Я, черт возьми, устал уродовать свой мир

Шеймус

Настоящее

— Прости, папочка, — будит меня маленькая девочка, одновременно наступая ногой на щеку.

Я открываю глаза и вижу в нескольких сантиметрах от своего лица милое личико Киры.

— Ты в порядке, папочка?

Я улыбаюсь при виде ее нахмуренного лба и обеспокоенно сведенных бровей.

— В порядке, детка.

Она обнимает меня за шею.

— Тебе не стоило спать на полу в коридоре.

Я обхватываю ее руками.

— Знаю, что не стоило. — Я слишком стар, чтобы спать на полу и теперь у меня болит все тело.

— Это опасно. — С этими словами Кира отпускает меня. — Мне нужно пописать. Я скоро вернусь и тогда мы можем посмотреть мультфильмы.

— Отличный план. — Все снова, как обычно. Так, как и должно быть.

Я заношу одеяло и подушку в свою комнату и иду на кухню.

За столом сидит Миранда: пьет кофе из «Старбакса», ест рогалик и читает газету. Как у себя дома. Она переоделась и, судя по всему, давно проснулась. Миранда могла запросто обходиться без сна; четырех-пяти часов отдыха ей было достаточно. Я всегда завидовал этой ее способности.

— Что ты тут делаешь? — Наверное, стоит вернуться в коридор и зайти на кухню еще раз, в надежде, что это всего лишь иллюзия.

Она кусает роглаик и отвечает с набитым ртом, показывая на столешницу за моей спиной:

— Завтракаю.

Я поворачиваюсь и вижу коробку из «Эйнштейн Бразерс Багель». В ней достаточно еды, чтобы накормить целую армию: три упаковки сливочного сыра, шесть бутылок сока и большой стакан кофе из «Старбакса». Не помню, чтобы она покупала еду кому-то, кроме себя. Я переливаю кофе из стакана в кружку и ставлю ее в микроволновую печь.

— Я же сказал тебе вчера уезжать.

Она пожимает плечами и снова кусает рогалик.

— Я уснула. Потом ушла. И вернулась. С едой. У тебя нечего есть.

— В овсяной каше низкое содержание холестерола, — отвечаю я, нажимая на кнопки.

— Ненавижу овсяную кашу. Она на вкус как мокрые опилки.

Я знаю, что Миранда ее не любит. И мне наплевать.

— Почему мы вообще говорим об овсяной каше, Миранда? Почему ты здесь? — снова спрашиваю я.

Она медленно поднимает рогалик, пытаясь тянуть время.

— Папочка, а зачем...? Мамочка, а ты что тут делаешь? — недоуменно интересуется Кира.

— Не хочешь рогаликов, милая? — быстро восклицаю я, пока Миранда ничего не испортила. — Возьми один и мы намажем на него сливочный сыр, а потом сядем в гостиной перед телевизором, и ты его сьешь.

Кира делает, как я говорю. Мы переносим завтрак в гостиную и приступаем к обычному субботнему ритуалу, по которому я невероятно скучал.

Минут через двадцать в комнату тихо входит Миранда и, скрестив ноги, садится на пол. Это непохоже на нее: она любит эффектное появление, чтобы все внимание было направлено на нее. Кира внимательно следит за ней взглядом, но ничего не говорит, а потом прижимает щеку к моему плечу и погружается в приключения Финна и Джейка^[14].

Мы молча сидим пока не появляются Кай и Рори. Они оба едят рогалики; у Рори губы измазаны в сливочном сыре.

— Что ты тут делаешь? — одновременно спрашивают мальчики. — Я чуть не рассмеялся, потому что за последний час мы все задали ей этот вопрос.

Мы пристально смотрим на Миранду в ожидании ответа. Она краснеет, а в глазах появляются слезы.

— Завтракаю, — отвечает она. После чего встает и уходит в ванную комнату.

Рори безразлично пожимает плечами и, устроившись рядом с Кирой на диване, доедает рогалик.

Кай же садится рядом со мной с грустным выражением лица. Я обнимаю его, а он кладет голову мне на плечо и тоже доедает рогалик.

Через пять минут возвращается Миранда. У нее красные глаза.

— Спасибо за рогалики, мам.

Кай преподал мне урок.

Своим состраданием.

И всепрощением.

А вот я не готов простить; раны еще слишком свежи. И, кто знает, может быть, не прощу никогда. Хотя, жалость и сострадание — это нормально. Плохо относиться к людям за то, что они плохо относятся к нам — это значит, уродовать свой мир. Относится к ним хорошо, не надеясь на то, что они изменятся, — потому что иногда люди не меняются — это значит, сохранить сердце и разум чистыми и прекрасными. Я, черт возьми, устал уродовать свой мир.

Иногда только невинный ребенок способен напомнить нам о важном.

Миранда хлюпает носом и отвечает:

— Не за что, Кай.

Я клянусь себе, что с этого момента буду относится к Миранде с опаской, но не с ненавистью. Я не обязан испытывать к ней симпатию.

— Миранда, ты не могла бы помочь мне выбросить мусор? — Мне нужно поговорить с ней и узнать, что она делает здесь. И самое главное, выяснить ее планы в отношении моих детей, потому что официально они под ее опекой.

Я вытаскиваю из мусорного ведра пакет — он только наполовину заполнен — и выхожу на улицу. Она спускается по лестнице следом за мной. Когда мы подходим к большому контейнеру позади здания, я снова спрашиваю:

— Что ты тут делаешь?

— В Калифорнии? Или у тебя дома?

Я поднимаю крышку и выбрасываю пакет в контейнер.

— И в Калифорнии, и у меня дома.

— В Калифорнии ищу работу и дом. А здесь? Надеюсь остаться пока не найду и то, и другое, — неуверенно произносит она. Миранда отвечает так, будто ей больше нечего терять.

Я поражен ее словами.

— У тебя нет работы? Почему бы тебе не перевестись обратно в местный филиал «Маршалс Индастриз»?

— Потому что меня уволили несколько месяцев назад. Я лгала. Шантажировала Лорена. После этого он перестал доверять мне дела.

Я закрываю глаза и качаю головой. Это похоже на какое-то дурацкое реалити-шоу.

— Это было до или после заключения брака?

— До.

Я изумленно смотрю на нее, не понимая, как такое может быть.

— И он все равно женился на тебе?

Она кивает, а потом замирает и, наклонив голову, мотает ею из стороны в сторону.

— Да. И нет. Я думала, что мы женаты. Но оказалось, что свидетельство о браке было фальшивым.

— Боже, вы просто идеальная парочка. — Наверное, мне не стоило так говорить, но это правда.

— Наши отношения оказались сплошным бедствием. — Она пожимает плечами, потому что ей больше нечего добавить.

Мне надоело говорить о ее неудавшейся личной жизни.

— Я хочу, чтобы мои дети остались здесь. В понедельник заканчиваются зимние каникулы и начинается учеба. Я отпрошусь с работы и запишу их в школу.

— Я могу сделать это, — предлагает она.

— Правда? — с сомнением и издевкой интересуюсь я.

Она вздыхает и на мгновение выглядит как обычная, дерзкая и неуступчивая Миранда, которую злят мои слова.

— Я управляла компанией, которая входит в список Fortune 500 ^[15] , Шеймус, и как-нибудь справлюсь со школьными заявлениями.

— Ты пытаешься, Миранда? Ты пытаешься стать родителем? Мне так хочется верить в то, что ты говоришь правду и наконец поняла, что у тебя самые замечательные дети на планете и быть их мамой — это привилегия. — Знаю, мой голос звучит умоляюще, но я мечтаю об этом для своих детей. Я хочу, чтобы у них была мама, которая любит их. Наплевать, если ее нет в моей жизни, но она должна быть в жизни моих детей.

— Я пытаюсь, Шеймус. Я не идеальная и не знаю, как это делать, но я пытаюсь.

— Я скажу тебе это только один раз, Миранда. Либо старайся изо всех сил, либо уходи. Я не хочу, чтобы тебе это наскучило, и ты все бросила, как было с йогой. Эти дети ждали свою мать всю жизнь. Подумай о них. Хотя бы раз. Ты мать, а не мученица.

— Я буду стараться изо всех сил.

Я сомневаюсь, потому что наше прошлое прямо-таки кричит мне: «Не верь ей! Она лгунья!». Но потом вспоминаю Кая… и его сочувствие… и, черт…

— Можешь остаться здесь на месяц, пока ищешь работу и жилье. Будешь спать на диване, я не собираюсь уступать тебе кровать. Через четыре недели я хочу, чтобы ты убралась отсюда, даже если ничего не найдешь. Можешь заселиться в гостиницу или спать на улице. Мне наплевать. Мои дети будут в течение рабочей недели жить здесь и ходить в школу. На выходных их можешь забирать ты. Мы еще обсудим вопрос совместной опеки. Я попрошу своего юриста подготовить новое соглашение. Оплачивать его работу будешь ты. И постарайся быть частью их жизни каждый чертов день. Ты слышишь меня? По-настоящему? По утрам будешь будить и отвозить их в школу, а я — забирать. Станешь помогать им с домашней работой. Играть и разговаривать с ними. И несколько дней в неделю готовить ужин.

— А можно заказывать еду на вынос? Я не могу готовить.

С ней никогда не бывает просто. Я качаю головой.

— Мне наплевать. Ужин готовишь ты. Это твоя обязанность. Никто не станет осуждать твои способности к готовке.

Она кивает.

Такое ощущение, что я разговариваю с маленьким ребенком, а не взрослой женщиной.

— Ты справишься?

— Да, справлюсь.

— Ты хочешь этого? — иначе спрашиваю я.

Она снова кивает

Черт.

Не могу поверить, что согласился на это.

Надеюсь, она и правда справится.

 

Глава 50

Где это гребаное масло?

Миранда

Настоящее

Я стараюсь.

Правда стараюсь.

Но домашнее хозяйство — это так тяжело.

Готовить и печь должно быть просто. У меня IQ 155. Мне просто нужно прочитать рецепт и следовать инструкциям.

Судя по всему, с инструкциями у меня беда, так как все, что я готовила на этой неделе было несъедобным. Я практикуюсь пока Шеймуса с детьми нет дома, потому что не хочу, чтобы они знали о моих неудачах. В итоге я выбрасываю приготовленное в мусорный контейнер на улице и заказываю еду в ресторане.

Сегодня у меня очередная попытка. Бетти Крокер^[16] может поцеловать мою задницу, если думает, что я сдамся. Я собираюсь приготовить «обезьяний» хлеб, фотографию которого увидела на Pinterest. Да, да, знаю… Pinterest. Порно для домохозяек со всего мира. Мне стыдно признавать это. Наверное, пора сменить костюмы от «Гуччи» и туфли от «Джимми Чу» на штаны из «Таргета» и растянутые футболки. Но эти чертовы рецепты так аппетитно выглядят. Такое ощущение, что их фотографировал Энсел Адамс^[17]. «Обезьяний» хлеб — это произведение искусства в форме для выпечки. У меня чуть не случился оргазм, когда я просто читала рецепт. Черт возьми, я становлюсь такой же, как среднестатистическая американка. Пора искать работу.

Я уже сходила в магазин и купила необходимые продукты для хлеба, форму для выпечки и фартук. Мне подумалось, что, вдруг, у меня ничего не получается из-за фартука? Может, для того, чтобы хорошо готовить, нужно выглядеть соответствующим образом. Фартук должен помочь. Все домохозяйки на Pinterest в фартуках.

Процесс готовки проходит нормально. У меня все получается. Наконец-то.

Пока я не выясняю, что в холодильнике нет масла.

Черт возьми.

Думай. Думай быстро. Что на твоем месте сделала бы Рэйчел Рэй ^[18] ?Перестала бы печь хлеб? Нет!

Я выбегаю из квартиры, спускаюсь по лестнице и через пять секунд тарабаню в дверь соседей снизу и шепчу про себя:

— Ну же, живее, «обезьяний» хлеб не станет ждать. — Когда дверь распахивается, я без предисловий говорю: — Мне нужно масло, — и несусь прямиком на кухню. Открываю дверь холодильника, отделение, где обычно хранят масло, но там… пусто. — Где масло? — раздраженно интересуюсь я. Хозяйка холодильника стоит в дверях. Когда она не отвечает на мой вопрос, я снова спрашиваю: — Где гребаное масло?

— Не нужно ругаться. Это грех, — монотонно произносит она.

— Отсутствие масло — это грех, дамочка. — Я захлопываю дверцу и упираю руки в бока. Я в ярости. Чертов «обезьяний» хлеб свел меня с ума. — Где я могу его взять? Быстро? Оно нужно мне сейчас. — Такое ощущение, что я пытаюсь достать наркотики, а не обычный молочный продукт.

Женщина выглядит немного испуганной, но спокойной.

— Может быть, у миссис Липоковски есть масло?

Я быстро иду к двери и по пути касаюсь ее руки, приглашая следовать за мной. Я не знаю, кто такая миссис Липоковски, поэтому эта женщина должна помочь мне. Если тебе что-то нужно, то не стоит давать людям время на раздумья. Просто говоришь им, что делать, и обычно они не спорят. Принимая во внимание мою напористость и отчаяние, нужно быть сумасшедшим, чтобы бросить мне сейчас вызов.

— Отличная мысль. Сходите и возьмите масло у миссис Липоковски, а потом принесите его в квартиру номер три, — быстро произношу я, глядя ей прямо в глаза, чтобы она поняла важность доверенной миссии.

— Хорошо? — вопросительно произносит она.

Я хлопаю в ладоши, и женщина испуганно вздрагивает.

— Давайте, пошевеливайтесь. Миссис Липоковски. Масло. Сейчас. Идите, — командирским голосом приказываю я.

Она выходит в коридор, а я закрываю дверь.

— Квартира номер три! — кричу я вслед ее удаляющейся фигуре, а потом поднимаюсь наверх и оставляю дверь открытой, чтобы она могла легко найти меня.

Несколько минут спустя в кухне появляется соседка с маслом. Она тяжело дышит и держит его в руках, как эстафетную палочку. Я забираю масло, снимаю обертку, кладу его в чашку и ставлю в микроволновую печь. После чего перевожу взгляд на женщину. Может быть…

— Вы умеете печь?

— Пиццу.

— Замороженную? — Разогреть замороженную пиццу — это не готовить.

Она кивает.

Черт.

Я беру со стола телефон, нахожу рецепт и вручаю его ей.

— Вы сможете приготовить это?

Она берет телефон и долго читает рецепт, а потом встает и начинает открывать упаковку с тестом. Меня окрыляет надежда.

Когда форма для выпечки оказывается в духовке, я поднимаю взгляд на женщину, с которой работала последние тридцать минут и протягиваю ей руку.

— Миранда. — Я не благодарю ее, потому что для меня это редкость. Для того, чтобы жить и двигаться вперед мы совершаем незначительные и самые обычные поступки. В этом суть нашего существования. О какой благодарности может идти речь?

— Хоуп. — Сейчас женщина чувствует себя неловко. А, может быть, ей и до этого было неловко, но я не замечала этого, потому что думала только об «обезьяньем» хлебе. Она даже не смотрит на меня.

— Хочешь что-нибудь выпить, Хоуп? — Хлеб будет выпекаться тридцать минут, и я не желаю, чтобы она уходила на случай, если ничего не получится и мне понадобиться кому-нибудь пожаловаться.

— Холодный чай найдется?

Я сжимаю зубы, прищуриваюсь и поправляю ее:

— У вас найдется холодный чай?

— Да, холодный чай найдется? — не обращая внимания на мои слова, отвечает она.

— Нет. У меня есть апельсиновый сок, газированная вода, молоко и легкое пиво. — Наплевать, что она, возможно, спасла мой зад, я не собираюсь предлагать ей свое вино.

— Апельсиновый сок.

Я наливаю сок в стакан и сажусь за стол рядом с ней. Она ерзает, как ребенок. Интересно, какая у нее история? Обычно мне не интересны личности людей, но эта женщина слишком странная.

— Как давно вы живете здесь, в этой квартире?

— Давно, — подумав, отвечает она.

— Год? Пять? Как давно?

— С восемнадцати лет.

— А сколько вам сейчас?

— Сорок.

Я бы дала ей на десять лет больше. Мне так и хочется рассказать ей о дермабразии, химическом пилинге и ботоксе, но не думаю, что эти слова есть у нее в словаре. Неожиданно мне приходит в голову идея, и я бегу в ванную комнату за косметичкой.

Вернувшись, вручаю ей резинку для волос.

— Завяжите волосы.

Она послушно исполняет мой приказ и собирает длинные спутанные волосы в хвост.

Я делаю тоже самое, после чего включаю кран с горячей водой и, намочив два полотенца для лица, выжимаю их.

— А теперь откиньте голову назад. Я положу полотенце вам на лицо. Оно горячее и поможет открыть поры.

— Поры?

— Просто откиньте голову назад. Ваша кожа кричит и требует внимания, как женщина средних лет в первом ряду на концерте Бон Джови. — Закончив с ней, я проделываю такую же процедуру со своим лицом. Когда полотенца начинают остывать, я снимаю их, кладу на стол и наношу маску на лицо Хоуп. Она морщится. — Простите, я знаю, что она холодная.

— Что это?

— Маска. В ней содержится молочная кислота и бета глюкан.

— Что?

— Это поможет вашей коже стать моложе и красивее. Вы плохо ухаживаете за лицом. Это видно. Если хотите, чтобы ваша кожа долго оставалась в хорошем состоянии, нужно дружить с ней. Уход за лицом — это марафон, а не спринт, — откровенно говорю я. Думаю, она из тех людей, которые спокойно принимают правду.

— Понятно, это сделает меня симпатичной. А сколько нужно ее держать?

Видите, я права.

— Двадцать минут, — отвечаю я, намазывая маску себе на лицо.

 

Шеймус

Я захожу в квартиру и вижу самую странную сцену в своей жизни. Миранда и Хоуп сидят за кухонным столом с каким-то зеленым дерьмом на лице и пьют апельсиновый сок в окружении грязной посуды. В квартире стоит невероятный запах. Когда я протягиваю руку, чтобы открыть духовку, Миранда недовольно отталкивает меня.

— Еще не готово. Не лезь.

— Что это? — спрашиваю я.

Молчание.

За моей спиной появляются дети.

— Привет, Хоуп, — говорит Кира.

— Привет, Кира.

— Привет, Хоуп, — восклицает Кай.

— Привет, Кай.

Дети встречались с Хоуп всего один раз, да и то несколько месяцев назад. Удивительно, что они помнят имена друг друга. Мы как участники ситкома, которые видят, но предпочитают игнорировать странности.

Так было, пока в кухню не зашел Рори.

— А чем это так вкусно пахнет? И что за гадость у вас на лицах? Вы такие страшные.

Я уже собираюсь одернуть его, но Хоуп отвечает:

— Это маска. Она поможет мне стать симпатичной. Мы с моей кожей станем подругами.

— А, понятно, — подняв бровь, произносит Кай. И уходит.

В этот момент срабатывает таймер на духовке, и Миранда вскакивает со стула, как будто ее ужалила в зад пчела.

— Уходите, — шипит она на нас с детьми.

Через десять минут в гостиную входят Миранда и Хоуп. У них чистые лица, а в руках они держат поднос с чем-то липким и, судя по всему, сладким. Миранда сияет от счастья. Не думал, что она вообще может так широко улыбаться. Но когда радость невозможно сдержать, улыбка всегда становится до ушей.

А «обезьяний» хлеб оказался лучшим, что я ел в своей жизни.

 

Глава 51

Раньше ты был добрее

Вы когда-нибудь смотрели фильмы или читали книги об одержимости? Когда в человека вселяется дух демона?

Интересно, а может быть наоборот? Когда в демона вселяется душа ангела?

Потому что иначе происходящее с Мирандой объяснить нельзя.

Утром она рано встает и готовит детям завтрак. Собирает им обед. Отвозит в школу. Убирается в квартире. Пытается готовить ужин, но обычно у нее ничего не выходит. Однако, отдам ей должное за старание. Она подружилась с Хоуп и даже иногда гуляет с ней днем. Разговаривает с детьми и слушает, что они ей говорят.

Знаю, мне следует радоваться тому, что она старается, но я почему-то отношусь к этому с подозрением. Много лет я жил, засунув в голову в песок и не замечал ничего. Говорят, что любовь слепа — либо так, либо у меня была очень низкая самооценка, потому что я любил Миранду в самом худшем из ее обличий.

Я всегда стремился быть хорошим мужем и отцом. Потому что мой папаша был совсем не таким. Он присутствовал в моей жизни, но никогда не участвовал в ней. Он был деспотом и если заговаривал со мной, то только для того, чтобы сказать «нельзя». Я знаю, что человеческие тела состоят из клеток, однако, убежден, что мой отец был сделан из негативизма, который отравил его и лишил способности любить.

Я поклялся не быть похожим на отца. А вместо этого женился на его подобии. Хотя, Миранда оказалась более усовершенствованной моделью. Она играла в игры с помощью лжи и манипуляций, а он предпочитал изрыгать проклятия. Но главное отличие между ними состояло в том, что одну я слепо любил, а второго ненавидел.

Совершенное Мирандой зло — вот, что удерживает меня от того, чтобы поверить ей. Тоненький голосок в моей голове твердит, что люди не меняются. Это странно, потому что, будучи психологом, я всегда верил, что они способны изменится в лучшую сторону. Что иногда им просто нужен неравнодушный человек и помощь. Я считал, что отец — единственный человек, который не подходит под мою теорию. Но, судя по всему, Миранда в этом списке стоит на втором месте.

Наверное, поэтому я так зол. Она сдерживает мой оптимизм и веру в людей.

И это стало как нельзя очевидным сегодня, когда Миранда пришла ко мне на работу в обед. За все годы нашей совместной жизни она ни разу не делала этого. Поэтому, увидев ее, я моментально насторожился.

— Что ты тут делаешь? — даже не поздоровавшись интересуюсь я. Господи, в последнее время я слишком часто задаю ей этот вопрос.

Она не успевает ответить, потому что телефон на моем столе начинает трезвонить. Я поднимаю трубку и слышу тихий шепот Джанет:

— Шеймус, к тебе направляется бывшая жена. Хочешь я вызову охрану, чтобы ее отсюда вышвырнули?

Я смотрю на Миранду и коричневый бумажный пакет с ланчем в ее руке.

— Да, она здесь. И нет. Спасибо, Джанет.

— Хорошо. Звони, если понадобиться помощь.

— Спасибо, — говорю я и вешаю трубку.

— Секретарша, кажется ненавидит меня. Она похожа на питбуля, — восклицает Миранда, устраиваясь в кресле по другую сторону от меня.

Я правда собирался что-нибудь ответить, но потерял дар речи, когда она достала из пакета салфетки и два сэндвича и протянула один мне с таким видом, будто делала это уже миллион раз. Чего никогда не было. Теперь я еще больше убежден, что она одержима. Я разворачиваю сэндвич и изучаю начинку: говядина с острой горчицей и перцем-чили.

— Как ты узнала, что мне нравятся именно такие сэндвичи? — скорее обвиняюще, чем благодарно произношу я.

Не обращая внимания на мою резкость, Миранда пожимает плечами и кусает свой сэндвич.

— Спросила миссис Липоковски. Странная женщина, но вполне приятная. Ты ей очень нравишься, Шеймус. Как только я упомянула твое имя, у нее загорелись глаза.

— Она милая, — возражаю я. Не то, чтобы Миранда как-то оскорбила ее, но я все равно чувствую необходимость что-нибудь сказать. Я смотрю, как она ест сэндвич с таким беспечным видом, будто делает это постоянно — но я хорошо знаю, что все совсем не так. — Почему ты здесь? Хочешь отравить меня? Ты подсыпала что-то в еду?

— Разве я не могу просто сделать для тебя что-нибудь приятное? — отвечает Миранда с таким видом, будто всю жизнь была со мной мила.

— Нет. Ты никогда не делала этого раньше.

— Думаю, я это заслужила, — фыркает она. А потом с самым серьезным видом шепчет: — Я стараюсь, Шеймус.

Я подношу аппетитно пахнущий сэндвич к носу, а потом кусаю его.

— Спасибо. — Никогда не понимал, как можно заставлять себя благодарить человека. Но за последние две недели с Мирандой, только и делаю это. — За сэндвич. А теперь говори, что тебе нужно. — Я знаю, что она пришла не просто так.

— Раньше ты был добрее, Шеймус.

— Раньше я был слеп. Ты причинила мне зло и это изменило меня.

— Тебя изменило время. И рассеянный склероз. А не только я.

Она права, но я никогда не признаюсь в этом.

— Что тебе нужно?

— Ладно. Мне нужно, чтобы ты дал мне рекомендацию.

Ее просьба сбивает меня с толку.

— Рекомендацию для чего?

Миранда переводит взгляд на обертку из-под сэндвича, которая лежит перед ней на столе. Впервые с момента своего прихода, она не смотрит на меня.

— Для работы.

Я смеюсь, не зная, как на это реагировать.

— Ты хочешь, чтобы я дал тебе рекомендацию?

Она кивает, так и не глядя на меня.

— А почему ты не попросишь об этом своих бывших коллег и сотрудников?

Миранда, наконец, отрывает взгляд от стола и ухмыляется.

— А тебе ничего не говорит фраза «сжечь за собой мосты»?

Я смеюсь во второй раз за двадцать секунд.

— Ты серьезно просишь об этом меня, Миранда?

Вместо ответа она пристально смотрит на меня. Значит, серьезно. Иногда мне кажется, что Миранда полагает, будто может делать со мной все, что заблагорассудится, раз уж я любил ее когда-то. Она творит зло, а я нейтрализую его безоговорочной любовью. Но это больше не работает.

— То есть ты признаешь, что была не права в отношении своих бывших сотрудников? И поэтому не хочешь просить их об одолжении?

Миранда пожимает плечами.

— Типа того. Да, я переходила все границы. Деловой мир очень беспощадный. Поэтому они с большим удовольствием отомстят и напакостят мне.

— А с чего ты решила, что со мной будет не так? — спрашиваю я, понимая, что не поступлю подобным образом. Как бы я к ней не относился, но не стану вредить, потому что не смогу жить с таким поступком на своей совести.

Она смотрит мне в глаза и, не задумываясь, отвечает:

— Потому что ты святой, Шеймус.

— У святых нет мыслей, полных ненависти, — качаю головой я.

— Так ты дашь мне рекомендацию? — практически умоляет Миранда.

— Да, но только потому, что тебе нужна работа. К тому же, я мечтаю о том дне, когда ты уберешься из моей квартиры.

Она встает и с довольным видом собирает мусор.

— А на какую работу ты устраиваешься?

— На должность директора, — неопределенно отвечает она.

— В какую компанию?

— Это не важно. — Судя по тому, как Миранда вздохнула, это важно.

— Почему ты не хочешь говорить?

— Потому что ты предвзято к этому отнесешься, — уже в дверях произносит она.

— И с каких пор тебя это волнует?

— Вот с этих самых. — Миранда закрывает глаза и снова вздыхает. — В приюте для бездомных.

Я поражен. Настолько поражен, что начинаю смеяться.

Она открывает глаза и поднимает бровь, словно бросая мне вызов.

— Что? Считаешь, я не должен удивляться? — спрашиваю я.

— Удивлен — значит, предвзято относишься, Шеймус, — обиженно произносит Миранда и уходит.

Она права.

Как она может быть права?

Каким образом наш разговор повернулся против меня?

Глава 52

Выбор есть всегда

Фейт

Настоящее

Было время, когда я молилась о переменах.

О спасении.

О силе духа.

И об ответах.

Было время, когда я обвиняла других во всех своих проблемах, перекладывая ответственность на них. Потому что так было проще.

И не требовало самоанализа.

Или личностного роста.

Было время, когда я оказалась на дне жизни, подобно камню, брошенному с крыши Эмпайр-стейт-билдинг. Это было ужасно.

Душераздирающе ужасно.

И похоже на самую страшную смерть.

Которую мне удалось пережить.

Это открыло передо мной иные перспективы.

И положило начало моему исследованию. Мне нечего было терять.

Только приобретать.

Поездка в Канзас-сити казалась мне необходимостью. Желание сделать это терзало меня, как комариный укус, который хочется расчесывать. Когда я приехала, то осталась не из-за того, что хотела, а потому что думала, будто у меня нет выбора.

Клодетт напомнила мне, что выбор есть всегда.

И купила билет на автобус.

 

Я вышла из автобуса на улицу. Воздух был теплый и приветливый, будто старый друг, по которому я очень скучала за время отсутствия. Я сделала несколько глубоких вдохов, заполняя легкие Калифорнией, местом, которое, как я думала, навсегда останется лишь воспоминанием.

Месяц почти закончился. У меня нет денег, чтобы оплатить аренду, поэтому в следующем месяце миссис Липоковски, скорее всего, будет сдавать мою квартиру новым жильцам. Но, по крайней мере, несколько дней у меня будет крыша над головой. При мысли о Шеймусе у меня бешено колотиться сердце. Я думаю о нем каждый день, но знать, что он всего лишь в нескольких милях от меня…это искушает.

Хотя, мне хорошо удается справляться с искушением. Это не вариант. Искушение ведет к разрушению.

Но ему так сложно противостоять.

Уже практически ночь, когда я пешком добираюсь до квартиры. У меня осталось всего пятьдесят долларов, но я не собиралась тратить их на такси.

Мой скутер так и стоит возле двери Хоуп. Я отдала его ей, но сомневаюсь, что она когда-нибудь станет учиться ездить на нем. Хотя, и надеюсь на это. Ее жизнь станет гораздо легче и, возможно, она, наконец, выберется из скорлупы.

Свет не горит ни в одном окне. Весь район спит.

В моей квартире пахнет сыростью, будто она была заперта целую вечность. Я открываю окна, переодеваюсь в ночную рубашку и, как только голова опускается на подушку, засыпаю.

 

Меня будят детские голоса. Даже будучи сонной, я знаю, кому они принадлежат — детям Шеймуса. Кира поет, а Рори жалуется на то, что ему в ланч-бокс положили салат. Я лежу несколько секунд и просто слушаю их, радуясь тому, что Шеймус смог вернуть своих детей. А потом выбираюсь из кровати и незаметно выглядываю в окно, чтобы хоть глазком увидеть его и ребят.

Но вижу не Шеймуса. А его бывшую жену.

Они явно собираются в школу — у детей за плечами рюкзаки, а в руках ланч-боксы. Может, она переехала с ними в Калифорнию? Или навещает их по будням, а не по выходным? Все возможно. Главное, что в пользу Шеймуса. Я счастлива за него. И за детей.

Я уже собираюсь вернуться в кровать, как замечаю, что кто-то спускается по лестнице. Осторожные движения. Трость и потрепанные «мартинсы». Я медленно перевожу взгляд выше. Джинсы. Темно-синий свитер. И, наконец, голова с темными и такими мягкими волосами. Шеймус. Черт возьми. Он выглядит даже лучше, чем я его помню.

Мне хочется открыть дверь.

И пригласить его во внутрь.

Сорвать с него одежду.

И чтобы он раздел меня.

Я снова хочу почувствовать «НАС».

Очень хочу.

Но не могу.

Он собирается на работу. Я не знаю окончания истории с опекой, поэтому не стану рисковать и встречаться с ним.

 

В обед я навещаю Хоуп.

— Ты вернулась. — Она выглядит удивленной. В хорошем смысле этого слова, что очень не похоже на нее.

— На несколько дней. Как у тебя дела? — Не знаю, как это объяснить, но Хоуп выглядит другой. Здоровее. И не такой бледной, как раньше. Будто бывала на солнце. Ее волосы чистые и собраны в хвост.

— Хорошо.

Она просит меня остаться и посмотреть с ней любимое кино, как раньше. Я соглашаюсь. Мы едим тосты и яблочное пюре, а потом играем в настольную игру.

В четыре часа она объявляет:

— Мне нужно уходить. Хочешь со мной? — Хоуп подходит к двери и надевает шлепки.

— Куда ты собираешься? — удивленно спрашиваю я, потому что она никогда не выходит на улицу днем.

— Помочь подруге Миранде приготовить ужин, — совершенно обыденным голосом отвечает она.

— Миранде? — Бывшей жене Шеймуса? У меня внутри все переворачивается. Жаль, что я не могу повернуть время вспять, чтобы не задавать этот вопрос. Но следующие слова Хоуп разрывают мое сердце на части.

— Миранда живет с Шеймусом. Они семья.

Мне хотелось бы выглядеть храброй и стоически принять эту новость. Он не мой. И никогда не был моим. Он много лет принадлежал ей. У них есть общее прошлое. Дети. Мне стоит порадоваться за него.

Но я не могу. Мне хочется стучать головой об стену и кричать.

Не сказав ни слова, я выхожу из квартиры Хоуп. Она даже не замечает этого и уже поднимается по лестнице. Я закрываю дверь и внезапно замечаю конверт с именем Шеймуса, который я попросила передать ему. Он так и лежит на полу, заваленный рекламными брошюрами. Что ж, учитывая новости, это к лучшему.

Вернувшись в квартиру, я опускаюсь на пол и плачу. Оплакивая мужчину, на которого у меня нет прав. Родителей, которых никогда не найду. И квартиру, которую придется покинуть через несколько дней. Неожиданно демон, которого мне удалось победить много лет назад, начинает когтями прокладывать себе путь к свободе.

Я качаю головой, повторяя: «Нет, нет, нет, нет, нет. Я победила. У тебя нет надо мной власти. Я сильнее тебя!»

Я хочу уколоться.

Очень хочу.

Я ничего не вижу сквозь слезы.

И не слышу из-за голосов, звучащих в моей голове.

Я должна уйти.

Сейчас же.

Быстро собираю сумку и выхожу на улицу.

Молясь о том, чтобы найти в себе силы.

Я не знаю кому звонить. Меньше всего мне хочется быть обузой. Но я не желаю становиться одной из цифр в статистике. Я слишком долго боролась, чтобы стать «чистой». И пообещала себе никогда не возвращаться к наркотикам. Я вытаскиваю из сумки телефон, который тоже отключат через несколько дней, и звоню Клодетт. Она единственный человек, которому я могу признаться. Она уже помогла мне один раз справиться с этим демоном.

— Алло, — отвечает она.

Я делаю глубокий вдох и быстро произношу:

— Я хочу уколоться. Прямо сейчас. — Я снова начинаю рыдать. — Мне нужна помощь. Я не справлюсь сама, Клодетт. Я недостаточно сильная для этого.

— Фейт, милая, послушай меня. Ты сильная. Тебе не нужны наркотики. — Она говорит спокойно, но в ее голосе чувствуется дрожь. — Где ты?

— Иду на пляж. — Я не знаю куда еще идти.

— Что бы ты не делала и куда не шла, не вешай трубку. Ты слышишь меня?

— Слышу, — хлюпнув носом, отвечаю я.

 

Час спустя я подхожу к дверям приюта для бездомных. По словам Клодетт, он предлагает и психологическую помощь.

Меня встречает мужчина за сорок, который представляется Бенито. У него седые волосы и мудрые глаза, видевшие тысячи разных историй. Выслушав мою проблему, он просит оставить сумку в его кабинете и следовать за ним.

— Сначала тебе нужно поесть.

Все столики заняты мужчинами и женщинами в разных стадиях запущенности и бродяжничества. Я пытаюсь отказаться, потому что ела несколько часов назад с Хоуп, но он ничего не хочет слышать.

— Ужинай, а потом мы поговорим.

Я сдаюсь.

Позже Бенито говорит мне:

— Ты была достаточно храброй, чтобы поделиться со мной своей историей, поэтому позволь мне рассказать свою. Думаю, что тебе стоит ее услышать. Я сидел на героине пятнадцать лет. И большую часть этого времени прожил на улице. Семья отказалась от меня, потому что я обманывал и обкрадывал их. Я поставил наркотики выше своей семьи. Предпочел кайф всему остальному. Так было пока у меня не случилась передозировка. Я очнулся в больнице и мне сказали, что я не только практически потерял жизнь, но у меня положительный анализ на СПИД. Не многие слова, способны задеть тебя так, как эти. Каждый наркоман когда-нибудь получает свой «звоночек». Повезет, если этим «звоночком» не становится смерть. Мне повезло. Одновременно с этим в мою жизнь вернулся младший брат, которого я не видел пять лет. Он устроил меня в реабилитационный центр. Мой младший брат спас мне жизнь. С тех пор я никогда не принимал наркотики. Это было двенадцать лет назад. Долгое время я носил в себе чувство вины. Но потом понял, что во мне есть потенциал и у меня есть, что предложить миру. Как и всем. В общем, если коротко, то я вижу в тебе себя. Мне нравится твой дух. Ты поборола свою зависимость. В тебе столько потенциала, Фейт. Тебе просто нужно немного помочь.

— Но я чуть не сорвалась сегодня после трех лет. — Я не чувствую себя достойной помощи, которую он предлагает.

— Самая главное, что не сорвалась. У тебя была потребность, но ты с ней справилась. И в глубине души я верю, что если бы у тебя в руках оказались наркотики, ты бы отказалась от них. Ты бы боролась. Потому что молодая женщина, которая пришла сюда за помощью, — борец. Борец с добрым сердцем. Идеальное сочетание. — Его слова звучат убедительно.

И когда я опускаюсь на кровать в женской комнате, то чувствую себя убежденной. Демон ушел. Убежал. Вот только я пока все еще безработная и бездомная.

 

Глава 53

От «ПАЙН-СОЛ ^[19] » у меня болит голова

Миранда

Настоящее

Скажи мне кто, год назад, что я буду руководить приютом для бездомных, я бы рассмеялась этому человеку в лицо. Никаких премий. Зарплата — гроши. Убогое здание. Но, самое главное, это работа требует сострадания и жалости — языка, на котором я не могу говорить.

Сегодня мой первый день работы. Я захожу в здание и меня окутывает запах — смесь затхлого помещения и людей. Голос в моей голове пронзительно кричит о том, что нужно развернуться и уйти домой.

На данном этапе жизни я постоянно задаю себе вопросы. Самый главный: «Поче