Немецкий госпиталь и попытка вербовки генерала — КиберПедия 

Поперечные профили набережных и береговой полосы: На городских территориях берегоукрепление проектируют с учетом технических и экономических требований, но особое значение придают эстетическим...

История развития хранилищ для нефти: Первые склады нефти появились в XVII веке. Они представляли собой землянные ямы-амбара глубиной 4…5 м...

Немецкий госпиталь и попытка вербовки генерала

2017-12-21 184
Немецкий госпиталь и попытка вербовки генерала 0.00 из 5.00 0 оценок
Заказать работу

М.Л.: В один прекрасный день приходит ко мне врач и говорит: «Вас требует какой-то гражданин». Я говорю: «Кто такой?» «Не знаю, — говорит, — в штатском какой-то». Я говорю: «Я не пойду, пусть сюда идет».

К.С.: А вы уже на костылях ходили?

М.Л.: Нет, нет, я лежу без движения и говорю: «Я не хочу туда идти, пусть приходит сюда». Вообще не хотелось мне где-то с кем-то один на один разговаривать. Я не хотел этого.

Приходит обратно: «Нет, приказал вас принести туда». Положили на носилки, санитары отнесли меня в комнату. Смотрю, молодой парень. Где я мог его видеть? Что-то знакомая рожа. «Вы меня не узнаете, господин генерал?» Я говорю: «Узнал. Вы — помощник начальника особого отдела 19-й армии?» «Да».

К.С.: А вы один на один разговариваете?

М.Л.: Да, один на один, в комнатке. Я говорю: «Зачем я вам понадобился?» «Вы, — говорит, — господин генерал, конечно, знаете, какая на фронте обстановка. Она не в пользу Советской армии. Вы знаете, что Гитлер устанавливает сейчас новый порядок». Я говорю: «И вы с этим «новым порядком» уже начали работать?» Он говорит: «Да. Я прибыл сюда по указанию немецкого командования переговорить с вами — хотите ли вы помогать новому порядку и работать для русского народа?» Я говорю: «Я всю сознательную жизнь работаю для русского народа! Всю сознательную жизнь, как только начал что-то понимать! А вы помните, когда двух командиров батальона за анекдоты вы приговорили к расстрелу? Два лучших командира батальона! Я вас просил, и говорил, и приказывал не расстреливать их, послать в штрафной батальон. Вы, уйдя от меня, все же расстреляли этих двух людей. А теперь вы, стервец…!»

Когда я был в Смоленске в Партархиве, мне заведующий показал дело этого особиста: эту сволочь поймали в конце концов, и там показания есть, что он был у генерала Лукина, который не только не согласился, а ругал его и поносил всякими словами. Это в показаниях есть.

К.С.: А его когда поймали? Уже после войны, наверно?

М.Л.: Наверно, после войны. А может быть, и партизаны, боюсь вам сказать.

К.С.: А в каком он звании был?

М.Л.: Майор, наверно. Капитан или майор. В общем, передался, сволочь такая, работал на немцев.

И когда мы с ним так поговорили, я врача позвал, говорю: «Уберите меня, я больше не хочу с ним разговаривать». Он ушел. Меня понесли. Я был очень нервно расстроенный; меня спрашивают: в чем дело? Я кое-что рассказал ребятам. А на второй день приходят два немца: «Господин генерал, вчера наш представитель был у вас, вы очень дурно обошлись с ним». Я говорю: «Это изменник, а не представитель. Изменник, русский, который работает на вас». «Не будем это уточнять и не будем больше вспоминать…» Я говорю: «Вы что, тоже пришли меня уговаривать?»

К.С.: Они по-русски говорят, немцы?

М.Л.: По-русски. Отлично по-русски говорят. Один из них окончил гимназию в Ленинграде. Жили здесь, в России, до революции.

 

К.С.: Военный или в штатском?

М.Л.: В штатском.

«Мы знаем ваше тяжелое положение, нам известно, что вы очень храбрый генерал, храбрых генералов мы уважаем. Мы хотим создать для вас более приличные условия». Сразу насторожился я. «Какие условия вы мне хотите создать?» — «Мы ничего вам не предлагаем, вы не беспокойтесь, пожалуйста. Мы только хотим вас перевести в более хорошие условия, в немецкий госпиталь». Я говорю: «Я один не пойду. Вот если возьмете артиллерийского генерала (бывшего моего начальника артиллерии), я тогда пойду». «Мы на это не уполномочены». Я говорю: «Тогда я остаюсь здесь».

А через день они пришли и сказали, что немецкое командование согласилось. Нас двоих забрали и увезли в немецкий госпиталь.

Там, в немецком госпитале, условия, конечно, были уже лучше. Там у них и солдаты, и офицеры — все вместе были. Это тоже был передовой какой-то госпиталь. Кормили там довольно сносно. Там санитарками работали наши женщины из Смоленска. Одна из них — Дровникова или Дравенникова, как ее звали, не помню, и найти ее не могу. Я ей говорю: «Принеси нам борща, украинского борща со свининой». Она нам принесла, и только мы начали есть, пришла сестра немецкая, «швестер», ей надавала по щекам, а весь наш борщ вылила.

К.С.: Не положено.

М.Л.: Да, не положено.

Была там другая женщина — старушка, переводчица по-немецки. У нее два сына работали журналистами в газете «Известия», фамилию забыл. Как-то вечером, немецкой сестры не было, она принесла нам мед искусственный. Знаете, немецкий искусственный мед? Очень вкусный, между прочим. Не различишь, что он не настоящий. И сухарей принесла. Как на грех, появилась немецкая швестер. Тоже старушку избила, сухари и мед отобрала у нас, унесла.

К.С.: А эта швестер была прямо стерва, да?

М.Л.: Вы знаете, она не по отношению к нам была стерва. Она вообще стерва как человек. Ее больные, я вам потом расскажу, как боялись…

К.С.: Немцы тоже боялись?

М.Л.: И немецкие солдаты боялись. Придут вечером к нам, кто-нибудь сигарету сунет, кто три сигаретки, кто просто придет посидеть к нам, когда ее нет. Только: «Нихт швестер. Нихт швестер». Значит, чтобы швестер не пронюхала. Боялись ее. Как сестра — к ней никак не придерешься. Утром она приходит, сделает тебе обязательно протирку…

К.С.: Сама?

М.Л.: Да, сама. Там всё сестры делают, не разрешают санитаркам делать. Сестра протирает, чтобы не было пролежней, оправит постель, прикажет все вынести. Так что к ней как к медицинской сестре никаких претензий быть не могло. Но как человек она просто стерва была.

К.С.: Лупила этих женщин?

М.Л.: Лупила. Она и солдат пихала. Ее все боялись.

К.С.: У вас в палате кто же лежал, кроме вас двоих?

М.Л.: Только вдвоем. Вообще-то к нам не разрешалось ходить. Это так, украдкой приходили.

Был там фельдшер, унтер-офицер из монахов. Мы ему объясняем, что рождество, праздник, шнапс надо выпить. «Яволь, яволь». И вечером, когда все врачи ушли, швестер ушла, он приносит нам пол-литра нашей русской водки, московской. Бутерброды принес. Пришли немецкие солдаты. Я себе налил, Прохорову налил. Ну так, по полстакана мы налили, видимо.

И не знаем, Москва взята или нет, настроение такое взбудораженное.

К.С.: А сведений о том, что уже началось их отступление, еще не было?

М.Л.: Ничего абсолютно мы не знаем.

К.С.: И солдаты ничего не знают?

М.Л.: Откуда же они знают, солдаты? Тоже не знают. В газетах этого же не писали. Потом начали писать, что по стратегическим соображениям отошли и так далее. Потом, позднее, когда отходили, писали: «эластичная оборона». Они так называли, но мы понимали, что это значит.

Когда я поднес к губам эти полстакана водки, немецкий солдат схватил меня за руку, чтобы я не умер от этого. Ведь немцы пьют-то как? Глоточками небольшими. И пьют после того, как поедят, а закусывают конфетками.

Потом один солдат говорит: «Япан вступила в войну». Мы поняли, что, значит, Япония вступила в войну. А что и как — мы не понимаем. Сначала неприятно было — не с нами ли они вступили в войну? Придется воевать на два фронта, тогда плохо. Но потом узнали: «с американ». Америка начинает воевать.

Раз меня принесли на перевязку — перевязку делали, как полагается, никакого различия с немцами, только врач, который перевязывал, спросил: «Кто вам делал ампутацию?» Я говорю: «Дейч арст». Он так покачал головой. А когда тот врач отрезал мне ногу, он мне говорит: «Господин генерал, когда вы вернетесь на родину, ваши врачи-ортопеды будут говорить: «Какой сапожник вам делал операцию?» Вы не обращайте внимания. Я старался вам больше оставить кости». Вы никогда не видели ампутированную ногу?

К.С.: Видел, видел, конечно.

М.Л.: Мякотью стараются завернуть. А у меня торчит кость, вот так вот выпирает. Он только кожей ее обтянул. Он говорит: «Вы не обращайте на это внимания. У вас больше рычаг управления будет ногой, протез будет упираться вот здесь, вверху, безболезненно». И я ему сейчас благодарен. Действительно, правильно. До сих пор — прошло больше двадцати пяти лет — с ногой у меня нет никаких забот.

Как-то принесли меня на перевязку, и мне дали чужое одеяло. Мое сняли, а дали, видимо, с того, которого только привезли с фронта. Что такое по мне бегает? Вы знаете, когда я увидел, я в ужас пришел. Буквально кишмя кишат вши. И на мне уже ползают, я скорей позвонил. Пришла швестер, я говорю: «Вот, смотрите, ползают». Она говорит: «Это всё ваши, русские». Русские! В окопах немцев тоже никто не моет, они тоже, наверно, в ванне-то никогда не бывают. Ну и заражаются. И в крестьянских избах полно было вшей, потому что битком забиты везде хаты были, понятное дело.

Через некоторое время приходит немецкий майор. Ну я понял, что из разведки. Приходит и говорит…

К.С.: Тоже по-русски?

М.Л.: По-русски. По-русски говорят, без переводчика. Ведь у них вся разведка, очень много…

К.С.: Прибалтийских немцев.

М.Л.: Прибалтийских, а потом в России немцев же много было. После революции они уехали. А потом вся разведка, которая работала по России, они же все русский язык знали и изучали. Это закономерно.

Приходит и говорит: «Господин генерал, вот посмотрите на фотографию». Смотрю на фотографию — командующий 28-й армией Качалов. Документы, бумажник разорванный, карточки в крови, еще какие-то документы в крови, письма в крови. «Узнаете?» Я говорю: «Узнаю. Убитый советский генерал». «А кто он такой?» Я говорю: «Не знаю». «Ну, как не знаете? Посмотрите лучше». Смотрю. Качалов. Я говорю: «Нет, не знаю, кто это». «Это командующий 28-й армией Качалов». Я говорю: «Ну, знаете, Качаловых у нас много. Качалов есть артист, Качаловы есть писатели, Качаловы есть другие». «Ну что вы, — говорит он, — рассказываете, вы же наших командующих знаете, и мы знаем ваших всех командующих. Думаете, вас мы не знали? Знали. Хотите, расскажу всю вашу биографию?» Я говорю: «Зачем мне это нужно? Я сам ее знаю». «Так вот, это Качалов. У вас он объявлен изменником родины. А мы нашли его убитым в танке. У нас бы он герой был, ему бы железный крест с лавровым венком дали. А у вас он — враг народа».

Я говорю: «У нас были объявлены врагами народа, я это знаю, при мне еще был этот приказ, — те люди, которые сдались в плен, которые не сражались с вами как следует, а пошли в плен». «Ну а я вам говорю, что он убитый». А тогда был уже приказ, что Качалов сдался в плен.

К.С.: Приказ 270.

М.Л.: Вы знаете? Я и тогда не верил этому. Не мог Качалов! Качалова я знал. Качалов очень активно дрался в Средней Азии с басмачами.

К.С.: Пять раз раненный он был.

М.Л.: Качалов под Царицыном командовал, с Деникиным дрался. Ну как Качалов мог быть изменником родины?! Имел два ордена Красного Знамени. Нет, не допускал я этого. Я и говорю Прохорову: «Иван Павлович, ну смотрите, разве может это быть, чтобы Качалов поехал и сдался в плен?» Он говорит: «Я тоже этому не верю, этого не может быть. Это немецкая провокация». «При чем тут немецкая провокация? Это у нас он объявлен приказом. Немцы как раз не считают его врагом народа».

Ну, в общем, посмотрели… на том дело и кончилось у нас.


Поделиться с друзьями:

Археология об основании Рима: Новые раскопки проясняют и такой острый дискуссионный вопрос, как дата самого возникновения Рима...

Особенности сооружения опор в сложных условиях: Сооружение ВЛ в районах с суровыми климатическими и тяжелыми геологическими условиями...

Поперечные профили набережных и береговой полосы: На городских территориях берегоукрепление проектируют с учетом технических и экономических требований, но особое значение придают эстетическим...

Индивидуальные очистные сооружения: К классу индивидуальных очистных сооружений относят сооружения, пропускная способность которых...



© cyberpedia.su 2017-2024 - Не является автором материалов. Исключительное право сохранено за автором текста.
Если вы не хотите, чтобы данный материал был у нас на сайте, перейдите по ссылке: Нарушение авторских прав. Мы поможем в написании вашей работы!

0.011 с.