О том, как покойнички покойничков носили.

Автор: Жень‑Шень, 23.04.2012

Извилистые улочки поглотили меня. И какого ясеня понесло меня в такое время в город? Темно – что в твоем мешке, только фонари тускло перемигиваются над головой. Желтые… уууу, противные, как вытаращенные глазищи сумасшедшего. Жуть. Аж мурашки по шкуре, чесслово.

Собственно, какого я забыла в городе? А, точно… Сестрица моя привиделась. Так, мол, и так, говорит, плохо мне, приходи. Ну, я сейчас же руки в ноги – и сорвалась, а что еще делать‑то? Я в двери – а мать вдогонку, куда я, мол, голова дурная, на ночь глядя. Ох, ребятушки, зря, зря я не послушала – чуйка у матушки, никак иначе…

Уф, дайте дрожь унять. Бррр, как вспомню. Собственно, о чем я… Так вот. Иду я, значит, по сторонам оглядываюсь, а у самой сердце так колотится, так колотится… Я вроде и не из робкого десятка, а мороз так и прошибает. Так, глядишь, и домой воротить недолго. Тут я о сестрице вспомнила – неееет, думаю, не вернусь, пока не уверюсь, что она в здравии да сохранности. Иду, значит, дальше. А тихо стало – что перед грозой. Или как в склепе. Не знаю, в склепе ни разу не была, но говаривали, что там точь‑в точь такая тишина стоит.

И тут – до сих пор в толк не возьму, что это было – слышу, будто поют где‑то. Думаю, что еще за чертовщина? Какие, кипятить твое молоко, песни, да к тому же на улице, да еще и в такое время? Совсем мир рехнулся, что ли?

Хм. Это определенно не смахивает на пьяные завывания местных портовых гуляк. Да и в подслеповатых окошках нигде не теплится свет… Неужто уже мерещится мне? Пение тем временем стало каким‑то тягучим, вязким, гортанным, будто жижа, и казалось, в нем можно погрязнуть, как в трясине. Что еще за наваждение! Цур‑цур‑цур меня!

Десятою дорогой обойди, тревога!

Ага, не тут‑то было. Щас, разбежалась, наивная. Тем временем пение приближалось, и вот тут‑то я уж было и решила что все, милочка, крышка мне. Из ближайшей подворотни медленно, не спеша, выползла темная колыхающаяся призрачная процессия. Ох и страху я натерпелась, ребятушки… Идут они, значит, такие угрюмые все, в балахонах, все как положено. И поют. Я бы и рада дёру дуть – да ноги будто приросли к земле – не сдвинуть! Стою, как истукан, зуб на зуб от страха не попадает, и смотрю – деваться‑то некуда. И вижу я, значит, Несут они что‑то громадное, темное, и, судя по всему, довольно увесистое…

Батюшки светы, да это ж гроб! Да чтоб меня на этом же месте сплющило, точно он! Вот теперь‑то точно мне отсюда ноги не унести… Вот так‑так… Я уже начала с жизнью прощаться, сестрицу с матушкой поминать, мол, прощайте, милые мои, не суждено нам больше на этом свете свидеться… А эти в черном идут и идут себе – не спеша, степенно – а куда им, в конце концов, торопится? Покойничек‑то не сбежит.

Бррр. Ну и мрак, ребятушки, скажу я вам… Миновали они, значит меня, я уж было вздохнула, мол, слава бубликам, пронесло… А последний КАК обернется, да КАК глазищами горящими из‑под балахона зыркнет на меня! Вот, думаю, и тебя, милочка, за ними следом и понесут… Ан нет, ты гляди, отвернулся и спокойно себе дальше потопал. Ну топайте‑топайте, меня б только не трогали…

В общем, так я к сестрице в ту ночь и не попала. Опрометью домой бросилась, двери на засовы заперла, шторки зашторила, с головой укрылась да так до утра и пролежала, глаза не сомкнула… Где ж это видано – чтоб покойнички покойничков по ночам носили? А как утром к сестрице таки пошла – так и узнала по дороге, что помер местный пропойца у нас… С пристани свалился да помер. И, как потом сестрица сказала, пронесли его аккурат по тому перекрестку, где я своих покойничков и видела.

Вот так‑то, ребятушки. Это… Не ходите вы в город по ночам… Того еще гляди, и не такое увидите…

Покойница.

Автор: Svetlanka, 05.05.2012

Два года назад у моего знакомого парня умерла мама. И снится мне сон.

Вдвоем с другом мы заходим к нему домой. Посередине комнаты стоит большой обеденный стол. (Он и на самом деле там стоит). На столе стоит гроб, в нем его мама. Комната вся в трауре. Зеркала завешаны. Стоят венки и лежат везде цветы. Лицо у покойницы спокойное, она нисколько не изменилась после смерти. Только цвет лица мраморно‑желтый. Она садится в гробу и долго на меня смотрит. Потом протягивает ко мне руки. Не знаю, как получилось, но она меня обняла и тащит куда‑то. Мой друг схватил меня за руку и выдернул из ее рук. Она сказала: "Ну, ладно. Я вижу, что у Вас все хорошо." Улеглась обратно в гроб.

Проснувшись, я задумалась. Этого парня я давно не видела, отношения с ним всегда были дружеские (мы одноклассники). Позвонила ему, у него все хорошо. Получается, что это мне что‑то угрожает?