофей. Разлегся, значит? Специально, значит, разлегся? Хорошо мне, значит? Ну так счас еще лучше будет! (переворачивается на руках и падает с койки.)

Катерина (бросается к нему). Да ты что? Ты что, одурел? Бабка! Танька!

 

Ультиматум Тимофея.

На стук и крики Таня выбегает из своей комнаты, Виктор – из своей. Со двора вбегает бабка с палкой в руках и, размахивая ей наступает на Виктора. Тот, растерявшись, отступает, не зная, то ли ему помогать, то ли убегать.

 

Бабка. Я тебе! Подступись, только подступись! (увидев, что Тимофей на полу, заголосила.) Батюшки, люди, сбросил, безногого сбросил! Караул! Танька, беги за мужиками! Караул!

Катерина (занятая Тимофеем, не поймет, на кого кричит бабка, оборачивается к ней). Да ты что, очумела? Помоги давай! Танька, бери за ноги.

Тимофей (сопротивляется). Каждый день теперь буду сбрасываться! Через час буду! Пока весь гипс не рассыпется! Я вам покажу, как мне хорошо лежать!

Катерина (Тане). Да не гипсовую, за живую бери. (Виктору.) Чего стоишь – помогай.

 

Втроем водворяют Тимофея на место. Бабка все еще не может понять, что происходит.

 

Тимофей. Если завтра же не сделаете костыли с именинами, я вам весь пол своим гипсом проломлю! Что, думаете, опять не сброшусь? Мать, ну-ка дай палку, я ей счас весь гипс раздолбаю.

Катерина. Да ты что, с цепи сорвался! (бабке.) Успокаивай хоть ты своего сыночка. Хоть бы при чужих людях постеснялся.

Бабка. Тимоха, да кто ж тебя сбросил? Катька, чего вышло, кто его скинул-то?

Катерина. «Скинул»… скинешь его, как же! Такой сам кого хочешь скинет.

Тимофей (Виктору). Вот попомни, парень! Если только они мне не сделают именины с костылями, я им… Попомни, свидетелем будешь.

Катерина (Виктору). Ладно, чего вам тут на дураков глядеть. Там, наверно, до тошноты насмотрелись да еще тут теперь, идите.

Виктор. Угу, если чего надо… (Показывает жестом: «располагайте», мол. Уходит к себе.)

Бабка. Катька, так чего будто вышло-то?

Таня. Упал с кровати.

Бабка. Так пошто будто упал-то?