Автограф стихотворения «Моей сестре»

 

Сестра Ия, она летом 1914 года жила вместе с матерью на даче под Киевом.

 

МОЕЙ СЕСТРЕ

 

Подошла я к сосновому лесу.

Жар велик, да и путь не короткий.

Отодвинул дверную завесу,

Вышел седенький, светлый и кроткий.

 

Поглядел на меня прозорливец

И промолвил: «Христова невеста!

Не завидуй удаче счастливиц,

Там тебе уготовано место.

 

Позабудь о родительском доме,

Уподобься небесному крину.

Будешь, хворая, спать на соломе

И блаженную примешь кончину».

 

Верно, слышал святитель из кельи,

Как я пела обратной дорогой

О моем несказанном весельи,

И дивяся, и радуясь много.

 

<8> июля 1914, Дарница – Слепнево

 

* * *

 

Лучше б мне частушки задорно выкликать,

А тебе на хриплой гармонике играть!

 

И уйдя, обнявшись, на ночь за овсы,

Потерять бы ленту из тугой косы.

 

Лучше б мне ребеночка твоего качать,

А тебе полтинник в сутки выручать,

 

И ходить на кладбище в поминальный день

Да смотреть на белую Божию сирень.

 

<8> июля 1914, Дарница

 

* * *

 

Древний город словно вымер,

Странен мой приезд.

Над рекой своей Владимир

Поднял черный крест.

 

Липы шумные и вязы

По садам темны,

Звезд иглистые алмазы

К Богу взнесены.

 

Путь мой жертвенный и славный

Здесь окончу я,

И со мной лишь ты, мне равный,

Да любовь моя.

 

<8> июля 1914, Киев – Слепнево

 

* * *

 

Справа Днепр, а слева клены,

Высь небес тепла.

В день прохладный и зеленый

Я сюда пришла.

 

Без котомки, без ребенка,

Даже без клюки,

Был со мной лишь голос звонкий

Ласковой тоски.

 

Не спеша летали пчелки

По большим цветам,

И дивились богомолки

Синим куполам.

 

<8> июля 1914<?>, Киев

 

…Все считают меня украинкой. Во-первых, оттого, что фамилия моего отца Горенко, во-вторых, оттого, что я родилась в Одессе и кончила Фундуклеевскую гимназию, в-третьих, и главным образом, потому, что Н. С. Гумилев написал: «Из города Киева из логова Змиева я взял не жену, а колдунью…» (1910). А в Киеве я жила меньше, чем в Ташкенте (1941—1944, во время эвакуации). Одну зиму, когда кончала Фундуклеевскую гимназию, и две зимы, когда была на Высших женских курсах.

Анна Ахматова, Из «Записных книжек»

 

В общем и целом формально Ахматова как бы и права, однако обстоятельства складывались так, что и после возвращения в Царское Село она продолжала часто ездить в Киев – и летом, и зимой, на Рождество; там жили ее родные: мать, брат, тетка… И стихов о Киеве у нее куда больше, чем, скажем, о Москве. Голос памяти возвратит ее в Киев и в сентябре 1921 года; именно здесь, а не в Петербурге, она как бы отслужит панихиду об убиенном Гумилеве:

 

Гулом полны алтари и склепы,

И за Днепр широкий звон летит.

 

Так тяжелый колокол Мазепы

Над Софийской площадью гудит.

 

Все грозней бушует, непреклонный,

Словно здесь еретиков казнят…

 

21 сентября 1921

 

* * *

 

На Казанском или на Волковом

Время землю пришло покупать.

Ах! под небом северным шелковым

Так легко, так прохладно спать.

 

Новый мост еще не достроят,

Не вернется еще зима,

Как руки мои покроет

Парчовая бахрома.

 

Ничьего не вспугну веселья,

Никого к себе не зову.

Мне одной справлять новоселье

В свежевыкопанном рву.

 

8 июля 1914, Слепнево

 

* * *

 

Н В. Н. [17]

 

Целый год ты со мной неразлучен,

А как прежде и весел и юн!

Неужели же ты не измучен

Смутной песней затравленных струн, —

Тех, что прежде, тугие, звенели,

А теперь только стонут слегка,

И моя их терзает без цели

Восковая, сухая рука…

Верно, мало для счастия надо

Тем, кто нежен и любит светло,

Что ни ревность, ни гнев, ни досада

Молодое не тронут чело.

Тихий, тихий, и ласки не просит,

Только долго глядит на меня

И с улыбкой блаженной выносит

Страшный бред моего забытья.

 

<13 июля> 1914, Слепнево

Николай Недоброво был эстет, поэт, интеллектуал, по образованию филолог, по убеждению классик и даже классицист. Он и красив был какой-то особенной не современной красотой. Один из его современников вспоминал:

 

«О, как великолепен был тогда Недоброво!.. Он был безукоризненно красив… У него была стройная, словно точеная фигурка, впрочем, вполне достаточного, почти хорошего среднего роста. Лицо, руки – все гармонировало, как в античных скульптурах».

 

Николай Владимирович, по натуре скорее просвещенный дилетант и коллекционер, чем «труженик пера», женившись на богатой и красивой женщине, освободил себя от необходимости зарабатывать деньги литературным трудом. Правда, в ранней юности, будучи студентом, он сделал попытку примкнуть к группе молодых литераторов, которые считали литературу делом, профессией, а не средством самоусовершенствования. Но те вмиг распознали в нем чужака. В мемуарах поэта и критика Вл. Пста зафиксирован такой эпизод. В доме поэта Сергея Городецкого зашла как-то речь о необходимости создания поэтического кружка, по примеру художников, организовавших «Мир искусства»; идея такого кружка принадлежала Недоброво, но когда он ушел, хозяин заявил:

 

«Недоброво нам в кружке не нужен. Он производит впечатление, что вот-вот начнет собирать табакерки и будет говорить только о художественном качестве уников из своего собрания и ничем во всем мире не интересоваться. В тридцать лет будет сюсюкающим стариком».

 

Сюсюкающим стариком в тридцать лет Недоброво не стал. Ему было 33, когда он опубликовал статью о поэзии Анны Ахматовой, которую Анна Андреевна до конца жизни считала лучшей из всего написанного о ее творчестве, ценила и некоторые из его лирических стихотворений, может быть, даже и увлеклась, не слишком, а слегка, и так же легко разлюбила. И когда Павел Лукницкий, узнав от нее же, что стихотворение «Есть в близости людей заветная черта…» обращено к Николаю Владимировичу Недоброво, попросил сделать прозаический к ним комментарий, Анна Андреевна ответила как бы притчей: «Недоброво собирал коллекцию кружев. Я их не видела. Не хотела видеть».

 

* * *

 

Тяжела ты, любовная память!

Мне в дыму твоем петь и гореть,

А другим – это только пламя,

Чтоб остывшую душу греть.

 

Чтобы греть пресыщённое тело,

Им надобны слезы мои…

Для того ль я, Господи, пела,

Для того ль причастилась любви!

 

Дай мне выпить такой отравы,

Чтобы сделалась я немой,

И мою бесславную славу

Осиянным забвением смой.

 

18 июля 1914, Слепнево

 

* * *

 

За то, что я грех прославляла,

Отступника жадно хваля,

Я с неба ночного упала

На эти сухие поля.

 

И встала. И к дому чужому

Пошла, притворилась своей,

И терпкую злую истому

Принесла с июльских полей.

 

И матерью стала ребенку,

Женою тому, кто пел.

Но гневно и хрипло вдогонку

Мне горний ветер свистел.