Императору самодержцу всея России.

 

Крестьян Орловской губернии Трубчевского уезда

Красносельской волости, села Кокина, деревни

Бабинки, Скрябина и Нижней Слободы.

Послышав, стороною лишь, про Милость и непрестанное попече­ние о нас, бедных, выразившееся в изданном Вашей Монаршей Волей рескрипте 12 декабря 1904 г.¹, мы, терпя долгое время гонение и при­теснения от всех, не прибегая к каким-либо учреждениям, сами от себя, взяли на себя смелость изложить ниже сего коротко все, долгое время лежавшее как бы под спудом и не доходившее до Вашего Императорского Величества личного убеждения, так как существуют, наверное, преграды. I

Высочайшей Волею Святого Благодетеля Нашего Царя Освободителя, Александра II на нашей Св. Руси было отменено крепостное право. С отмены крепостного права земля помещиков-землевладельцев в аренду сдавалась по 5-6 руб., луг — по 3-4 руб. за десятину. Но с каждым годом цена земли и лугов землевладельцами увеличивалась и теперь — в пять раз большая. С каждым годом землю нашу, по сие время не известно для нас на каких законных основаниях землевладельцы уменьшали, выбирая и отрезывая самый удобный участок земли, леса, или луга, оставляя нам негодную часть и, вместе с тем, этими же отрезками лишая нас места для пастьбы скота, удобства в снабжении водой, в прогоне скота на пастьбу и много других препятствий, первых трех самых для нас необходимых, и главных для сельского обихода.

 

Наделенные первоначально на душу по 3 1/4 или по 4 десятины, мы сказать не можем, так как все наши планы на все обманом, сделать лучше, отобраны от нас, а у некоторых вовсе нет и не возвращены.

При ежегодном увеличении числа семейств своих мы постепенно приходили в бедноту, посторонних же заработков у своего землевладельца все иметь не могли, а лишь часть, располагающая превосходством рабочей силы, и то не по своему охотному желанию, а в силу стесненного своего положения, вынуждены были соглашаться на всякие условия своего землевладельца, не дающие нам хоть малейшую поддержку; а, можно сказать, отнимающие от нас последнюю собственность.

За арендуемую десятину, у своего землевладельца луга мы теперь платим в пять раз больше — 16-18 руб., и, кроме этого, с обязательством самому землевладельцу: 1) выбрать по 60-80 пуков конопли и перевезти каждый должен в экономию; 2) убрать десятину луга, т. е. скосить, пе­ревернуть, растрепать, сгрести, сложить в стог или свозить в экономию, всего за 4 руб.; 3) убрать десятину овса — за 4 руб.; 4) убрать десятину ржи — за 6 руб., т.е. нужно под овес и рожь вспахать, заборонить, посеять, сжать, свезти, обмолотить и всыпать в закрома землевладельца; 5) каждому мужчине и женщине отбыть день на молотьбе; и все это в си­лу своего бедственного положения должен каждый делать, иначе будет нанят за счет неявившегося, даже бывает — по болезни или смерти кого-либо из семьи, другой для выполнения его работы за цену в полтора раза, а то и два больше, каковую должен был бы получить неявившийся, или, не согласившись на условия, нужно снимать в аренду луг и платить тогда 30—35 руб.; последнее же для нас невозможно совсем. В действитель­ности же 1) убрать десятину луга стоит не менее 8-9 руб.; 2) десятину овса — 6-7 руб.; 3) ржи — 12-14 руб., т.е. в два раза дешевле платит сам землевладелец нам; земля же для этого землевладельцем выбирается самая удобнейшая и по своей трудности в обработке составляет дорого­визну. За арендуемую десятину луга мы платим землевладельцу в задаток 4—5 руб., под косу мы обязаны взнести половину, а к подъему сена — зимой, когда оно и необходимо нам, землевладелец назначает срок упла­ты, и в случае невзноса денег в срок, то льгот землевладельцем никаких не допускается и сено свозится в экономию в полное распоряжение землевладельца.

Выпусков для скота мы совсем не имеем, а если есть за 5 и 7 верст, то прогона для скота нет, так как отделяет попавшаяся землевладельца хорошая полоса или лесагкли луга, или поля, почему мы вынуждены опять идти к тому же землевладельцу, и он отдает поле для пастьбы скота, но ничуть не луга, поле десятин в 35-40, если межуется с нашим, на каковом по истечении непродолжительного времени, около месяца, не только плохой травы, но образуется пыль; и за это, за эту пыль, мы обязаны:

1) убрать десятин до 5 картофеля, т.е., удобрив навозом, по 25 куч каждый, все это за луг, должны вспахать, заборонить, посадить, по­лоть несколько раз, окучивать, выкопать, при строгой ответственности

 

за оставшуюся одну картофельку, пересортировать на 3-4 сорта и всыпать куда у кажется;

2) привезти дров саженей по 15-17 каждый деревней, расстоянием в 15 верст; нам же самим дров негде и за деньги достать.

Все это мы должны делать своими руками и своими лошадьми. И та­ким образом, употребляя на свою работу даже меньшую часть времени, остального времени — выключить праздники — землевладельцу не впол­не достаточно для уборки с хозяйством своего имения и он принуждает нас работать по праздникам; и чрез это самое мы лишились почитания своих праздников, теряем всякое уважение к вере и святыням для нас дорогим. Работая, как выше пояснено, мы стеснены, но это у своего землевладельца (прежнего крепостного). От других же землевладельцев мы терпим стеснения еще худшие, например: землевладелец г. Халаев, проживающий на противоположной стороне дер. Бабинки, чрез живой исток, по неизвестной для нас причине, переходит с межой на нашу сторону и отчуждает весь исток по самые заборы избушек дер. Бабинки; местом же этим несколько лет пользовались мы беспрепятственно. Дело возбудилось в следующем порядке: произраставший олешник по живому истоку г. Халаевым был весь срублен и свезен в экономию; мы же, кре­стьяне дер. Бабинки, имея этот олешник защитой деревни и признавая своей собственностью, пригласили полицию для освидетельствования и возбудили судебное дело против г. Халаева, которое первоначально было решено в нашу пользу. Во время хода дела во втором суде г. Халаев, считая тоже своей собственностью, бесчеловечно стал нас теснить: заби­вает колодцы навозом, лил в колодцы керосин, забирал женщин с речки во время стирки белья и загонял скот; но как дело нами для ведения во втором суде передано было орловскому адвокату, то решение было уже не в нашу пользу, и по сие время осталось неизвестным, законно или нет он окопал нас и присвоил срубленный олешник; только почему-то колодец, который раньше г. Халаев забивал навозом и портил керосином, и место по речке, где был олешник, теперь остается свободным и притес­нений за пользование пока мы не встречаем; поэтому-то все это наводит на подозрение в незаконности поступков г. Халаева, в неправильной по­рубке олешника и во всем остальном. Самое же главное во втором суде, мы сами не знаем, в чью пользу решилось, но как объявил нам наш адвокат, дело решено было как бы в его пользу, и мы для взноса издержек по суду были обобраны; были пораспроданы все наши хозяйственные принадлежности и скот по очень дешевой цене с аукциона, и мы чрез это впали в сильную бедноту.

С отмены крепостного права наш барин Хрипков наделил нас не пол­ным наделом, и мы более 20 лет судились, хотели хоть найти правду, но не получили даже никакого письменного извещения о нашем де­ле. А повинности мы взносили за 4 десятины на душу, и они были очень для нас тяжкими. После же оказалось, что нам наделено не по 4, а по 3 1/4 десятины, почему выходит, что из взносимых повинностей образовался излишек; но как на землю планов, так и о сумме взносимых повинностей у нас нет ничего документального, то мы и не получили

 

ни в чем и нигде удовлетворительного результата. Все наши поиски хоть где-либо найти правду и взывания о помощи исчезали где-то, для нас не известно, как равно все заботы и неустанные попечения о нас Нашего ЦАРЯ-БАТЮШКИ никогда до нас не доходили.

В кругу же на 3 и 4 версты от нас есть до 8 землевладельцев и земли для сдачи в аренду нам более чем достаточно, например: бывший раньше наш барин Хрипков, теперь землевладелец Мартынов имеет около 3 000 де­сятин, Халаев — 2 200-2500 десятин, Пономарев — 3 200-3 500 десятин, Леонов — 700-800, Шипилова — десятин тысячи полторы, Власенков — 700-800, Хургин — 1 000-1 100 дес. (евреи — самый враг дорогой нам Руси); и в их пользовании земля, луга и леса самые излюбленные и в таком виде: или в одном участке или встречается по средине нашего луга, поля, хороший участок — он не наш, а барский; или между нашим полем и лугом есть участок лесов — и опять они не наши; на средине нашего луга есть озеро — оно опять не наше; и вот срубивший в лесу, который находится в нашем поле или лугу, хворостину или ловивший в озере нашего луга рыбу, тянется в суд, и опять отнимаются последние крохи у бедного нашего брата, мужичка.

И так на шесть, семь землевладельцев приходится 11-13 тысяч деся­тин земли лугов и лесов, и земли какой, самой первой, самой удобной, а мы, имея 181 ревизских душ², при наличных 500-600 чел., располагаем всего, считая по 3 1/4 десятины на 181 ревизскую душу, всего 450-500 де­сятин гористой, глинистой и болотистой земли и луга; но еще вопрос, есть ли эти несчастные 400-500 десятин, а про лес и говорить нельзя — это хворост. А убийственнее и разорительнее всего для крестьянина, которому каждая минута дороже золота, что все эти горьких 400-500 де­сятин не в одном участке, а в 4—5 верстах также 3-5 от жилищ. Подобное то расположение земли нашей и землевладельческой заставляет думать, что все это нахально позахваченное; хорошие участки земли, луга, леса и озера — самопроизвольно присвоенное достояние наших угнетателей, продолжающих без конца теснить, с полной уверенностью: куда холоп пойдет тягаться, он и дороги не найдет, да пустят ли еще его куда-нибудь.

Да, но это второстепенное и главное, как тяжело обрушивается та стена, которая есть между крестьянским бедным людом и Нашим Царем Батюшкой, на крестьянские население, стена, которая преграждает дорогу всем нашим просьбам и мольбам.

Повинности же мы как взносили, так и теперь взносим без пре­кословии, исправно, без всяких уменьшений, между тем, как наши землевладельцы, опутывающие нас, пользуясь нашим ежегодным упад­ком, имеют всякие льготы в уплате и скидки и во всем преимущества и удобства. Увеличиваемая нашими землевладельцами с каждым годом цена на луг и землю для снятия в аренду совсем нам непосильна, а в про­тивоположность этому неуменьшенные нисколько повинности наши, при нашем бедственном положении, для нас обременительны.

Как верные сыны отечества и слуги Царя Батюшки осмеливаемся в сей повинной изложить необходимость для улучшения нашего бедственного положения, хотя в нижеследующем:

 

На сдаваемые в аренду землевладельцами луга и землю необходимо назначить расценку, чтобы доступнее каждому было бы не за такур высокую цену снимать в аренду землю и луг ввиду большого недостатка у нас надельной.

По возможности уменьшить взносы повинностей, взносимых нами, а еще осмеливаемся бить челом и просить сделать размежевание наших земель от помещиков-землевладельцев, сделав так, по силе возможности, чтобы наши поля, луга и леса не пересекались землевладельческими, а бы­ли в одном исключительно месте, чтобы поля и луга не были в расстоянии 6-8 верст от жилищ, а ближе, так как для нас близость в расстоянии своего поля и луга составляет особую возможность и не подрывает правильного хода крестьянского хозяйства.

Последнее мы вынуждены просить убедительнейше, так как с лиш­ком 25 лет, как наши планы на землю и на все обманом взяты этими землевладельцами и пропали бесследно и меж своей земли поэтому и не знаем. Сколько же мы не судились, сколько не разоряли себя найти хоть бы правду, не пользоваться тем самым, а хоть бы правды добиться, — правды найти мы нигде не могли, потому что у нас не было никаких документов на землю, а суд для нас самих недоступнее, чем нашим угнетателям-землевладельцам, которые везде устраивают, как они хотят, I и мы, бедные, должны горько, горько заливаться слезами.

Имея достаток в хлебе, сене и соломе, выразившись так простым нашим языком, мы в улучшении крестьянского населения не так нужда­емся.

Но, тут-то все наше безвыходное положение раскрывается, вся наша беднота и выплывает на поверхность. В настоящее время если человеку голодному без хлеба неделю, то это ничего; а что бедное животное — хорошо если есть солома свежая, а то снимается с крыш гнилая, и этим нужно кормить.

И таким образом 2/3 жителей нас, бедных мужичков, вместе со ско­том должны сосчитывать дни приближения смерти.

Это может трудно будет вериться, будет казаться вымышлением, — нет, это сущая справедливость без всяких прикрас.

Нуждаясь единственно в хлебе, сене и соломе, мы убиваемся горем, что этого неоткуда достать, располагая еще своей силой и здоровьем.

Неоткуда достать, потому что даже курице нет куда выйти.

И мы, оставаясь в данное время голодными, холодными и вместе с тем верными сынами земли Русской и слугами ЦАРЯ БАТЮШКИ Заступника и Кормильца нашего, моля и прося у Бога о ниспослании победы на врага внешнего и внутреннего и о даровании долгоденствия и мирного жития НАШЕМУ ЦАРЮ БАТЮШКЕ со всем Августейшим Семейством, уповаем на Его Милость и попечение о нас и надеемся, что и наша эта, смоченная слезами нашими, челобитная на будет не принята во внимание.

И как много лет мы всегда были довольны, так и теперь остаемся довольными и забудем свое горе, если получим хоть слово ответа ВАШЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА, если наша эта повинная принята.

 

Были и остаемся верными слугами ЦАРЯ БАТЮШКИ, сынами дорогого нам Отечества и любимцами Святой Великой Руси крестьяне дер. Бабинки, Скрябина и Нижней Слободы.

 

Следуют подписи. 1905 г. апреля 7 дня³.

Верно: За Начальника

Отделения Канцелярии

Комитета Министров /Подпись неразборчива/

 

РГИА. Ф. 1276. On. 1. 1905. Д. 23. ЛЛ. 275-280. Машинописная копия. Час­тично опубликовано в кн.: Революция 1905-1907 гг. в России. Документы и материалы: Революционное движение в России весной и летом 1905 г. Ч. 1. М., 1957. С. 703—706. (Текст, выделенный нами курсивом, не вошел в публикацию.)

 

№3