Глава 8. Ночи Северуса Снейпа

Грейнджер спала как младенец. Зелье уже должно было подействовать. Медленно, казня себя за то, что еще не сотворил, Снейп расстегнул мантию. Пуговку за пуговкой, выдавливая их из жестких петель.

Для достижения лучшего результата брачующиеся должны быть обнажены. Все по книжке.

Ткань черной кляксой растеклась по спинке кресла, поверх легли рубашка и брюки.

Вернуть, что забрал и подарить немножко своего – единственное, что он мог сделать для девчонки. Никудышное извинение.

Он бережно выпутал Гермиону из пледа. Девчонка закуталась до бровей а края придерживала у подбородка. Отстраненно заметил, что плед колючий, а Грейнджер мерзнет. Камин не зажег – в такие моменты лучше без света. Развесил согревающие чары. Девчонка, согретая потоком теплого воздуха, перестала морщиться и сжиматься калачиком, разгладилась угрюмая складочка между бровей.

Грейнджер. Трогательно-невинная в длинной белой ночнушке, похожая на Рождественского ангела.

Ночнушку Снейп сдирал торопливо, мечтая поскорее все закончить и закрыться в лаборатории до утра. Начать варить сложное, многокомпонентное зелье или хотя бы основу для него. Напиться.

Девчонка будто совсем не изменилась с первого курса. Снейп видел нечесаную гривастую малявку, выпрыгивающую из мантии от желания немедленно ответить на вопросы. На все, на любые каверзные вопросы деспотичного преподавателя зельеварения.

Мужчина водил ладонью по гладкой теплой коже, касался выступающих ребер, впалого живота и сам себе был отвратителен. Мерзко. Не выдумать большей мерзости, а уж в мерзостях Снейп был подкован. Сравнение с безобразным инферналом, тянущим руки к жертве, всплыло само собой и показалось очень удачным. Он сухо усмехнулся и сжал в ладони вялый член.

При всех своих физических и моральных уродствах он никогда не интересовался детьми. Ни в каком смысле.

Синякастая девчонка, исхудавшая в лесных скитаниях, вызывала только жалость. Скрипнув зубами, зельевар перевернул Гермиону на живот.

Не видеть лица: прикрытых глаз в опушке густых ресниц, забавно вздернутого носа, строгой линии сонно приоткрытых губ. Не видеть девчонки, ребенка, ученицы. Северус подключил все своё воображение, представляя лежащей на кушетке совсем другую женщину. Кого-нибудь вроде соблазнительных моделей типажа пятидесятых. Такие томные лукавые красавицы улыбались с журналов отца. Как-то застав сына листающим один из своих журналов, подвыпивший родитель, разойдясь, сломал ему два ребра. А через месяц пришло письмо из Хогвартса.

Грейнджер даже лежа лицом в подушку оставалась Грейнджер. Северус запустил ладонь в ароматную путаницу её волос и слегка помассировал девчонке затылок. Острые цыплячьи лопатки, выступающий хребет, темнеющий пятнами синяков преступно ярких на белой коже. Отбила все косточки пока елозила спиной по алтарю. Ободралась. Профессор почти убедил себя, что стал равнодушен к чужой боли.

Мужчина тяжело вздохнул и палочкой призвал одежду. Чересчур стремительно застегнувшийся на все пуговицы сюртук сдавил горло.

В карманах мантии было все самое необходимое. Зачарованные склянки-неразбивайки, деревянные баночки с густыми составами. Вязкая золотистая мазь пахла медом и зверобоем. Присев на край кушетки, Северус растирал лекарство по гладкой девичьей спине, считал лиловые позвонки, особенно бережно касаясь содранной кожи.

Он не мог подтвердить брак. На школьницу просто не вставал член. Ритуальная книга запрещала возбуждающее. Ловушка со всех сторон.

Привычная судорога протрясла, пробила до кости. Метка на руке пульсировала и жглась. Так не вовремя! Хотя, когда Темный Лорд был вовремя?

Северус заклинанием одел Гермиону, укрыл её одеялом. Перед аппартацией мужчина смел все свои рассуждения в самый дальний конец лабиринта-сознания. О том, как спасти девчонку, не выполняя брачных обязательств, он поразмыслит после встречи с Лордом. А пока главное вернуться с неё живым.

Очередное собрание пожирателей получилось особенно выматывающим. Хвост погиб во время внезапного вторжения Поттера. Проявил слабость, как желчно сообщил Лорд, скармливая бывшего помощника змее. Нагайна тухлых крыс не любила. Бледный весь пепельный Люциус ей нравился больше. С шуршанием волоча гигантское тело по столу, тварь не раз вплотную подползала к замершему недвижимо Малфою и зло шипела.

Северус старался не смотреть на разорванный, начавший уже разлагаться труп Петтигрю, и думал о том как жаждет величия своего господина. Думал аккуратно, без фанатизма, не очень громко и весьма разнообразно. Лорд врывался в чужие головы без стука и предупреждения. На собраниях это была обычная практика. Рандеву в компании злого на весь мир змееликого длилось до четырех часов утра.

Перед завтраком в школе Северус провел очередную еженедельную летучку. Несколько эликсиров и он вновь наводит ужас на обитателей Хогвартса.

Гермиона же стремительно угасала. Ей зелья не помогали. Под глазами появились темные круги, волосы потускнели. Плен никого не делал краше и здоровее. Снейп это понимал, но не обманывался. Девчонке была необходима его близость.

Сила Грейнджер вливалась в его собственную все отчетливее. Привычные заклятья получались чуть иначе, привычное отношение к жизни неуловимо менялось. Он никогда не любил корицу и алый цвет, не наслаждался ароматом старинных книг, не питал слабость к витражам и красивым перьям для письма. Терпеть не мог звук колокольчика, звенящего побудку, не знал о закутке под лестницей в астрономическую башню.

Он летел по коридору школы, распугивая всех своим видом, и ноги сами принесли туда. Ведомый странным чувством, мужчина нагнулся и почти на корточках забрался в узкое черное пространство под лестницей, оказавшись в удивительном светлом месте. Пол застилал махровый ковер, объединяющий в себе символы всех четырех факультетов, на улицу вело крохотное застекленное окошко.

На подоконнике лежала целая стопка исписанных пергаментов. Конспекты и заметки, сделанные узнаваемым аккуратным почерком. Ничего особенного, просто подготовка к экзаменам в большей степени аж за третий курс. Северус знал, что Гермиона не рассказала об этом закутке ни Поттеру, ни Уизли. Не потому что пожадничала. Решила, что Гарри под лестницей не понравится, а с Роном не хотела быть наедине в столь интимной обстановке. Личное уютное убежище маленькой старосты.

Время летело стремительно, а он так и не приблизился к ответу. Больше тянуть было нельзя. Привычное уже зелье успело настояться. Один бокал, сладость на кончике языка, спокойствие и нездоровый цинизм. Уродливая маска.

Теперь спящая Грейнджер не казалась ему такой маленькой. Он разглядел и аккуратную грудь, прикрытую тонкой тканью сорочки, и соблазнительную стройность ножек, обнаженных до колен. Член налился кровью и уперся в плотную ткань брюк.

Мужчина содрал с себя одежду и бережно избавил девчонку от ночнушки, кончиками пальцев коснувшись обнаженной груди. Он оставил ей носки и теплую мантию, но не оставил белья. Не специально, забыл, замотался, но теперь был этому рад.

Гладкие белые бедра, треугольничек кудрявого пушка, плоский живот, задорно глядящие в разные стороны розовые соски, идеальная линия шеи.

Мешанина из зелий вместо мозгов, тяжело переливающаяся изо лба в затылок. Физическое желание без капли эмоций. Без жалости, любви, сочувствия. Разум должен быть чист. Не так ли гласят правила ритуала?

Он целовал, гладил, вылизывал девчонку, наслаждался её отзывчивым телом. Она отвечала на поцелуи, смотрела на него своими невозможными глазищами полными тумана, стонала, выгибалась, признавалась в любви. От того, чтобы немедленно ей засадить удерживало только осознание, что наутро он себя не простит.

Это было отвратительно. И прекрасно.

С утра тошнило от зелий, от слабости, от ощущения собственной ничтожности. От себя самого тошнило. Радовало лишь то, что девочке стало лучше. Она порумянила и посвежела. Глядела зло и настороженно. Спросила, что он подмешал в её еду.

Конечно, ничего, малявка Грейнджер. Он проследил чтобы гриффиндорка съела ужин, отнес её, засыпающую, в постель, посидел на кухне, смешивая зелье с алкоголем прямо в желудке, а потом поднялся в спальню. Грейнджер надо спасать.

На следующий день Снейп не мог следить за тем, как девчонка ест. Пришлось вернуться в школу. Грейнджер не была бы Грейнджер, если бы не догадалась обо всем. Она выбросила ужин, но Северус был слишком увлечен, чтобы заметить это сразу.

Полный отвращения взгляд он получил одновременно с разрядкой. Даже Гарри, видевший убийство Дамблдора, смотрел не так отчаянно.

 

Примечание автора: Стихотворный бонус

Мир обречен. Не время впадать в депрессию.

Хогвартс-экспресс прошел по тебе, профессор.

Рельсы проложены прям поперек хребта.

Все под контролем сноровка держать не та.

Вешаешь длинный нос, Пожиратель смерти.

Хуже Авады есть вещи на белом свете.

Дальше и дальше финишная черта...

Зелья качаешь литрами прямо в вену,

Проще, наверно, не думать о дозировке.

Девочка плачет украдкой и супит бровки,

Утром хрипит, обессиленно бьется в стену.

После ударной дозы зелья и кипы книг,

Тщательно пересмотренных на уроке,

Вихрем летишь домой, раздвигать ей ноги.

Себя принуждая больше, чем кто-то представить мог,

И падаешь, обессилев, у этих ног.

Что-то внутри сгорает. Ты голый провод.

Выпить, профессор, сейчас есть отличный повод.

Брызжет настойка, плещет за котелок.

Грейнджер хотя бы спаси, раз Лили не смог.

Глава 9. Зависимость

Жить с этим…

Гермиона калачиком свернулась в можжевеловой бадье. Из медных, покрытых патиной кранов, лениво текла вода. В ванной комнате успокаивающе пахло хвоей и мелом.

После того как Снейп ушел, она оглушенная, еще какое-то время простояла на коленях, механически комкая простынь, давя в себе желание догнать и умолять о забвении как о самом большом подарке.

Он касался её тела как своей собственности, без стыда или смущения. На губах все еще горчили его поцелуи. Гермиона тряслась от брезгливого ужаса, плечики ходуном ходили от осознания, что в какой-то момент ей понравилось.

Жить с этим?

Снейп не покинул дом сразу. Гермиона кожей чувствовала, что он не аппортировал, был где-то рядом, может даже в вечно запертой соседней комнате.

Гриффиндорка одевалась неловко, тряско, путаясь в просторной ночнушке, не выпуская из вида дверь. Снейп забрал её палочку и волшебную сумку, а ведь она уже готова была рискнуть, чувствовала в себе силы – ту пламенеющую искру, которую потеряла после ритуала, пока слабенькую совсем, но на пару заклинаний и того бы хватило.

Вынужденное бездействие самая утомительная вещь в мире. Гермиона уснула, неслышно рыдая в подушку и на все лады проклиная Снейпа.

На утро она проснулась с красными глазами и разрозненными мыслями, убедилась, что одна в доме и полчаса тщетно пыталась выбить окно или сломать раздвижную дверь, ведущую на веранду. Стекла отражали предметы на подлете, дверь не помялась даже. Сломался стул, которым гриффиндорка кидалась, не чувствуя усталости, не изобретая выхода, вообще не думая. Впервые.

Спинка треснула с хрустом, и тяжелое сиденье отлетело в сторону. Деревяшки, гулко стукая, попадали на пол. Просто дрова. Резные дрова.

Теплая вода в можжевеловой бадье медовая, ласковая утешила и отвлекла. Гермиона зубами доставала занозы из пальцев, морщась осматривала предплечья в свежих ссадинах, бормотала параграф по травологии, болтала ножкой, позволяя каплям дорожками скатываться обратно в воду. Капли были разноцветные как и солнечные блики по стенам. За окошками царил погожий денек.

Жить с этим!

Магия возвращалась после ночи проведенной со Снейпом. Даже после той, которая показалась ей всего лишь сном. Гермиона понимала и не понимала одновременно. Области волшебства, связанные с сексуальными контактами, не изучались в школе. Они только упоминались очень поверхностно, вскользь. Оказаться зависимой от мужчины, от Снейпа, в этом плане… Что-то более унизительное сложно придумать.

Ей понравилось. Понравилось извиваться под ним какой-то продажной девкой из Лютного, и хотелось чего-то большего, чего-то вполне конкретного. Профессор зельеварения бледный и жилистый, спрятанный в слои ткани как клинок в ножны, вжимает её в кровать, делает женщиной одним резким болезненным движением и пользует, не жалея. Гермиону затошнило. Желание молотом ударяло в голову, оглушало, порождало рой развратных мыслей и отбегало трусливо, оставляя гадливость и страх.

Девушка тщательно вымылась и обернулась широким полотенцем. Чтобы там ни было, Снейп больше не прикоснется к её телу как сознательному, так и бессознательному.

Времени оставалось все меньше, людей страдало все больше. Она должна была искать крестражи вместе с Гарри и Роном, а вместо этого сидела взаперти. Как там мальчики справляются без неё, и справляются ли вообще? Гермиона одернула себя. Безусловно справляются. Иначе и быть не может.

Вечер близился неумолимо. Завтрак, утром едва не отправившийся в стену, гриффиндорка съела в обед, зельевар днем не появлялся. Не пришел он и на ужин. Гермиона засыпала голодная но спокойная.

Девятый день белел за окном мутным, туманным рассветом. Белая кисея стелилась по поляне как дымное молоко гадательных шаров Трелони. Гермиона раз за разом проводила угольком по ряду черных палочек на торце каминной полки, постепенно превращая их в кляксу. Неделя и два дня вдали от друзей, от новостей даже самых обрывочных. Желудок свело голодным спазмом. Девушка поморщилась и слегка озадаченно посмотрела на черные от угля пальцы.

Комната вращалась вокруг, пол по ногами причудливо выгибался, выскальзывая из-под ног. Слишком плохо для одного полуголодного дня. Полное, тотальное отупение. Никаких целей, страхов, желаний. Только еда и Снейп. Гриффиндорка ужаснулась, но тоже как-то не выразительно, по инерции.

Есть хотелось до одурения, все мысли сконцентрировались вокруг ростбифов и бифштексов. За кусочек полу прожаренного мяса Гермиона готова была подраться. Было бы с кем.

Чувствуя себя столетней старухой, чудом не отправленной добрыми родственниками в хоспис, девушка останавливаясь на каждой ступеньке, спустилась на кухню. Ноги не слушались. Так плохо ей было только в детстве от скарлатины, во время пыток и после ритуала. После ритуала, кажется, и то лучше.

На кухне не было подноса с завтраком. Не было даже булки хлеба. Пусто в ларях, в опрятных ольховых коробках и на открытых полках.

Обессилев окончательно, Гермиона опустилась на пол. Толстые доски под пальцами казались теплыми, на потемневшее дерево одна за другой упало несколько прозрачных капелек.

"Что со мной? Почему же так плохо?", — Гермиона смахнула слезы и прижалась спиной к дверце старинного серванта. Целый день она не виделась со Снейпом, он не приходил ночью. Одно воспоминание о зельеваре приносило облегчение и рождало желания в измученном теле.

Поборов в себе отвращение, Грейнджер вспоминала все до мельчайших подробностей, ладонь сама собой скользнула под мантию, прижимаясь к горячей промежности. Гермиона сидела, закрыв глаза, сцепив зубы, представляя Снейпа и мастурбируя пальцами. Стало легче. Умереть внезапно захотелось даже больше, чем есть.

В серванте на верхней полке нашлись банки с консервированными овощами, на этикетке блестящими чернилами было выведено: "Три Метлы". Овощи закрывала мадам Розмерта. За подкопченной трубой висели нитки с сушеными яблоками и грушей, в маленьком печном горшочке лежали орехи.

Гермиона, не жуя, глотала яблоки. Яблоки больно царапали горло.

Когда первый голод был утолен, девушка еще немного посидела за столом, снимая сухие сморщенные груши с пожелтевшей нити. Хотела набрать воды, вскипятить, сделать компот и мятный отвар, но руки пустого котла не удержали.

Оставшиеся орехи и нитки с яблоками Гермиона забрала в спальню, вовсе не уверенная, что сможет опять спуститься на кухню, и уже падая на жесткий матрас, поняла – даже с кушетки встать не сможет.

Она спала и просыпалась то от невозможного жара, то от колючего холода. Голод сменился мучительной и иссушающей жаждой, но воды в комнате не было. Гермиона вспоминала Снейпа, проклинала его, молила его, молилась о нем. Легче уже не делалось. Свет мерк, становясь все слабее. Откуда-то с периферии ползла страшная чернота, отвоевывающая себе кусочек за кусочком. Во рту стало солоно и гадко, кровь хлынула носом.

— Грейнджер! Грейнджер!

Тормошит, раздевает. Обжигающая ладонь на лбу.

— Гермиона!

От горячих губ легче не делается. Гермиона отворачивает голову, кровь попала в горло, смешно булькает при дыхании.

Снейп магией убрал кровь, говорил что-то вроде даже ласковое и успокаивающее, по волосам гладил, потом перевернул Гермиону на бок и прижал к себе спиной. Его пальцы в теплой скользкой смазке нашли тугое отверстие ануса и слегка надавили. Девушке не было приятно и неприятно тоже не было. Безразлично и наплевательски, до того момента ровно, пока палец не проник внутрь на всю длину. Тут дискомфорт стал весьма значительным.

Гермиона повыше подтянула колени к груди. Она не планировала когда-либо практиковать анальный секс, но общие знания имела и по этому вопросу. Дурнота накатывала и отступала, не позволяя полностью вникнуть в происходящее. Снейп дышал в ухо, в приказном порядке требовал не умирать и трахал пальцами. Уже двумя.

Вяло, кажется, вообще мысленно, Гермиона предлагала ему катится под хвост к василиску, а зельевар действовал все настойчивее. Член легко и безболезненно, будто не в первый раз заскользнул сразу наполовину. Крепкие руки стиснули бедра, плавно качнули легкое тело на себя, бессовестно вторгаясь и растягивая.

Гриффиндорка чувствовала себя нанизанной на шпажку креветкой. Смех, от сравнения родившийся в груди, наружу вырвался глухим хриплым стоном.

Хо-ро-шо. Член вошел до основания, даря жесткое сумасшедшее ощущения предела, удовольствие, током пробежавшее по телу и выгнавшее весь туман из головы. Оглушенная яркостью и новизной ощущений, Гермиона вжималась в Снейпа и дышала часто-часто, как захваченная врасплох приступом асфиксии.

Северус гладил её по голове и не спешил отпускать.

— Еще… Пожалуйста…

Он не заставил просить дважды. Перевернул, пропихнул под живот сложенную валиком подушку и засадил в вульгарно приподнятую попку. Зельевар целовал Гермиону между лопаток в каждый позвонок до самой шеи, быстро, обрывисто, будто воруя и трахал во всю длину своего огромного члена.

— Еще! — почти плача, царапая простынь, не чувствуя боли в ушибах и синяках.

Кровь быстрее побежала по венам, силы теперь хватило бы на троих. Волшебные лампы под потолком искрили, вспыхивая и потухая, в абажурах.

Снейп глухо рычал сквозь зубы. Гермиона видела только его жилистую напряженную руку, припечатавшую матрас рядом с её лицом. Второй оргазм – быстрый, болезненный, мгновенно похитивший из тела все томление, выдернул гриффиндорку из спасительного угара, не щадя вернув в суровую реальность. Внутри стало болезненно растянуто и тесно, мгновенно осознался весь ужас происходящего. Снейп кончил через несколько мучительно долгих движений и Гермиона снова забылась. От магии было тепло, надежно и… цело. Северус лежал на ней сверху, чуть опираясь на локти. Его рваное дыхание колыхало прядь над ухом, щекотало скулу, его сердце билось громко и часто Гермионе прямо в позвоночник. Это было хорошо и правильно.

Девушка приоткрыла глаза, ощутив легкое прикосновение к щеке.

— Грейнджер..?

— Все в порядке. Я в порядке.

Ни черта было не в порядке. Мысли лились бессвязным потоком одна другой больнее и гаже, Гермиона отгоняла их, сосредоточившись на жарком пламени камина. Камин это очень уютно.

Снейп медленно вышел из неё, накрыл одеялом. Легким, пуховым, совсем не колючим, запрятанным в ароматный накрахмаленный пододеяльник. Девушка, не отрывая взгляда от пламени, слышала как он одевается. Мантия шуршала тихо, будто смущаясь.

— Сэр… — Снейп замер с прямой спиной. Пальцы, застегивающие пуговицы остановились. Неуместное обращение повисло в душном, пряном от секса воздухе.

— Да, Грейнджер?

Гермиона все же села, закутавшись в одеяло и в упор посмотрела на мужчину. Зельевар выглядел спокойным и невозмутимыми как на уроке.

— Сколько дней прошло?

— Сейчас третий с момента нашей последней встречи.

Девушка кивнула, не считая нужным отвечать, и улеглась обратно, отвернувшись к стене. Зельевар какое-то время был в доме. Принес в спальню дров для камина и поднос с едой, пошуршал чем-то на кухне. Гермиона слышала как он ходит внизу, как скрипят дверцы шкафов, потом хлопок аппортации и дом погрузился в тишину.

 

Глава 10. Последние резервы

Лорд вызвал среди ночи и продержал рядом с собой три неполных дня. Он пытал Люциуса и жаждал иметь под рукой ассистента. Зельевар пустил в ход весь свой опыт и хладнокровие, чтобы скрыть страх и отвращение. Доверие змеелицего стоило ему слишком дорого. Его нельзя было потерять.

Малфоя заклятиями освежевывали заживо на глазах у жены и сына. Лорд наматывал полоску бледной кожи на палец и совсем не боялся запачкаться в крови. Нарцисса, грубо поднятая с постели, в одной батистовой сорочке стояла в метре от корчащегося мужа и не смела пошевелиться. За любое её движение, будь то легкий поворот головы, чуть дольше секунды прикрытые глаза или просто слишком глубокий вздох, немедленно следовало "круцио", и босой встрепанный Драко, падал на пол, крича от боли.

Хозяин был благодушен к Нарциссе. За любое лишнее движение Драко костидробящее или "круцио" получал Люциус. Эта сумасшедшая карусель длилась и длилась, никак не надоедая Лорду.

Северус вливал зелья в растрескавшиеся, искусанные губы Люциуса, обрабатывал раны самыми мощными мазями из своего арсенала и вновь отступал в тень по кивку своего господина. Кровавая вакханалия продолжалась.

Давно, в незапамятные времена Люциус старшекурсник, староста, красавец, одетый с иголочки, был для Северуса почти богом. Пророком иного замечательного и счастливого мира. Они оба не думали, когда принимали метку, что все обернется так. Теперь Люциус мешком валялся в углу обеденной залы собственного поместья и никто не решался убрать вонючую лужу, натекшую с него во время зверских пыток.

Когда Лорду надоедало, по его приказу за палочку брался Северус. Он не хотел пытать человека, которого считал почти что другом. Как не хотел пытать маглов, как не хотел насиловать Грейнджер. Настойка справлялась со всем, она отлично работала, возводя ясность мысли почти до безразличия. Губы лишь чуть размыкались, не шевелясь почти, выплевывали "круцио" и Малфой-старший уже мечется по полу, вытирая его лоскутами собственной кожи и остатками некогда роскошной одежды.

— Круцио.

Снова и снова под полным мольбы взглядом Нарциссы, под полным ненависти взглядом Драко.

— Круцио!

Дорожки слез на красивом лице Леди Малфой. Какой же ты дурак, Люциус. Рисковать всем, когда тебя любит такая женщина, когда легко быть просто счастливым. Северус делал все, что мог. Он упрямо не замечал, что Нарцисса закрыла глаза, а у Драко бешено прыгает челюсть, но это длилось не долго. Змееликий возвращался, его длинные пальцы выразительно гладили зельевара по позвоночнику, спускаясь почти до копчика. Фамильярный жест, означающий, что Лорд доволен.

Так прошло два дня. В перерывах между пытками зельевар возился с Люциусом, строго дозировано отмеряя ту степень поддержки, которую мог себе позволить, не разозлив Лорда:

— Хозяин помнит твою верную службу и наверняка скоро простит тебя.

— С Нарциссой и Драко все порядке, они отдыхают в комнате под присмотром Беллатрисы.

— Эта мазь меньше чем за сутки выращивает новую кожу.

— Выпей, это зелье снимает боль.

Фальшь. Сплошная фальшь. По большому счету Северусу было плевать на Малфоев, да и на всех остальных тоже. Если бы действие настойки удалось сделать постоянным, он вообще перестал бы о чем-либо беспокоиться.

Где-то в гуще леса, среди болот умирала Грейнджер. Умирала медленно и мучительно. Сквозь пелену искусственного безразличия, вызванного эликсиром, её боль почему-то проступала легко и отчетливо. Ощущалась как своя собственная. Она отчаянно дергала в грудине, ломилась в виски, звала рукой, протянутой издалека.

Северус смотрел на угольные складки плаща своего повелителя и гнал из головы все посторонние мысли. Гнал страх, что не успеет вовремя. Страх опоздать. Опять.

Из поместья, защищенного всеми видами чар, трансгрессировать без ведома Лорда было невозможно, но Северус не терял времени даром. Свободные секунды он посвятил пристальному изучению библиотеки Малфоев. Привычно уже спал урывками, книги брал с осторожностью, чтобы случайно не натолкнуть кого-то на лишние мысли, читал в спальне, пользуясь когда-то давно полученным от Люциуса, полным доступом к библиотеке, включающем право на вынос любых томов кроме родовых.

В богатой коллекции Малфоев среди описаний устаревших ритуалов, не доступных сейчас из-за отсутствия большинства компонентов, нашлось нужное средство. Способ разорвать магическую связь существовал и был более чем доступен Мастеру зелий. Сыворотка – особый состав, сложный, дорогой, трудоемкий, привязанный к фазе луны но вполне посильный. Начинать приготовление следует в пятнадцатый лунный день. Полнолуние. Для полной готовности сыворотки требуется чуть больше недели. Неделя плюс еще две до полнолуния. Почти месяц. Время, которого у него не было. Другое зелье, то, что не даст Гермионе забеременеть даже после полного подтверждения брака настаивалось в лаборатории, но Северус не испытывал уверенности в его силе и упрямо искал более гуманный выход, исключающий любую близость со школьницей. Вокруг сжималось огненное кольцо, предчувствие неотвратимой беды скребло в двери голодной кошкой.

К середине третьего дня Лорд отпустил его, снисходительно пошутив: "Так не терпится вернуться к директорским обязанностям?".

— Рад служить вам в любом месте.

Фальшь на грани фола. Северус был не доволен собой. Его беспокойство стало таким явным, что Лорд что-то заподозрил. Получив разрешение, мужчина спешно покинул поместье. Тут он ничем больше не мог помочь. У Нарциссы осталось достаточно Эликсира полководца и лечебных зелий чтобы продержаться еще немного. У Гермионы не было ничего.

Связь с девчонкой изредка дергала, вибрировала, в остальное же время ощущалась все слабее. Северус аппортировал недалеко от дома на самую границу защитных чар, созданных задолго до его появления в этом месте, а может быть и задолго до его рождения. Он подновлял защиту, но еще никогда не рисковал аппортировать в её пределы.

Сначала надо было посетить Хогвартс. Лорд мог узнать, что его самый верный упивающийся затерялся в пути, но таймер уже начал обратный отсчет. Северус чувствовал как никогда ясно – либо он поторопится, либо потом торопиться будет некуда.

Гермиона лежа поверх сбившегося одеяла, бледная, хрупкая, несуразно изогнутая. Веточка на снегу, упавшая на пол кукла, очередная жертва пыточных заклятий, одна из многих, что регулярно приходят во снах, мстя своему палачу. Руки со скрюченными пальцами, поза, выражающая бесконечное страдание. Северус видел это слишком часто. Цена доверия Лорда, рядом с которой даже убийство Дамблдора казалось невинным поступком.

На лице кровавые дорожки. Из носа, рта, глаз, ушей. Взгляд, направленный сквозь потолок, непрерывно шевелящиеся губы.

Северус бросился к ней, заклинанием сдирая мантию, слишком плотно застегнутую, чтобы справиться вручную, не потеряв уйму времени. Диагностические чары не показали никаких физических отклонений опасных для жизни. Легкое истощение и обезвоживание, ничего, что могло бы вызвать кровотечение.

— Мама… мама…мама…

На губах вспухали алые пузыри и тут же лопались от бесконечного жалобного "мама". Северус уже почти не помнил то время когда, испытывая боль, звал маму. Последние годы чаще звала она.

При его приближении Гермиона хрипло выдохнула:

— Снейп…

Её глаза закатились, скрылись под восковыми веками, грудная клетка дернулась несколько раз и опала.

— Грейнджер! Грейнджер! — страх исказил голос, сорвал до высоких нот.

— Грейнджер!

Заклятье распустило белую ночнушку на мельчайшие волокна, взметнувшиеся в воздух когда Северус коленями рухнул на кушетку.

— Гермиона…

Холодные губы, соленые, горькие, кровавые, не живые. Действовать не думая, не мешкая. Лег с краю, крепко прижимая холодное тело к себе. Лопатки у Грейнджер такие острые, а плечики такие худые… Девчонка еле дышит, тельце начал колотить озноб. Зельевар до скрипа стиснул зубы, медленно выдохнул, боясь спугнуть неуверенную, слабую, едва теплящуюся жизнь.

— Не умирайте Грейнджер! Не вздумайте умирать!

Остальное легко получается само собой. Никакие уговоры, что так нужно, что это лишь необходимость, не оправдывали преступного возбуждения, с недавних пор охватывающего тело рядом с девчонкой. Эта несдержанность стала внезапным и очень неприятным открытием, дополнением к его бедам.

Последние сомнения уходят, когда Гермиона легко принимает в себя болящий от напряжения член. Впервые за много лет контроль потерян полностью, безоглядно. Грейнджер теплая, податливая, оживает, оттаивает под его ладонями, дышит часто, соблазнительно прогибается в пояснице, и плевать, что все белье в крови, главное, что на её коже, после очищающего заклинания не осталось даже розовых разводов.

Северус не торопился, душил в себе жажду грубого животного секса – лекарства от дурных мыслей, от колотья в висках, вечного спутника ментальной магии, как защитной, так и атакующей, от чертовой реальности тесной как камера Азкабана, вязкой как запретные топи.

Она сама захотела больше и он с удовольствием исполнил это желание. Сегодня он не будет сдерживаться и жалеть о чем-то. Одно движение и девчонка на животе, под ним подмята, открыта, доступна. Только подложить под бедра подушку, чтобы улучшить угол вхождения. Можно уже не стесняться. Падать дальше все равно не куда. Злость охватывает такая, что неконтролируемый поток магии захлестывает комнату. Почему у него никогда не бывает как у людей? Почему все он должен брать силой? Почему ему стало это нравиться? С каких пор ему такое нравится? Почему Грейнджер, которую он уже откровенно грубо имеет стонет в голос "еще"? Нельзя прикоснуться ко тьме и уйти потом невредимым. Он не агент Ордена Феникса, которого больше нет, он Упивающийся смертью, но совсем не желает ей упиваться.

Ухватить под выступающие косточки бедер, прижать, почти впечатать в себя и кончить наконец-то, пока дом не нашли по стихийным выбросам магии. Северус накрыл Гермиону телом и замер. Сердце неохотно возвращалось к привычному ритму, стучало гулко как после длительной пробежки.

Отмалчиваться было как-то трусливо.

— Гермиона?

Она не плакала, не проклинала его, не молила ни о чем. Бодро отвечала на вопросы. Умная девчонка. Несчастная умная девчонка со взглядом побитого спаниеля. Рука сама тянулась её приласкать. На языке вертелись слова утешения, объяснений, извинений. Он не умел утешать. Укрыл, укутал в новое одеяло, без спроса одолженное в Малфой-Меноре, мягкое, теплое и легкое, как раз такое, какого в этом доме не хватало. Торопливо оделся. Мужская нагота по мнению Северуса не относилась к числу приятных зрелищ, особенно если речь шла о его собственной наготе.

— Сколько дней прошло?

Северус не стал уточнять. Вопрос был понятен.

— Три.

Руки немного дрожали. Почти незаметно, опасно, предательски. Зельевар оставался в доме ровно столько, сколько потребовалось на приведение в порядок разбушевавшихся мыслей. Даже у его выдержки были пределы.

Хогвартс сожрал все размышления без остатка. Кэрроу за три дня превратили школу в пыточный лагерь. Больничное крыло не вмещало всех пострадавших. Поппи работала молча, не жалуясь на нехватку зелий. На Северуса она даже не подняла взгляд, и это было только вершиной огромного айсберга чудовищных последствий присутствия пожирателей. Хорошо осведомленный о нравах приспешников Лорда, Северус взялся за противозачаточные зелья. Нужному заклинанию потерпевших девушек могла научить мадам Помфри. Его знала любая взрослая волшебница кроме, пожалуй, Молли Уизли, но Поппи была излишне тактична и очень занята, а перепуганные, униженные девчонки никогда не являли собой образец сознательности. Разве что Грейнджер. Гермиона.

Смерть стояла за её плечами. Еще неделя промедления, может чуть больше и… Внутренний голос шептал, что нельзя тянуть, что брак нужно подтвердить немедленно, что девчонка все поймет, не будет сопротивляться. Но Северус вовсе не был уверен, что в нем говорит разум и жалость. После последнего раза их подвинуло другое совсем непривычное чувство. Желание. Похоть.

Дни медленно но неотвратимо, как кровь из вспоротой вены, приближали финал. В ход шли последние резервы, силы таяли, зелья не бодрили как раньше.

Лорд сменил гнев на милость, оставив Люциуса комнатной собачкой возле своих ног, а Драко отпустил в школу. Северус не появлялся в Малфой-Меноре, опасаясь лишнего внимания повелителя. Он подготовил все для зелья разделения магической связи, но безошибочным чутьем многажды битого человека чувствовал, что не успеет его закончить. Оставался еще резервный план. Простой и подлый.

Гермиону мужчина навещал каждый вечер. Она ужинала, бросая на него отчаянные взгляды из-под темных, горестно изломленных бровей. Северус сидел молча, иногда позволяя себя украдкой разглядывать девичий профиль. После еды Грейнджер по какой-то немой негласной договоренности поднималась в спальню. Иногда быстро, взлетая по ступенькам, будто надеясь убежать, чаще медленно как на эшафот. Больше она не теряла сознания от слабости. Северус не позволял, с каждым новым закатом становясь все несдержаннее. Ему не мешало, что девушка далеко не всегда отвечала на его ласки. Сомнофилия[1], в конце концов, не самое тяжкое психическое расстройство.

Вечерние визиты стали неотъемлемой частью его жизни. День проходил в мучительных попытках минимизировать жертвы, не подставится и ненароком кого-нибудь не убить. Северус стал с нетерпением ждать вечеров, хоть они и не сулили ему сна.

Благоразумие Грейнджер кончилось к выходным.

— Я не буду есть, сэр.

Северус не вздрогнул только благодаря своей выучке. Девчонка молчала всю неделю, исправно глотая еду с зельем сна наяву.

— Я не ослышался?

От глупого фарса с этим "сэр" и "мисс Грейнджер" его тошнило уже давно. Лучше бы она называла его грязным пожирателем. Или по имени. По имени.

— Нет. Не ослышались. Я не буду есть.

Северус потер указательным пальцем подбородок, скрывая своё замешательство.

— Будьте любезны хотя бы выпить чай, — сдержанно произнес мужчина.

— Нет.

Гермиона, сморгнув слезы, порывисто дернула рукой, которой сжимала глиняную чашку. Северус не уклонился. Горячий чай ужалил лицо, склеил волосы, брызгами разлетелся в стороны, стек под глухой ворот мантии. Девчонка, тяжело дыша, стукнула чашкой о стол.

— Не буду!

Злость не всколыхнулась в душе, просто усталость вышла на новый, призовой уровень, да и Гермиона выглядела слишком несчастной и потерянной. На неё не за что было злиться.

— Так надо, Грейнджер.

— Знаю, знаю, знаю! — Гермиона рыдала уже в голос от отчаянья закрыв лицо руками.

От взгляда на неё горло перехватывало, а в груди сжималось так, что хотелось прокашляться, чтобы выплюнуть это странное горькое чувство.

Северус поднялся из-за стола и подошел к девушке. С мокрых волос методично капало на мантию. К