Понятие начального этапа уголовного процесса

В науке советского и российского уголовного процесса начальным традиционно называется этап, на котором происходит возбуждение уголовного дела или отказ в таковом. «Возбуждение уголовного дела» относится к числу сложных процессуальных понятий. В науке можно встретить несколько вариантов его интерпретации. В зависимости от ситуации «возбуждение уголовного дела» может подразумевать:

во-первых, уголовно-процессуальный институт, нормы которого определяют условия, порядок и иные обстоятельства возникновения уголовного дела;

во-вторых, отдельный процессуальный акт (однократное процессуальное действие), выражающийся в вынесении надлежащими должностными лицами решения о том, что по данному конкретному, общественно опасному деянию начинается уголовное дело[24].

в-третьих, этап уголовного процесса, в ходе которого в связи с обнаружением признаков преступления выполняются предусмотренные законом действия и возникают определенные процессуальные отношения;

Относительно двух первых толкований в науке уголовного процесса можно обнаружить относительно стойкое единодушие. Однако третье значение вызывает в научной среде полемику. Естественно, никто не отрицает тезис о том, что возбуждение уголовного дела это определенный этап (пусть временами и мизерный) в движении уголовного процесса к его цели. Вместе с тем, группе ученых представляется спорной идея, что этот этап - самостоятельная стадия уголовного судопроизводства, поскольку никаких исторических и «географических» предпосылок к такому самоопределению служебного (по сути) момента досудебного производства они не видят.

Теория самостоятельности стадии возбуждения уголовного дела - это детище не русской (российской)[25], а именно советской (союзной) уголовно-процессуальной школы. «Выделение возбуждения уголовного дела - указывает профессор К.Ф. Гуценко, - в особую стадию судопроизводства, завершающуюся принятием мотивированного письменного решения (постановления) специально уполномоченным органом или должностным лицом, вполне можно отнести к специфике российского уголовного процесса наших дней»[26].

Однако советские ученые-процессуалисты пришли к этому далеко не сразу. Во всяком случае, эта идея возникла не с первыми судебными декретами. Н.В. Жогин и Ф.Н. Фаткулин в своей монографии «Возбуждение уголовного дела», описывая историю становления одноименного правового явления (и как процессуального института, и как стадии) указывают, что «было время, когда все советские криминалисты исходили из того, что уголовный процесс состоит только из двух стадий: предварительного расследования и судебного рассмотрения дела»[27].

Действительно, в ранних учебных пособиях по советскому уголовному процессу возбуждению уголовного дела не придавалось значения самостоятельной стадии уголовного процесса; о нем говорилось исключительно как о начальном моменте уголовного процесса[28].

Не рассматривалось возбуждение уголовного дела в качестве самостоятельной стадии и в досоветские времена. Профессор (и сенатор) И.Я. Фойницкий, размышляя об «общей картине движения процесса», хотя и выделял в процессе значительно более двух самостоятельных стадий, возбуждение уголовного дела к таковым не причислял. Главными стадиями уголовного процесса, по его мнению, следовало считать: 1) предварительное исследование, 2) предание суду, 3) приготовительные к суду распоряжения, 4) окончательное производство, 5) особые порядки его, 6) пересмотр приговоров, 7) исполнение приговоров[29].

К месту будет вспомнить, что сам термин «возбуждение уголовного дела» и тогда можно было встретить в уголовно-процессуальном законодательстве. О нем, в частности, упоминалось в главе третьей Устава уголовного судопроизводства (далее Устав или УУС), именуемой «О законных поводах к начатию следствия». К последним ст. 297 Устава относила: «1) объявления и жалобы частных лиц, 2) сообщения полиции, присутственных мест и должностных лиц, 3) явку с повинной, 4) в озбуждение дела прокурором; 5) возбуждение дела по непосредственному усмотрению судебного следователя (выделено нами - Авт.)» [30].

Даже без подробного анализа формулировок приводимой нормы можно увидеть, что «возбуждение уголовного дела» (в данном контексте) не имеет отношения к этапам процесса, а означает лишь юридический акт компетентного должностного лица, рассматриваемый законодателем как повод к началу производства предварительного исследования.

В соответствии с Уставом, единый порядок производства по уголовным делам не устанавливался: содержание этих действий определялось дифференцировано, в зависимости от того, какой орган вступал в действие первым. Если о «происшествии, заключающем в себе признак преступления» (ст. 250 Устава) первой узнавала полиция, то она была обязана не позже суток сообщить об этом судебному следователю и прокурору либо его товарищу.

При отсутствии последних «на месте» она должна была начать производство дознания, в ходе которого все нужные ей сведения собирала «посредством розысков, словесными расспросами и негласным наблюдением, не производя ни обысков, ни выемок в домах» (ст. 254 Устава). Кроме того, она была вправе произвести все следственные действия, которые считала необходимыми для закрепления доказательств «по горячим следам», когда до «прибытия на место судебного следователя следы преступления могли бы изгладиться» (ст. 258 Устава). В ст. 260 Устава указывалось: «При прибытии судебного следователя полиция передает ему все производство и прекращает свои действия по следствию до получения особых о том поручений».

Прокурорам и их товарищам право предварительного следствия также не предоставлялось. Все, что они могли сделать, так это выйти с «предложением о том судебным следователям» и «наблюдать» за производством следствия. Подчеркнём: достаточно последовательное проведение принципа разделения процессуальных функций.

При начале производства судебным следователем вынесения постановления о возбуждении уголовного дела не требовалось. Не требовалось и вынесение постановления об отказе в возбуждении дела, в случае если отсутствовала необходимость производства по делу. «Если судебный следователь в сообщении полицейских и других присутственных мест и должностных лиц не найдет достаточных оснований к производству следствия, то немедленно сообщает прокурору или его товарищу».

Похожим образом начало производства по уголовному делу было регламентировано и в первые десятилетия советского периода. Глава 7 УПК 1923 г. именовалась «Возбуждение производства по уголовному делу». Действия, которые следовали после поступления в компетентный орган законного повода, описывались в ст. 96 УПК. Орган дознания после «соединения» с поводом обязан был приступить к производству дознания, а следователь к производству следствия. Никаких промежуточных задач не ставилось. Чтобы не сложилось впечатления, что мы по-своему интерпретируем текст указанной нормы, приведем его дословно.

«При наличии поводов... и при наличии в заявлении указаний на состав преступления:

1) органы дознания приступают к производству дознания, причем по делам, где обязательно производство предварительного следствия, обязаны не позже суток сообщить о том следователю и прокурору;

2) прокурор направляет дело для производства предварительного следствия или дознания или непосредственно в суд;

3) следователь приступает к производству предварительного следствия, о чем не позже суток сообщает прокурору;

4) суд направляет дело для производства дознания или предварительного следствия либо принимает дело непосредственно для рассмотрения его по существу».

Если подойти к анализируемой проблеме с географической стороны, то можно увидеть, что четкое обособление начального этапа уголовного процесса, как особой стадии в законодательстве большинства зарубежных стран отсутствует. Даже уголовно-процессуальному законодательству постсоциалистических государств Европы и теории уголовного процесса в этих странах стадия возбуждения уголовного дела, как правило, не известна[31]. Исключение составляет, пожалуй, законодательство НРБ (Болгарии). Г. Панайотов по этому поводу пишет: «Возбуждение предварительного следствия и дознания является начальной стадией, имеющей особенно важное процессуальное и криминалистическое значение. Правильно, что оно рассмотрено в отдельном разделе УПК» [32].

«Это не означает, - как полагает В.П. Божьев, - что в уголовном судопроизводстве данных стран отсутствует этап, на котором решался бы вопрос о том, имеются ли основания для начала производства по делу или нет. Причина в другом: первоначальному этапу уголовного судопроизводства, при всей его несомненной важности, не придается такого уж значения, как, допустим, стадии производства в суде первой инстанции или стадии предварительного производства, а поэтому возведение данного этапа в ранг стадии считается неоправданным»[33].

Чем же были вызваны к жизни рассуждения о самостоятельности стадии возбуждения уголовного дела? Автор осмелится предположить, что в основе этих идей лежат не процессуальные, а скорее политические (а может быть и психологические) мотивы. И хотя уголовно-процессуальная наука старается быть вне политики, она (точнее ее представители) весьма восприимчива к политическим веяниям. Так вот, если проследить хронологию появления первых (зарегистрированных литературой) соображений о самостоятельности анализируемой стадии, то они приходятся на середину-конец 30-х годов - печальный период отечественной истории. Однако автор не будет обосновывать эту догадку, поскольку полагает, что первоначальная мотивация возникновения учения о самостоятельности стадии возбуждения уголовного дела - а внутренним импульсом к размышлениям вполне мог послужить не чуждый и ученым извечный инстинкт самосохранения - впоследствии была вытеснена другими, уже достаточно правовыми (и не только процессуальными) соображениями.

Среди ученых-пионеров, выступавших за придание возбуждению уголовного дела статуса самостоятельной стадии часто называется имя М. С. Строговича[34]. Однако те, кто отдает М. С. Строговичу «пальму первенства», одновременно и мягко упрекают его за непоследовательность. Так, Н. В. Жогин и Ф. Н. Фаткулин, подчеркивают, что «он (М.С. Строгович - Авт.) считал, что в тех случаях, когда возбуждает уголовное дело и ведет по нему расследование один и тот же орган, возбуждение уголовного дела по сути совпадает с началом предварительного расследования. Тем самым он отчасти противоречил сам себе, ибо если возбуждение уголовного дела иногда по своему существу сливается с другой стадией процесса, то очевидно, что в этих случаях нельзя по формальным признакам выделить его в отдельную стадию»[35].

При желании рецензенты творчества М.С. Строговича (касающегося самостоятельности стадии возбуждения уголовного дела) могли бы упрекнуть его и за более поздние высказывания на эту тему, поскольку профессор, признавая за возбуждением уголовного дела статус стадии уголовного процесса, по сути, отводил ей место за рамками судопроизводства: именно так мы интерпретировали фрагмент его авторского «Курса советского уголовного процесса», приводимый ниже.

«Уголовный процесс начинается лишь в силу определенного юридического процессуального акта уполномоченного на то органа (вполне очевидно, что речь идет именно об акте возбуждения уголовного дела - Авт.). Этот акт констатирует, что имеются необходимые условия для того, чтобы по данному конкретному случаю органы следствия, прокуратуры и суда могли приступить к производству процессуальных действий, направленных на разрешение и расследование уголовного дела. Таким образом, в этой стадии возникает уголовное дело и начинается по нему производство»[36].

Однако, несмотря на явные противоречия, идея нашла много последователей, активно взявшихся за укрепление теоретического фундамента «самостоятельности» стадии возбуждения уголовного дела[37].

Н.Н. Полянский, проанализировав этап возбуждение уголовного дела и сопоставив его с признаками стадии (а к ним он относил - (1) самостоятельную задачу и (2) завершающее решение) также пришел к выводу, что возбуждение уголовного дела - самостоятельная стадия[38].

Анализируя эту позицию, автор подумал, что отталкиваясь от предложенных Н.Н. Полянским признаков, можно обнаружить в уголовном процессе по крайней мере еще одну стадию - стадию изучения дела, законченного составлением обвинительного заключения, прокурором. Здесь конечно можно возразить, что указанные действия прокурора это всего лишь этап предварительного расследования[39]. Однако почему же тогда не считать просто этапом досудебного производства и возбуждение уголовного дела?

Тем не менее, со временем число сторонников «стадийного» статуса возбуждения уголовного дела последовательно умножалось и уже в «Очерке развития науки советского уголовного процесса», вышедшем в 1980 г., твердо прозвучала констатация, что точка зрения о придании возбуждению уголовного дела статуса самостоятельной стадии является общепризнанной[40].Таким образом, уголовный процесс получил еще одну аксиому. Именно аксиоматичность этой идеи и вызвала у автора отдельные сомнения в правильности (или по крайней мере исключительности) подобного подхода[41].

Сегодня уголовно-процессуальная наука выделяет в системе признаков стадии все больше и больше элементов. Н. В. Жогин, Ф. Н. Фаткулин называют четыре признака: 1) неизбежность данного этапа (если иное не оговорено законом); 2) наличие самостоятельной задачи (связанной с общими задачами процесса), невыполнение которой препятствует дальнейшему развитию процесса; 3) процессуальные действия и отношения, образующие самостоятельную стадию уголовного процесса, протекают в специфичной для данной стадии обстановке (условиях); особое положение субъектов; 4) в конце каждой стадии уголовного процесса принимается акт, в котором уполномоченные должностные лица излагают свое решение и указывают дальнейший ход дела[42]. Представители нижегородской школы процессуалистов также называют четыре признака: 1) непосредственная задача; 2) специфические методы; 3) свой круг участников; 4) специфическая структура стадии[43].

Учебники уголовного процесса, вышедшие в последние годы, выделяют схожие по содержанию признаки, число которых, как правило не превышает пяти.

Однако современное (расширенное) количество признаков стадии не является препятствием для отнесения этапа возбуждения уголовного дела к системе стадий уголовного процесса[44].

Вместе с тем, «аксиоматизация» какого-либо научного постулата лишь на время убавляет (но не уничтожает) ряды скептиков[45]. Даже тогда, когда популярность рассматриваемой идеи «охватила массы», находились ученые невосприимчивые к новой научной моде. Так, М. Л. Шифман в 1957 г. писал[46], что нет «никакой необходимости в выделении отдельной стадии возбуждения уголовного дела», что «нет основания искусственно разграничивать возбуждение уголовного дела и предварительное расследование на две стадии, тем более, что возбуждение уголовного дела сводится по существу к составлению единственного документа - постановления о возбуждении уголовного дела. Кому нужна эта микростадия?»[47].

Сегодня ряды ученых, оспаривающих аксиоматичность самостоятельности этапа возбуждения уголовного дела, значительно пополнились[48]. Некоторые авторы в этом направлении весьма оригинальны. В литературе можно встретить мнение, ставящее под сомнение даже первоначальность стадии возбуждения уголовного дела. Появляется определенная тенденция достраивания уголовного судопроизводства новыми стадиями. А. Балашов в своей статье «Действительно ли возбуждение уголовного дела - первоначальная стадия уголовного процесса?» приходит к выводу, что таковой является не стадия возбуждения уголовного дела, а проверка и разрешение заявлений и сообщений о преступлении[49].

Однако, в большинстве своем, оспаривается (по сути) не положение: возбуждение уголовного дела - стадия или не стадия? Первая или не первая? Оспаривается «канонизация» этого, во многом служебного, этапа судопроизводства. Совершенно правильно в этой связи пишет С.П. Сереброва: «Сегодня позиция, что возбуждение уголовного дела - самостоятельная стадия уголовного процесса, является в российской (советской) процессуальной науке господствующей, самодовлеющей и, в силу этого, из гаранта обеспечения законных интересов личностей в процессе становится камнем преткновения на пути движения уголовного процесса к его цели»[50].

Служебный характер стадии возбуждения уголовного дела особенно рельефно проявляется при начале процессуального производства при непосредственном обнаружении компетентными органами признаков преступления, в особенности органами, наделенными специфическими поисковыми полномочиями.

Однако имеется мнение, что вопрос об отнесении возбуждения уголовного дела к стадиям носит не умозрительную, а именно практическую значимость. Н.В.Жогин и Ф.Н. Фаткулин подчеркивают принципиальное значение расстановки позиций в этой дискуссии. «В зависимости от того, как решаются эти вопросы, - пишут они, - может меняться подход к решению ряда практически важных проблем. Если, например, встать на точку зрения, что возбуждение уголовного дела является частью предварительного расследования, то логически отпадает основание запрещать совершать те или иные следственные действия при проверке первичного материала, ибо в этом случае неизбежен вывод, что начало предварительного расследования, как стадии процесса, связано с принятием заявления (сообщения) о преступлении. С этой точки зрения, далее сроки предварительного расследования надо исчислять опять-таки с момента поступления первичного материала о преступлении и т.д.»[51].

В приведенной цитате весьма заметно проявляет себя распространенная «научная фобия» - боязнь допустить на этапе возбуждения уголовного дела производство следственных действий. Автор не случайно именует это явление именно научной фобией, поскольку для практика, работающего на цель уголовного процесса, а не на научную концепцию, важен результат, а не чистота идеи. Если вспомнить историю ныне действующего УПК РСФСР, то можно прийти к выводу, что с 1961 по 1963 г. официальным лицам на месте происшествия разрешалось присутствовать только с закрытыми глазами, поскольку осмотр места происшествия до возбуждения уголовного дела был разрешен de jure только в 1963 г.; хотя не трудно предположить, что de facto он проводился всегда, когда того требовали обстоятельства. Так же обстоит дело с другими следственными действиями.

Вопрос о необходимости расширения перечня следственных действий, производимых до возбуждения уголовного дела, неоднократно поднимался и обсуждался на страницах юридической литературы[52].

Однако, российский законодатель упорно не желает замечать ни глубоко обоснованных доктринальных предложений, ни объективных потребностей практики. «А надобно, между прочим, - замечает профессор В. Т. Томин, - единственное: исходя из, к сожалению, все еще буксующего принципа «можно то, что не запрещено и не противоречит нравственным нормам», записать в ст. 109 УПК: «допускается производство следственных действий, не связанных с реальным применением мер процессуального принуждения».

Новые УПК некоторых республик бывшего СССР в той или иной степени реализовали идею расширения круга следственных действий, проводимых до возбуждения уголовного дела. Так, ст. 329 УПК Республики Узбекистан (УПК РУ), регламентирующая порядок рассмотрения заявлений, сообщений и иных сведений о преступлениях, предусматривает возможность проведения экспертизы (без указания на какую-либо разновидность ее)[53].

Допускает производство экспертизы на указанном этапе и ст. 184 УПК Республики Казахстан (УПК РК)[54]. Указанная статья содержит и еще несколько любопытных положений.

«Решение по заявлению или сообщению о преступлении должно быть принято не позднее двадцати четырех часов со дня его поступления[55]. В необходимых случаях для получения дополнительных сведений, истребования документов или иных материалов, проведения осмотра места происшествия, экспертизы этот срок может быть продлен начальником органа дознания, начальником следственного отдела до десяти суток, а в исключительных случаях - до одного месяца, о чем в течение двадцати четырех часов должен быть уведомлен прокурор».

Можно было бы побранить приведенную статью в части, касающейся продления срока аж на целый месяц. Однако делать этого мы не будем. Причина тому проста - сложность и многообразие жизни. Вполне возможно предположить (а практическому работнику просто припомнить) ситуацию, когда решение вопроса о возбуждении уголовного дела может растянуться на месяц (ы)[56].

Согласно ст. 220 УПК РУ «задержание может быть произведено как до возбуждения уголовного дела, так и после его возбуждения». Таким образом, Узбекский законодатель положил (на своей территории уж точно) конец научной дискуссии по поводу допустимости (недопустимости) задержа­ния до возбуждения уголовного дела.

А вот по УПК РК задержание похоже вообще не рассматривается как следственное действие. Статья, регламентирующее эту малоприятную процедуру, помещена в главу «Меры процессуального принуждения». Устранение статуса следственного действия позволило казахстанскому законодателю расширить не только «географию» его применения, но и значительно увеличить число субъектов-применителей. УПК РК предоставляет право на задержание лиц, совершивших преступление, - потерпевшим, а также любым гражданам, ставшим очевидцами преступления (ст. 133).

Проект УПК РФ не содержит прямого указания на то, что производство задержания подозреваемого возможно только после возбуждения уголовного дела. Однако для процедурного права отсутствие предписания, в большинстве случаев, следует рассматривать как прямой запрет. В связи с этим, автор предлагает записать в новом УПК РФ о том, что задержание лица, заподозренного в совершении преступления возможно и до принятия решения о возбуждении уголовного дела. В этом случае решение о возбуждении уголовного дела принимается не позднее чем в двадцать четыре часа с момента доставления лица в орган дознания или следователю.

Профессор В. Т. Томин предлагает вообще рассматривать задержание как повод к возбуждению уголовного дела. «Такое решение, - пишет он, - соответствует природе задержания. Это непосредственная реакция компетентного органа, чаще всего милиции, на обнаружение им признаков преступления»[57].

Подобной позиции придерживался и В. М. Савицкий, заметивший что «задержание - есть повод к возбуждению уголовного дела, но повод особый, необычный. Его своеобразие в том, что он не существует, и по природе своей не может существовать вне оснований к возбуждению уголовного дела, в отрыве, отдельно или изолированно от них. Больше того, задержание тот уникальный случай, когда основания к возбуждению уголовного дела обнаружены хронологически раньше, чем объективно возникает повод в возбуждению уголовного дела, т.е. совершится сам акт задержания»[58].

Однако относительно допуска других следственных действий до возбуждения уголовного дела В.М. Савицкий предельно категоричен - «ни в коем случае», ибо это, по его мнению неизбежно приведет к «эрозии процесса».

По логике предыдущего текста, автор сейчас должен бы был раскритиковать подобный консерватизм В. М. Савицкого. Однако автор поступит с точностью «до наоборот» - созидательно прислушается к аргументам профессора. А к ним, по нашему мнению, обязательно стоит прислушаться. Вот что выдвигает В. М. Савицкий, например, в качестве контраргумента допуска назначения и производства экспертизы: «Позволю себе утверждать, что признаки преступления - если искать действительно только признаки, не больше - всегда можно обнаружить не прибегая для этого ни к какой экспертизе»[59].

При желании можно было бы привести ни один авторитетный довод обратного. Но можно и согласиться (опять же при желании), что при использовании пяти органов чувств, «помноженных на мышление», возможно сделать из исходных данных вероятный вывод о наличии признаков преступления. Было бы только позволено «ищущему рисковать, принимать решения в условиях недостаточной информационной определенности»[60].

Ведь в ряде случаев, стремление к специальным исследованиям это стремление застраховать себя от необоснованного решения о возбуждении уголовного дела, а точнее от гнева прокурора (обоснованного необоснованностью).

И как тут не согласиться с хронологически давним, но по актуальности современным выводом В. М. Савицкого о том, что в действительности пересмотра требует не порядок возбуждения уголовного, «а неправильная ведомственная практика, ставящая, по существу, знак равенства между прекращением уголовного дела за отсутствием события или состава преступления, с одной стороны и незаконностью и необоснованностью возбуждения уголовного дела - с другой»[61].

«Стоит радикально изменить ее - продолжает он далее, - как тотчас исчезнет питательная почва для любых реформ, предлагаемых с единственной, хотя и не афишируемой целью - застраховать действия органа дознания, следователя и прокурора от критики, которой они могут подвергнуться в случае прекращения уголовного дела».

«Все предложения по расширению круга следственных действий до возбуждения уголовного дела в конечном итоге продиктованы заботой о судебной перспективе»[62].

После таких «ударных» цитат автор задается вопросом, а нужна ли вообще стадия возбуждения уголовного дела российскому судопроизводству. Этот же вопрос только в менее категоричных формулировках задают и другие исследователи. С.В. Бажанов, например, спрашивает: «Оправдана ли так называемая доследственная проверка?» И приходит к выводу, что в большинстве случаев нет[63], поскольку полагает, что процессуальные сроки, установленные ч. 1 ст. 109 УПК, далеко не всегда достаточны для принятия обоснованного решения. Поэтому весьма часто они нарушаются. Да и решения, принимаемые в такие короткие сроки вряд ли могут претендовать на звание обоснованных. Но, с другой стороны, они не могут быть, по его мнению, и преждевременными. С.В. Бажанов полагает, что к возбуждению уголовного дела вообще неприменимы такие эпитеты как «преждевременность» и «обоснованность»; законодатель как раз и предусматривает «возможность «преждевременного» возбуждения уголовного дела, когда у следователя (органа дознания) в момент начала расследования остаются сомнения относительно наличия в исследуемом деянии события (состава) преступления[64].

К слову, возражает С.В. Бажанов (да и не он один[65]) против названия стадии. «Возбуждение уголовного дела», считает он, не совсем верно отражает ее содержание. Аргумент - по результатам проверочных действий могут приниматься не только решения о ВУД, но и об отказе в этом, а также о направлении уголовного дела по подследственности и подсудности[66].

Но основной вывод, который делает С Бажанов, и с ним трудно не согласиться, - доследственная проверка это, по сути, тоже самое расследование. Вот, что он пишет по этому поводу: «так называемая доследственная проверка в стадии возбуждения уголовного дела не может не быть не процессуальной, ибо регламентирована, хотя и не достаточно четко, уголовно-процессуальным законодательством. Как бы мы не ухищрялись ее называть, это есть ни что иное, как расследование, только проводимое с нарушением норм УПК и конституционных прав граждан»[67].

«Не хотелось бы показаться черезчур категоричным. Однако глубокое убеждение автора (С.В. Бажанова - Авт.) состоит в том, что проверочные действия в стадии возбуждения уголовного дела представляют собой анахронизм уголовно-процессуального законодательства, сводящийся к бессмысленной волоките и чрезмерной перестраховке. Уголовное дело необходимо возбуждать на основании повода, если, конечно, в нем содержаться данные, указывающие на признаки преступления.

Акт возбуждения уголовного дела следует расценивать в качестве правового основания для производства следственной проверки, не увязывая ее в обязательном порядке со скоропалительной квалификацией исследуемого деяния»[68].

Но кажется пора выслушать и другую сторону - сторону сторонников аксиомы - «возбуждение уголовного дела - стадия».

Первый аргумент можно сформулировать следующим образом - стадия возбуждения уголовного дела является существенной правовой гарантией от необоснованного вовлечения личности в уголовный процесс.

Что ж аргумент правильный. Только автора он не сильно убеждает. Во-первых, нам не совсем по душе подход, в котором уголовный процесс представляется как некая «страшилка». Не процесс страшен, а неуместное ущемление прав индивида. Поэтому избегать нужно не вовлечения в уголовный процесс, а необоснованного принуждения. Уголовный процесс - процедура необходимая не для того, чтобы сделать путь к истине мучительным для участников процесса. Напротив, эта процедура (в идеале) необходима для, обеспечения комфортности установления достоверной картины конфликта, повлекшего возбуждение уголовного дела.

Во-вторых, нам представляется, что гораздо больше возможностей для защиты прав личности предоставляет как раз стадия расследования.

В-третьих, в приведенном аргументе содержится внутреннее противоречие. Признание позиции, что стадия возбуждения уголовного дела - самостоятельная и стало быть процессуальная, делает сомнительным констатацию о том, что на данной стадии личности находятся вне процесса. Простите, но где же еще? Если абстрагироваться от процессуальных обрядовых процедур и сделать упор на функциональную сторону общения: «орган - личность», то большой разницы в «сенсорном» восприятии действий правоохранительного органа личностью, думается, не будет. Наверняка, лицу, непонравившемуся таможеннику, комфортнее не становится от того, что в его личных вещах «шарят» не посредством обыска по возбужденному уголовному делу, а путем личного досмотра в рамках производства о нарушении таможенных правил (текстуально это может быть звучит несколько угловато, но мысль надеемся понятна).

В-четвертых, если уж настаивать на заповеди «не засвети невиновного», иными словами «не дай соседям повода подумать о причастности лица к совершению преступления», то здесь есть резон говорить не о проверке эрзац-средствами ст. 109 УПК, а о проверке мерами ОРД. Однако тут мы снова натолкнемся на демократично громкий окрик - «стоп, права человека». К слову, проверка вообще осуществляется в отношении криминального факта, а не в отношении лица[69]: преследование лиц начинается после вынесения акта о привлечении в качестве обвиняемого.

Что касается экономии сил следственных органов, то экономия эта, по нашему мнению, весьма сомнительна и уж точно относительна. В рамках всей правоохранительной системы эффект от этой экономии может оказаться равным нулю. А о местечковой экономии говорить - не государственный подход.

И вообще о какой процессуальной экономии может идти речь, если в органах внутренних не так уж редки случаи, когда отказные проверочные материалы по объему превосходят иные уголовные дела[70].

Сказанное выше заставляет еще раз «плотно» задуматься о состоятельности концепции теоретической и главное практической обособленности стадии возбуждения уголовного дела.

Сегодня стало модным реанимировать старые уголовно-процессуальные институты. Однако «археологи» судебной реформы «ведут раскопки» преимущественно в судебных стадиях судопроизводства. На свет извлечены суды присяжных; в декабре 1998 г. получил законодательное право на жизнь институт мировых судей. Явление это имеет две стороны. Ни одна из них автором обсуждаться не будет. Цель раздумий другая - постановка вопроса: почему бы не вернуться и к исторической схеме предварительного (досудебного) производства. Вернуться не процедурно, а концептуально: увидеть и признать, что первой настоящей стадией уголовного процесса является стадия досудебного производства.

Автор не является здесь первооткрывателем. Досудебную подготовку как этап УСП толкуют многие исследователи. Причем, идея выделения в качестве первоначальной стадии - предварительного производства (а не возбуждения уголовного дела) в последнее время звучит все настойчивее. Ю. К. Якимович предлагает уголовный процесс подразделить «по вертикали» - на виды уголовных судопроизводств и «по горизонтали» - на уголовно-процессуальные этапы, стадии. По его мнению, этих стадий две - досудебное производство и судебное производство[71]. С. П. Сереброва прямо предлагает назвать первую стадию уголовного процесса - досудебное производство[72].