Ход боевых действий на фронтах

ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ И ОТКРЫТИЕ ПРОФЕССОРА В.А.ОППЕЛЯ (ГОД 1916)

1916 год прошел под знаком двух основных событий войны на сухопутных фронтах – битвы за Верден на Западном фронте и наступления А.А. Брусилова на Восточном. Кроме того, у полуострова Ютландия в Северном море произошло сражение двух крупнейших флотов мира – британского и немецкого.

Немцы после побед на Восточном фронте в прошедшем 1915 году демонстрировали самоуверенность. Генерал Э. Людендорф (начальник штаба Главнокомандующего Восточным фронтом) писал: «Мы сделали огромные шаги в направлении полного крушения России». Менее склонный к риску фельдмаршал П. Гинденбург (Главнокомандующий Восточным фронтом) отмечал: «Русский медведь, нет сомнения, кровоточит от ран, но он избежал смертельных объятий».

С учетом сказанного Германия планировала в 1916 году перенести основные военные усилия на Западный фронт с целью вывести из войны Францию, ошибочно полагая, что та находится на грани полного истощения. На Восточном фронте было решено ограничиться стратегической обороной [36].

Уже в начале года немцы начали реализовывать свой главный замысел на сухопутном фронте. Началось яростное наступление на крепость Верден, созданную в XVIII веке гениальным военным инженером Вобаном.

Немецкое командование рассчитывало, что французы бросят на защиту Вердена все свои резервы. Если они отступят – то потеряют Верден, что откроет путь на Париж, если будут сражаться – потеряют армию и проиграют войну.

Против крепостных фортов Дуамон и Во крепости Верден, защищаемых полумиллионом французов, немцы бросили миллион своих солдат. В первый день наступления они применили газы, во второй – новинку, огнеметы. Для постоянного слежения за полем боя ими было выделено 168 самолетов. Среди подвезенных тяжелых орудий насчитывалось тринадцать 420-миллиметровых и семнадцать 305-миллиметровых[37].

Ожесточение битвы было невиданным. Очевидцы говорили о сценах ада. К концу марта (за месяц боев) французы потеряли под Верденом 89 тыс. человек, немцы – 82 тыс. Однако прорвать оборону не удавалось. Французы посылали из Парижа в Верден ежедневно 6 тысяч грузовиков с боеприпасами и еженедельно 15 тысяч личного состава – и крепость держалась [38].

Чтобы ослабить давление немцев на Верден, русские начали наступление на Юго-Западном фронте у Молодечно, имевшее временный успех. Командующий Юго-Западным фронтом генерал Н.И. Иванов, хотя и пользовался популярностью среди солдат, был сменен. Не помогли ни близость к царю, ни награждение царевича, навестившего раненых на Юго-Западном фронте. Правда, хотя полководческие таланты Н.И. Иванова были поставлены под сомнение, он занял должность советника в ставке главнокомандующего.

К этому времени моральное состояние России несколько укрепилось благодаря победам войск под командованием генерала Н.Н. Юденича, которые осуществили прорыв на Закавказском фронте и к середине февраля вошли в турецкий город Эрзерум, захватив до 10 тысяч пленных[39].

В целом, несмотря на потерянные в 1915 году огромные территории, призыв в армию квалифицированных рабочих и обезлюдевшее село (к середине 1916 года число призванных в армию в России достигло 14 млн. 200 тыс. человек [40]), страна явно мобилизовала свои ресурсы. Производство в промышленности за годы войны выросло в 4 раза, синтез химических веществ удвоился, выпуск снарядов увеличился в 25 раз, винтовок - в 11 [41].

Генерал А. Нокс (военный атташе Великобритании в России в годы Первой мировой войны) писал в апреле 1916 года: «Русское военное положение улучшилось так, как того не смог бы предсказать ни один иностранный наблюдатель в дни отступлений прошлого года» [42].

Весной 1916 года командующим Юго-Западным фронтом был назначен генерал А.А. Брусилов, который собрал плеяду талантливых генералов: А.М. Каледин, В.В. Сахаров, Д.Г. Щербачев, П.А. Лещицкий. С ними он стал готовить летнее наступление, придерживаясь четырех основных правил: 1) – неожиданность наступления для противника; 2) – наступающих колонн должно быть несколько, в разных местах, причем начать наступление они должны одновременно; 3) – резервы должны быть расположены рядом, в глубоких траншеях; 4) – связь между наступающими частями должна быть безукоризненной [43].

Надо сказать, что пятимесячное затишье на фронте благотворно сказалось на снабжении русской армии. Был ликвидирован дефицит стрелкового оружия (только США поставили России более миллиона винтовок), число пулеметов достигло 11 тысяч против 1100 в 1914 году, а выпуск снарядов был увеличен до 20 миллионов в год, против 800 тысяч в 1914 году.

Одним из исходных пунктов предстоящей стратегической военной операции становится Каменец-Подольский, где размещался штаб командующего. Спустя два месяца, 22 мая, после тщательной авиационной разведки путем фотографирования полос вражеских укреплений и невиданной по тем временам многочасовой артиллерийской подготовки на широком фронте начался стремительный «брусиловский прорыв».

4 июня 1916 года Брусилов начал наступление всеми 4 армиями фронта. После артподготовки войска заняли первую линию обороны, где погибли 85% защитников. К вечеру 5 июня были взяты 2 и 3 линии обороны, где многие защитники сдались в плен. «Ураганный огонь», «Войска генерала Брусилова продолжают преследовать противника», «Громадные трофеи», «Подробности Луцкого прорыва»… Сообщения того времени передают масштабы этой операции.

Особенно успешно действовали 8-я и 9-я армии. 9-я армия под командованием генерала П.Л. Лещицкого (в ее состав входили преимущественно кавалерийские части) за 13 дней преодолела мощные инженерные оборонительные позиции противника от Каменец-Подольского до Буковины, овладев 5 июня Черновицами.

Всего за первую неделю боев русская армия взяла в плен более 200 тысяч солдат противника, 219 орудий, 644 пулемета, около 15 000 винтовок [44]. Самый влиятельный историк Великобритании А. Тейлор называл брусиловское наступление «единственно успешной операцией Первой мировой войны, названной в честь генерала».

Спустя несколько дней Брусилов писал жене: «Все поле сражения длиною около ста верст завалено было трупами, раненых с трудом подбирали, рук не хватало для уборки, не хватало также перевязочного материала. Например, в госпиталь, который я посетил, вместо 210 раненых, которых он должен принять, было привезено три с лишним тысячи больных.

Что четыре доктора могли сделать? Они работали день и ночь, еле на ногах стояли, но всех перевязать не могли. Даже напоить и накормить всех страдальцев было невозможно. Это тяжелая изнанка войны». Брусилов с горечью называет наступление «кровавым боевым шествием».

Характерно, что в книге «Мои воспоминания» Брусилов уделяет много внимания войсковой медицине. Анализируя военные операции 1914 г., он указывает, что врачебная помощь и своевременная перевозка раненых оказались невозможными вследствие недостатка врачей. Приходилось привлекать к работе всех состоявших при Брусилове лиц, дабы как-нибудь укрыть раненых, наладить приготовление пищи и чая, подготовить санитарные поезда.

Описывая картину после одной из бомбардировок, Брусилов подчеркивает: «Я с гордостью взглянул на группу сестер милосердия: ни одна из них не дрогнула, никакой сумятицы не произошло… Считаю своим долгом перед лицом истории засвидетельствовать, что громадное большинство из них героически, самоотверженно, неустанно работали, и никакие вражеские бомбы не могли их оторвать от тяжелой, душу раздирающей работы их над окровавленными страдальцами - нашими воинами. Да и сколько из них самих было перекалечено и убито…».

Знаменательны и слова генерала Брусилова о большой помощи фронту со стороны Всероссийского земского союза, благодаря чему удавалось быстро справляться с инфекцией.

Брусилова возмущало, что лица, ответственные в армиях за состояние санитарного дела, обманули его: до сражения, когда командарм поинтересовался подготовкой санитарной части, его заверили: все будет в порядке.

Действительно, в ходе войны на фронтах было создано весьма значительное количество лечебных учреждений. Так, к началу Брусиловского прорыва на Юго-Западном фронте было коек: в 77 дивизионных лазаретах - 16 170; по лечебным заведениям, приданным армиям - 27 718; в непосредственном распоряжении фронта (эвакопункты) - 103 862 и в 36 командах выздоравливающих на территории Киевского и Одесского военных округов, подчиненных командованию фронта, - 30 250 мест.

Всего во фронте было 147 750 коек в лечебных учреждениях и 30 250 мест в командах выздоравливающих; итого 178 000 коек и мест. Боевой состав войск фронта определялся в 676 180 штыков и сабель. Количество коек и мест по отношению к этому числу составляло около 26,3%.

Однако, общие пороки в построении руководства санитарной службой, усугубленные ограниченностью кругозора, непредусмотрительностью непосредственных руководителей санитарной службы Юго-Западного фронта привели к тому, что эти значительные ресурсы были использованы плохо. При полном отсутствии маневра этими ресурсами, раненые в обстановке успешно развивавшегося наступления оказывались в тяжелом положении и особенно на направлении главного удара.

Катастрофические «эвакуационные пробки» на головных эвакуационных пунктах и их отделениях со всеми вытекающими отсюда последствиями (паралич сортировки и хирургической деятельности, кризисы с размещением и питанием раненых, острый недостаток санитарного транспорта и др.) явились характерными чертами лечебно-эвакуационной деятельности санитарной службы в этой операции [45].

8 июля русские войска взяли город Делятин, находящийся в 50 километрах от перевала Яблоница в Карпатах, открывавшего путь на венгерскую равнину. К 12 июля русская армия взяла в плен 190 тысяч австрийских солдат, 200 тяжелых орудий, 645 пулеметов – треть боевой мощи австрийской армии [46].

К концу июля общее число захваченных в плен австро–венгерских солдат достигло 408 тысяч, были взяты 581 орудие, 1795 пулеметов [47].

Известно, что наступление на Юго-Западном фронте не было в должной степени поддержано царским командованием. Между тем резервы Юго-Западного фронта подходили к концу, а система железнодорожных коммуникаций не справлялось с доставкой людей, боеприпасов, снаряжения и продовольствия. Крайней точкой Брусиловского прорыва, восстановившего славу русского оружия, стал город Станислав, взятый 7 августа 1916 года. 11 сентября 1916 года А.А. Брусилов сообщил в ставку: «Мы близки к истощению людских резервов». К этому времени в резерве у него оставалось всего одна кавалерийская дивизия под командованием генерала К.Г.Маннергейма [48].

Используя фактор Брусиловского наступления, активизировались другие русские фронты, но старые методы ведения боевых действий путем фланговых атак большими массами войск на узких участках фронта были связаны с долговременными приготовлениями и позволяли противнику подготовиться к очередной мясорубке.

К сожалению, русские генералы реагировали на потери всегда одинаково - просили артиллерийского прикрытия и снова отдавали приказы о наступлении. Но примитивная тактика навала помогала только антивоенной пропаганде, оставляя линию фронта неподвижной.

Как ни парадоксально, но, по нашему мнению, именно это обстоятельство – стабилизация линии фронта и отсутствие значительных перемещений учреждений тыла, в том числе медицинских учреждений, помогло профессору Владимиру Андреевичу Оппелю не только сформулировать учение об этапном лечении раненых, но и реально осуществить многие его положения на практике.

Дело в том, что предыдущие командировки Оппеля на фронты Первой мировой войны (в качестве хирурга–консультанта фронта) совпадали либо с наступлением русских войск, как это было в 1914 году при занятии Восточной Пруссии и в период наступления в Закавказье, либо с их отступлением, как это случилось в 1915 году.

Организовать же полномасштабную помощь раненым (Оппель применял термин «организация хирургического тыла») в условиях маневренного боя и непрерывного перемещения медицинских учреждений чрезвычайно трудно. Поэтому многие положения учения об этапном лечении раненых, хотя уже и были теоретически сформулированы Оппелем, на практике не реализовывались.

Теперь же, в период командировки 1916 года на Северный фронт, когда он оставался стабильным, а ведение позиционных боев давало достаточно равномерный поток раненых с широким спектром огнестрельных ран, уникальная ситуация дала Оппелю возможность реализовать положения своей теории на практике.

В целом, разработанное Оппелем учение об этапном лечении раненых следует признать подлинным открытием в области военной медицины. Но, как и всякое выдающееся открытие, этапное лечение имеет свою историю. «Этапы» для раненых существовали в русской армии давно. Еще Николай Иванович Пирогов во время Русско-турецкой войны 1877-1878 гг., описывая «этапы», писал о госпиталях 1-й, 2-й и 3-й линий, об эвакуационных пунктах и т.д.

Во время Первой мировой войны в русской армии таких этапов было много: существовали передовые перевязочные пункты в полках, главные перевязочные пункты и дивизионные лазареты в дивизиях, подвижные госпитали в армиях и корпусах, запасные госпитали во фронтовом и глубоком тылах и т.д. Раз существовали «этапы» для раненых, существовало и лечение раненых на этих этапах. Однако собранные Оппелем статистические данные показывали, что основным видом хирургической деятельности на этих этапах являлись перевязки.

«Перевязки и эвакуация, - писал Оппель, - эвакуация и перевязки – вот была задача отрядов… Оперируемость раненых в перевязочных отрядах дивизий и даже в дивизионных лазаретах была исключительно мала – около 1%. Я располагаю сведениями из 11 перевязочных отрядов дивизий за год войны на Юго-Западном фронте. На 61316 раненых прошедших через отряды произведено 418 операций, т.е. % оперируемости равен 0,6. При этом в трех отрядах на 11642 раненых не произведено ни одной операции.

Наибольшее количество операций из указанных одиннадцати отрядов произведено в одном: на 3694 раненых – 123 операции, т.е. % оперируемости в этом отряде равен 3,3… Следовательно, были этапы, было лечение на этих этапах, но царила система эвакуации. А между тем эвакуация без соответствующей хирургической помощи… не только вредна для самих раненых, но и вредна с общегосударственной точки, ибо может превращать в инвалидов таких людей, которые могли бы быть почти совсем здоровыми или же мало пострадать…

Итак, - продолжает Оппель, - система эвакуации в 1915 г. процветала. Отдельные перевязочные отряды дивизий, отдельные лазареты дивизий, подвижные госпитали работали хирургически, но большинство бездействовало, ограничиваясь перевязками и наложением неподвижных повязок, причем под повязками текли моря гноя.

Причин для такого отношения было много: то прямой запрет производить операции, то невозможность их делать или за отсутствием хирурга, или за отсутствием соответствующего инструментария, то сознательная убежденность в пользе именно эвакуационной системы, то желание передать раненого для операции в более благоприятные условия» [50].

По образному выражению Оппеля, хирургия «плелась в хвосте инфекции, а не обгоняла ее». Число раненых, оперированных в дивизионных медицинских учреждениях, было чрезвычайно низким, составляя 0,3-3,3% к числу поступивших. Причем наивысшая цифра операций, как отмечает Оппель, приходилась на ампутацию пальцев. Следовательно, «система эвакуации во что бы то ни стало», как ее называл Оппель, мешала хирургической активности, хирургическая помощь раненым резко запаздывала или отсутствовала вовсе.

Общую неорганизованность лечебно-эвакуационного дела в армейском и фронтовом тылу Н.Н. Бурденко характеризовал так: «Можно смело сказать: насколько часты перевязки в линии фронта, настольно редки они во время прохода раненых в зоне „главный перевязочный пункт – тыловой пункт”. Прохождение этой зоны затягивается иногда на недели, т.е. на тот промежуток времени, когда развивается флегмона и столбняк при коротком инкубационном периоде.

Данные учреждения и перевязочные головных эвакуационных пунктов не в достаточной степени развиты для приема больших масс... Сортировочная деятельность их разработана более теоретически, чем практически... Сортировка раненых большею частью производится на улицах, на подводах или при обходе вагонов. Нередко были случаи погрузки в вагоны умирающих и помещения в этапных лазаретах легкораненых, энергично жалующихся» [51].

В чем была причина низкой хирургической активности? Оппель полагал, что кроме указанных ранее причин ситуация в определенной степени сформировалась под влиянием авторитета Н.И. Пирогова, который в конце жизни очень сдержано относился к хирургическим операциям на передовых этапах эвакуации, настаивал на консервативных методах лечения и отдавал приоритет реализации принципа рассеивания раненых.

В доантисептический период развития хирургии эти положения были справедливы и основаны на отрицательных результатах оперативного лечения, полученных Н.И. Пироговым при оказании помощи раненым на Кавказе, в Крыму и на Балканах. Следует учитывать, что Н.И. Пирогов – гений русской медицины. Его мысли, какой бы проблемы они не касались, поражают проникновением в суть этой проблемы и оригинальностью представленных решений.

При этом высказывания Н.И. Пирогова не только ясны и понятны, но и часто выражены в афористичной словесной форме. Чего только стоит одна его фраза: «Война – это травматическая эпидемия». И хотя к моменту начала первой мировой войны после смерти Н.И. Пирогова прошло более 30 лет, влияние его авторитета в России было огромным. Успешно работало Всероссийское общество хирургов имени Н.И. Пирогова. В столице был построен и открыт музей его имени, где заседали члены научных обществ и проводились съезды хирургов.

Однако к началу Первой мировой войны в самой хирургии произошли революционные изменения. Стала понятной причина развития гнойных осложнений и возможность их предупреждения хирургическим путем. Более того, Оппель оказался на фронтах мировой войны в тот период, когда гражданская неотложная хирургия уже в полной мере освоила принципы асептики и антисептики.

Поэтому, столкнувшись «с хирургической бездеятельностью» перевязочных отрядов и лазаретов дивизий, Оппель в 1916 г. предложил совместить эвакуацию раненых с активным хирургическим лечением и назвал этот процесс «этапным лечением раненых», считая его наиболее радикальной мерой по приближению хирургической помощи к раненым. Впервые об этом принципе он упомянул в статье «Основания сортировки раненых с лечебной точки зрения на театре военных действий», опубликованной в октябрьском за 1915 г. номере «Военно-медицинского журнала».

В ней он писал: «Принцип такого этапного лечения, насколько я понимаю, заключается в следующем: раненый получает нужную ему помощь - выражается ли она перевязкой, наложением неподвижной повязки, более или менее сложной операцией - тогда и там, где и когда необходима такая помощь. Передвижение раненых в виде правила допустимо тогда, когда оно не сопряжено с явной опасностью ухудшения в состоянии здоровья раненого…

С точки зрения этапного лечения раненый получает такое хирургическое пособие, тогда и там, где и когда в таком пособии обнаружена надобность. Раненый эвакуируется на такое расстояние от линии боя, какое наиболее выгодно для его здоровья» [52].

Таким образом, раненый из объекта эвакуации превращался в страдающего человека, нуждающегося в определенном комплексе лечебных мероприятий, которые ему должны были обеспечить организаторы военной медицины и военно-полевые хирурги.

Заметим, что реализация принципа этапного лечения (при замене слова «раненый» на слово «больной», а словосочетания «от линии боя» на словосочетание «от места заболевания»), даже теперь в XXI веке, может сделать честь любой гражданской системе здравоохранения. И, конечно же, Оппель прекрасно понимал, что реализовать этот принцип полностью на войне невозможно. Он специально отмечал, что высказанное положение должно рассматриваться как формула, действительная постольку, поскольку это возможно в данных условиях обстановки.

Основными принципами предложенной им системы явились максимально возможное приближение квалифицированной медицинской помощи к раненым и сочетание лечения с эвакуацией. Оппель писал: «Под этапным лечением я понимаю такое лечение, которое не нарушается эвакуацией и в которое она входит как непременная слагаемая часть».

Сущность системы этапного лечения состоит в расчленении медицинской помощи и последовательном ее оказании на медицинских пунктах и в лечебных учреждениях, расположенных на путях эвакуации раненых, пораженных и больных. При этом единый процесс оказания медицинской помощи и лечения, осуществляемый в мирное время в одном месте (лечебном учреждении), в условиях действующей армии расчленен на отдельные лечебно-профилактические мероприятия, проводимые на разных этапах и в разное время, причем по мере удаления от фронта объем мероприятий расширяется.

Излагая принципы своей теории этапного лечения, Владимир Андреевич указывал: «Так как дело идет о решении хирургически-тактических задач, то, очевидно, нельзя не принимать во внимание чисто военных обстоятельств, то есть характер сражений. Характер их не может не отражаться на разрешении частных хирургически-тактических задач» [53].

Так, в условиях отхода войск, по его мнению, необходимо «удлинять эвакуационную линию до ближайшего хирургического тыла». Нельзя продолжать оперировать тогда, «когда части войск отходят… центр хирургической деятельности … оказывается выгодным отодвинуть несколько назад, на один или оба сразу лазарета дивизий» [54].

Для правильного проведения в жизнь системы этапного лечения Оппель считал необходимым создание в «передовом хирургическом поясе» трех предпосылок:

- приближение хирургической помощи к раненым;

- создание хирургических резервов;

- специализацию госпиталей в пределах армий и фронтов.

Развивая понятие о приближении хирургической помощи к раненым, названной им «своевременной» операцией, Оппель доказывает, что «своевременной» оказывается в большинстве случаев только ранняя операция, которая только одна и может спасти раненного в живот или раненого со слепым осколочным ранением груди.

Необходимость раннего вмешательства при проникающих ранениях живота теперь ни у кого не вызывает сомнений, но в 1916 г. Оппелю пришлось вести горячую дискуссию с хирургами, которые, подобно В.Г. Цеге-Мантейфелю, настаивали на отказе от хирургического вмешательства при огнестрельных ранениях живота на фронте, ссылаясь на большое число летальных исходов.

Со свойственной ему энергией, талантом и страстностью Оппель защищал необходимость ранних вмешательств при ранениях живота, в том числе на XIV съезде хирургов, где он выступил против крупнейших авторитетов того времени. Почти столь же ожесточенную дискуссию пришлось вести Оппелю и в отношении слепых крупноосколочных проникающих ранений груди, особенно при открытом пневмотораксе.

Для правильного проведения в жизнь системы этапного лечения Оппель считал необходимым создание «ближайшего хирургического тыла». В 1917 году он не без гордости отмечал: «К моему большому счастью, мне приходилось принимать участие в организации такого хирургического тыла и становиться во главе его... Тактически хирургическая задача состояла в обеспечении ближайшим хирургическим тылом фланговой ударной группы армии.

Понятно, что ударная группа должна иметь порядочные потери. Было выбрано место в верстах 20 в тылу от позиций. В удобном помещении были сведены два лазарета дивизии. К лазаретам были прикомандированы 4 хирурга. Вместе со мной составилось бы 6 хирургов (Оппель имеет в виду себя и сопровождавшего его хирурга С.С. Малова); для каждого хирурга был один помощник – врач, также знакомый с хирургией. К лазаретам дивизии было прикомандировано 20 сестер милосердия, из них 6 операционных – на каждого хирурга.

Для каждого хирурга в перевязочно-операционных было предоставлено по два операционных стола. Вначале работа должна была идти на 12 операционных столах, затем работа пошла посменно, но с таким расчетом, чтобы все время, и днем и ночью, работали на 8 – 10 операционных столах. Было собрано большое количество инструментов, дабы работа шла беспрерывно.

Понятно, что был собран перевязочный материал, бельё, койки, - одним словом, всё, что требуется для оперативной деятельности. В план сражения входила эвакуация нуждающихся в оперативной помощи, прежде всего наиболее тяжелых: раненных в полость живота, груди, черепа, с переломами ребер надлежало доставлять в организованный на случай боя ближайший хирургический тыл.

В организации ближайшего хирургического тыла приняла участие как сама армия, так и фронт, как военные учреждения, так и организации частные. Должен сознаться, что я давно думал об организации ближайшего хирургического тыла. Тут я имел возможность осуществить свою идею, осуществить её в предвидении боя, что, в сущности, имеет большое значение. Конечно, можно организовать ближайший хирургический тыл и во время боя, но по целому ряду причин предварительная его организация кажется более полезной.

Военная операция была отменена. Однако организация ближайшего хирургического тыла была осуществлена в широком масштабе. Я думаю, нельзя сомневаться в том, что такая организация могла совершить громадное хирургическое дело. Конечно, нельзя всегда организовать ближайший тыл за счет лазаретов дивизий. Иной раз более выгодным окажется использовать с этой целью перевязочные отряды, иногда полевые подвижные госпитали. В каждом данном случае вопросы эти могут быть разрешены наилучшим образом по отношению к данной военной операции.

Приведенный пример показывает только осуществимость задачи организации ближайшего хирургического тыла, когда можно предвидеть, что ни перевязочные отряды, ни лазареты дивизий сами не справятся со всей хирургической работой».

Но стоять во главе хирургического тыла означало для Оппеля прежде всего постоянную работу, в том числе работу в операционной. Вспоминая о командировке 1916 года, Владимир Андреевич писал: «На Северном фронте в межбоевой период за месяц командировки мне пришлось на различных головных эвакуационных пунктах произвести 105 операций». Однако и эта работа представлялась ему незначительной. В период активизации военных действий количество операций, выполненных лично Оппелем, возросло настолько, что некоторым современным хирургам кажется неправдоподобным. «За время боя в недельный срок мне пришлось провести более 300 операций. За первые сутки боя я произвел более 50 операций, куда входило 11 чревосечений» - пишет Оппель, и дневниковые записи подтверждают эти цифры [55].

Тогда же Владимир Андреевич высказывает мысль о необходимости организации маневра силами и средствами медицинской службы: «Если объехать фронт, - пишет он, - стоящий на позиции вполне сформированной армии, если посмотреть на карту расположения санитарных организаций данной армии, если обратиться к специальному рассмотрению организаций, несущих хирургическую работу, то, по правде сказать, в общем, останешься удовлетворенным. Встречаются, конечно, те или иные более или менее мелкие недостатки, но общее впечатление – по крайней мере, для меня – было вполне удовлетворительным.

А между тем начинается бой, особенно большой бой, и вместе с ним выступают на сцену недочеты по обслуживанию раненых. Хирургически тактические задачи оказываются неразрешенными в желательной мере… Мне кажется, что хирургические силы, имеющиеся в распоряжении, например, армии, иногда оказываются как бы распыленными, а потому не производящими той полезной работы, какую они могли бы произвести… Факты показывают, что в районе одной армии иногда бывает персонал, перегруженный работой, и почти рядом персонал бездействующий.

Вот этот персонал и должен быть использован... Под резервом я понимаю персонал существующих и даже развернутых лечебных заведений, но персонал сравнительно свободный, сравнительно мало занятой. Такой персонал – по крайней мере, часть его – может быть перекинут – и в довольно быстрый срок – с одного места на другое…

Таким образом, оказывается, что возможность увеличить, усилить медицинский персонал на месте организации ближайшего хирургического тыла имеется… Сосредоточение санитарных сил временным командированием целых отрядов на усиление наиболее нагруженных мест представляется для меня выходом из иногда трудных положений».

Спустя более тридцати лет после этого высказывания Оппеля, выдающийся военно-полевой хирург профессор М.Н. Ахутин отмечал: «К концу войны, в 1944 и особенно в 1945 гг., перед большими наступательными операциями мы обычно поступали так. Мы знали, что хирургических резервов армейских и фронтовых ОРМУ (отдельная рота медицинского усиления) не хватит для обслуживания всех раненых оперативно-хирургической помощью в период прорыва укрепленных рубежей противника. Общепринятым считался следующий маневр: из хирургического персонала временно свернутых резервных полевых подвижных госпиталей и эвакогоспиталей, предназначенных к развертыванию во вторую очередь при продвижении войск вперед, формировались бригады для усиления госпиталей, развернутых в первую очередь в начале наступления. Словом, использование персонала свернутых госпиталей мы применяли постоянно в тех случаях, где мы нуждались в хирургических резервах.

Подобным созданием «хирургического тыла» мы занимались перед каждой предстоявшей операцией, но нам было легче: у нас были ОРМУ, на которые мы могли рассчитывать в первую очередь» [55].

Таким образом, идея хирургических резервов и «хирургического тыла» была подробно разработана Оппелем почти за 30 лет до того, как она была претворена в жизнь.

Говоря о маневре лечебными учреждениями, Оппель приходит к выводу, что и ряде случаев наиболее целесообразным способом является «перекат» или «перекидывание» тылового пункта через передовой, который осуществляет прием раненых и больных. «Мне представляется, - писал Оппель, - что, как при наступательном, так и при отступательном характере сражений, следует иметь относительно неподвижные хирургические точки, хирургические базы, на которых следует подавать хирургически – оперативную помощь нуждающимся в ней… Мне представляется теоретически, что для обслуживания наиболее тяжелых раненых выгодно лечебные заведения расположить в затылок одно за другим на расстоянии, например, перехода или полуперехода.

При движении вперед снимать наиболее тыловое и перекидывать его вперед, а передовое, очевидно наполненное ранеными, временно оставлять на месте для постепенного разгружения и освобождения от раненых. Такое расположение можно себе легко представить касательно лазаретов дивизий, то же самое можно себе представить по отношению к армейским полевым подвижным госпиталям».

Эта предложенная Оппелем схема активно использовалась в период Великой Отечественной войны медицинской службой Красной Армии.

Приведенные примеры наглядно демонстрируют глубину медико-тактического мышления Оппеля, прекрасно понимавшего значение разработки организационно-тактических вопросов военной медицины для правильной организации хирургической помощи раненым и их лечения.

Оппель неоднократно подчеркивал, что «…вопросы военно-санитарной тактики и военно-полевой хирургии не могут быть решены раз навсегда. Они меняются в зависимости от ряда условий». Являясь автором теории этапного лечения, Оппель отнюдь не был сторонником многоэтапности в лечебно-эвакуационном процессе. Между тем именно так – неправильно – излагают иногда в литературе принципы предложенной им системы.

Прямым опровержением подобного мнения является следующий абзац из его труда «Очерки хирургии войны»: «Если эвакуационные средства позволяют перекинуть раненых, нуждающихся в помощи большой хирургии, на протяжении двух-трех часов на 100-200 километров в тыл, то лучшего ничего и желать нельзя». Только спустя полвека этот вариант этапного лечения был реализован американцами во Въетнаме.

О том, насколько Оппель шел впереди современников и в других вопросах военно-полевой хирургии, свидетельствуют его взгляды на проблему зашивания огнестрельных ран. Еще в 1916 году он писал: «Зашивание ран в виде правила крайне нежелательно, даже вредно». Позднее он указывал, что «рваная рана (мягких тканей, костей конечностей, суставов, черепа, грудной клетки, живота и т.д.) широко раскрывается ножом, обрывки мышц, апоневрозов, осколки костей удаляются, кровоточащие сосуды перевязываются, рана рыхло тампонируется марлей, накладывается всасывающая повязка» [56].

Принцип лечения таких ран он сформулировал следующим образом: «Широко распахнуть и высушить». Относительно наложения швов на огнестрельные раны Оппель также высказывался весьма определенно: «Ни одна пулевая рана, подвергшаяся ей (первичной хирургической обработке), ни под каким видом не зашивается. Шов огнестрельной раны вообще преступление».

Поразительна прозорливость Оппеля и в других вопросах военно-полевой хирургии, например профильности полевых госпиталей. Основываясь на опыте Первой мировой войны, Оппель писал: «На мой взгляд, гораздо выгоднее располагать одним госпиталем терапевтическим и одним хирургическим, чем теми же двумя госпиталями с отделениями «хирургическим» и «терапевтическим». Выгоднее это потому, что на войне, в сущности, лечебная медицина приобретает массовый характер, обо имеется массовое поступление как раненых, так и больных. При массовом характере работы рациональнее сосредотачивать силы хирургов в одном месте, силы терапевтов – в другом, а не распылять их» [57].

Известно, что по штатному расписанию полевые подвижные госпитали вплоть до конца 1942 года являлись смешанными, предназначенными для лечения и раненых и больных. Только в начале 1943 года в армиях были созданы терапевтические полевые подвижные госпитали (ТППГ), а штатные полевые подвижные госпитали стали хирургическими (ХППГ).

Формулируя организационные принципы лечебно-эвакуационного обеспечения войск, Оппель уже тогда предлагал оказывать раненым специализированную медицинскую помощь путем профилизации госпиталей. В июле 1916 года в Двинске им был организован госпитальный коллектор, который включал в свой состав: 1) госпиталь для раненных в брюшную полость; 2) госпиталь для раненных в грудь; 3) госпиталь для раненных в суставы и кости.

Эта практическая деятельность Оппеля нашла отражение в его научных трудах. Еще в 1915 году он указывал, что «в зависимости от характера ранений или осложнений эвакуация раненых происходит на различные расстояния от сферы огня… При этом некоторые категории раненых направляются в госпитали с очень опытным хирургическим персоналом». По его мнению, в тех случаях, когда головной эвакуационный пункт располагает достаточным количеством хирургических госпиталей, целесообразно специализировать их для лечения отдельных групп раненых.

Специализация госпиталей в армейском и фронтовом тылах началась только во время событий на Халхин-Голе. Более полное развитие эта идея получила во время войны с белофинами. Именно тогда были созданы армейские специализированные коллекторы для улучшения помощи раненым. Но только во время Великой Отечественной войны идея армейского специализированного коллектора вошла в официальные указания.

Более того, излагая принципы построения системы этапного лечения раненых, Оппель подчеркивал необходимость концентрации раненых в госпиталях в зависимости от характера повреждения, требующего специального лечения. При этом он указывал, что это положение представляет собой основу организации хирургической помощи. «Сама жизнь, - писал Оппель, - требует эвакуации раненых в соответствии с их ранениями и в соответствии с необходимой помощью [58].

По Оппелю, «для обслуживания а