Глава 12. Две модели и одна реальность

 

Своими медными пальцами Роджер высадил не просто предохранитель. Он закоротил целый распределительный щиток. Потребовалось двадцать минут, чтобы снова включить свет.

К счастью, у 3070-го был резервный источник питания для памяти, поэтому ферритовые матрицы не стерлись. Проводившимися в тот момент вычислениями пришлось пожертвовать, их придется прогонять заново. Автоматическая система слежения бездействовала еще долго после того, как Роджер сбежал.

Одной из первых о том, что случилось, узнала Сьюли Карпентер. Она прилегла подремать в кабинете рядом с машинным залом, дожидаясь, пока моделирование Роджера закончится. Моделирование так и не закончилось. Ее разбудил звон сигналов, извещавших о сбое в обработке информации. Яркие трубки дневного света погасли, в темноте уныло мерцали только красные аварийные лампы.

Первое, что пришло ей в голову — ее драгоценные расчеты. Она полчаса провела с программистами, в слабой надежде просмотрела распечатки того, что удалось просчитать, потом махнула рукой и бросилась в кабинет Скэньона. Там-то она и узнала, что Роджер сбежал.

К этому времени свет включили. Он зажегся, когда она мчалась вверх по пожарной лестнице, перескакивая через две ступеньки. Скэньон уже сидел на телефоне, собирая кандидатов в козлы отпущения на срочное совещание. О Роджере Сьюли узнала от Клары Блай; остальные, собиравшиеся один за одним, тоже немедля вводились в курс дела. Единственной крупной фигурой, оказавшейся в этот момент вне института, был Дон Кайман. Его разыскали дома, сидящим у телевизора. Из физиотерапии в подвале пришла Кэтлин Даути и приволокла с собой Брэда, розового и распаренного — он как раз пытался компенсировать ночь без сна часом в сауне. Фрилинг был на Меррит Айленд, но в нем особой нужды не было. Пришло еще с пяток сотрудников. Кто уныло, кто беспокойно, они расселись в кожаных креслах вокруг стола.

Скэньон уже поднял в воздух разведывательный вертолет ВВС, обшаривать окрестности института. Телекамеры вертолета скользили по автостраде, подъездным путям, стоянкам, полям, прерии, и все, что они видели, отражалось на большом телеэкране в конце кабинета. Полицию Тонки подняли по тревоге, на поиски странного существа, похожего на черта и передвигающегося со скоростью семьдесят километров в час. Дежурный сержант полиции попутно нарвался на неприятности. Он допустил серьезную ошибку, поинтересовавшись у институтского офицера службы безопасности, сколько тот выпил. Десять секунд спустя, окрыленный перспективой по гроб жизни топтать асфальт на Аляске, он уже лихорадочно вызывал по радио все патрульные машины. Полицейским было запрещено арестовывать Роджера и даже приближаться к нему. Они должны были только найти его.

Теперь Скэньону нужен был козел отпущения.

— Вы ответите за это, доктор Рамес, — зарычал он на старшего психоаналитика. — Вы и майор Карпентер. Как вы могли допустить, чтобы Роджер выкинул такой номер, без всякого предупреждения?

— Генерал, я же говорил вам, что Роджер нестабилен в отношении к своей жене, — примирительно начал Рамес. — Вот почему я попросил прислать сюда кого-нибудь вроде Сьюли. Ему нужно было зафиксироваться на другом объекте, на ком-то, непосредственно связанном с программой…

— Но что-то не сработало, да?

Сьюли перестала вслушиваться. Она отлично понимала, что будет следующей, но ей нужно было кое-что продумать. За спиной Скэньона скользил вид с вертолета, вернее, схема, дороги обозначались зелеными линиями, машины — синими точками, здания — желтыми. Несколько случайных прохожих были красными. Если одна из красных точек вдруг начнет двигаться со скоростью синих, то есть машин, это наверняка будет Роджер. Но у него было вполне достаточно времени, чтобы оказаться вне досягаемости камеры.

— Пусть проверят город, генерал, — перебила она.

Он свирепо глянул на нее, но трубку снял и приказ отдал. Положить трубку на место так и не получилось — генерала ждал входящий звонок, на который он не мог не ответить.

Телли Рамес поднялся из своего кресла рядом с директорским, и подошел к Сьюли Карпентер. Та даже не подняла головы, погрузившись в стопку распечаток моделирования. Рамес терпеливо ждал.

Директору звонил президент Соединенных Штатов. Это было ясно, даже если не видеть крошечного Дэша на крошечном экране, на столе у директора: достаточно было посмотреть на крупные капли пота, покатившиеся по лбу Скэньона. До них доносились обрывки слов президента: «…говорил с Роджером, он показался — не знаю, каким-то равнодушным. Я тут подумал, Верн, и решил позвонить тебе. Все идет по плану?»

Скэньон сглотнул, огляделся по сторонам и резко принялся разворачивать звукоизолирующие лепестки трубки. Изображение съежилось до размеров почтовой марки. Голос президента стих совсем, теперь параболический излучатель направлял звук точно в лицо Скэньону, а голос самого Скэньона поглощался лепестками вокруг микрофона. Что, впрочем, не мешало присутствующим следить за ходом разговора — все было написано у генерала на лице.

Сьюли оторвалась от распечаток и посмотрела на Рамеса.

— Оторвите его от телефона, — нетерпеливо начала она. — Я знаю, где Роджер.

— Дома, у жены, — ответил Рамес.

Сьюли устало потерла глаза.

— Можно было догадаться и без моделирования, правда? Извини, Телли. Кажется, я держала его на крючке не так крепко, как мне казалось.

 

Они были совершенно правы. Конечно, мы-то и так это знали. Как только Скэньон переговорил с президентом, позвонила служба безопасности: через жучок в спальне Дори они услышали, как Роджер влезает в окно.

В маленьких желтых глазках Скэньона предательски блеснули слезы.

— Включите звук на мониторы, — распорядился он. — Камеру на дом.

Потом генерал переключил телефон на внешнюю линию и набрал номер Дори.

Из громкоговорителя донесся звонок, потом что-то хрустнуло. «Алло?» — проскрипел механический голос Роджера. Мгновение спустя, немного тише, но так же бесцветно прозвучало: «О Господи».

Скэньон отдернул трубку и потер ухо.

— Это еще что за черт?

Никто не ответил на его риторический вопрос, и генерал опасливо положил трубку на место.

— Кажется, на линии какие-то помехи, — объявил он.

— Мы можем послать туда человека, генерал, — предложил помощник по безопасности. — Там перед домом в машине сидят двое наших.

Скользившее по экрану изображение успокоилось, и вертолет с камерой завис в 1800 футах над зданием городского суда. Камера работала в инфракрасном режиме; в верхнем углу экрана виднелась широкая темная полоса Корабельного канала, обозначавшая окраину города, а темный прямоугольник в центре экрана, окруженный движущимися огоньками машин, был площадью перед зданием суда. Дом Роджера был помечен красным пунктирным крестиком. Помощник вытянул руку, указав на светлую точку рядом с домом.

— Мы с ними на связи, генерал, — продолжал он. — Но они не видели, как полковник Торравэй вошел в дом.

— Я бы не советовала делать это, — поднялась Сьюли.

— Ваши советы вышли у меня из доверия, майор Карпентер, — огрызнулся Скэньон.

— И тем не менее, генерал…

Скэньон вскинул руку, и она замолкла.

Из мониторов еле слышно донеслись слова Дори: «Я налью себе чаю». Потом голос Роджера: «Может, тебе сделать чего-нибудь покрепче?». Почти неразличимое «Не надо».

— Тем не менее, генерал, — повторила Сьюли. — Сейчас он достаточно стабилен. Вы можете все испортить.

— Я не могу позволить ему сидеть там! Кто может знать, что он еще выкинет, черт возьми? Может быть, вы?

— Вы уже засекли его. Не думаю, что он двинется куда-то еще, во всяком случае пока. Дон Кайман недалеко от них, и он их друг. Попросите его заехать за Роджером.

— У Каймана нет боевой подготовки.

— Вот вы чего хотите? И что же именно вы будете делать, если Роджер не захочет вернуться по-хорошему?

Ты будешь чай?

Нет… Нет, спасибо.

— И выключите это, — добавила Сьюли. — Дайте бедняге хоть немного побыть с ней наедине.

Скэньон медленно опустился в кресло и очень аккуратно пристукнул обеими ладонями по столу. Затем он еще раз поднял трубку и отдал приказ.

— Пусть еще раз будет по-вашему, майор, — заметил он. — Не потому, что я доверяю вашим советам, просто нет другого выхода. Я не стану пугать вас возможными карами. Если мы еще раз проморгаем, вряд ли я останусь в том положении, чтобы кого-то наказать. Но об этом найдется кому позаботиться, я вам обещаю.

— Я понимаю ваше положение, сэр, — начал Телесфоро Рамес, — но мне кажется, что это несправедливо по отношению к Сьюли. Модель показывала, что у него должно произойти столкновение с его женой.

— Смысл моделирования в том, доктор Рамес, чтобы предсказывать события до того, как они происходят.

— Кроме того, результаты показывают, что во всех остальных отношениях Торравэй достаточно устойчив. Он справится с этим, генерал.

Скэньон снова принялся похлопывать по столу.

— Он сложная личность, — продолжал Рамес. — Вы видели результаты его тестов тематического восприятия, генерал. Очень высокие показатели по основным побуждениям, достижению, вовлечению… по власти несколько меньше, но в пределах нормы. Он не манипулирует другими. Он интроспективен. Он тщательно обдумывает свои решения. Именно этих качеств вы хотели, генерал. Ему не обойтись без них. Но не станете же вы требовать, чтобы он был одной личностью в Оклахоме, и совершенно другой — на Марсе.

— Если не ошибаюсь, вы с вашей модификацией поведения обещали мне именно это.

— Вовсе нет, генерал, — терпеливо пояснил психиатр. — Я обещал только, что если вы сделаете ему подарок наподобие Сьюли Карпентер, он легче смирится с проблемами, которые у него были с женой. Так и получилось.

— У поведенческой модификации своя динамика, генерал, — вставила Сьюли. — Со мной вы немного запоздали.

— Вы что? — свирепо переспросил Скэньон. — Хотите сказать, что на Марсе он все-таки тронется?

— Надеюсь, что нет. Мы сделали для этого все, что было в наших силах. Он избавился от кучи всякого дерьма — можете взглянуть на его последние ТТВ. Но через шесть дней он улетит, и я исчезну из его жизни. А это неправильно. П-модификацию никогда нельзя прерывать резко. Это нужно делать постепенно — он должен видеть меня все реже и реже, но за это время у него будет возможность создать защитные реакции.

Постукивание по столу стало медленнее.

— Поздновато вы меня предупреждаете, — заметил Скэньон.

Сьюли пожала плечами и промолчала.

Скэньон задумчиво оглядел собравшихся.

— Ладно. На сегодня мы сделали все, что могли. Все свободны до восьми — нет, скажем, до десяти утра. К этому времени у каждого должен быть готов доклад, не больше трех минут, о том, за что вы отвечаете, и что нам делать дальше.

 

Дона Каймана нашла полицейская патрульная машина. Она пристроилась сзади, взревев сиреной и сверкая мигалками, а когда он притормозил у тротуара, полицейский передал ему приказ поворачивать к дому Роджера Торравэя.

Дон постучал в двери с некоторым трепетом, не представляя, что ждет его внутри. Из-за двери блеснули глаза Роджера. Стараясь заглянуть через плечо Роджера в квартиру, Кайман невольно зашептал про себя молитву. Он ожидал увидеть… что? Расчлененное тело Дори Торравэй? Разбитую в щепки мебель? Но все, что открылось его глазам — это живая и невредимая Дори, съежившаяся в кресле и явно плачущая. Это даже обрадовало Каймана, потому что он приготовился к гораздо более худшему.

Роджер пошел с ним без всяких возражений.

— Всего хорошего, Дори, — бросил он через плечо и закрыл дверь, не дожидаясь ответа. Ему не сразу удалось втиснуться в маленький автомобильчик Дона Каймана, но в конце концов крылья все-таки свернулись. Раскладное сиденье пришлось до отказа отодвинуть назад и Роджер скрючился в позе, для нормального человека совершенно неудобоваримой. Конечно, Роджер не был нормальным человеком, и его мышечная система могла справиться с продолжительными перегрузками, каким бы узлом он не завязывался.

Они ехали в молчании почти до самого института. Потом Дон Кайман прочистил горло.

— Ты заставил нас поволноваться.

— Еще бы, — ответил бесцветный голос. Крылья беспокойно зашелестели. — Я хотел ее увидеть, Дон. Это было важно.

— Я понимаю, — Кайман свернул на просторную, пустую стоянку. — Ну и как? Все хорошо?

Маска киборга повернулась к нему. Фасетчатые глаза, отливающие, как черное дерево, смотрели безо всякого выражения.

— Дурак ты, отец Кайман. Что здесь может быть хорошего?

 

Сьюли Карпентер думала о сне с завистью, как об отдыхе на французской Ривьере. И о том, и о другом сейчас можно было только мечтать. Она приняла две капсулы амфетаминов и сделала себе укол Б12. Нужную точку на руке она научилась находить уже давно.

Моделирование реакций поведения Роджера было прервано, когда погас свет, и она повторила все заново, с самого начала. Мы не возражали. Это давало нам возможность внести несколько поправок.

Пока шло моделирование, она отмокала под горячим душем в гидротерапии, а потом внимательно просмотрела распечатку. Она умела расшифровывать загадочные сочетания букв и цифр, коды системной диагностики, но в этот раз просто пропустила их и сразу взялась за изложенные понятным языком результаты расчетов. Свою работу она знала отлично.

Ее работа не имела никакого отношения к обязанностям дежурной сестры. Сьюли Карпентер была одной из первых женщин с ученой степенью, работавших в аэрокосмической медицине. Она была доктором медицины, специализировалась по психотерапии и множеству сопутствующих дисциплин, а в космическую программу ушла потому, что на Земле больше не видела заслуживающих внимания занятий. Когда она прошла подготовку астронавта, ей стало казаться, что таких занятий, кажется, не осталось и в космосе. Исследовательская работа все же имела для нее какую-то ценность, хотя бы и абстрактную, поэтому она попросила о переводе в лаборатории в Калифорнии, и просьба была удовлетворена. В ее жизни было немало мужчин, один или два даже могли сыграть серьезную роль — но не сыграли. По крайней мере, в этом она Роджеру не солгала; вслед за последним болезненным разрывом она просто сократила свой круг знакомств, по крайней мере до тех пор, приказала она себе, пока не повзрослеет настолько, чтобы понять, чего же она хочет от мужчины. Итак, ее электрончик ушел в ответвление от основного тока человеческой жизни, и кружил в замкнутой цепи до тех пор, пока мы не выбрали из сотен тысяч перфокарт именно ее карточку, чтобы дать Роджеру то, в чем он нуждался.

Когда она получила приказ, без всякого предупреждения, этот приказ исходил лично от самого президента. Отказаться от назначения не было никакой возможности, да она и не собиралась. Она только приветствовала перемену. Материнская забота о страждущем приятно тешила ее самомнение; важность задания была очевидна, уж если она и верила во что-то, так это в марсианскую программу; кроме того, она знала, что занимается профессиональной работой. А профессионализма ей было не занимать. Мы расценивали ее очень высоко, она была одной из главных фигур в нашей игре за выживание расы.

Когда она закончила с моделью Роджера, было уже почти четыре утра.

Пару часов она поспала на кушетке в сестринской. Потом приняла душ, переоделась и надела зеленые контактные линзы. Этот аспект работы не очень-то радует, размышляла она по пути в палату Роджера. Крашеные волосы и другой цвет глаз — это был обман, а она не любила обманывать. Когда-нибудь она сбросит эти линзы, дождется, пока отрастут естественные, светлые волосы… ну, может быть, подкрасит, но самую малость. Она не имела ничего против крашеных волос, ей просто не нравилось притворяться кем-то другим.

Но в палату Роджера она вошла с улыбкой.

— Как хорошо, что ты вернулся. Мы уже соскучились. Ну, как тебе гулять без поводка?

— Неплохо, — ответил механический голос. Роджер стоял у окна, разглядывая комья перекати-поле, скачущие по автостоянке. Потом повернулся к ней:

— Ты знаешь, все правильно, все, что ты говорила. Сейчас я стал не просто другим — я стал лучше.

Она подавила желание немедленно подтвердить и усилить его слова, улыбнулась и принялась собирать простыни.

— Я беспокоился о сексе, — продолжал он. — И знаешь что, Сьюли? Это как будто бы сказали, что мне на два года нельзя есть икру. Я не люблю икру. И если уж об этом зашла речь, сейчас мне не нужен и секс. Вы, наверное, заложили это в компьютер. «Понизить сексуальное влечение, увеличить эйфорию», верно? Неважно, просто до моих птичьих мозгов наконец дошло — я сам устраиваю себе проблемы. Мучаюсь над тем, как же я обойдусь без совершенно ненужной мне вещи. А на самом деле мне просто кажется, что по мнению окружающих я должен хотеть именно этого.

— Культурная ассимиляция, — добавила она.

— Вот-вот, — кивнул он. — Послушай, я хочу тебе кое-что показать.

Он взял гитару, устроился на окне, упершись одной пяткой в подоконник, и пристроил гитару на коленях. Крылья беззвучно поднялись над головой, и он заиграл.

Сьюли изумилась. Он не просто играл — он пел. Пел? Да нет, эти звуки скорее походили на посвистывание сквозь зубы, слабое, но чистое. Его пальцы пощипывали струны гитары, аккомпанируя, а плачущий свист вел мелодию, какой она не слышала прежде.

— Что это? — спросила она, когда Роджер доиграл.

— Это соната Паганини для скрипки с гитарой, — гордо ответил он. — Клара принесла мне запись.

— Я даже не знала, что ты можешь такое. Посвистывать, я имею в виду — или как ты делал.

— Я тоже не знал, пока не попробовал. Конечно, скрипичная партия получается не такой громкой, как надо. И я не могу играть на гитаре так тихо, чтобы это сбалансировать. Но все равно получается неплохо, правда?

— Роджер, — сказала она совершенно серьезно. — Я очарована.

Он поднял глаза и очаровал ее еще раз, ухитрившись улыбнуться.

— Готов поспорить, ты думала, что и этого я не умею. Я сам так думал, пока не попробовал.

 

На совещании Сьюли без обиняков сказала:

— Он готов, генерал.

Скэньон перехватил достаточно сна, чтобы выглядеть отдохнувшим; судя по всему, он приложился еще и ко внутренним резервам, потому что казался уже не столь мрачным.

— Вы уверены, майор Карпентер?

— Готовее не бывает, — кивнула она. Потом заколебалась. Видя ее выражение, Верн Скэньон ждал поправки.

— На мой взгляд, проблема в том, что он готов лететь именно сейчас. Все его системы в рабочем состоянии. Он разобрался со своей женой. Он готов. И чем дольше он будет оставаться здесь, тем больше шансов, что она снова выкинет какой-нибудь номер и расстроит все его равновесие.

— Сильно сомневаюсь, — проворчал Скэньон.

— Да, она знает, какие у нее будут неприятности. Но я не хочу рисковать. Я предлагаю перевести его.

— Ты хочешь сказать — отвезти его на Меррит Айленд?

— Нет. Я хочу сказать — поставить его на паузу.

Брэд пролил кофе из поднесенного к губам бумажного стаканчика.

— Ты что, куколка? — воскликнул он с неподдельным потрясением. — У меня еще семьдесят два часа тестирования его систем! Если вы замедлите его, я не смогу получить нужных результатов…

— Нужных для чего? Для его эффективной работы или для той монографии, которую ты собираешься о нем написать?

— Ну… Господи, конечно, я собираюсь написать о нем. Но я хочу как можно тщательнее его проверить, пока у меня есть время. Это для его же пользы. И для пользы экспедиции.

— Мое мнение остаются в силе, — пожала плечами Сьюли. — Здесь ему осталось только ждать. А он уже по горло сыт ожиданием.

— А если на Марсе что-то пойдет не так? — поинтересовался Брэд.

— Вы спрашивали моего мнения. И я его высказала.

— Не забывайте, что нам всем интересно, о чем вы толкуете, — вмешался Скэньон. — Особенно мне.

Сьюли покосилась на Брэда, и тот ответил:

— Как вы знаете, генерал, мы собирались проделать это на время полета. У нас есть возможность регулировать его внутренние часы с помощью компьютера. До старта остается… секунду… пять дней и несколько часов, и мы можем замедлить его так, что по его субъективному времени пройдет всего полчаса. В этом есть смысл — но и в моих доводах тоже. Я не могу взять на себя ответственность и выпустить его в свет, пока не проведу все необходимые мне тесты.

— Я понял, что вы имеете в виду, — помрачнел Скэньон. — Это веское возражение, и у меня тоже есть свое возражение. Как насчет того, что вы твердили вчера вечером, майор Карпентер? Чтобы слишком резко не обрывать модификацию поведения?

— Он на стадии плато, генерал. Если бы я могла провести с ним еще шесть месяцев, я бы согласилась. Но пять дней — нет, здесь будет больше риска, чем пользы. Он нашел настоящее увлечение в своей гитаре — и слышали бы вы, как он играет. Он выработал надежную защиту касательно отсутствия половых органов. Он даже взял инициативу в свои руки, убежав прошлой ночью — а это большой прогресс, генерал. Его профиль был чересчур пассивен, если учесть требования экспедиции. Я считаю, его нужно ставить на паузу.

— А я считаю, что мне нужно еще с ним работать, — вспылил Брэд. — Может быть, Сьюли права, но я тоже прав, и если придется, я дойду до самого президента!

Скэньон с любопытством посмотрел на Брэда, потом обвел взглядом комнату.

— Еще комментарии?

— Не знаю, имеют ли мои слова какой-то вес… — начал Дон Кайман. — Но я согласен с Сьюли. Женой он не очень доволен, но и не так уж огорчен. Лучшего момента не будет.

— Угу, — кивнул Скэньон, снова принимаясь нежно похлопывать по столу. Он задумчиво посмотрел куда-то вдаль и заговорил:

— Вам известно не все. Ваша модель Роджера — не единственная.

Он обвел глазами собравшихся и подчеркнуто добавил:

— За пределами кабинета этого не должен знать никто. Делом занялись азиаты. Они подключились к 3070-му где-то между нами и двумя другими компьютерами, считали все данные и использовали их для своей собственной модели.

— Зачем? — спросил Дон Кайман. Мгновение спустя это же повторили все, сидящие за столом.

— Хотелось бы мне знать, — угрюмо ответил Скэньон. — Они не вмешиваются. Мы бы не узнали об этом, если бы не плановая проверка линий связи, обнаружившая их подключение, и потом какие-то шпионские страсти в Пекине, о которых я не знаю и знать не хочу. Все, что они сделали — считали данные и запустили собственную программу. Мы не знаем, как они собираются ее использовать, но вот еще один сюрприз: сразу после этого они отозвали все свои протесты против запуска. Больше того, они предложили воспользоваться их марсианским спутником для передачи нашей телеметрии.

— Да я и на грош им не поверю! — все еще не мог успокоиться Брэд.

— Нууу, мы тоже не собираемся особенно полагаться на их птичку, можешь быть уверен. Но суть остается — они хотят, чтобы экспедиция удалась. Ладно, это еще один дополнительный фактор, а сейчас все сводится к одному решению, правильно? Я должен решить, ставить Роджера на паузу, или нет. О'кей. Я согласен. Я принимаю ваши рекомендации, майор Карпентер. Объясните Роджеру, что мы собираемся сделать, и объясните ему причины. Все, что вы с доктором Рамесом сочтете нужным.

— Что касается тебя, Брэд, я понимаю, что ты хочешь сказать, — генерал понял руку, останавливая возражения Брэда. — Согласен. Роджеру нужно провести с тобой больше времени. Что ж, у вас будет это время. Ты включаешься в экипаж экспедиции.

Он подвинул к себе лист бумаги, вычеркнул из списка одно имя и вписал другое.

— Я вычеркиваю одного из пилотов, и освобождаю место для тебя. Я уже проверял, проблем не будет, учитывая автоматическое управление, и то, что у каждого из вас есть хоть какая-то летная подготовка. Итак, вот окончательный состав экипажа марсианской экспедиции: Торравэй, Кайман, пилот генерал Гизбург — и ты.

 

Брэд возразил. Впрочем, чисто инстинктивно. Как только эта мысль улеглась, он принял ее. В словах Скэньона была своя доля истины, и кроме того, Брэд мгновенно просчитал: карьера, которую он для себя запрограммировал, только упрочится, не может не упрочиться от личного, непосредственного участия в экспедиции. Конечно, будет жалко бросать здесь Дори, и всех будущих дори, но когда он вернется, этих дори будет столько…

Дальше все пошло, как по часам. Это было последнее решение. Все остальное было только исполнением планов. Техники на Меррит Айленд начали заправлять ракеты-носители, а в Атлантике развернулась сеть спасательных кораблей, на случай аварии. Брэд улетел на Меррит Айленд на подгонку скафандров. Для предполетной подготовки к нему приставили шесть экс-астронавтов, вбивавших ему в голову все, что можно было вбить за оставшееся время. Среди учителей был и Гизбург, невысокий, всегда спокойный, и всегда усмехающийся, одним своим видом вселявший уверенность. Дон Кайман взял двенадцать драгоценных часов отпуска, чтобы попрощаться со своей сестричкой.

Мы были удовлетворены всем происходящим. Мы были довольны решением отправить в полет Брэда. Мы были довольны прогнозами, ежедневно предсказывавшими позитивное влияние старта на события и настроения в мире. Мы были довольны настроением Роджера. И больше всего мы были довольны моделированием Роджера в ННА; более того, это было существенно и необходимо для наших планов сохранения расы.

 

Глава 13. НАЗАД ДОРОГИ НЕТ

 

Путешествие на Марс по гомановской орбите занимает семь месяцев. Если верить летавшим туда астронавтам, космонавтам и синонавтам — семь очень скучных месяцев. В каждом дне 86400 свободных секунд, и занять их было практически нечем.

Но Роджер отличался от всех остальных. Во-первых, он был самым дорогим пассажиром, когда-либо поднимавшимся на борт космического корабля. Его тело было плодом семи миллиардов долларов программы «Человек Плюс». Необходимо было приложить все усилия, чтобы уберечь его.

Во-вторых (и это было его уникальной особенностью), его можно было уберечь.

Биологические часы его тела были отключены. Теперь восприятие времени ему диктовал компьютер.

Сначала Роджера замедляли постепенно. Казалось, люди стали двигаться немного резвее. Обед наступил раньше, чем он думал. Голоса стали визгливее.

Когда он привык к этому, задержку систем увеличили еще. Голоса превратились в неразборчивый писк, а потом он вообще перестал улавливать звуки. Самих людей он тоже почти не замечал, только мелькавшие вокруг размытые полосы. Окна палаты закрыли ставнями — не потому, чтобы он не сбежал, а чтобы защитить его от быстрой смены дня и ночи. Перед ним возникали тарелки с остывшей едой. Поев, он не успевал даже отодвинуть их: они исчезали сами собой.

Роджер понимал, что с ним происходит. Он не возражал. Он выслушал уверения Сьюли, что это необходимо, и что это для его же блага, ну и ладно. Еще он подумал, что будет скучать без Сьюли и стал соображать, как передать ей это. Способ был, но все происходило чересчур быстро; как по волшебству, на дощечке перед ним возникали написанные мелом надписи. Когда он отвечал, его ответы исчезали изпод носа прежде, чем он успевал закончить.

— КАК ТЫ СЕБЯ ЧУВСТВУЕШЬ?

Взял мелок, написал одно слово:

— ОТЛИЧНО, — и доска исчезла, чтобы тут же возникнуть с другой надписью:

— МЫ ВЕЗЕМ ТЕБЯ НА МЕРРИТ АЙЛЕНД.

Его ответ:

— Я ГОТОВ, — был выхвачен прежде, чем он успел дописать остальное, и он торопливо нацарапал на прикроватном столике:

— ПОЦЕЛУЙТЕ ЗА МЕНЯ ДОРИ.

Он хотел добавить «и Сьюли», но не успел, потому что столик неожиданно исчез. Он сам исчез из комнаты. Мгновенное, головокружительное скольжение. Он успел различить приемный покой института. Мелькнуло призрачное видение — медсестра (Сьюли?) поправляет колготки, стоя к нему спиной. Его ложе подскочило в воздух, окунулось в режущий свет зимнего дня, потом оказалось — в машине? Он не успел даже задать себе этот вопрос, как это взмыло вверх, он понял, что находится в вертолете, и почувствовал, что сейчас его стошнит. К горлу подкатил проглоченный обед.

Недремлющая телеметрия тут же сообщила об этом, и соответствующие меры были приняты. Он чувствовал себя, как при самой яростной качке, ему все еще казалось, что его стошнит, но его не стошнило.

Потом все остановилось.

Из вертолета наружу.

Снова яркий солнечный свет.

Его вкатили куда-то еще, и это он узнал почти сразу, как только они тронулись — салон СВ-5, переоборудованный в летающий госпиталь. Как по волшебству, его опутали ремни безопасности.

Было неудобно — снова тряска и выворачивающая тошнота, хотя уже не такая сильная — но продолжалось это недолго. Минуту или две, как показалось Роджеру. Затем по ушам грохнуло давление, и его выкатили из самолета, прямо в ослепительный свет и жару — наверное, Флорида, подумал он заторможенно, оказавшись уже в машине скорой помощи, потом… потом…

Потом его оставили в покое, минут на десять или пятнадцать, как показалось Роджеру — а на самом деле почти целый день — и ничего не происходило, он просто лежал в кровати, его еще раз накормили, удалили катетером выделения, затем перед ним возникла записка:

— УДАЧИ, РОДЖЕР. ПОЕХАЛИ. A затем снизу шарахнул паровой молот и он потерял сознание. Это все хорошо, подумал он, проваливаясь в никуда, избавить меня от скуки и тому подобное, но ведь так и убить можно. Как на это пожаловаться, он не сообразил, потому что отключился.

Прошло время. Время снов…

Как сквозь туман, он понял, что его усыпили, не просто замедлили, а полностью отключили. И сообразив это, очнулся.

Не ощущалось никакого давления. Более того, он парил. Только паутина привязных ремней удерживала его на месте.

Он был в космосе.

— С добрым утром, Роджер, — произнес прямо в ухо чей-то голос. — Ты слушаешь запись.

Роджер повернул голову и увидел рядом с ухом крошечную сеточку динамика.

— Мы замедлили запись, чтобы ты мог понять. Если хочешь поговорить с нами, просто продиктуй все, что хочешь сказать, а мы ускорим запись, чтобы нам было понятно. Наука творит чудеса, верно?

— Значит, я записываю это на тридцать первые сутки. На тот случай, если ты уже забыл, меня зовут Дон Кайман. У тебя были небольшие неприятности. Твоя мышечная система сопротивлялась ускорению при взлете, и ты потянул кое-какие связки. Пришлось сделать пару операций, но все уже заживает. Брэд немного переделал кибернетику, так что когда мы сядем, ты уже сможешь нормально шевелить дельтовидными. Посмотрим. Больше серьезного ничего нет. Наверное, у тебя есть вопросы, но прежде чем ты их продиктуешь, у нас для тебя весточка.

Лента зашипела, защелкала, а потом на фоне статических помех послышался голос Дори, слабый и искаженный.

— Привет, милый! Дома все в порядке, берегу для тебя домашний очаг. Думаю о тебе. Будь осторожен.

Потом снова голос Каймана:

— Теперь сделай вот что. Во-первых, если есть что-то серьезное — что-то болит, или в этом роде — говори в первую очередь. На разговор уходит много времени, так что обо всем серьезном в первую очередь, а когда закончишь — подними руку, мы поменяем пленку и сможешь поболтать. Начали.

Лента остановилась, рядом с динамиком погас маленький красный огонек с надписью «Воспроизведение» и зажегся зеленый, «Запись». Роджер взял микрофон и уже хотел сказать, что нет, никаких особенных проблем у него нет, когда глянул вниз и заметил, что его правая нога отсутствует.

 

Естественно, мы наблюдали за каждым движением на борту корабля.

Уже после первого месяца линия связи растянулась донельзя. Огромное расстояние играло свою роль. Пока космический корабль поднимался к марсианской орбите, Марс двигался. Земля тоже, и гораздо быстрее. Она успеет дважды обернуться вокруг солнца, прежде чем Марс завершит один оборот своей орбиты. Телеметрическим данным с корабля требовалось около трех минут, чтобы достичь центра связи Голдстоун. Мы были пассивными слушателями. А будет еще хуже. К тому времени, как корабль выйдет на орбиту вокруг Марса, команда с Земли, летящая со скоростью света, будет достигать его с получасовым запозданием. Мы отказались от непосредственного управления; корабль и его экипаж по сути дела были предоставлены самим себе.

А еще чуть позже Земля и Марс окажутся по разные стороны от Солнца, и помехи Солнца будут настолько искажать слабые сигналы корабля, что мы едва ли сможем уверенно принимать их. Но к тому времени на орбите вокруг Марса уже будет 3070, а немного погодя к нему присоединится МГД генератор. Тогда у них не будет нехватки энергии. Все было просчитано, орбиты, связь между собой, с орбитальным кораблем, с наземной станцией и с рыщущим вокруг Роджером.

Был запущен 3070, переведенный в холостой режим. Это был автоматический полет. Расчеты показали, что для обычного космического корабля уровни ионизации будут неприемлемо высокими. Поэтому конструкторы на мысе Канаверал сняли с корабля все системы жизнеобеспечения, всю телеметрию, системы самоликвидации и наполовину урезали возможности по маневру. Сэкономленный вес пошел на экранирование. Стартовавший корабль был молчаливым и безжизненным, и останется таким еще семь месяцев. Потом генерал Гизбург возьмет управление в свои руки и состыкует корабли. Это будет непросто, но такая у него работа.

МГД генератор был запущен месяц спустя, с экипажем из двух добровольцев и максимумом рекламы. Теперь заинтересованы были все. Не возражал никто, даже ННА. Первый запуск они вообще не заметили, после запуска 3070-го сообщили, что наблюдают за полетом, и предложили свои данные сети НАСА, а когда стартовал генератор, их посол вручил учтивую ноту с поздравлениями.

Определенно, что-то происходило.

И не только в психологии. В Нью-Йорке две недели подряд прошли без бунтов и стычек, а кое-где на главных улицах даже начали разгребать мусор. Зимние дожди погасили остатки обширных пожаров на СевероЗападе. Губернаторы Вашингтона, Орегона, Айдахо и Калифорнии объявили призыв добровольцев, и более ста тысяч молодых людей вызвались восстанавливать сгоревшие леса.

Последним эту перемену заметил президент Соединенных Штатов — он был слишком занят внутренними проблемами нации, расплодившейся до катастрофических пределов и потребляющей вне всяких мер. Но в конце концов и он понял, что происходят перемены, не только внутри Штатов, но и во всем мире. Азиаты отозвали свои подлодки в западную часть Тихого и в Индийский океаны, и когда Дэшу сообщили об этом, он снял трубку и позвонил Верну Скэньону.

— Думаю… — он сделал паузу, потрогав гладкое дерево столешницы, — думаю, у нас получается. Можешь похвалить за меня своих орлов. Слушай, может быть, тебе нужно что-то еще?

Но уже ничего было не нужно.

Теперь для нас не было дороги назад. Мы сделали все, что могли. Дальше все лежало в руках самой экспедиции.