Глава шестая. Ловец снов II.

 

В небе мерцает бессчетное множество звезд. Резвятся себе на просторах вселенной. И чуждо им все земное. Жизни, цели, мечты, мысли, надежды. Все едино и все безлико, пусто. Пыль, развеянная ветрами тысяч солнц, вот кто мы есть. И больше ничего. Никаких планов на будущее, ведь будущего, по сути, тоже нет. Ничего нет.

Только лягушки вновь надрывают свои голосовые связки, устраивая ночные песнопения. И ветер скребет меж щелей разваливающейся хижины. Да тревожит листву острых ветвей терновника. Пробегает по коже. Я чувствую, чувствую нежную прохладу ветра. Он легонько трогает волосы. Так осторожно, так неловко.

А я подхожу вплотную к знакомой фигуре и насколько можно спокойно говорю:

- Привет.

В горле пересохло. Мне бы воды. Чистой ключевой воды, как той, что бьет из ключа у берега полноводной шумной реки. Напиться, утолить жажду и приглушить всполошившееся сердце. Но нет мне туда сейчас дороги. Да и будет когда-нибудь? Я сглатываю. Еще и еще. Кадык, как угорелый, носится по горлу. Вверх-вниз, вверх-вниз. Я жду, когда все звезды с неба упадут на меня. Раздавят или расплавят на месте. Но шепот тишины бьет в уши.

Фигура отмирает. Я уж было подумал, что она ненастоящая, что это мое воображение. Но как бы ни так. Она живая и смотрит на меня пронизывающим взглядом. Смотрит и молчит. Делает пару шагов навстречу. В свете яркого ковша, наши глаза встречаются. В моих – страх. В ее – ледяное спокойствие. Продолжает молчать. Обходит меня, чуть задев рукой, и идет к хижине. Я боюсь шелохнуться. Боюсь выйти из оцепенения. Все замерло, как внутри, так и снаружи. Слышу позади скрип открывающейся двери. Мне бы подбежать, схватить ее за руку и крикнуть, - нет, не входи туда! Вот только я все еще стою. Стою и не двигаюсь. Застыл в ожидании неизбежного. Такова ли воля судьбы? Да. Наверное. И не мне идти ей наперекор. Было бы проще сейчас просто провалиться в глубины болотных топей. Стать не червем, но лягушкой. Беззаботной лягушкой. Петь песни в ночи в окружении себе подобных. Забыть, забыть обо всем. Жить для себя. Ну, может быть и немного для других таких же лягушек. Не важно. Главное вдали от проблем. От всяческих переживаний. Просто нежится в свете ярчайших звезд, отраженных в темной гладе воды. И при луне заснуть, чтобы увидеть пресные лягушачьи сны.

Но я слышу шаги, доносящиеся из хижины. Скрип ступеней. Тогда-то я не выдерживаю. Разворачиваюсь и бегу. В несколько больших шагов я оказываюсь возле дома. Резким движением хватаюсь за ручку и тяну дверь на себя. Она чуть ли не срывается с петель, издав громкий лязг. Переступаю через порог. Половицы трещат. Еще два шага и я у ступеней. Раз-два-три, - влетаю наверх. Там, посреди комнаты, освещенной светом фонарика, вижу заплаканное лицо девушки. Что-то изменилось в ней, стоило мне ненадолго выйти из дома. Или это так лег свет? Грубые, резкие тени на покрасневшем в ссадинах лице. Волосы поблекли, спутались. Она кажется старше. Такая изнуренная, уставшая. А в глаза ужас. Где же то свечение ее теплой ауры, которым она мерцала днем? Да и вечером у фонаря, когда нас свела судьба. Где? Ничего не осталось. Платье в горошек измазано грязными пятнами. А запах…запах ее, такой нежный, свежий и приятный? Чувствую только боль. Сердце мое больше не трепещет при взгляде на нее. Я вовсе не желаю встречаться с ней глазами. Начинает обуревать злость. Копится во мне, растет. И вот-вот вырвется на свободу. Где же любовь? Ее словно и не было никогда. Обман, обман, обман. И ложь. Как же я могу впредь верить даже самому себе? Быть может, если я коснусь ее, дотронусь до теплого тела, в котором так бурлит жизнь, все изменится? Все непременно вернется обратно. Как было. Мы ведь созданы друг для друга. Судьба-судьба-судьба! А в комнате тишина. Лишь дыхание трех тел, собравшихся здесь при голубоватом свете фонарика.

Я бы сделал шаг навстречу поникшей фигуре, которая сидела с кляпом во рту и со связанными руками на стуле. Вступил бы в свет. Но я желаю, чтобы он попросту погас. Наступила тьма. Всепоглощающая тьма, в которой скроются ужасные, противные глазу секреты. И время остановится. Но сердца продолжают колотиться. Я слышу их, слышу. Набираю в грудь больше воздуха и произношу слова. Так тихо, так робко и осторожно:

-Мам?

Она едва уловимо для глаза чуть наклоняет плечо. Не смотрит на меня. Прожигает взглядом девушку. А та глядит в пол и хныкает. Чего она хныкает-то? Снова жжет внутри ярость, горит, пылает. Я сжимаю кулаки. Хочется подбежать к ней и крикнуть, - заткнись, ты ведь сейчас сидишь здесь перед моей мамой! Не так я себе представлял их встречу, не так. А как? Ну, наверное, в церкви. Она вся такая цветущая, в белом платье. И я в костюме. Только вот костюма нет. Ничего, это дело поправимое…ах! Тупая голова моя! Вновь уплыл в сознании далеко-далеко. Но из забытья меня вырывает голос мамы. Тихий, но жесткий, серьезный, холодный.

-Это ведь Катя? Внучка Тамары с соседней улицы?

Я опускаю голову. Мне жаль, мне очень жаль, что они познакомились в такой обстановке. А ведь я мог ее привести домой. Через день, неделю, месяц. И сказать, - знакомься, это моя невеста. Мы любим друг друга. И мама бы заварила чай, испекла пирожков. Запах их разнесся бы по дому, как когда-то в детстве.

-Да, - отвечаю я.

Она молчит. Почему? За что мне все это? Стены давят, сжимаются. Нечем дышать. Я жду, когда приговор будет вынесен и меч опустится на голову. Но в зловещей тишине даже мысли пропадают. Затишье. Затишье перед бурей.

-Я…я больше…это… не люблю ее. - Пытаюсь оправдаться, пытаюсь сделать хоть что-то.

-Ладно, - отвечает она, - я разберусь.

Эти слова режут сильнее, чем самый острый нож. Врезаются в плоть, достают до сердца, и я не могу больше подобрать слов. Смотрю в пол. Боюсь поднять глаза, боюсь переступить с ноги на ногу. Хотя они затекли стоять на одном месте.

-Иди домой, - говорит мама, - и ложись спать. Тебе завтра рано на работу. Но сперва зайди к брату своему двоюродному, к Ваньке. И скажи, чтобы он мигом пришел сюда. Пьяный, не пьяный, не важно. Пусть придет.

-Но…мам?

-Никаких но.

Она обернулась и подошла ко мне.

-Смотри на меня.

Я через силу заставил себя посмотреть ей в глаза. Никогда не мог противоречить. Всегда слушался. А как иначе?

-Теперь ступай.

-А…а, - я показал на девушку пальцем, - как Катька?

-Все решим. Ведь нельзя же ее так вести в деревню. Сам посмотри. Проблему нужно решить.

-С ней же все будет,…все будет хорошо?

-Конечно!

-Мы с ней поговорим. А завтра она ведь уезжает. Так ведь делают приезжие. Приезжают-уезжают. Вот и все. Ну же, скорее иди. Выспись хорошенько. Утро вечера мудренее.

Я не стал с ней спорить, лишь в последний раз посмотрел на Катю. Она даже не шелохнулась, не взглянула на меня. Ее грудь чуть поднималась и опускалась. Из ссадины на лбу стекала кровь. А я бы хотел взглянуть в ее глаза. Просто, чтобы убедиться окончательно. Есть ли любовь, осталась она? Хоть немного, хотя бы чуть-чуть? Но не мог. Просто не мог. Я вздохнул. И грусть охватила меня целиком. Словно водой холодной окатили из ведра. Где еще несколько секунд? Наших секунд. Когда бы мог подойти к ней, обнять и тихо прошептать ей на ухо. Но что бы сказал? Ничего. Не найти слов. Не отыскать и вовек. Просто выйти, просто исчезнуть. А потом? Потом забыться сном. Чудным дивным сном. Желательно с яркими сновидениями. С теми, где любовь все еще живет в сердцах людей.

Я ушел. Ушел из дома под звук скрипящих ступеней и половиц. Надышался запахом звезд и болотным смрадом. Словно в тумане, непроницаемом тумане я брел сквозь ветви, царапающие плоть. Но мне было не больно. Я стал равнодушен, бесчувственен ко всему на свете. К пению лягушек, к тишине, к ветру, к звездам…ко всему. Даже на свет фонаря и блуждающие тени. Все стало бессмысленным, ненужным, пустым и холодным, как ямы в асфальте. Не ощущал себя и мира вокруг. Так ли проходит любовь? Так ли ее теряют? А ведь всего мгновение назад я был так счастлив, и все казалось лучше. Вот она – радость жизни! Но нет. Все проходит. Так бывает. Так, наверное, должно быть. Но почему? Почему мир настолько жесток? Хочется бежать. Точнее убежать. Против ветра. Туда, где в мире еще существует любовь. Есть ли такое место? Должно быть. На страницах книг, журналов; по телевизору и радио. О ней говорят, о ней кричат. Значит, ее видели, чувствовали. Как я когда-то. Она существует-существует-существует! И не может быть иначе. Но не для меня.

Катя уедет. Мы больше не увидимся. Никогда. Это должно быть к лучшему. Я приду домой, забудусь сном. А завтра наступит новый день. И что же он принесет мне? Непременно что-нибудь хорошее. Это ведь жизнь, а жизнь по существу своему уже не может быть плохой. Земля вращается, дни сменяют друг друга, все идет своим чередом. Так должно быть и так будет вовек.

Каринку же я забыл. Вот так вот.

***

Мое сознание пребывает взаперти. Точно в сейфе. Большом. В таком, в котором хранят деньги где-нибудь в банке. Я сам не видел вживую, но по телевизору ни раз. И подходишь к нему. Касаешься ровной и гладкой металлической поверхности. Ощущаешь ладонью прохладу. Затем напрягаешь память, чтобы вспомнить код от замка. Начинаешь крутить такую черную ребристую штуку. Влево на восемнадцать, потом вправо на одиннадцать. Еще…забыл. Эх! Наугад выкручиваешь. Туда-сюда, туда-сюда. Вот помнил же. Только что, ей богу! Затаив дыхание повторяешь в надежде услышать заветный щелчок. И вот он! Да! Дверь открывается. Но что же ждет за ней? Вроде бы знакомые образы, какие-то обрывки воспоминаний.

А ведь раньше все было более целостно. Не приходилось подбирать ключи, раскладывать паззлы, капаться в ящиках, чтобы собрать все воедино. Былопроще. Теперь же каждый раз я борюсь с самим собой. Внутри себя. И эта война изматывает, изнуряет. Хочется все бросить и бежать прочь. Но нет, снова стоишь у двери. С надеждой подбираешь ключ, чтобы открыть эту чертову дверь. Снова. И снова, и снова. Она открывается. И тут уж тоже как повезет. Свет, веяние спертого воздуха в лицо. Шаг через воображаемый порожек. Шаг и…

-А, - хрипит басом отец, - это ты?

***

-Чего тебе? – Говорит он.

Сидит на кухне в компании своего брата и двух городских друзей собутыльников. Распух.Лицо приобрело багровый оттенок. Голова шатается на шее, подпирает ее рукой. Рука тоже стоит ненадежно. Соскальзывает со стола. Он смачно рыгает, и снова смотрит на меня, будто впервые увидел. А я просто зашел взять воды. Делал уроки. Да, тогда я еще учился в школе.

На кухне облаками расплывается сигаретный дым. Дышать нечем. Я кашляю. Еще-еще-еще. Задыхаюсь. Щиплет глаза. Компания смеется. И их грубый смех, смешиваясь с дымом, заполняет собой весь дом.

-Иди сюда, - подзывает к себе. Прищуривается. Фокусирует на мне свои блестящие в желтом свете одинокой лампочки глаза.

Я не хочу подходить к нему. Хочу убежать обратно к себе в комнату. Закрыть дверь, чтобы не слышать их, не чувствовать этого мерзкого запаха. Доделать русский язык, математику, после почитать стих, который нужно будет выучить к следующей неделе. И заснуть. Забыться. Ведь во сне все проще, все лучше.

Но он не отстает. Я уж было подумал, что это его алкогольный бред. Сейчас зовет, а через секунду забудет о моем существовании. Но нет.

-Ну, иди сюда. Ты чего же, боишься своего отца? Давай-давай. Подойди.

-Не боюсь, - гордо, но тихо, почти про себя отвечаю я.

Его друзья и брат заливаются смехом. Отец вместе с ними. Ржут, как стая гиен.

Я подхожу, при этом оставаясь настороже. Чего он хочет от меня? Отец засовывает руку в карман порванных между ног спортивных штанов. При этом чуть было не падает с табуретки. Но удерживается. Во время хватается свободной рукой за край стола. Брат бьет его по плечу, усмехаясь, и тот приходит в равновесие. Друг, Гришей его вроде зовут, уже разливает остатки водки по рюмкам. Занюхивает соленым огурцом. Отец достает из кармана деньги. Последние деньги. Скомканные бумажки десятирублевых купюр. Кладет на стол.

-На, - икает, - возьми. Сходи нам за самогоном к бабке Шуре.

Я не притрагиваюсь к деньгам. Стою. Это все шутка, злая их шутка. Одна из тех, которые они любят выделывать в моем присутствии. То курить предложат, то водки нальют. Но я всегда отказывался. А они уговаривали-уговаривали, потом дико смеялись и забывали обо мне. Что же сейчас? Отказаться? Развернуться и уйти?

-Чего ждешь, оболтус?

-Я…не хочу.

Он заносит руку и отвешивает мне подзатыльник. Больно. Я отстраняюсь от него.

-Послушай меня, щенок, - он хватает меня за шею и прижимает к себе, дышит в лицо перегаром, - взял деньги и метнулся. Быстро!

А сам еле сидит на табуретки. Еще рюмка, и завалится спать. Тут же, на кухне. И в таком виде его встретит мама, когда вернется позже вечером из церкви.

-Я, (ненормативная лексика), утро-день в поле на тракторе…а ты? Перечишь отцу? При брате и при друзьях?

Он хватает деньги со стола и засовывает мне в руку. Толкает в спину.

-Иди.

-Давай-давай-давай, - поддерживает его компания

И я пошел. Прошел из кухни, вышел в коридор, затем к двери. Открыл ее, спустился по ступеням во двор. Прошел по дорожке. Калитка была уже открыта. Чуть скрипела, пошатываясь. Даже было приятно оставить стены дома и выйти на свежий воздух.

До церкви по дороге идти немного. Вон, видны ее золотые купола. Заря играет в них. А на улице почти никого. Бабульки сидят на лавке, сплетничают. Я прохожу мимо них, ловя на себя их взгляды. Они замолкают. Но продолжают что-то усердно обсуждать, стоит мне пройти чуть дальше. Меня? Возможно. Мне все равно. Прохожу мимо церковь. Иду дальше по улице. Сворачиваю за угол. В кустах лежит тело. Храпит. Одежда грязная, порванная. Спит. Один из дружков отца. Вот она – жизнь деревенская. Порочный замкнутый круг. Мне противно дышать одним с ними воздухом. Хочется сбежать отсюда. Навсегда. Первым же поездом до небесных замков. Но…но завтра в школу. И все начнется заново. Словно белка в колесе безнадежности. И что же ждет меня в будущем? Что уготовано мне судьбой? Быть трактористом, как отец? Или рыть могилы на церковном кладбище? ХА! Ну уж нет. Я вырвусь отсюда убегу. Точно-точно! Ведь все в моих руках.

-М? Что надо?

Я даже не заметил, как дошел до нужного дома и постучал в окно. Как выглянула из окна бабка Шура.

-Вот, - я протянул ей деньги, - отец послал за самогоном.

-А, сын Валерки! - Она высунула руку из окна, и схватил деньги. Затем сказала, - жди, - и скрылась за шторами.

Я стоял. Смотрел в небо, разукрашенное ярко-красным заревом. Скоро придут холодные дни. И опадут листья с деревьев. А пока еще тепло. И все еще летают вокруг приставучие комары, кусают за руки, за ноги. Только и приходится отгонять их, пританцовывая на месте.

-На. – Она высунула пластмассовую бутылку.

-Колокольчик, - прочитал я этикетку?

-Именно, - усмехнулась бабка, - ну, топай.

Что же все меня сегодня куда-то гонят?

Только я подошел к дому, как из калитки шатаясь, вышла пьяная компания.

-Алешка! – Крикнул отец, - ты как раз, - ик, - вовремя. Пойдем с нами.

-Я принес.

-Да, хорошо.

-Мне еще уроки делать.

Успеется. Посмотришь, как твой старик в споре победит.

Он ухватил меня за руку и потащил за ними.

Пошли по улице, затем свернули за деревья и подошли ближе к краю холма. Впереди виднелся город. Внизу болото. Там, на черте города – электростанция.

Мы остановились возле высоковольтного столба. Темнело. Сгущались сумерки. На небе стали появляться сумерки. Единичные звезды, такие одинокие пока. Скоро соберутся в созвездия. Выглянет луна. И ветер принесет с собой осенний холод. Компания смеется. Один друг, правда, отстал по дороге. Приуныл. Завалился между деревьями и сказал, чтобы его забрали на обратном пути.

-Эх, где наша не пропадал? А ну, погнали. - Он толкнул в плечо брату.

Тот скинул с себя олимпийку. Плюнул на руки, растер. Отец же повозил руками в пыли.

-Погнали.

Они подошли вплотную к столбу. Зашли с разных сторон. По хитросплетению металлической конструкции стали подниматься вверх. Кряхтя, шатаясь и еле держась. Выше, выше, выше.

-ЯнВлеркуставлю, - пробубнил друг отца, присев на травку.

-Что? - Спросил я.

-Онвшезаберется. Смтри.

И я смотрел. Они уже были на середине столба.

-Па! - Крикнул я, - может, это не лучшая идея?

Он меня даже не услышал. Продолжил забираться.

Из-за деревьев вылетели летучие мыши и пролетели над столбом. Провода, дрожа, уходили вниз с холма до самой электростанции.

-АГА! - Прокричал сверху отец. - И кто победил, кто? Я быстрее добрался до верха.

И в этот момент его качнуло. Он потерял координацию. Его руки хаотично стали ловить воздух перед собой, но поймали оголенный провод. Я видел, как его затрясло, как провод заискрился. Брат охнул и попытался помочь. Но, не подумав, схватил отца за ногу. Их двоих изрядно тряхнуло, когда сквозь их тела прошел сильнейший разряд электричества. Наверное, их там же на месте и убило. И уже безжизненные тела полетели сверху вниз, ломаясь о металлические перекладины. Я слышал хруст. Затем они упали вниз. Почти одновременно. Отец на брата. От глухого удара их откинуло друг от друга. И замерли они на холодной земле. Так и не поднялись. Провода над головой еще какое-то время покачивались. А я подумал в тот момент, что же скажет мама? А еще мне уроки на завтра делать. Пойду ли я в школу? Но я просто открутил крышку с колокольчика, сделал глоток. Поморщился. Как вообще это пьют?

Не помню, как вернулся домой. Это стерлось из памяти, словно кто-то прошелся стеркой. Вот только перед сном и на следующий день я помнил запах паленого мяса. Запах поджаренной человечины. И хруст костей. Хрум-хрум-хрум.

Наверное, я просто до конца не осознал, что произошло. Как сон внутри сна. Или что-то похожее. Тем не менее, я заснул. Но слышал за стеной плач мамы. И мне было больно от этого. И даже возникло желание допить тот самый самогона, который купил ранее вечером. Благо бутылка стояла рядом. Возле кровати. Но я просто заснул. И снилась мне бесконечность.

 

***

И охватила меня бесконечность. Такое легкое, нежное чувство. Словно я могу оторвать от земли и воспарить в небеса. Догнать серые тучи. И стереть их, чтобы солнце всегда светило, всегда радовало людей. Никаких больше бурь! Только яркость летних дней и тепло. Тепло внутри и снаружи. А как бьется внутри сердце! Того и гляди вырвется наружу и начнет жить самостоятельной жизнью. Я хватаюсь за грудь. Спускаюсь к реке. Опускаю руки в прохладную воду. Умываюсь. Еще-еще и еще, чтобы остудить жар, охвативший меня. Что со мной? Неужели это в действительности происходит? Я не брежу, нет. Вот он я в отражении воды. Никак не изменился внешней. Усталый, даже немного болезненный вид после бессонной ночи. Я бью кулаком по поверхности, пугая тем самым мальков, собравшихся в косяк. Мое лицо искажается, расходится кругами. Затем вновь формируется. Ничего не изменилось. Вот только внутри я уже не такой, как пару часов назад. Совершенно иной, изменившийся, переродившийся. Что же творит любовь с человеком?!

А они уходит все дальше и дальше. Поднимается вверх по козьей тропе. Оборачивается, смотрит вниз. Но ей меня не увидеть. Я скрываюсь средь листвы плакучих ив и высокой травы. Наблюдаю. Наблюдаю и думаю. Вот уже и солнце пригревает, поднявшись высоко над землей. Люди просыпаются в деревне на другом берегу. Жизнь оживает. Буря никого не сломила. Лают собаки, в реке плещется рыба. Все живет, как и должно быть. А я не спешу уходить. Срываю травинку, кладу ее в рот, сжимая губами. Легонько покусываю. Сладковатый сок с капельками росы касается языка. Мимо пробегает паучок, забегает на ногу. Но я не прогоняю его. Пусть себе бежит спокойно. Стройными рядами шествуют муравьи, возле камыша появляются стрекозы, а по воде, как по льду, бегают водомерки. Все живет. И я живу. Внутри огонь – теплейший из тепла. Но почему я не спешу? Почему не бегу за ней сейчас? Он для меня, как маяк в темнейшей ночи, коей была до недавних пор моя жизнь. И я увижу ее, найду. Иначе быть не может. Судьба. А любовь не требует спешки. Все должно идти своим чередом. Так просто, так легко и ненавязчиво. Я не допущу прежних ошибок. Не наступлю на те же грабли дважды, трижды. Нет-нет и нет. Ни в коем случае. Все должно пройти:

-Идеально, – Шепчу я рыбам и паучку.

Да-да-да. Так и пройдет. Мы будем вместе танцевать под луной танец жизни. Под яркой-яркой луной. Жаль я, наверное, танцевать не умею. Но я буду парить над зеленой травой, как бабочка. Правда, слегка косолапая бабочка. Это ведь ничего! Главное, что мы будем вместе. И жизнь наладится. Конечно же, наладится!

-Пам-пам-пам, - напеваю я себе под нос.

Она же стоит на краю холма, встречает солнце и новый день. Наш день, тот самый день. Самый-самый важный день! Только еще не знает об этом.

Я выплевываю травинку. Она падает в воду и начинает следовать дальше по течению. Встаю, отряхиваю штаны. Девушка уже ушла в деревню. Наши пути для нее пока не пересеклись. Но только для нее. Для нас же – все началось в тот самый момент, как я увидел ее скользящий ярчайший силуэт, идущий со стороны дамбы. Пусть она пока не знает. Но узнает. Обязательно.

Мне некуда бежать, некуда спешить. Я наслаждаюсь жизнью и на лице моем зажглась улыбка. Что буря принесла мне? Смысл. Смысл жизни. Ох уж эта любовь! Как живут без нее? Как я жил? Но меня прежнего больше нет. И, надеюсь, никогда больше не будет.

Я просто иду неспешно по тропе, возвращаясь обратно в деревню. И ничто меня не подгоняет. Наслаждаюсь моментом. Живу настоящим. Впитываю каждую секунду.

-АХТЫЖ! - Тут я вспомнил.

Надо бежать, надо спешить. Сегодня же похороны. Дела любовные еще немного подождут, пока нужно закапывать мертвых.

***

Церковь, как и всегда, как во все прочие дни блестит куполами в солнечных лучах. Как маленькие звездочки. Я зеваю, прикрываясь рукой. Стою под березой в тени. Сжимаю в руках лопату. Передо мной собрались люди. Небольшая толпа. Горюют, что-то, плачут. А мне довольно жарко. На руках еще надеты эти нелепые грязные перчатки с дыркой на большом пальце левой руки. Зачем я вообще их напялил? Но, неплохо получилось. Проскользнул мимо девушки-красавицы, пока она отвлеклась на похороны. Зашел в сарай, взял лопату и занял место в тени. Красота. Не время ведь нам еще встречаться. Пусть не знает о моем существовании до поры до времени. Я как раз успею хорошенько подготовиться. А по цветам летают бабочки и пчелы. Стрекочут кузнечики. Листья покачивают. Памятники стоят, как и стояли. В их ряду пополнение. Смотрят с того света, приветствуют. Мне же интересно, знала ли покойница, бабка Тамара, что ее внучка уехала так скоро из-за меня? Да, должна была, конечно же. Сейчас ведь телефоны у каждого. У каждого, кроме меня. Но мне он и не нужен. Все эти излучения. Да-да, я читал. Или слышал. По радио? Наверное. А не там ли разыскивали пропавшую девицу, на которой было платье в горошек? На Кате же такое было. Но нет, конечно же это не она. Мало кто пропадает. Ерунда.

Вот начинают опускать гроб в яму. Я помогаю, мне-то не трудно. Для этого и надевал перчатки, чтобы удобнее было держать веревки в руках. Затем беру лопату, которую прислонил к березе. Люди по очереди подходят, берут в руки землю, бросают вниз. Ох, как много раз я был свидетелем подобного. Затем приходит моя очередь. Я принимаюсь за работу. Набираю землю лопатой, скидываю в яму. Набираю – бросаю. Такая работа у меня. Копай - засыпай, копай-засыпай. Только жарко. Пот сбегает со лба. Но я переключаю свой взгляд на девушку, на объект моей беззаветной любви. Она стоит недалеко от церкви. Все складывается наилучшим образом.

-Спасибо-спасибо-спасибо. - говорю я шепотом небесам. Они радостно кивают мне пышными белыми облаками.

И продолжаю свою работу. Над ухом плачет. Дочь? Скорее всего. Не помню, как она выглядит, и как зовут ее. Но так действует на нервы. Я еле сдерживаю гнев. Ах-ах-ах. Держусь. Должен держаться. Ведь ничто не должно испортить сегодняшний день. Великий день!

Я заканчиваю работу. Прислоняюсь к березе. Девушка бросает на меня робкий взгляд, а затем уходит по улице из деревни. Поспешно забрасываю лопату в сарай. Снимаю перчатки, кидаю туда же. И иду следом. Не спеша по пятам. Как тень, как тихая-тихая тень среди людей, одетых в черное.

***

Здесь и облака не такие – белые пары, вырывающиеся из труб, как дым из сигарет. Обжигают кожу, проливаясь кислотными дождями. Небо тошнит, небо умирает. Никогда не любил этот город. Всегда держался от него подальше. Вот только в школу приходилось ездить. Хорошо я там пробыл недолго. Бывало, спустишься вниз с холма, пройдешь до остановки, а там автобус тебя подберет. И везет с утра в лабиринты из высотных домов. Раньше, как не странно, мне это даже нравилось. Хотел выбраться сюда, быть часть социума. Глупый наивный школьник.

Люди бегают, суетятся, как муравьи в муравейнике, там на поле. Стоит наступить на него ботинком, как вот они – маленькие точки, бесцельно бегающие кругами. Точно люди. Так мы, наверное, выглядим с высоты. Вечная суматоха. И машины, гудя, проносятся мимо. Меня тошнит от этого всего. Хочется обратно в деревню, в привычные и знакомые улочки маленьких домов. Да в поля и к реке. Туда, где еще живут покой с тишиной.

Здесь все не так. Река - проезжая часть. Деревья – столбы. Скотный двор – все эти торговые центры, офисные здания и клубы. Ни минуты покоя. Шум-шум-шум.

Но я держусь. Ради нас. Ради будущего. И иду с высоко поднятой головой. Пусть на меня косо смотрят прохожие, пусть на мне старые порванные штаны и заштопанная футболка, а на лице грязевые разводы. Пусть. Зато я лучусь счастьем с довольной улыбкой. Иду, останавливаясь за столбами и ларьками, делая вид, что развязался шнурок или мое внимание привлекла реклама. Чтобы она меня не заметила. Несколько раз она резко оборачивалась и смотрела в толпу. Но я вовремя сливался с окружением. Как хамелеон. Иногда меня начинала терзать мысль, будто она заподозрила слежку. Тогда мое сердце слегка замирало, но я брал себя в руки и виртуозно исчезал посреди дороги. И она меня не увидела, не заметила. Ведь я тень погожего солнечного дня. Просто тень, скрывающаяся за кирпичными углами домов. И больше ничего.

Я думал, что же сказать ей, когда наши взгляды, наконец, встретятся. Когда я коснусь ее руки. Что? Или тогда слова будут совершенно не нужны? Она поймет, она все поймет, как я. И из ее груди промчится по телу тепло. А в глазах засияет радостный блеск. И…

-Прости, - я случайно задел паренька. Налетел на него. Даже чуть сам не упал. А он был в компании друзей. Они засмеялись.

-Придурок! – Выпалил он мне в спину, когда я пошел дальше.

Я не стал останавливаться, не стал придавать его словам значения. Они пролетели мимо меня. Как ветер, точно как ветер среди безмолвных окон и витрин. Вот только слегка отстал от нее, когда она свернула за угол. Тогда-то я немного заволновался. Побежал следом. Но мне удалось ее догнать. Хорошо, очень хорошо. Солнце было еще высоко, а мы все шли и шли по городу. Такой странный и необычный день. Когда бы я еще позволил себе примчаться в этот безумный мир спешащих кто куда людей? Никогда! Вот что любовь делает с людьми. Заставляет совершать их безумные поступки. Я расскажу ей потом, чего мне стоила наша встреча. И она поймет, она увидит, что я серьезно настроен. Скажет:

-Глупый, почему же ты не подошел ко мне еще возле реки?

-Не знаю, - пожму я плечами, - постеснялся.

И мы посмеемся. Вместе. Вдвоем.

Вот только переволновался я, когда мы вошли на вокзал. Она подошла к расписанию поездов. А я любовался высоким узорчатым потолком. На меня еще как-то подозрительно посмотрел охранник, когда я вошел в здание. Ходил все за мной, наблюдал. Так и хотелось подойти к нему и крикнуть в лицо:

-Что надо тебе?!

Но я этого не сделал. Смотрел за ней. Думал. Что же мне делать, если она сейчас уедет? Сядет на поезд и умчится в далекие недоступные мне земли. Решусь ли я прыгнуть за ней в вагон? Внутри меня спорили демоны. Аж руки трясло. Я не мог найти себе место. Но затем я заметил, как ее лицо немного погрустнело. Она пошла на выход. Я последовал за ней. Когда оказался на улице, на душе стало легче. Я вздохнул. Настроение улучшилось.

Затем она остановилась в парке неподалеку от вокзала. Села на лавочке и стала читать. Рядом играли уличные музыканты. Их игра и пения выводили меня из себя. Поймал мысль, что я стучу ногой и кусаю губу. Нервы, это все нервы. К этому времени наступил вечер. Но солнце еще сияло над домами в хитросплетении антенн и проводов. Я уже был готов на все. Решился, подойти к ней. Чего время терять? Еще же до деревни добираться. Встал, отряхнулся. Поправил на голове непокорные волосы. Сделал шаг и замер.

К ней подошел кто-то другой!

-ЧЕРТ!

На меня посмотрели. Пусть. Снова сел на лавку. Стал наблюдать. Чего ему надо? Кто он? Я его ненавидел, ненавидел всеми фибрами. Хотел подбежать, задушить его голыми руками. А он, как ни в чем не бывало, повел ее в кафе. Ублюдок!

-Ненавижу, ненавижу, ненавижу. - Шептал я злорадно себе под нос.

Они зашли внутрь и сели недалеко от окна. Я их видел с улицы. На меня повеяло аппетитными запахами, и я поймал себя на мысли, что со вчерашнего вечера ничего не ел. Потряс карман. Извлек мелочь и пару пятидесятирублевых купюр. Вернулся к парку и купил шаурму. Довольно жирная, но съедобная. Я ее не просто съел, а проглотил. Как-то совсем не наелся. Но денег больше не было. Вернулся обратно к кафешке. Облокотился к заборчику на противоположной стороне. Ждал. Хотелось пить. Я терпел. Ждал и терпел.

-Ничего, - говорил я себе, - потерпи.

***

Что это за рок?! Что за происки судьбы? Чьи-то козни, точно-точно!

Я крался в ночи, как какой-то злодей или преступник. Посмотрел – никого. Даже фонари не горели. Это играло мне на руку. Я перелез через забор. Огляделся. Тишина. Яблоня шевелит листвой. На небе горят звезды. Я бесшумен и невидим. Проскальзываю к дворовой дорожке, словно призрак ночи. Замираю. Встречаюсь глазами с котом.

-Это…Брысь, бестия!

Он не уходит. Злобно смотрит на меня. Тогда я поднимаю маленький камешек и кидаю в него. Он ощетинился и зашипел. Метнулся к дереву и скрылся в листве.

-То-то.

Открылась дверь. Голос.

-Булкин?

Шаги. Приближаются. Я прячусь за угол. Хватаю первое, что попалось под руку. Лопата. Поднялся на ноги. Приготовился. Тень приближалась. Шаги становились все громче. И вот из-за угла возникла фигура. Я не раздумываю ни секунды, замахиваюсь лопатой и бью ею фигуре по голове. Фигура падает без чувств на землю. Замирает. А сверху с дерева шипит и мяукает кот. Откидываю лопату в сторону. Возвращаюсь на дорожку и иду к открытой двери. Все налаживается. А когда они из кафе пошли вместе, я, было, совсем потерял надежду. Но я шел по пятам за ними. Не отставал. И они, надо же! Пришли на противоположную сторону болота. Родного болота. А за ним виднеется холм. Мой холм. Моя деревня на нем. Как же все удачно обернулось.

Поднимаюсь по порожкам. Прохожу в дом сквозь москитную сетку. Я знаю, что она наверху. Видел ее силуэт в окне. Слышу шаги над собой.

-Да, теперь нам ничто не.. это…не помешает.

А на улице легкая прохлада и звезды сияют в иссиня-черном небе. И старая добрая тишина.