Приватизация и складывающийся социальный порядок

В 1985-1991 гг. подспудные процессы предыдущего пе­риода вышли наружу. Началась открытая номеклатурная при­ватизация. В этом был социальный смысл реформ Рыжкова-Горбачева, вся выгода от которых досталась «своим» — хозяй­ственному и партийно-комсомольскому аппарату. Благодаря централизации госсобственности и раздаче ее в «полное хо­зяйственное ведение» соответствующих должностных лиц (1987-1990 гг.) принцип владения ею из исключительно кор­поративного превратился в корпоративно-индивидуальный. Подоспевшая приватизация (с 1992 г.) облекла ту же но­менклатурную собственность в разного рода смешанные, полугосударственные формы и таким способом еще более на­дежно закрепила ее за номенклатурой, укрыла от притязаний других социальных групп. В итоге и власть, и собственность остались в руках прежних хозяев России, которые только укре­пили свои позиции.

Это объясняет бескровность «антикоммунистической революции». Поскольку номенклатура с дочерним отрядом комсомольского бизнеса открыто превратилась в крупных собственников, некому было организовывать гражданскую войну за реставрацию старых порядков. Привилегированное меньшинство стало открыто богатым, господствующим и пра­вящим слоем, кровно заинтересованным в стабильности и мирном закреплении номенклатурно-бюрократического конт­роля над государством и обществом.

Часть 3. Тип общества и характер неравенства в России

Глава 10. Трансформация социеталъной системы постсоветской России

Номенклатурная приватизация не была единственным источником складывания слоев собственников. Был еще один канал преемственности в системах социального расслоения между «коммунистическим» прошлым и постсоветским на­стоящим. Нельзя забывать о гигантских масштабах теневой экономики в бывшем СССР, в которой к концу 1980-х гг. было задействовано (по разным расчетам) 20—30 млн человек: как полностью (вероятно, до 3 млн), так и по большей части — от случая к случаю. Слои предпринимателей, действовавших в этом секторе экономики, богатели за счет спекуляций, хи­щения сырья и готовой продукции. Все быстро выраставшие начиная с 1987 г. новые формы экономической активности (кооперативы, малые и совместные предприятия и т.д.) соз­давались почти исключительно для торгово-посреднической деятельности. В них-то и легализовались хозяева и хозяйчики прежней теневой экономики [Кочетов, 1993, с. 66—73].

Эти две прослойки собственников — легально-админист­ративная и теневая — вступили в противоборство за овладение собственностью и каналами получения доходов. Борьба раз­ворачивалась за распоряжение средствами производства и за контроль над сферами распределения и обращения. Занимая выгодные исходные позиции в сфере обращения и частично — в сфере распределения, теневая прослойка стала постепенно наращивать позиции в сфере распоряжения средствами произ­водства. Легально-административная прослойка была вынуж­дена делать уступки, корректируя законодательно-правовую основу бизнеса, в то же время сохраняя свои преимущества в административно-государственной сфере. В итоге борьбы обе прослойки к середине 1990-х гг. практически слились. Но, следует добавить, слились на основе сохранения власти и соб­ственности, прежде всего у номенклатуры.

Процесс выхода номенклатурных чинов на коммерческую стезю начался в 1987 г. со специального решения ЦК КПСС о комсомольском движении в рыночную экономику. Коор­динационный комитет этого движения возглавил второй че­ловек в партии, член политбюро и секретариата Е.К. Лигачев. Началось создание разнообразных коммерческих центров, контроль за которыми и реальное руководство осуществляли

высшие чиновники. Эти организации практически не платили налоги, они имели право перекачки безналичных денег в на­личные, покупали валюту в Госбанке по смехотворному офи­циальному курсу (0,56 руб. за 1 долл.) и тут же перепродавали по коммерческому курсу (от 20 до 150 руб. за 1 долл.). Им были доступны все государственные фонды, запасы сырья и готовой продукции, которые они тут же продавали за рубеж огромными партиями. Им же было передано множество зданий, санатори­ев, домов отдыха. Эти же люди создавали благотворительные фонды, неподконтрольные налоговой инспекции и позднее в своем большинстве таинственно исчезнувшие. И наконец, все эти «свои» люди были полностью ограждены от правоохрани­тельных органов. Примером успешного включения «зачинате­лей» этого движения в настоящую, крупную даже по мировым масштабам коммерцию может служить финансовая империя «Менатеп», длительное время пользовавшаяся особой благо­склонностью уже новых властей.

В 1988-1992 гг. на месте министерств были созданы кон­церны, на месте госбанков — коммерческие банки, на месте Госснабов и торгов — биржи, СП и крупные торговые дома. Это был этап латентной (номенклатурной) приватизации. Шел процесс, по выражению О.В. Крыштановской, «прива­тизации государства государством». В итоге были присвое­ны в частную собственность финансовые и управленческие структуры, произошла концентрация финансового капитала. Именно номенклатурным частным структурам чиновничество давало привилегию делать большие деньги. Формой доверия государства к коммерческой структуре было присвоение ста­туса уполномоченного. Государство уполномочивало привиле­гированные банки осуществлять самые выгодные операции. Именно в них государственные организации размещали свои расчетные счета. Лидерами «уподномоченности» были банки «Менатеп», Инкомбанк, за ними следовали ОНЭКСИМ банк, Мосбизнесбанк, Мостбанк и др. Коммерческие банки разде­лились на уполномоченные, т.е. устойчивые, быстро растущие, обслуживающие государственный бюджет и бюджетные орга­низации, и все остальные. Из общей численности примерно 2000 коммерческих банков, возникших в 1990-е гг., к уполно­моченным на 1994 г. относились 78. Это были, как правило,

Часть 3. Тип общества и характер неравенства в России

банки, созданные при содействии партийных органов (Инком­банк, «Менатеп») или под эгидой правительственных структур (Международная финансовая компания, ОНЕКСИМ банк) еще в конце 1980-х гг. [Крыштановская, 20026].

Приватизация советской распределительной системы за­кончилась созданием «комсомольских» бирж (МТБ, МЦФБ и др.), множества торговых домов, СП по международным тор­говым операциям. Тогда же, т.е. до легальной, публично объяв­ленной приватизации, произошел переход в частные руки ряда рентабельных производств. Так возникли концерн «Бутек», МНТК «Микрохирургия глаза», объединение известного пред­принимателя М. Юрьева «Интерпром» и т.д. Были приватизи­рованы и некоторые министерства. Наиболее общеизвестный пример — концерн «Газпром». Но можно вспомнить и о кон­церне «Тяжэнергомаш» — приватизированном Министерстве тяжелого, энергетического и транспортного машиностроения, о созданной на базе министерства корпорации (с 1993 г. — АО) «Трансстрой». Многие министерства выделяли в своем «хозяй­стве» наиболее лакомые куски и приватизировали их. В итоге возникли концерн «Норильский никель», крупнейшая компа­ния «Алмазы России». Какое-то время они формально суще­ствовали в оболочке государственных компаний, корпораций, но довольно быстро были преобразованы в частично или пре­имущественно приватизированные [Крыштановская, 2002а].

Таким образом, в 1988—1991 гг. состоялась раздача соб­ственности в номенклатурные руки, сохранившие и властные полномочия. В итоге сложился беспримесный номенклатур­ный псевдокапитализм в чрезвычайно выгодном варианте — лжегосударственной форме деятельности частного капитала. Это была келейная паразитическая приватизация без смены юридических форм собственности.

Начало открытой приватизации (с 1992 г.) означало ненасильственное изменение отношений собственности без (в большинстве случаев) смены владельца. По идее, можно было ожидать, что фиговый листок лжегосударственности ста­нет спадать с номенклатурной собственности, что директора, министерские и другие чиновники продолжат пользоваться доходами по своему усмотрению, но государство уже не будет платить по их долгам и они как собственники станут нормаль-

Глава 10. Трансформация социетальной системы постсоветской России

но выплачивать рабочим заработную плату. Другими словами, должен был бы начаться переход от лжегосударственной формы собственности к подлинно частной, к чисто рыночному пере­распределению собственности. В кругах, близких к Е.Т. Гайдару, были вполне готовы, опираясь на международный опыт, в част­ности на тщательно осмысленный британский, поэтапно и экономически эффективно провести подготовительную рабо­ту и осуществить нормальную, а не «мгновенную», «взрывную» приватизацию. Об этом, в частности, напоминает перепубли­кованная в 2011 г. статья А.В. Улюкаева, руководителя группы советников правительства Е.Т. Гайдара, «Приватизация: как это делается» (Коммунист. 1991. № 3; повторно опубликована в журнале «Свободная мысль». 2011. № 2).

В жизни процесс пошел преимущественно по другому вектору. Целью номенклатуры и соединившихся с нею но­вых крупных собственников было законсервировать отноше­ния «ничейной собственности», чтобы, не неся за нее ответ­ственности, пользоваться доходами с нее как с частной. Эта незавершенность, неопределенность отношений собственно­сти сказалась, как это будет показано ниже, решающим обра­зом и на социальной структуре общества.

Новая власть руководствовалась стремлением получить поддержку от старого директорского корпуса и даже попы­таться создать новую социальную группу, заинтересованную в продолжении реформ. В результате механизм чековой при­ватизации учитывал интересы директоров, еще раньше успев­ших стать реальными владельцами большинства предприятий. Правительством было предложено три метода преобразования собственности. Среди них наиболее популярным стал метод, предполагающий предоставление всем членам трудового кол­лектива права приобретения акций до 51 % уставного капитала. Директора при этом сохраняли свои полномочия на весь пери­од приватизации. В итоге даже на тех предприятиях, которые формально контролировались трудовыми коллективами, до­вольно быстро происходило перераспределение акций в пользу директоров.

Другой источник формирования крупных капиталов, а соответственно и крупной буржуазии — льготные кредиты, скрытые экспортные субсидии и дотирование импорта. Эти

Часть 3. Тип общества и характер неравенства в России

Глава 10. Трансформация социетальной системы постсоветской России

способы обогащения «новых русских» возникли в 1988 г. и приняли небывалые масштабы начиная с 1992 г. По мнению Андерса Ослунда, экономического советника правительства при Е.Т. Гайдаре, «в выигрыше оказались банкиры, имевшие большие связи в верхах» и сосредоточившие субсидируемые кредиты промышленным и аграрным предприятиям. А на разнице в ценах на внутреннем и мировом рынках (нефть, металл, сырье) благодаря экспортным квотам и лицензиям сколотили огромные состояния, как выразился тот же превос­ходно информированный Ослунд, «люди с большими связя­ми — должностные лица компаний-производителей, торговцы сырьем, коррумпированные чиновники». Также воздейство­вали на складывание феерически возникавших состояний и субсидии на импортные поставки в 1992 г. продовольствия. Импортеры платили всего лишь 1% действовавшего обменно­го курса при покупке валюты у правительства. Продукты про­давались в России по обычным рыночным ценам, а субсидия пошла в карман импортерам. И Ослунд считает, что именно та­кими путями «в прошедшие несколько лет в России появились по-настоящему богатые люди. В их числе банкиры, представи­тели нефтегазовой промышленности, торговцы и ряд высших чиновников. Некоторые из этих людей сумели сделать более одного миллиарда долларов». Основная часть их вышла из ря­дов прежней советской номенклатуры [Ослунд, 1996].

Однако и в пределах предопределенного варианта развития были возможности увеличить долю неноменклатурной привати­зации. Так, академик Н. Шмелев считает, что в этом отношении самой тяжкой ошибкой была конфискация всех сбережений на­селения и предприятий в первые месяцы 1992 г. в результате от­пуска цен на свободу без всякой компенсации по вкладам в бан­ках и сберкассах. На момент реформ у населения и предприятий на счетах имелось около 1 трлн руб. Все основные фонды страны оценивались тогда в сумме 2 трлн руб. Многие специалисты рас­ценивали готовность владельцев этих денег вложить свои сред­ства в акции или в прямой выкуп государственных предприятий в 300—400 млрд руб. Иными словами, если бы не конфискация, «15—20% всей государственной собственности могло бы быть в

1992-1993 гг. выкуплено, т.е. приватизировано нормальным пу­тем, не задаром, а за деньги... Но когда нормальные накопления были одним ударом ликвидированы, остался только один путь приватизации крупной и средней государственной собственно­сти — раздача ее задаром директорату и чиновничьим кланам» [Шмелев, 1996, с. 65-66].

Реальным приоритетом нового постсоветского режима была политика по концентрации ресурсов нации в руках не­значительного меньшинства. Решающую роль здесь сыграла скоростная приватизация, которая практически подарила пра­вящей номенклатуре, в первую очередь ближнему президент­скому кругу, иностранному капиталу (зачастую скупавшему предприятия, чтобы прекратить конкурентное производство), «теневикам» и криминалитету громадную государственную собственность. Эта приватизация прошла два основных эта­па — ваучерный и залоговых аукционов. И если проведение первого этапа можно объяснить неопытностью правительства, скоротечными событиями 1992-1993 гг., то залоговые аукцио­ны — это в чистом виде осознанные акции по формированию внеконкурентного политикообразующего крупного бизнеса, носящего компрадорскую направленность. Сюда же следует отнести пирамиду ГКО «для своих» со 100%-й доходностью в год; характерно, что длительное время иностранцы не были допущены на этот рынок. Добавим и отсутствие контроля за вывозом капитала, передачу электронных и самых влиятель­ных бумажных СМИ в руки придворных олигархов, и картина социальных приоритетов ельцинского правления становится до прозрачности очевидной. Предполагалось, без всяких обос­нований, что эти нувориши каким-то образом одномоментно превратятся в эффективных крупных собственников и образ­цовых менеджеров.

Только на первом этапе массовой приватизации под ру­ководством А. Чубайса было продано 500 крупнейших пред­приятий стоимостью не менее 200 млрд долл. за 7,2 млрд долл. [Полеванов, 1995, с. 50]. И это было лишь начало. В ходе шести самых дорогих залоговых аукционов (1995—1997 гг.) «продажа акций нефтяных компаний... была чистым надувательством —

Часть 3. Тип общества и характер неравенства в России

их стоимость на рынке была в 18-26 раз выше уже через пол­тора года после аукционов». «Залоговые аукционы были лишь очередным этапом в стратегии ельцинского режима — инте­ресы страны были принесены в жертву интересам ближнего круга олигархов... Таким образом, олигархи и правительство Ельцина стали подельниками в грабеже». Так, рыночная сто­имость ЮКОСа на 1 августа 1997 г. составила 6,2 млрд долл., а проданы были пакеты акций исходя из стоимости компа­нии в 353 млн долл. По Лукойлу соответственно — 15,8 млрд и 700 млн долл. [Хлебников, 2001, с. 207-210]. «Норильский никель», который был куплен компанией «Интеррос» за сумму, несколько меньшую 300 млн долл., был тогда же застрахован в западных страховых компаниях на сумму 30 млрд долл., т.е. в 100 раз большую (Новая газета. 2001. 29—31 окт.).

Россия оказалась чемпионом мира по скорости проведения приватизации, А.Б. Чубайс совместно с другими организатора­ми этого процесса и стоявший за ними президент Б.Н. Ельцин этим гордились и выдавали за великий успех. Но они обычно скромно умалчивали о символических суммах, полученных за проданные предприятия. В течение 1992-1999 гг. было прива­тизировано более 133,2 тыс. различных предприятий и объек­тов, за которые Россия получила 9 млрд 250 млн долл., или в среднем по 69,5 тыс. долл. за каждое из них. Среди приватизи­рованных предприятий находились комбинаты — гиганты чер­ной и цветной металлургии, крупнейшие предприятия маши­ностроения, нефтяной и нефтеперерабатывающей промыш­ленности, морские и речные пароходства, часть собственности «Газпрома» и РАО «ЕЭС» и многое другое. Стоимость одного приватизируемого предприятия промышленности, строитель­ства, транспорта и связи, сферы обслуживания находилась по­рой на уровне не самой престижной модели, а порой даже по­держанного иностранного автомобиля.

То, что огромная государственная собственность России за короткий промежуток времени не просто сменила владельца, а была бездарно разбазарена и разграблена, подтверждается ре­зультатами приватизации, проходившей в эти же годы в других странах мира — бедных и богатых. Россия, приватизировавшая в

Глава 10. Трансформация социетальной системы постсоветской России

течение 1990-1998 гг. больше всехдругих стран собственности, по доходам от ее реализации заняла среди них всего лишь 20-е место. Подавляющее большинство развитых и развивающихся стран, в которых государственная собственность в экономике историче­ски никогда не занимала преобладающего положения, получило от ее реализации огромные доходы. Так, Бразилия в 1990-1998 гг. от приватизации получила 66,7 млрд долл., Великобритания — 66 млрд, Италия — 63,5 млрд, Франция — 48,5 млрд, Япония — 46,7 млрд, Австралия — 48 млрд долл. О полнейшем провале и бездарности проведенной в России приватизации свидетель­ствуют не только полученные ничтожные суммы в целом, но и особенно на душу населения. От приватизации на душу насе­ления в России было получено всего 54,6 долл., в то время как в Австралии — 2560,3 долл.; Португалии — 2108,6; Венгрии — 1252,8; а в Италии и Великобритании — более чем по 1100 долл. [Устинов, 2001].

Сторонники форсированной приватизации в России при­бегли к аргументу о безысходности сложившейся ситуации и об угрозе советской реставрации. Подчеркивалось, что в этих условиях все средства хороши, лишь бы в кратчайшие сроки добиться произвольного раздела общей собственности и от­казаться от максимально возможного количества функций государства в экономике. На самом же деле только в такой торопливой сумятице узкой группе лиц можно было безнака­занно присвоить национальные богатства огромной страны. Размышляя о феномене ускоренной российской приватизации, видный польский экономист экс-вице-премьер правительства Г. Колодко подчеркивал, что «...основная цель тех, кто полу­чает основную выгоду от ускоренной приватизации, заключа­ется не в улучшении корпоративного управления, укреплении финансового баланса или повышении уровня жизни населе­ния, а в приобретении ценных активов по заниженным ценам. Создается странная ситуация: убежденные сторонники сво­бодного рынка агитируют за ускоренную распродажу государ­ственного имущества, в том числе и приносящего прибыль, по ценам, гораздо ниже рыночных клиринговых цен» [Колодко, 2000, с. 199].

Часть 3. Тип общества и характер неравенства в России

В 1993 г., когда в России началась чековая приватизация, по мнению академика В.М. Полтеровича, в стране не было ни предпринимателей, способных приобрести предприятия, ни менеджеров, умеющих руководить ими в условиях свободно­го рынка, ни рыночной инфраструктуры. К этому добавились криминальная обстановка, продажность чиновников, отсут­ствие эффективного контроля за процессами приватизации. Многие предприятия оказались недооцененными в десятки и сотни раз, так что их будущие собственники могли рассчиты­вать на огромные прибыли.

«Была ли возможна менее затратная стратегия? — задает вопрос высококомпетентный автор. Я склоняюсь к положитель­ному ответу на этот вопрос. Приватизации должна была пред­шествовать коммерциализация. Начинать следовало с мелких предприятий после стабилизации цен. Приватизацию средних по размеру предприятий надо было отложить на 5-6 лет, как это сделала Польша, а гиганты сырьевого комплекса должны были оставаться в государственной собственности еще лет двадцать. Вложив средства и усилия, затраченные на приватизацию, на совершенствование управления государственными предпри­ятиями, можно было избежать и спада в 40% ВВП, и проблем нелегитимности частной собственности, которые терзают нас до сих пор». К этому выводу он добавляет: «...и эксперты, и, тем более, политики должны принимать во внимание предпочте­ния граждан, а не только свои собственные. Весьма правдопо­добно, что подавляющее большинство россиян предпочло бы уменьшить общественные потери от приватизации ценой не­которого увеличения "риска возврата (прежней советской си­стемы. — О.Ш.у. На мой взгляд, этот риск в начале 1992 г. был незначительным» [Полтерович, 2005, с. 10-11].

К суждениям только что цитированного автора мы бы до­бавили следующее. Чтобы адекватно реагировать на политику правящих групп, россиянам и нужно было стать гражданами, т.е. социально структурированным гражданским сообществом, а не населением, позволяющим манипулировать собой. Но этого гражданского общества как не было, так и поныне нет в России.

Идейную базу под такую приватизацию, приведшую к коллапсу экономики, подвели неолибералы, американские

Глава 10. Трансформация социеталънои системы постсоветской России

специалисты, которые были привлечены для работы в прави­тельстве Гайдара и Черномырдина. В частности, они сыграли ключевую роль в деятельности правительства по приватизации. Так, приказом председателя Госкомимущества РФ А. Г. Чубайса от 31 июля 1992 г. был создан состоящий из американских эко­номистов отдел технической помощи и экспертизы во главе с Джонатаном Хэем. Этот отдел занимался накоплением и обра­боткой данных о хозяйственном комплексе России и консуль­тировал российских реформаторов [Сакс, 1994].

Глава Счетной палаты РФ С. Степашин, выступая в фев­рале 2006 г. на заседании президиума Российской академии наук, подробно рассмотрел вопрос о характере и последствиях прошедшей в стране приватизации. Он отметил, что масшта­бы российской экономики резко занижены из-за недооценки стоимости активов в процессе приватизации. По оценке экс­пертов, в сумме такое занижение может составлять от 40 до 400 трлн долл. Кроме того, огромен объем нелегитимных акти­вов, который образуется незарегистрированной (неоформлен­ной) собственностью. Три четверти предприятий были прода­ны вообще при отсутствии какого-либо внешнего финансово­го контроля. А впоследствии приватизаторы старались не до­пустить представителей Счетной палаты РФ к анализу условий приватизационных сделок, к оценке стартовой цены. В докладе приведены примеры просто чудовищной распродажи крупных предприятий за цену в 10-30 тыс. долл. (Авиационный ком­плекс им. С.В. Ильюшина, Московский вертолетный завод им. М.Л. Миля), хотя на момент приватизации на этих заво­дах имелись в наличии изготовленные самолеты и вертолеты на десятки миллионов долларов.

С учетом этих обобщенных данных Счетная палата РФ признала оправданными меры по возврату в бюджет сверх­прибыли, которую новые собственники получили вследствие крайне низкой оценки активов или искусственно созданных преференций, путем обложения специальным четко фиксиро­ванным налогом [Степашин, 2006].

Ввести такой компенсационный налог в России было предложено партией «ЯБЛОКО» еще в 2003 г., т.е. до сходных предложений Счетной палаты РФ. Очевидно, что подобный

Часть 3. Тип общества и характер неравенства в России

налог — не только и не столько фискальная мера, а преж­де всего инструмент решения двух проблем: а) сокращение аномальных масштабов социального неравенства; б) возрож­дение духа национальной солидарности, снятие социально-психологического напряжения, моральная и материальная компенсация за варварскую приватизацию, наконец легити­мация капиталов [Явлинский, 2003].

Сопоставление нравственно-психологической ситуации в России и в странах, «неспешно» и социально ориентированно проводивших приватизацию, явно и определенно не в пользу нашей страны. Вывод ясен. Так же, как ясен и ответ на вопрос: в чьих социальных интересах была устроена вся эта гонка по дележу национальных богатств.

Все большее сосредоточение власти и собственности в одних руках препятствовало формированию цивилизованной рыночной экономики и вело к коррупции, экономической стагнации и обнищанию населения. Надо заметить, что ради­кальные либералы, контролировавшие в 1990-е гг. и реальное управление, и СМИ, так же, как и прагматики — представи­тели крупных финансово-промышленных групп, не скрывали во многих случаях ни той системы ценностей, которую они ре­ально защищали, ни своих собственных интересов, ни явного равнодушия к интересам простых людей. Менее двух десят­ков крупнейших компаний и банков контролировали к концу 1990-х гг. примерно 70% экономики России (Известия, 1998, 17 марта). По данным председателя объединения предприни­мателей «Деловая Россия» Б. Титова, успехи в развитии на­циональной экономики в 2000-е гг. — это прежде всего успехи крупных государственных и частных компаний, у которых нет конкурентов на внутреннем рынке, как, впрочем, нет и самой конкуренции. В 2000 г. 80% ВВП у нас производили 1200 компа­ний, а в 2007 г. — всего 500 [Титов, 2007, с. 13]. Как справедливо заметил известный экономист и экс-министр правительства Гайдара С.Ю. Глазьев, «...если в нормально организованной экономике путь к богатству лежит через добросовестный труд, добросовестное предпринимательство, через инвестиции, но­вые технологии, то у нас путь к богатству лежит через присвое­ние чужого» (цит. по: [Лукьянова, 2007, с. 14]).

Глава 10. Трансформация социетальной системы постсоветской России

Неоэтакратизм