Дополнение (схематическое изображение отношения и его строения)

Абстрагированное отношение и его стороны могут быть изображены в формуле. При этом только надо иметь в виду, что формула не есть зеркальный аналог соответствующего явления. Это — способ чувственно-наглядного изображения абстракции, отображающей предмет (в данном случае — отношение).

Учитывая практику некоторых наук (политэкономии и логики в особенности), мы считаем целесообразным следующий способ изображения отношений в формулах. Рассмотрим это сначала на простейших отношениях.

Простейшее отношение — отношение двух предметов: а — а. Одинаковые знаки на полюсах формулы говорят о тождестве предметов в данном отношении, их различное положение — о различии. Последнее может быть обозначено еще так: а — а’. Когда простейшее отношение оказывается элементом сложного, то формула может принять вид: а — в, где различие в знаках будет говорить о возникновении нового явления (в).

Такой способ обозначения принят не только в политэкономии, но и в логике (например, суждение изображается в формуле “S — P”, “A — B”).

С т. зр. двойственности находящихся в отношении предметов формула принимает вид: A(kL) — a’ (L, k). В развитой форме отношений: k — L или a — в.

С т. зр. структуры отношения в плане связи содержания и формы, формула принимает такой вид:

a — a’

в…..в’

Здесь a — a выражает отношение со стороны формы. a — в и a’ — в’ выражают проявление содержания в процессе, отличном от a — a’ и чувственно-практически заметным; в….в’ выражает содержание a — a’. Схема a — a’ в — в’ выражает зависимость a — a’ от a — в и a’ — в’.

В этой формуле наглядно представлена посредствующая роль a — a’ как средства осуществления в…в’.

В зависимости от сложности отношения усложняется и формула. Лишь несколько слов по этому поводу скажем.

Отношение может принять вид a — в a’, формула a — a’ по отношению к ней будет односторонней характеристикой соответствующего отношения (как Т-Т¹) односторонне характеризует Т-Д-Т¹), — без посредствующего звена. Посредствующее звено — продукт развития. Отношение a — a’ в соотнесении с a — в — a’ есть непосредственное отношение. a — в, как элемент a — в — a’, будучи взята обособленно, есть формула a — a’, только здесь четче обнаруживается двойственность предметов.

В логике формула S — M — P для некоторых видов умозаключений есть формула a — в — a’.

С т. зр. анализа содержания формула a — в — a’ не отличается от формулы a — a’, ибо они различаются только посредствующим звеном:

a — в — a’

k……..k’

Отличие в этом плане будет иметь место только тогда, когда будет анализироваться новое отношение. Но тогда части формулы (a — в) и (в — a’) будут в целом обозначать полюсы нового отношения:

K — K’

(a — в) (в — a)?

Здесь вся процедура должна повторяться сначала:

K — K’

M…..M’

Если учитывать только те элементы, которые участвуют в a —в — a’, то формула принимает вид: в — a — в’. Она вытекает из повторения формулы, отражающей соответствующее повторение актов отношения в предмете. Чтобы само такое отношение возникло в действительности, необходимы дополнительные условия. Анализ этих условий исходит из формы в — a — в’. В дальнейшем рассмотренный нами тип формулы уже не будет удовлетворять.

В логике ряд умозаключения имеет форму в — a — в’. Об этом хотя бы говорит проблема нового знания в связывании суждений.

Анализ отношения типа в — a — в’ с учетом того, что оно предполагает, что ему предшествуют или в нем заключаются отношения a — a’ и a — в — a’, означает точно так же переход к анализу другого процесса. В формуле это выражать нецелесообразно (громоздко). Но продукт анализа может изменить формулы. Так, у Маркса формула Д-Т-Д’ превращается в формулу Д-Т… П-Т’-Д’.

***

Отношения и их связь образуют, так сказать, скелет органического целого. Анализ их не ограничивается выяснением их структуры и анализом ее моментов. Прочие стороны исследования мы рассмотрим в следующей главе.

Глава третья
основные направления восхождения

Мы рассмотрели две основные стороны восхождения, два его подразделения и смысл абстракции при изучении их взаимно отвлеченно друг от друга.

Результат соединения этих процессов — понятие о предмете как исторически возникшем, противоречивом, внутренне различающемся целом. Вместе с тем, это своеобразное выделение мыслью объекта исследования. Хотя исторический характер предмета понят, его собственная история остается для мышления впереди; раз предмет обнаружен в связи с другими и влияние связей на него не рассмотрено, предмет отражен неполно, “односторонне”, абстрактно.

Теперь надо рассмотреть восхождение в той его функции, в какой оно осуществляет более полный обхват предмета в его связях с другими и в развитии. Рассматриваемое с этой стороны восхождение мы будем называть конкретизацией понятия о предмете или просто конкретизацией.

Можно было бы просто назвать пути конкретизации, обругать метафизиков за их импотенцию в этом отношении, привести “классические примеры” и умыть руки. Но в таком случае от специфики восхождения вообще, не говоря уж о его внутренних различиях, осталось бы одно название.

Предмет, сказали мы, отражен еще односторонне. Одностороннее отражение предмета мышлением в широком смысле слова — частичное, неполное отражение. Одностороннее с этой точки зрения и “абстрактно-общее” (“труд”, “производство”, “распределение”), и абстракции, вырабатываемые в восхождении (раскрытие в товаре социального отношения, противоречия). Точно так же крайне общий характер и положение о движении познания к более полному, многостороннему охвату предмета.

Понятие об односторонности и о движении к многостороннему отражению предмета явилось результатом наблюдения прежде всего таких фактов познания, когда в предметах чувственно-практически и экспериментально выявлялись все новые качества (в разных отношениях предметов) или вообще обнаруживались новые предметы по их качествам. Во всяком случае, эти факты давали наиболее наглядный материал для соответствующих иллюстраций (например, иллюстрация Энгельса с открытием получения ализарина из каменноугольного дегтя).

Но как быть, если исследуется одно и то же качество? Если известен только что указанный путь и только он, возможности познания быстро исчерпываются. Так, стоимость имеет качественную и количественную характеристику — и все. Однако известно, что исследование стоимости у Маркса не ограничивается этим и что более полный охват ее заключается не в выявлении новых качеств, а в рассмотрении формы ее проявления в той или иной связи и развитии. Это общеизвестно, но на исследование этого процесса со стороны его специфической формы движения меньше всего обращали внимание после Гегеля и Маркса.

Если известен только указанный путь охвата, то единственным объектом исследования становится количественная сторона качества и его проявления, как в домарксовской политэкономии — в отношении стоимости. Правда, анализ качеств так или иначе ставил вопрос о новом способе охвата (например, проблема отклонения цены от стоимости) предмета, но отсутствие такового обрекло чисто количественный анализ на полное фиаско (например, в той же проблеме).

Если наблюдаются при этом факты, объективно представляющие продукт модификации и развития одного и того же качества, они субъективно фиксируются наряду или в последовательности просто как различные явления. Например, товар и деньги рассматривались в политической экономии по тому же принципу, как школьная логика — формы мышления: “формы мысли бывают разные”.

Очевидно, нельзя ограничиваться крайне общими положениями об односторонности и многосторонности, надо рассмотреть специфику различных форм отражения в этом отношении. В этом случае оказывается, что открытие получения ализарина из каменноугольного дегтя в такой же мере есть конкретизация понятия о каменноугольном дегте, как изготовление водки из дерева — конкретизация понятия о дереве. Здесь знание расширяется, но конкретизации никакой нет.

Выше мы дали характеристику односторонности отражения предмета посредством восхождения в его простейших процессах. Теперь мы сталкиваемся с новой формой односторонности. Т.е. внутри одной и той же форм отражения (восхождения) имеют место различия в этом отношении, — различия, образующие внутреннюю дифференциацию сложного мысленного образования и имеющие следствием различные формы движения мысли.

Это обстоятельство чрезвычайно важно: анализ его показывает, что восхождение есть лишь название совокупного действия внутренне связанных различных процессов или внутренне дифференцированное целое, а с другой стороны — самое общее и пустое определение каждого из этих процессов. Но это процессы не просто существующие наряду виды, а стороны единого сложного процесса. Поэтому понимание одних предполагает понимание других.

Односторонность (будем лучше говорить “абстрактность”) в рассматриваемом пункте относительна. Относительна не только в том смысле, что полученное путем углубления к содержанию и движения к форме понятие о предмете конкретно сравнительно с понятием о содержании, ибо предмет понят как единство формы и содержания, — в этом смысле, т.е. по отношению к предшествующему этапу, понятие конкретно. Оно абстрактно по отношению к дальнейшему движению мысли.

Чтобы сказать, что данное понятие абстрактно, надо, очевидно, в сознании иметь уже отраженными такие факты, которые позволяют это сказать. Т.е. сам мысленный образ предмета должен быть двойственным: полученное путем углубления к содержанию и движения к форме понятие, с одной стороны, и отраженные в мысли каким-то путем факты; лишь в этом соотношении первое осознается как абстрактное, второе — как конкретное. Само собой разумеется, что “факты”, о которых мы говорим, представляют собой проявление того же самого предмета, а абстрактное — выявленное в конкретном предмете.

В зависимости от того, какое понятие (по содержанию) получено уже путем восхождения и какие сведения о предмете имеются безотносительно к данному понятию, в том же исследовании возникает соответствующее противоречие и способ его разрешения, т.е. определенное движение мысли — определенный процесс восхождения.

В рассматриваемом пункте ответить на вопрос “относительно чего понятие абстрактно?” так: относительно предмета, как он существует вне головы, — значит не сказать абсолютно ничего или нечто бесконечно общее. Что предмет богаче любого образа, это образует постоянную возможность дальнейшего познания. Но в этом не заключен ни мотив исследования: он лежит в потребностях общества, ни источник той или иной формы движения мысли, раз исследование уже начато: он лежит в противоречивости самого процесса отражения.

Такой факт иллюстрирует сказанное. Стоимость отражена в мышлении в форме колеблющихся меновых отношений (цен). Это не сам предмет, а его идеальное отражение. Вместе с тем анализ меновых отношений выявил стоимость и закон ее. Это — точно так же идеальное отражение. До тех пор, пока первое не сопоставляется со вторым, разумеется, никакого противоречия не возникает. Их сопоставление есть образование единого образа, но внутренне расчлененного и противоречивого: абстрагированный в первом случае закон цен не соответствует прямо наблюдениям над эмпирическими ценами, — единого в том случае, когда они друг относительно друга осознаются как абстрактное и конкретное, т.е. и различаются (или предмет расчленения)[67].

Мы уже касались подобных антиномий в истории науки. Но у нас здесь идет речь уже не о них: мы здесь предполагаем, что диалектическое мышление уже поступило к выполнению своей профессиональной обязанности. Они для диалектического мышления никакого противоречия не представляют. Так, достаточно из проблемы “прибыль возникает в обращении и не в нем” убрать ее антиномичность, поставить в такой форме: “прибыль возникает в производстве, опосредованном обращением”, как всякая видимость противоречия исчезает. В антиномиях мышление в силу односторонности умозаключений приходит к противоречивым суждениям о предмете, что заставляет искать новый способ решения, но сами по себе противоречащие суждения не ведут ни к какому из их отношения вытекающему процессу движения мысли.

У нас же уже предполагается, что диалектическое мышление вскрыло содержание данной формы и объяснило самое форму, — выработало понятие о предмете как единстве различного — содержания и формы[68]. Вместе с тем, мышлением зафиксированы явления, не создающие прямо или силлогически с полученным понятием.

Чтобы указать вторую сторону имеющегося здесь знания или указать, относительно чего имеющееся уже понятие абстрактно, необходимо учесть следующее.

1. Возникающее здесь противоречие есть развитие исходного, но это — новое противоречие, предполагающее ряд дополнительных условий.

2. Последние могут быть выяснены лишь на основе наблюдения истории науки, изучения тех проблем, которые требовали нового расчленения предмета мыслью и в новом аспекте, отличном от того, какой мы уже рассматривали во второй главе.

После исследования Маркса указать возникающее на данном этапе восхождения противоречие как будто легко: предмет отражен отвлеченно от его связей и развития, между тем в созерцании он дан в связи и как измененный.

Это верно, но поверхностно. Во-первых, никакого противоречия здесь не чувствуется. Во-вторых, здесь сопоставляются абстрактные данные с чувственными данными или с созерцанием. Восхождение есть, конечно, переработка созерцания в понятии, но это — общее его свойство как рационального, как мышления вообще, но не специфическое. Для понимания специфики или восхождении в рассматриваемом пункте необходимо не только сопоставление понятия с созерцанием (это очевидно), но сопоставление различных логических данных об одном и том же предмете, — различных данных рационального[69]. А это можно заметить исключительно в реальной истории наук.

Рассмотрим на примере: одинаковые капиталы в связи с различием в органическом строении должны давать разную прибыль, но они дают в среднем одинаковую. Эта проблема есть результат логических операций как с той, так и с другой стороны.

1. Эмпирическим фактом является различие норм прибылей различных капиталов. Чтобы абстрагировать среднюю прибыль, требуется ряд условий. В частности, хотя нормы прибыли различных капиталов и у одного во времени колеблются, они колеблются вокруг какого-то среднего для данной местности и времени уровня. Средняя прибыль и фиксируется в мысли как всякая средняя величина. И вряд ли кто-либо будет спорить против того, что это логический процесс.

2. Поставив норму прибыли в связь с органическим строением капитала (или с различиями в обороте) и затратой труда, экономисты логически же пришли к противоположному выводу. Исторически здесь возникла проблема закона и эмпирических его проявлений, абсолютно неразрешимая средствами формальной логики.

Диалектическое мышление не упраздняет проблему, а решает ее своими приемами. Последние — не просто нечто выдуманное, а необходимость процесса понимания, обусловленная противоречивостью его. Так, исследование раскрыло содержание отношения и форму его проявления; вместе с тем в мышлении зафиксировано проявление данного отношения в его связях и развитии. Чтобы понять предмет, исследование должно рассмотреть отношение в его содержании и форме отвлеченно от изменений в связях и развитии; но чтобы понять связи и развитие, необходимо рассмотреть содержание отношения и форму его проявления. Это взаимное отвлечение и образует стороны процесса понимания предмета в его связях и развитии. Детально мы их рассмотрим в ближайших параграфах.

Вернемся еще раз к примеру.

Исследуется цена, т.е. одно и то же явление. Фиксируются ее колебания. Делается вывод: цена зависит от спроса и предложения.

Но цена колеблется вокруг какого-то среднего уровня. Ему можно дать название (“естественная цена”).

Поиски меры обмена и, вместе с тем, меры этого естественного уровня цен привели к определению ее другим отношением и другой зависимостью: цена зависит от затраты труда.

Возникает проблема: первое не совпадает со вторым.

Диалектики исследуют само меновое отношение как форму проявления отношения работ и труд как проявляющейся в первом. Расчленяется единое — цена — на скрещивание различных зависимостей, причем одна выступает как способ проявления другой, а другая как проявляющаяся в первой. Именно то, что это — одно, образует необходимость мысленной связи, но, вместе с тем, в силу различия их совершается переход к рассмотрению новой зависимости. Связи здесь не просто перечисляются, а закономерно привлекаются в рассмотрение.

Восхождение в его роли конкретизации обычное явление в современной науке. На него обычно ссылаются, когда требуется привести пример развития понятия. Но поскольку сам процесс конкретизации в его специфических законах не исследуется, то отсюда вытекают следующие ошибки.

1. В разряд случаев конкретизации понятия о предмете попадают случаи, никакого отношения к конкретизации не имеющие. Это — случаи выявления в предмете различных качеств чувственно-практическим путем и фиксирование их в абстракции.

2. Конкретизация смешивается с процессом, прямо противоположным ей, — с процессом абстракции. Поскольку при отвлечении от различных сторон предмета в диалектическом мышлении стороны эти не отсекаются, не отбрасываются, то почва для этого смешения имеется. Например, отвлечение от различий индивидуальных работ при абстрагировании закона стоимости выступает как конкретизация: труд вообще + простой + средний + общественно-необходимый.

3. Поскольку задача сводится к указанию приемов, то сами примеры попадаются под руку такие и в таком виде, что прежде всего в глаза бросается различие частных случаев. Единственно общим оказывается лишь само общее положение о развитии понятий. Например, конкретизация понятия в связи с учетом конкретных условий предмета именно потому, что условия различны или приходится учитывать особые условия, выступает как процесс, лишенный общих законов мышления, кроме общего положения “подходить конкретно”.

4. В философской литературе фактически указаны основные направления конкретизации: конкретизация понятия о предмете в связи с учетом особых условий существования данного предмета (связей) и как учет развития предмета. Игнорирование процесса мышления, имеющего при этом место, выражающееся в смешении основного вопроса философии с вопросом о специфических законах мышления (по принципу: раз предмет изменяется, изменяется и понятие) опять-таки ведет к путанице.

Известно, например, что общее положение надо применять с учетом места и времени, т.е. особых связей или условий. Но откуда берется общее конкретизированное положение? Выработка его предполагает как раз отвлечение от особенностей частных проявлений общего. Предмет изучается в данных связях; от них происходит отвлечение, они учитываются затем, т.е. мысль постоянно движется. Но ни один нормальный человек не скажет, что сами особенные связи есть продукт изменения и развития общего. Так, учет условий России Лениным в “Развитии капитализма в России” есть конкретизация, но условия России не только не есть развитие капитализма, но вообще даны исторически до и независимо от него.

Наиболее распространенным является мнение, будто понятие развивается от простого к сложному, поскольку мысль отражает такое развитие предмета. Это мнение поверхностно и ошибочно.

Поверхностно, ибо остается в тени субъективный процесс раскрытия развития. После уже проделанного исследования не представляет труда показать соответствие последовательности ряда категорий с последовательностью явлений соответствующих сторон предмета в истории. Но какой от этого прок, если не менее успешно можно показать противоположное (например, капитал и рента).

Ошибочно, хотя на первый взгляд инкриминировать здесь непонимание диалектики представляется святотатством. Но факт есть факт. Восхождение в функции конкретизации имеет место и в том случае, когда предмет рассматривается в той же точке его развития. (Например, восхождение от закона стоимости к колебаниям цен.). Очевидно, восхождение не сводится к отражению развития. Последнее есть важнейший элемент диалектического мышления, но это — лишь сторона восхождения. И как бы ни был велик ее ранг среди прочей логической “мелочи”, она без них ничто. Абсолютизация этой стороны приводит к тем же ошибкам, что и у Гегеля.

Пусть предположены данными все следующие условия: признается, что предмет находится вне головы и не зависит от нее, что он познаваем, исторически возник, изменяется с изменениями условий, развивается и т.д. Но это ничуть не устраняет проблем, о которых говорилось выше, не говоря уже об общей задаче духовного воспроизведения предмета.

После того, как исследовано содержание и форма данного отношения (всякого отношения этого рода), мышление должно рассмотреть это отношение в его связях и сами эти связи, в его развитии и взаимодействии. Все это мысль не может вывести из уже имеющегося понятия, хотя оно и представляет сложную систему суждений и умозаключений. Но мысль и не может обойтись без него. В предмете, а не в связывании суждений в силлогизмы, мышление должно произвести новое сечение, чтобы двигаться далее. К этому мы и переходим.

Изоляция и конкретизация

Конкретизация предполагает своеобразную абстракцию, которую Маркс часто называет рассмотрением предмета в чистом виде. Поэтому выражение “односторонность” мы выше брали в кавычки: оно неточно характеризует существо абстракций при анатомировании предмета диалектическим методом.

Что значит “рассмотреть предмет в чистом виде?”. Ответить на этот вопрос в виде краткого определения можно лишь после всестороннего его рассмотрения. Мы ограничимся пока следующим: рассмотреть предмет в чистом виде — значит рассмотреть (исследовать) его отвлеченно от всех обстоятельств, не определяющих его качество, влияющих лишь на форму его проявления. Иначе говоря, рассмотреть предмет отвлеченно от всех его связей, кроме той, в которой он возник и существует как данный предмет; следовательно, рассмотреть предмет отвлеченно от всех его изменений в этих связях, т.е. рассмотреть то, что “остается” в предмете, несмотря ни на какие его изменения, и образует сам предмет; короче говоря, рассмотреть то, что находится в связи и в ней изменяется, отвлеченно от этих связей и изменений. Можно сказать еще так (с точки зрения того, что в предмете должно быть рассмотрено): исследовать предмет отвлеченно от всех обстоятельств, не вытекающих из его имманентных законов.

Например, рассматривая товар в чистом виде, Маркс отвлекается от влияние на рост экономических отношений рабства и феодализма, от модификации его в связи с возникновением капитала и т.д. Все обстоятельства, от которых Маркс отвлекся, либо вообще не вытекают из товарных отношений, либо требуют дополнительных условий для своего появления, — условий, которые опять-таки не вытекают из товарных отношений как таковых.

Рассмотрение предмета в чистом виде мы для краткости будем называть изоляцией. Термин этот напоминает известные пороки метафизики. Потому в порядке профилактики заметим: изоляция есть необходимая закономерность процесса познания, — чтобы раскрыть связи и изменения предмета в них, надо уметь до известного предела от них отвлекаться. Изоляция есть отвлечение от каких-либо связей. Лишь абсолютизация этой стороны познания образует то, что принято сейчас называть метафизикой.

Нет необходимости доказывать значение изоляции в науке: само существование конкретных наук как различных целостных наук без нее было бы вообще невозможно. Возникновение каждой новой науки и самостоятельное ее развитие уже в исходном пункте предполагает изоляцию соответствующего предмета исследования. Смогла бы, например, существовать как наука механика макротел, если бы она при изучении законов движения тел не отвлекалась от массы обстоятельств, модифицирующих проявление этих законов в реальном эмпирическом движении тел?

Между тем, этот тип абстракции в марксистской литературе еще не изучен, у Богданова в курсе “Экономическая наука” уже упоминается. Если этого вопроса и касаются, то в чисто негативной форме предостережения: нельзя рассматривать предмет изолированно от его связей.

Правда в логической литературе встречается упоминание о так называемой “изолирующей” абстракции. Но рассматривается она в отрыве от развития познания, в отрыве от диалектического требования исследовать предметы в их реальной связи, потому ее специфические особенности остаются непонятыми.

Отсутствие теоретического осмысления роли изоляции пагубно сказывается на науке. Так, ряд логиков в благом усердии рассматривать формы мышления в единстве с языковыми фактически ликвидируют веками проделанное выделение предмета логики (мысли как таковой) в чистом виде и смешивают законы мышления с законами языка, отчего теория мышления нимало не выигрывает. В подобных случаях за фразами о “диалектическом подходе” скрывается неумение производить научные абстракции, непонимание того, что рассмотрение предмета “в связи” должно быть результатом, а не исходным пунктом исследования. В исходном же пункте рассмотрение предмета “в связи” должно быть результатом, а не исходным пунктом исследования. В исходном же пункте рассмотрение “в связи” является еще не реализованным отвлеченным методологическим требованием, которое остается субъективным пожеланием, если исследователь не будет изолировать как весь предмет, так и различные его элементы.

Изоляция представляется изначальной способностью мышления. В самом деле, если в ней обратить внимание только на одну сторону, — что абстрагированный в чистом виде предмет исследуется, — то это представление получит известную “аргументацию”. Изоляция действительно древняя форма абстракции в том смысле, что имеет свою предысторию. Но как осознанный прием логического мышления она возникает на высокой ступени развития познающего мышления и при определенных условиях познания предметов.

Уже выделение единичных чувственных предметов посредством восприятия есть выделение предмета исследования, если человек затем, например, разлагает предмет на составные элементы. Но это выделение не имеет никакого отношения к абстракции. Абстракция предполагает выделение общего, а у нас речь идет о выделении предмета посредством абстракции.

В последнем случае, если абстрагированное общее подвергается изучению, еще не обязательно имеет место изоляция. Здесь отвлечение от связей предмета первоначально является следствием выделения предмета, общего, а не условием этого выделения. Так, экономисты до Маркса абстрагировали меновую стоимость и подвергали ее изучению. Отвлечение от различных связей товара произошло автоматически еще при абстрагировании его в практике обмена, поскольку был зафиксирован в форме категории часто встречающийся, повторяющийся факт обмена продуктов. Что ни практические агенты обмена, ни теоретики его не владели изоляцией, доказывает следующее: экономисты не смогли отвлечься от колебаний цен и отклонения их от трудовой стоимости при исследовании общего их закона и именно эти колебания и отклонения сделали предметом своего исследования прежде всего.

Для возникновения изоляции требуются условия, сами являющиеся продуктом истории развития науки: 1) необходимость абстрагировать предмет своего исследования специально из сложной связи; 2) необходимость осуществить это средствами абстрактного мышления.

Поясним сказанное. В ряде наук, опирающихся на эксперимент, выделения предмета в чистом виде началось давно. Благодаря же эксперименту выделение предмета в чистом виде совершается как бы само собой в самой организации эксперимента. Так, химик абстрагируется от влияния реторты на ход реакции, подбирая для реторты материал, оказывающий на реакцию такое ничтожное малое влияние, которое практически (на данной стадии экспериментальной техники) невозможно учесть и которое теоретически принимается за нуль.

С другой стороны, участвующие в реакции вещества (или анализируемое вещество) для экспериментатора не отличаются от других единичных представителей того же рода, от других порций вещества, как для физика один кусок медной проволоки — от другого, один атом — от другого атома того же рода и т.д. Потому здесь теоретически даже не встает проблема единичных, индивидуальных особенностей или не привлекает внимания как несущественная. Здесь с самого начала берется общее, что устраняет необходимость специального отвлечения от ряда индивидуальных связей. Это значительно облегчает задачу выделения предмета в чистом виде.

Из этого вовсе не следует, что экспериментальные науки не наталкиваются на затруднения. Каких, например, трудов стоило Павлову разработать методику исследования рефлексов в чистом виде, отвлеченно от скрывающих, изменяющих и усложняющих их обстоятельств. Даже такой, кажущийся теперь ничтожным и само собой разумеющимся факт, как устройство “башни молчания”, был важным теоретическим завоеванием.

Пример Павлова должен был бы послужить поучительным уроком для тех, кто отрицает своеобразные для диалектики приемы мышления. Рефлекс не выделишь путем “острого” эксперимента, не “вырежешь” из организма и не рассмотришь чувственно. Надо было выделить его, не нарушая нормальной жизнедеятельности организма, выделить особым образом. Т.е. метод проявляется и в способах эксперимента. И наоборот, поскольку сам ход эксперимента в смысле его организации и связи этапов обусловлен мышлением человека, проявляющимся в действии человека, сама методика эксперимента свидетельствует о фактическом методе мышления человека.

Однако, в связи с тем, что в экспериментальных науках выделение предмета в чистом виде совершается посредством искусственных приспособлений[70], специфическая работа мышления остается в тени. Она, говоря гегелевским языком, “объективируется” в самих материальных средствах эксперимента и их связи, потому философские вопросы переносятся в сферу вещественной организации эксперимента, где философские проблемы усмотреть трудно. Потому фактический метод мышления исследователь может сочетать с его собственными ложными о нем представлениями.

Исследованный Марксом предмет обладал, с т. зр. исследователя его, рядом трудностей, преодоление которых рождало новый прием мышления (или, по крайней мере, превращало имевшийся в науке неосознанный его зародыш в сознательный зрелый прием).

В исследовании капитализма была исключена как искусственная изоляция предмета в целом, так и в его отдельных деталях. Потому специфическая работа мышления выступает на первый план, — встала специальная задача овладеть теоретически и практически (в логическом анализе предмета) изоляцией в полной мере.

Кроме того, здесь исследователь находился как бы внутри исследуемого предмета, где заметны воздействия самых различных обстоятельств на проявление законов предмета и его структуру, более того, именно они прежде всего и выступают для наблюдателя, где элементы предмета находятся в сложной связи и взаимодействии таким образом, что их внутренняя необходимая связь и зависимость остается скрытой для наблюдателя. Как разобраться в этом клубке, переплетении связей? Как выявить общие, необходимые связи, проявляющиеся на поверхности (след. и для наблюдателя) в форме случайных колебаний, изменений, различий? Очевидно, надо овладеть особыми приемами абстрагирования. Очевидно, надо уметь рассмотреть ту или иную связь в чистом виде, отвлеченно от остальных, надо установить место ее в целом предмете, — а это опять-таки новая абстракция.

Если грубо, наиболее “наглядно” сформулировать вставшую здесь проблему, то лучше всего прибегнуть к сравнению.

Возьмем науку, изучающую движение тел в воздушной среде[71], — аэродинамику. Пока изучается движение тел на малых скоростях, то прежде всего выступает зависимость сопротивления от сечения тела и формы его. Здесь, в связи с условиями эксперимента, прочие обстоятельства вообще могут быть не замечены, и указанная зависимость в силу недостаточной точности эксперимента поневоле исследуется в чистом (более или менее) виде. Увеличение скорости движения обнаруживает такой, например, факт, как индуктивное сопротивление, — т.е. учет новых зависимостей не есть результат предварительного от них сознательного отвлечения. Он не стоит перед исследователем в начале исследования. Проблема изоляции встает здесь лишь в том случае, когда потребуется изучить факт индуктивного сопротивления независимо от других, уже известных обстоятельств, — в чистом виде, специально. Современная теория полета обнаружила такие обстоятельства, влияющие на движение тела в воздухе, которые несколько десятков лет тому назад и не снились ученым. Например, факт волнового сопротивления. Здесь совершенно очевидно, что на предшествующем этапе движение тела в воздухе рассматривается в более чистом виде в силу незнания ряда обстоятельств, в силу того, что практика полета пренебрегала ими.

Такая “изоляция” в силу незнания ряда обстоятельств свойственна всякой науке. Но это — не есть собственно изоляция или осознанный прием. Здесь нет проблемы изоляции, здесь встает прямо противоположная проблема, — проблема конкретизации, которая лишь косвенно ставит вопрос об изоляции. В рассматриваемом случае — наоборот. Перед исследователем находятся сами связи, взаимодействие, изменения, различия. Здесь необходимо сознательно отвлекаться от уже известного каким-либо путем или данного в наблюдении с целью рассмотреть предмет независимо от этих обстоятельств. Разумеется, во всякой науке встает или может встать со временем проблема изоляции. Но у нас речь идет о выработке этого приема мышления в истории науки, об условиях выработки его.

Наконец, последнее и основное условие. Исследователь может прибегать к изоляции. Но если он при этом по каким-либо причинам не осуществляет затем учета этих обстоятельств, от которых он отвлекся, то проблема для него либо исчезает, либо изолированный предмет представляется как абсолютный, независимый от условий вообще. История науки кишит подобными случаями, образующими метафизику, потому нет необходимости об этом говорить. Так, можно в качестве предмета исследования изолировать развитие техники производства и при этом оставить без внимания различные производственные отношения. И в этом нет ничего страшного, если исследователь понимает смысл своей абстракции. Но это понимание означает то, что абстракция произведена как момент в исследовании более сложной связи общественных явлений.

Т.е. сознательная изоляция с самого начала предполагает как необходимое условие диалектический взгляд на предмет, — взгляд на предмет, как на возникающий, существующий и изменяющийся в определенной связи.

С т. зр. истории выработки изоляции сам исследованный Марксом предмет требовал для своего понимания не только его изоляции и изоляции его различных элементов, связей, зависимостей, но прежде всего — специального исследования самих условий существования предмета, форм, проявления его законов в той или иной связи и изменений его.

Только при этом условии изоляция выступает как специальный прием исследования предмета, находящегося в сложной связи и представляющего сам сложную связь.

Сказать здесь, что просто диалектик использует по-новому старый прием исследования, как вообще некоторые логики говорят о приемах формальной логики, неверно. Это видно уже из того, что мы сказали. Правильно будет лишь следующее: зародившийся в прошлой науке в силу каких-либо причин (и последние могут быть прямо противоположными, если сравнить Павлова и пример с аэродинамикой)[72] прием абстрагиров<