Война с наполеоновской Францией

XIX столетие Великобритания встретила в состоянии крайнего напряжения и усталости. Семь лет уже длилась война с Францией, развалились две антифранцузские коалиции, питаемые кровью солдат континентальных стран и британским золотом. Источник последнего, согласно французской прессе, был неиссякаем. Однако это не соответствовало действительности. Государственный долг перевалил за 450 млн. фунтов стерлингов (или 3150 млн. руб.). Премьер-министр Вильям Питт-младший ввел прогрессивный налог на все доходы, превышающие 60 ф. ст. в год. Лето за летом приносило обильные дожди, хлеб гнил, урожаи выдавались низкие. В «низах» зрело недовольство.

Кабинет отвечал репрессиями против недовольных и предупредительными мерами по отношению к тем, кто еще не встал на путь протеста. В 1801 г. вступил в силу акт парламента, лишавший Ирландию, в наказание за восстание 1797 г., своего парламента и самоуправления; ирландцы получили право посылать определенное число своих депутатов в палату общин. С 1794 по 1801 г., т. е. до Амьенского мира, не действовал Хабеас корпус акт, и подданных короны можно было держать в заключении, не предъявляя им судебного иска. Участие в заговоре против монархии и конституции грозило арестом сроком до семи лет, понятие же «заговор» трактовалось очень широко. Были запрещены собрания с числом участников свыше пятидесяти, газеты поставлены под надзор судей, что фактически означало введение цензуры. В 1800 г. был наложен запрет на деятельность «дружеских обществ», агитировавших за увеличение заработной платы и сокращение рабочего дня.

Но не репрессии помогли Британии выдержать страшное напряжение войны. Опасение вторжения со стороны Франции объединяло нацию; победы французского оружия на континенте не оставили даже следов пресловутого баланса сил, основы основ английской внешней политики; тысячелетняя Венецианская республика исчезла с карты по воле генерала Наполеона Бонапарта; Голландия и Испания очутились в зависимости от Французской республики; наконец, тот же Бонапарт ринулся на Ближний Восток, зону непосредственных интересов Британии, и поставил под вопрос ее господство на Средиземном море. Все это побуждало английские правящие круги к мобилизации сил. Вторая антифранцузская коалиция (1798 г.; Россия, Австрия, Неаполитанское королевство, Португалия и Турция) распалась через два года после поражений австрийской армии при Маренго и Гогенлиндене, нанесенных ей Бонапартом, ставшим первым консулом республики. Великобритания вновь осталась в одиночестве. Она ответила захватом стратегически важного острова Мальта в Средиземном море; в 1801 г. капитулировали французские войска в Египте, брошенные Бонапартом на произвол судьбы. В том же году адмирал Горацио Нельсон ворвался на рейд Копенгагена и сжег стоявшие там на якоре датские военные корабли. Что из того, что Англия с Данией не воевала! Речь ведь шла о сохранении господства на морях!

Но тут наступил перерыв. Правительство Г. Аддингтона, сменившего Питта на посту премьер-министра, подписало в марте 1802 г. в Амьене мир с Францией. Одной усталостью от войны и разочарованием в связи с крушением второго союза объяснить эту акцию нельзя или недостаточно. Воздействовал и иной фактор: явно ощущалось перерождение характера французской внешней политики, о лозунге «мир хижинам, война дворцам» в Париже позабыли; французская буржуазия явно стремилась к европейской гегемонии. Это было опасно, но все же знакомо; политические и военные катаклизмы устремились в старое русло баланса сил; никаких посягательств на британскую конституционную систему и королевскую власть не наблюдалось; революционным «эксцессам» пришел конец. Но и сокрушить Наполеона не было никаких надежд, значит, следовало попытаться достичь договоренности.

Договор зафиксировал немалые уступки со стороны Великобритании: она возвращала Франции, Испании и Голландии захваченные у них колониальные владения, кроме островов Тринидад и Цейлон, а остров Мальта — рыцарскому ордену Иоаннитов; ее войска покидали Египет. Французская армия эвакуировала Неаполитанское королевство и Папскую область; но левый берег Рейна оставался за Францией.

Состоятельные британцы хлынули на континент: наконец-то блистательный Париж стал вновь доступен! Английские леди были шокированы тем, как они отстали от моды за девять лет островного уединения. Владельцы гостиниц, ресторанов, магазинов во Франции подсчитывали полновесные гинеи — наступил первый в истории туристский бум. Некоторые путешественники столь увлеклись осмотром достопримечательностей, что не заметили, как вновь началась война, и застряли на континенте всерьез и надолго.

Амьенский мир обернулся кратким перемирием. Корсиканский завоеватель не желал останавливаться на полпути, а в Лондоне пришли к выводу, что и так зашли слишком далеко в уступках. Наполеон аннексировал Пьемонт и остров Эльбу, занял своими войсками Швейцарию; Британия не желала расставаться с островом Мальта, ключевой позицией в Средиземном море. В мае 1803 г. единоборство возобновилось; правительство вновь возглавил непреклонный Вильям Питт. Он попытался сколотить «министерство всех талантов», но помешало соперничество лидеров. В конце концов получился, по выражению остряков, «кабинет Билли и Питта» (Билли — сокращенное имя Вильям).

Страна готовилась к вторжению французов из-за Ла-Манша. Спас ее от этой угрозы адмирал Нельсон: 21 октября 1805 г. он разгромил испано-французский флот в сражении у мыса Трафальгар, заплатив за победу собственной жизнью, а Питт сумел в том же году образовать третью антифранцузскую коалицию.

Но на континенте дела обстояли из рук вон плохо. Австрийская армия сдала крепость Ульм, покинула Вену; русско-австрийские войска проиграли битву при Аустерлице (теперь — город Славков в Чехии); Австрия подписала мир. Питт не выдержал стольких трагических неудач, его физические и моральные силы были подорваны; он скончался в возрасте 46 лет. Парламент уплатил его долги и устроил ему государственные похороны в Вестминстере. А Наполеон продолжал серию побед; в 1806 г. была разгромлена Пруссия; в следующем году Россия подписала тяжелый для нее Тильзитский договор. На британскую морскую блокаду Наполеон ответил блокадой континентальной: ввел запрет на торговлю с Британией зависимым от него или союзным (как Россия) странам, отрезал ее от европейских источников сырья и рынков сбыта. Англия вновь очутилась один на один с грозным завоевателем.

Постепенно в кромешную мглу, казалось бы, сплошных неудач стали проникать лучи надежды. Чаша терпения европейских народов переполнилась. Вторжение Наполеона в Испанию в 1808 г. натолкнулось на мощный отпор. Высадившийся на Пиренейском полуострове в помощь повстанцам английский экспедиционный корпус под командованием генерала А. Уэлсли, будущего герцога Веллингтона, начал успешную, хотя и растянувшуюся на несколько лет кампанию. Навязанный России союз с Францией вступил в полосу кризиса. Отчетливо обозначились авантюризм и противоестественность самой идеи установления французского господства в Европе. Континентальная блокада означала попытку разорвать давние, прочные и взаимовыгодные связи между разными частями Европы, а потому была обречена на провал. Но континентальная блокада ударила по британскому потребителю. Цена за картер пшеницы (ок. 290 л) поднялась в 1809-1812 гг. с 75 до 130 шиллингов. Это было время «голодных бунтов» и движения луддитов — ткачей, разбивавших свои станки в убеждении, что безгласная машина разорила их. Луддитов ожидала каторга или смерть на виселице, и лишь один голос прозвучал в их защиту в палате лордов — и это был голос прославленного поэта Джорджа Гордона Байрона.

Конечно, не в одиночку и не на Пиренейском полуострове можно было сокрушать могущество Наполеона; попытка же перенести военные действия поближе к жизненным центрам неприятеля окончилась сокрушительным провалом. Правда, удалось закрепиться на острове Гельголанд у германского побережья. Но крупномасштабная экспедиция на остров Вальхарен (40 тыс. солдат и офицеров, 1809 г.), завершилась катастрофой.

Путь к спасению лежал через создание новой коалиции, немыслимой без России,— кроме нее просто не на кого было опереться на континенте. А с Россией Англия после Тильзита находилась в состоянии войны... Английская дипломатия заняла сугубо осторожную, умную и тактичную позицию по отношению к «неприятелю». Крупнейший политик Джордж Каннинг, возглавлявший тогда Форин-оффис, при всяком удобном случае выражал сожаление в связи с расхождением двух держав, кровно заинтересованных в союзе. Средиземноморская эскадра адмирала Д.П. Сенявина, запертая в устье реки Тахо (Португалия), казалось, была обречена на поражение или тяжелую процедуру сдачи в плен. Английский флагман явно не по своей инициативе провел операцию так, «чтобы менее всего были задеты чувства» русских моряков: суда со своими командами приплыли в Великобританию, здесь моряки покинули корабли. Позднее, не дожидаясь примирения, их доставили в Ригу; суда же по окончании «войны» были возвращены России; за те же из них, что пришли в негодность, было уплачено сполна.

В июне 1812 г. по Британии прошелестел вздох облегчения, пасторы вознесли в храмах благодарственные молитвы: армия «двунадесяти языков» вторглась в Россию. Окончился последний шестилетний этап англо-французского единоборства.

Грозный союз объединившихся вновь России, Англии, Пруссии, Австрии и Швеции взял вверх над армией Франции. В апреле 1814 г. отрекшийся от престола Наполеон удалился, с видимым почетом, на остров Эльба в Средиземном море. А союзники взялись за трудную задачу мирного урегулирования, при этом Великобритания боролась больше не за территории, а за влияние. Следуя старой традиции, виконт Роберт Каслри, глава Форин-оффис, стремился создать блок государств в противовес сильнейшей державе континента, которой стала Россия. «Сдерживать» ее должны были Англия, Австрия и в близком будущем — побежденная Франция. Каслри горячо поддержал принцип легитимизма, приняв, таким образом, участие в насаждении в европейских странах больших и малых самодержцев. Сама Британия закрепила за собой острова Мальта, Цейлон и Капскую колонию в Южной Африке. Но, главное, она обеспечила себе торговое и военно-морское преобладание и создала основу для нового баланса сил в Европе.

По ходу конгресса Наполеон преподнес его участникам сюрприз в виде «Ста дней»; полководческая звезда герцога Веллингтона как победителя грозного корсиканца поднялась высоко после битвы при Ватерлоо. Заботам Британии был поручен самый знаменитый в истории узник: корабль его величества «Беллерофон» увез Бонапарта на уединенный остров Святой Елены в Атлантике — в заключение, ставшее легендой.

Трудные послевоенные годы

Вызванная победой эйфория продолжалась недолго, ее сменила полоса тяжелых лет. На 1780-1815 годы падал особо интенсивный этап промышленной революции. Армия и флот поглощали вооружение и снаряжение, обмундирование и продовольствие. Субсидии союзникам определялись в деньгах, а поставлялись в виде ружей, пушек, пороха, мундиров, шинелей, сапог. Континентальная блокада отрезала Англию от традиционных источников продовольствия и сырья, и это дало толчок самоснабжению, прежде всего зерном. Потребность в хлебах была так велика, что фермеры запахивали прежде пустовавшие или заброшенные земли, что требовало немалых дополнительных затрат; когда средств на это не хватало, фермеры прибегали к займам у банков. Цены стояли высокие, лендлорды процветали, немалая толика перепадала и арендаторам.

Но вся эта отработанная система рухнула в одночасье. Из армии и флота были уволены до полумиллиона человек, пополнивших рынок рабочей силы, где сразу стал ощущаться ее избыток. Правительство сократило свои заказы в десять раз. Из портов Балтики и Северного моря стали поступать дешевые континентальные злаки — пшеница, рожь, овес, ячмень. Цены поползли вниз. Аграриев — от лендлордов до фермеров охватила паника. Континентальные государства вместо того, чтобы поглощать британские изделия, одно за другим огораживались высокой таможенной стеной и под ее прикрытием развивали собственную индустрию.

«Верхи» общества использовали свое положение для того, чтобы благополучно миновать пропасть. Власть в парламенте безраздельно принадлежала земельным магнатам и «сельским джентльменам», и они воспользовались ею для того, чтобы законодательно защитить свои интересы. Правительство графа Р. Ливерпула снизило, а потом и отменило подоходный налог, падавший в основном на богатых, и повысило косвенные налоги, ложившиеся бременем на рядового потребителя. Затем в 1815 г. были приняты «хлебные законы» явно в интересах манора и деревни и в ущерб городу: ввоз зерна в страну запрещался, если цена на него на внутреннем рынке опускалась ниже 80 шиллингов за квартер. Цель была достигнута: цена на хлеб (шиллинг за 1 кг) делала его предметом роскоши для рабочих, получавших в среднем 7 шиллингов в неделю. Картофель и репа стали основной пищей трудовых семей.

Обстановка в стране накалилась. Массы охотно внимали агитации радикалов, среди которых выдвинулся Вильям Кобетт (1762—1835). Причиной бедственного состояния народа он считал дурное правление, покончить с которым можно лишь путем демократизации страны; важнейшими шагами к справедливости он полагал введение всеобщего избирательного права для мужчин и ежегодное переизбрание палаты общин при тайном голосовании. Радикальные так называемые Гемпдонские клубы быстро пустили корни, наблюдатели определяли число их членов в 100 тыс. Успешно шел сбор подписей под петицией с изложением требований радикалов. В январе 1817 г. в лондонской таверне «Корона и якорь» состоялось заседание радикальных клубов, и вскоре их уполномоченные под приветственные крики многотысячной толпы, окружившей Вестминстер, внесли в здание парламента петицию в виде длинного списка, развернув ее и держа над головами. Правительство ответило введением Акта о мятежных обществах, деятельность которых была запрещена.

Предпринятый радикалами Ноттингема поход на Лондон (июнь 1817 г.) в наивной надежде, что к ним присоединятся массы недовольных, а солдаты откажутся стрелять в них, провалился. Их плохо вооруженная (вплоть до вил) группа была быстро рассеяна драгунами. Три руководителя были повешены в Дерби, другие поплатились каторгой и тюремным заключением.

Движение протеста проявлялось в многотысячных митингах, проводимых вечером и даже ночью; при мерцании света факелов звучали речи ораторов, требовавших допустить народ к власти с помощью парламентской реформы. Приписывать этим собраниям антиконституционный характер было невозможно, бороться с ними — трудно. Мятежный дух не исчезал. Шахтеры из Стаффордшира, толкая вручную тележки с углем, явились в Лондон в надежде, что принц-регент поможет им. Ткачам из Манчестера добраться до столицы не удалось — их рассеяли солдаты у Дерби. Луддиты в слепой ярости ломали машины. В августе 1819 г. шестидесятитысячное собрание с требованием дешевого хлеба и парламентской реформы состоялось в Манчестере. Люди пришли на Поле Св. Петра в праздничной одежде, с семьями. Напуганные величием и размахом движения судьи вызвали в помощь полиции войска. Гусары ринулись в конном строю на толпу, орудуя шашками; 11 человек были убиты, 400 ранены. Парламент в испуге принял «шесть актов для затыкания рта» (включая запрет на собрания с числом участников свыше 50, на «частные» военные учения, введение гербового сбора на листовки, разрешение судебным властям производить обыски в поисках оружия). В феврале 1820 г. был раскрыт «заговор на улице Като» с целью убийства членов кабинета во время их совместного обеда. Пятеро заговорщиков поплатились жизнью, пятерых других отправили на пожизненную каторгу.

В том же 1820 году правительство ожидало потрясение совсем иного рода, едва его не свалившее, — бракоразводный процесс первого лица в государстве. И до той поры августейшая семья, казалось, делала все возможное, чтобы дискредитировать институт монархии. Сам Георг III под конец жизни впал в безумие и уединился в Букингемском дворце. Его сыновья соперничали друг с другом в пьянстве, мотовстве и картежных играх; цивильного листа им не хватало, все были в долгах; в довершение всего они смущали ревнителей нравственности вольными союзами с дамами не вполне добродетельными. Пример подавал старший, Георг, с 1810 г. являвшийся принцем-регентом, а через десять лет вступивший на престол. Смолоду стройный и красивый, нареченный сикофантами «первым джентльменом Европы», он, предаваясь обжорству и неумеренному потреблению спиртного, в зрелые годы растолстел, обрюзг и стал служить постоянной мишенью карикатуристам.

Георг не в состоянии был скрыть глубокой антипатии к британской конституционной практике, завидовал абсолютным монархам и однажды в беседе с русским послом Х.А. Ливеном выразил глубокое огорчение в связи с тем, что его предки допустили создание такого «вредоносного» учреждения, как парламент.

Но ко всему этому правительство Ливерпула притерпелось. После своего воцарения Георг, однако, обрушил на него удар, от которого правительство закачалось и чуть было не рухнуло. Дело в том, что брак короля был несчастлив, и он жил в разлуке с женой, принцессой Каролиной, переселившейся на континент. Когда же супруг из регента превратился в монарха, Каролина явилась в Лондон, чтобы занять полагавшееся ей место на троне. Георг, к ужасу министров, вздумал начать (в парламенте) бракоразводный процесс, для чего жену следовало обвинить в неверности (хотя сам он в открытую жил с фаворитками). Большего подарка для жаждавшей власти оппозиции было трудно придумать. В обеих палатах зазвучали речи о святости семейного очага. Некоторые министры, в том числе Каннинг, вышли в отставку. На короля набросились журналисты самой низкой пробы и карикатуристы; правительственное большинство в парламенте сократилось до угрожающего уровня, и кабинет сдался. Георга уговорили взять назад свое ходатайство, а Каролину — вернуться на континент, где она вскоре и умерла.

Самое долгое правительство. Лорд Ливерпул и его коллеги вздохнули с облегчением; жизнь и впрямь повернулась к ним своими светлыми сторонами. Промышленность вышла из послевоенного кризиса. Кабинет продолжал управлять страной еще семь лет, поставив рекорд долгожительства (1812—1827), не превзойденный по сию пору. Сам премьер-министр не обладал качествами выдающегося государственного мужа, но он имел свойство объединять яркие натуры, несмотря на их политические расхождения и личную неприязнь, и помогать им претворять в жизнь свои замыслы. Из «гнезда» этого кабинета выпорхнули Джордж Каннинг, Роберт Каслри, Джон Пальмерстон и Роберт Пил.

Предстояло сделать немало в области внутреннего законодательства. Законы в Англии живут столетия и подчас сильно устаревают. В просвещенном XIX веке уголовное право носило на себе отпечаток свирепых обычаев средневековья. Так, обычным наказанием за кражу (даже куска мяса) являлась смертная казнь. Присяжные часто оправдывали явного преступника, ибо не хотели отправлять на виселицу человека, похитившего носовой платок. Сэр Р. Пил, будучи в свое время министром внутренних дел, провел через парламент ряд актов, смягчавших драконовский характер уголовного права (смерть за более чем сто видов преступлений заменялась иным наказанием), он же добился смягчения ужасающего тюремного режима.

Тюрьмы Лондона и еще 17 городов были переданы в ведение мировых судей; их персоналу, ранее жившему за счет поборов с заключенных, было определено жалование; созданы женские отделения с надзирательницами; в местах заключения появились священники и врачи, а их обитатели получили возможность получить начальное образование и религиозное воспитание. Пилу принадлежит также заслуга учреждения в Лондоне (вместо ленивых и податливых на взятку стражников) регулярной полиции (отсюда и кличка констеблей — Бобби). Позднее полицией обзавелась и провинция.

В 1819 г. кабинет лорда Ливерпула сделал пусть очень маленький, но все же несомненный шаг в области социального законодательства: не без влияния знаменитого впоследствии утопического социалиста Роберта Оуэна парламент своим актом запретил принимать на работу детей в возрасте до 9 лет; для лиц до 16 лет рабочий день был снижен до 10,5 часов. Наблюдать за исполнением закона было поручено мировым судьям, но те смотрели сквозь пальцы на многочисленные нарушения, так что акт оказался малоэффективным.

Тот же Р. Оуэн как владелец хлопчатобумажной фабрики в Нью-Ланарке демонстрировал, что вовсе не обязательно выжимать все соки из ткачей для процветания предпринимателя: он ограничил рабочий день десятью с половиной часами, открыл при фабрике школу и даже детский сад, построил для персонала образцовую деревню и достиг высокой производительности труда рационализацией и гуманизацией производства. Фабрика Оуэна привлекала широкое внимание общественности, чего нельзя сказать о его социалистических идеях, увлекших лишь энтузиастов (Оуэн представлял будущее «рациональное общество» состоящим из самоуправляющихся общин, и достигалось оно исключительно мирными средствами).

Виконт Роберт Каслри, в ведении которого была внешняя политика, активно участвовал в урегулировании европейских дел, внося свою лепту в утверждение принципа легитимизма; он отказался, однако, поддержать написанный Александром I Манифест о создании Священного союза. Британские правящие сферы не усматривали для себя угрозы в переходе той или иной страны от абсолютистской формы правления к либерально-конституционной и не собирались препятствовать этому процессу вооруженной рукой. Принцу-регенту Георгу, рвавшемуся в Священный союз, пришлось ограничиться письмом, в котором он восторженно одобрил его похвальные принципы. Подавление революционного движения в Италии и Испании вызвало у кабинета чувство беспокойства, тем более что радикальная общественность «дома» предавала анафеме континентальных деспотов.

В августе 1822 г. Каслри, давно проявлявший признаки невменяемости, оставленный дома без присмотра, зарезался перочинным ножом. Ему на смену пришел Джордж Каннинг, один из самых ярких государственных мужей в британской истории.

Сын неудачливого бизнесмена и провинциальной актрисы, Каннинг не принадлежал к аристократии; ему не было написано на роду стать министром. Но в страдную пору наполеоновских войн появилась нужда в талантливой молодежи. Питт заметил юношу, и тот — блестящий оратор — быстро продвинулся по служебной лестнице. Не будучи связан с «дипломатией конгрессов», он мыслил шире и масштабнее Каслри. Каннинг пошел на такой шаг, как признание независимости восставших против испанской короны латиноамериканских государств. Континентальная реакция была повергнута в оцепенение, герцог Веллингтон горестно воскликнул: «Мы ныне слывем в Европе за якобинский клуб!» О столь важном решении полагалось объявить в тронной речи. Это оказалось превыше душевных сил короля Георга IV. Он объявил, что потерял вставную челюсть, а посему выступать лично не сможет — негоже, чтобы с высоты престола раздавалось невнятное, шепелявое бормотанье. Речь была зачитана.

Сам Каннинг с пафосом заявил, что вызвал к жизни Новый Свет. Все же следует сказать и о земных побуждениях, подвигнувших кабинет на столь значительный шаг, а они занимали не последнее место в инициативе Каннинга. Лендлорды хотели избежать парламентской реформы, означавшей посягательство на их власть в стране. А открытие и завоевание новых внешних рынков должно было отвлечь внимание промышленников и финансистов от дел домашних и повернуть его к заморским предприятиям. Напор в пользу реформы несколько ослабел. Центральная и Южная Америка превратилась в поле британской предпринимательской деятельности.