Проблема бытия в русской религиозной философии

Русские философы связывали то или иное решение проблемы бытия со спецификой мировоззрения, мироощущения народа, людей определенной культуры. Они считали, что философские проблемы и их решения подпитываются духовными запросами людей, а точнее, являются их отражением. И тот факт, что философия Запада, начиная с Р.Декарта и Дж.Локка, признавала первичным, непосредственно данным, самоочевидным сознание, а не бытие, напрямую связан с мировоззрением, господствующим в западноевропейской культуре того времени. Поэтому Декартов принцип, поставивший на место безусловного бытия реальности «я», отождествляющий бытие с субъектом познания, воспринимался европейцами как само собой разумеющийся, понятный и бесспорный. Философия, объявляющая первичным сознание, мышление, есть субъективный идеализм. Начиная с Р.Декарта, мало кто сомневался в самоочевидности и достоверности названного идеализма.

Л.С. Франк в работе «Духовные основы общества» писал, что «эта кажущаяся самоочевидность идеализма выражена в известных словах Канта: «Кроме нашего знания, мы все же ничего не имеем, с чем можно было бы сравнить наше знание». Это не только абстрактная философская теория, тезис, передаваемый через какое-то теоретическое основание, но непосредственное выражение в какой-то степени спонтанного жизнеощущения. Какого же? Философ характеризует его следующим образом: «Новый западноевропейский человек ощущает себя именно как индивидуально мыслящее сознание, а все прочее – лишь как данное для этого сознания или воспринимаемое через его посредство. Он не чувствует себя укорененном в бытие или находящемся в нем и свою собственную жизнь ощущает не как выражение самого бытия, а как другую инстанцию, которая противостоит бытию, т.е. он чувствует себя, так сказать, разведенным с бытием и может к нему пробиться только окольным путем сознательного познания». И если Р.Декарт свел содержание сознания, опыта сознания к предметно-логическому, то этим он передал реальное содержание сознания реальных людей, которых интересовал лишь предметный мир и трезво-практическое к нему отношение. Декартовская трактовка темы бытия отразила уже случившееся изменение в обыденном: мировоззрении, в повседневном восприятии мира, который для людей стал будничным, без святыни, а потому не требующим благоговейного трепета. С.Л. Франк оценил Декартово воззрение как «глубокое заблуждение и притом гибельное», натворившее «безмерно много вреда не только в теоретическом самосознании философии, но и в духовной жизни европейского человечества».

Не принял европейского толкования бытия, появившегося в Новое время, и Н.А.Бердяев. Он писал, что в европейской философии, например у Каета, утверждается примат познания: над бытием, отождествление его с научным знанием. рационализация и логизация бытия, что приводит к «роковому» разрыву с Абсолютом. Философия перестает подпитываться религиозными соками, тайны, бытия таинства жизни для нее оказываются закрытыми: она превращается в полицейского, следящего за тем, чтобы никто не нарушил открытых ею рациональных форм и методов мышления и познания, чтобы никто не думал всерьез говорить о ценности трансцендентного бытия, о его первичности и несомненности. «Но ведь безумие думать, – говорил Н.А. Бердяев, – что бытие может зависеть от познания, что оно дано лишь в науках, что вне суждения не может быть и речи о бытие».

Представленные позиции русских религиозных философов с очевидностью свидетельствуют об их неприятии номинализма и основанного на нем сдвига в понимании проблемы бытия. Каковы же были их аргументы?

Основной и главный заключается в утверждении специфики русского мировоззрения, базирующегося на ином, по сравнению с западным, мироощущении. Поэтому на русской почве не могли вырасти ни Р.Декарт, ни Э.Кант и др. Специфику такого мироощущения С.Л.Франк описывает следующим образом:
«Непосредственное чувство, что мое бытие есть именно бытие, что оно (мое бытие)
принадлежит бытию всеобщему и укореняется в нем и что совершенное жизненное
содержание личности, ее мышление как род ее деятельности просуществует только
на этой почве, – это чувство бытия, которое дано нам не внешне, а присутствует
внутри нас (не становясь тем самым субъективным), чувство глубинного нашего
бытия, которое одновременно объективно, надындивидуально и самоочевидно,
составляет суть типичного русского онтологизма». То есть для русского
мироощущения существование бытия как таковою, в его трансцендентности (в его
независимости от всякого познания и знания о нем) является более очевидным и
смысложизненным, чем существование моего «я» и сознания, которым оно
обладает. В таком мироощущении не доминирует субъективизм, ориентированный
на утверждение самодостаточности, автономности, закрытости и своеобразия
нашего внутреннего мира, нашей способности мыслить, сознавать, безотно­сительно к бытию как таковому. В этом мироощущении неустранимо чувство сопричастности человека и его внутреннего мира чему-то, что превышает способности и возможности конечного бытия людей, неустранимо ощущение того, что «мы в нашем бытие и через него непосредственно связаны с бытием как таковым, существуем в нем и обладаем им совершенно непосредственно – не через познающее сознание, а через первичное переживание». Потому-то русская религиозная философия, питающаяся соками русского мироощущения, тяготеет к онтологизму, а не к той или иной форме субъективного идеализма.

Специфическое отношение русской философии к проблеме бытия имеет истоки в русском религиозном сознании. В христианстве идея спасения – одна из главных. Вопрос о том, как человек приходит к спасению, обсуждается с давних времен. На Западе он – принципиальная тема спора между католиками и протестантами. Первые утверждают, что путь к спасению лежит через внутренний образ мысли, через внутренний настрой на религиозность, на Бога. Вторые убеждены в том, что только внешне-полезные дела и действия человека спасут его. Православие не принимает ни ту, ни другую сторону по той причине, что считает этот спор беспредметным, ибо спасти человека может только сам Бог по мере того, как Он завладевает человеком, если тот стремится погрузиться в Божественное бытие. Религиозному православному чувству не понятно разделение религиозной жизни на внутреннюю (субъективно-личностную) и внешнюю (объективно-личностную). Именно бытие в Боге – суть русской религиозности, которая определила философское решение темы бытия. Религиозный онтологизм стал основанием философского онтологизма.

Итак, русскому мироощущению и русской религиозной философии было чуждо представление об индивидуально-личностной сфере как подлинном бытие. Духовное творчество русских мыслителей (как светских, так и религиозных) было направлено на уяснение глубочайших онтологических, бытийственных истоков человеческой жизни. Религиозные философы осудили разрыв с Абсолютом, подвергли критике новоевропейского человека, который слишком пристрастился к: себе самому, возгордился своей автономностью и возжелал быть богом на земле.

Напротив, нужно исходить из бытия как изначально данного нашему целостному сознанию, в котором нет еще деления на субъект и объект, а есть полнота слияния человека и Абсолюта. Знание – самораскрытие бытия, происходящее в недрах самого же бытия; познающийся же субъект не должен брать на себя функцию главного члена в отношении субъект – объект, не должен, следуя Э.Канту, утверждать, что он конструирует мир явлений в опыте своего сознания: человеку необходимо смирится с тем, что его индивидуальное сознание есть лишь медиум, т.е. посредник, между миром и Абсолютом.