Творческий путь М. Цветаевой. Особенности поэтики и мироощущения. Новаторство в области стихосложения.

Марина Цветаева родилась 26 сентября 1892 году в Москве. Её отец, Иван Владимирович, — профессор Московского университета, известный филолог и искусствовед; стал в дальнейшем директором Румянцевского музея и основателем Музея изящных искусств. Мать, Мария Мейн (по происхождению — из обрусевшей польско-немецкой семьи), была пианисткой, ученицей Антона Рубинштейна. Марина начала писать стихи ещё в шестилетнем возрасте. Огромное влияние на Марину, на формирование её характера оказывала мать. Она мечтала видеть дочь музыкантом. После смерти матери от чахотки в 1906 году Марина с сестрой Анастасией остались на попечении отца. Детские годы Цветаевой прошли в Москве и в Тарусе. Из-за болезни матери подолгу жила в Италии, Швейцарии и Германии. Начальное образование получила в Москве; продолжила его в пансионах Лозанны (Швейцария) и Фрайбурга (Германия). В шестнадцать лет предприняла поездку в Париж, чтобы прослушать в Сорбонне краткий курс лекций о старофранцузской литературе.

В 1910 году Марина опубликовала на свои собственные деньги первый сборник стихов — «Вечерний альбом». Её творчество привлекло к себе внимание знаменитых поэтов — Валерия Брюсова, Максимилиана Волошина и Николая Гумилёва. За «Вечерним альбомом» двумя годами позже последовал второй сборник — «Волшебный фонарь». Унаследовав на раннем этапе творческого пути достижения символистской поэтики, лирика Цветаевой в зрелый период творчества оказалась близка поэтической практике футуризма. Некоторые исследователи считают Цветаеву самым ярким представителем русского поэтического авангарда 20-30-х годов.

Творчество Цветаевой претерпело на протяжении тридцати лет ее активной поэтической работы большую эволюцию, хотя неизменным содержательным качеством ее поэзии оставался универсализм - переплавка личного, интимного опыта в опыт общечеловеческий. Уникальность цветаевского лиризма - в прочном сплаве мощной эмоциональности и острой логики, "поэзии сердца" с "поэзией мысли", песенности с высокой риторикой, музыкального "внушения" с рациональной "сделанностью", конкретности образного высказывания с его обобщенностью.

Цветаевой оказалась близка главнейшая для символизма концепция жизнетворчества. «Она ненавидела день с его бытом, людьми, обязанностями. Она жила только в портретах и книгах... Поглощенность Марины судьбой Наполеона была так глубока, что она просто не жила своей жизнью». Именно волшебство, то есть преображение в красоту, возведение будничной действительности в разряд поэтического, больше всего ценила Цветаева.

Интенсивность, предельная напряженность переживания своего «я» в мире, открывающая восприятие самого мира во всех его проявлениях, были присущи Цветаевой. Для лирического героя и Цветаевой характерно внимание ко всем сферам бытия и особый интерес к максимальной реализации связи личности и мира.

Чтобы найти и утвердить собственный образ, чтобы стать непохожей на других — для этого молодая Цветаева выбрала свой собственный путь и держалась его очень последовательно. Это было превращение стихов в дневник. Цветаева понесла в поэзию самый быт: детская, уроки, мещанский уют, чтение таких авторов, как Гауф или Ростан, — все это по критериям 1910 г. было не предметом для поэзии, и говорить об этом стихами было вызовом. «Мои стихи — дневник, моя поэзия — поэзия собственных имен... Закрепляйте каждое мгновение, каждый жест, каждый вздох... Нет ничего неважного! Говорите о своей комнате: высока она или низка, и сколько в ней окон; и какие на ней занавески, и есть ли ковер, и какие на нем цветы?.. Все это будет телом вашей оставленной в огромном мире бедной, бедной души».

В 1911 г. Цветаева познакомилась со своим будущим мужем Сергеем Эфроном; в январе 1912 — вышла за него замуж. В этом же году у Марины и Сергея родилась дочь Ариадна (Аля). В 1913 году выходит третий сборник — «Из двух книг». На протяжении 1913-1915 совершается постепенная смена цветаевской поэтической манеры: место трогательно-уютного детского быта занимают эстетизация повседневных деталей и идеальное, возвышенное изображение старины (стихотворения «Генералам двенадцатого года» (1913) «Бабушке» (1914) и др.). Начиная с этого времени, стихотворения Цветаевой становятся более разнообразными в метрическом и ритмическом отношении (она осваивает дольник и тонический стих, отступает от принципа равноударности строк); поэтический словарь расширяется за счет включения просторечной лексики, подражания слогу народной поэзии и неологизмов.

Первую мировую войну Цветаева восприняла как взрыв ненависти против дорогой с детства ее сердцу Германии. Она откликнулась на войну стихами, резко диссонировавшими с патриотическими и шовинистическими настроениями конца 1914. Февральскую революцию 1917 она приветствовала, как и ее муж, чьи родители (умершие до революции) были революционерами-народовольцами. Октябрьскую революцию восприняла как торжество губительного деспотизма. Годы Гражданской войны оказались для Цветаевой очень тяжелыми. Сергей Эфрон служил в рядах Белой армии. Марина жила в Москве, в Борисоглебском переулке. В приюте от голода умерла дочь Ирина. В эти годы появился цикл стихов «Лебединый стан», проникнутый сочувствием к белому движению

В мае 1922 года Цветаевой с дочерью Ариадной разрешили уехать за границу — к мужу, который, пережив разгром Деникина, будучи белым офицером, теперь стал студентом Пражского университета. Сначала Цветаева с дочерью недолго жила в Берлине, затем три года в предместьях Праги. В Чехии написаны знаменитые «Поэма горы» и «Поэма конца». Мотивы расставания, одиночества, непонятости постоянны в лирике Цветаевой этих лет: циклы «Гамлет» (1923), Федра» (1923), «Ариадна» (1923).

Первоначально литературные круги русской эмиграции приняли Цветаеву «на ура», но постепенно и очень резко отношение к ней менялось. Её многие не любили, и не только за конфликтность и независимость — не любили, не понимали (или переставали понимать) то, что она писала. Цветаева опережала среднего читателя на несколько поколений. Она сама горько, но спокойно констатировала: «Не нужна никому... Не нужно никому самое сокровенное творение поэта, — значит, и сам поэт. Мало издают, мало сочувствуют, мало понимают, мало любят. Есть — знакомые. Но какой это холод, какая условность, какое висение на ниточке и цепляние за соломинку. Всё меня выталкивает в Россию, в которую я ехать не могу. Здесь я не нужна. Там — невозможна». В 1925 году после рождения сына Георгия семья перебралась в Париж. В Париже на Цветаеву сильно воздействовала атмосфера, сложившаяся вокруг неё из-за деятельности мужа. Эфрон был завербован военной разведкой Советского Союза и участвовал в заговоре против Льва Седова, сына Троцкого, а также в ликвидации советских агентов. Вызывавших недовольство Москвы. В мае 1926 года с подачи Бориса Пастернака Цветаева начала переписываться с выдающимся австрийским поэтом Райнером Марией Рильке, жившим тогда в Швейцарии. В течение всего времени, проведённого в эмиграции, не прекращалась переписка Цветаевой и с Борисом Пастернаком. Большинство из созданного Цветаевой в эмиграции осталось неопубликованным. В 1928 в Париже выходит последний прижизненный сборник поэтессы — «После России», включивший в себя стихотворения 1922—1925 годов. Позднее Цветаева пишет об этом так: «Моя неудача в эмиграции — в том, что я не эмигрант, что я по духу, то есть по воздуху и по размаху — там, туда, оттуда…».

С 1930-х годов Цветаева с семьёй жила практически в нищете. Во второй половине 1930-х Цветаева испытала глубокий творческий кризис. Она почти перестала писать стихи (одно из немногих исключений — цикл «Стихи к Чехии» (1938-1939 - поэтический протест против захвата Гитлером Чехословакии. Неприятие жизни и времени) — лейтмотив нескольких стихотворений, созданных в середине 1930-х. У Цветаевой произошел тяжелый конфликт с дочерью, настаивавшей, вслед за своим отцом, на отъезде в СССР. 15 марта 1937 г. выехала в Москву Ариадна, первой из семьи получив возможность вернуться на родину. 10 октября того же года из Франции бежал Эфрон, оказавшись замешанным в заказном политическом убийстве.

Цветаева вместе с сыном вернулась в СССР в июне 1939 года. В августе была арестована дочь, в октябре — муж. Больше она их никогда не видела. С самого приезда Цветаева пытается издать книгу своих стихов. Предыдущая книга — «После России», вышла в 1928 году, последний сборник стихов в России был напечатан в 1922-м — «Вёрсты». Выросло поколение читателей, практически не знавших творчества Цветаевой. Исключение составляли единицы любителей, знатоков, собирателей. К началу 1940 года новая книга была составлена. Она открывалась стихами, написанными ещё в 1920 году и посвящёнными С.Э.— мужу, Сергею Эфрону. В рецензии на рукопись книги критик Корнелий Зелинский характеризовал её как «нечто диаметрально противоположное и даже враждебное представлениям о мире, в котором живёт советский человек...» Книга, разумеется, напечатана не была. Началась война. Цветаева панически боялась за сына, ужас вызывали начавшиеся бомбардировки.

31 августа 1941 г. Марина Ивановна покончила собой, оставив несколько записок: «Мурлыга! Прости меня, но дальше было бы хуже. Я тяжело больна, это уже не я. Люблю тебя безумно. Пойми, что больше я не могла жить. Передай папе и Але — если увидишь — что любила их до последней минуты и объясни, что попала в тупик.». О том, что Сергей Яковлевич был расстрелян в августе 1941 года, Цветаева не знала. Аля была в лагере между Котласом и Воркутой. В 55 г. она была реабилитирована и вышла из лагерей. Сын Марины Ивановны Мур (Георгий) воевал и умер от ран в госпитале.

Cтихи Цветаевой рассчитаны прежде всего на восприятие глазом, на индивидуальное чтение. Об этом говорит уже то внимание, которое Цветаева уделяла графическому рисунку стиха, его написанию, знакам препинания. У Цветаевой они, действительно, — знаки препинания, преткновения, препятствуюшие глазу легко и безостановочно скользить вдоль текста. Отсюда эти многочисленные тире, отточия, восклицательные знаки. Во многом они заменяют избыточные слова, становятся мостами между оставшимися, необходимыми. При этом, при всей ориентации на восприятие глазом, само построение и развитие стиха диктуется во многом не только (а иногда — и не столько) логикой смысла, сколько логикой звучания, логикой созвучности. Много написано о том новом, что внесла Цветаева в русскую поэтику, о её «непобедимых» ритмах, новаторском использовании ассонансов — неточных рифм, о беспрецедентно широком использовании так называемых «анжамбеманов» — переносов предложения на последующую строку или даже строфу, когда интонационно-фразовое членение стиха вступает в противоречие с его метрическим членением, вызывая дополнительный эффект как бы затруднённости, напряжённости и, в то же время, спонтанности, импровизированности речи.
Цветаева нередко дробит слово на составляющие его морфемы, превращая их в самостоятельные, обладающие собственной семантикой "элементарные частицы" смысла. Она сталкивает вместе семантически разрозненные, но сходно звучащие слова, выявляя в них прежде незримые смежные значения и тем самым резко обновляя их восприятие. Этот прием игры близкими по звучанию словами называется парономазией или паронимией.

Цветаевский синтаксис характеризуется прежде всего активным использованием эллипсисов (пропуском восстанавливаемых из контекста слов), стиховых переносов, вставных конструкций (заключаемых в скобки или выделяемых двойными тире). Отходит она от общеречевой нормы и в использовании некоторых грамматических конструкций. Форма множественного числа часто используется применительно к отвлеченным существительным, что невозможно с точки зрения литературной нормы: правд, лжей, счастий, клевет; вздроги, немоты, мраморы и т. п.