Й год жизни: кризис умирающих дарований

Однажды Альберта Эйнштейна спросили: «Что такое гений?». Он ответил на это: «Девяносто процентов транспирации* и десять процентов инспирации.» /*Здесь: работа до пота./

Это предложение относится в основном ко времени после 28-го года жизни, потому что до этого нас несут юношеские силы нашего тела, и ум и энтузиазм окрыляют все наше существо. Как много молодых поэтов, музыкантов и других полностью хоронят в это время свою гениальную одаренность! В одном из наших биографических семинаров, например, участвовала певица, у которой был чудесный голос. Однако ее муж постоянно издевался над ней, когда она упражнялась, пока она от досады не перестала петь совсем. Некоторые из участников этого семинара слышали, как она пела в ванной - в это время ей было уже за шестьдесят. Все были в восторге. Но это осталось единственным событием. Наша певица похоронила свой необычайный дар и не осмеливалась более прикасаться к нему.

Маленькое письмо бывшей участницы биографического семинара: Время от времени я читаю записи, сделанные на Ваших биографических семинарах и нахожу, что многое подтверждается. В декабре мне исполнится 28 лет, и я абсолютно ясно замечаю, что то, что раньше делалось как будто само собой, теперь совсем наоборот. Что делать с этим знанием, если возникает вопрос: как я могу работать?

Ответ гласит: момент, когда задаются вопросом, как я могу работать, как я осуществлю на практике то, что я знаю? - означает, что уже ступили на правильный путь. Потому что именно благодаря деланию мы преодолеваем пассивность, даже депрессию. Этот путь, конечно, у каждого свой.

Встреча с настоящим товарищем по судьбе может оказать очень оживляющее действие. Мы вновь находим себя, по-новому, в зеркале другого. Могут быть даны новые силы. Как будто смешиваются два цвета: из синего и желтого мы получаем зеленый.

Что это значит, иметь отношения с другим человеком? Мы можем идти рядом друг с другом. Мы многое предпринимаем совместно и полагаем, что хорошо понимаем друг друга. Но каждый остается в своих тонах. Творческий процесс еще не начался. Лишь когда у нас есть мужество смешать наши цвета, попытаться понять другого, даже если он совершенно другой, чем мы, лишь тогда начинается творческий процесс и могут возникнуть все нюансы смешения красок. Конечно, бывают моменты, когда синий должен покоиться совершенно изолированно, а желтый сиять один - но между ними есть всевозможные тона зеленого, от насыщенной зелени тропического леса до нежной зелени весеннего луга.

Каждый человек имеет свой собственный ритм ходьбы. Ходьба является также образом жизненного пути. Очень важно, чтобы каждый нашел в жизни свой собственный ритм. Важно также уважать ритм другого. Но бывают иногда моменты, когда мы хотим идти вместе. Что нужно тогда? Как мы идем тогда? Может быть, один вырывается вперед, а другой хромает за ним? Нет, теперь важно найти общий ритм.

Если медлительного подгонять под более быстрого, он скоро устанет. Если быстрый будет полностью следовать за медлительным, он почувствует, что что-то застаивается и течет не так, как нужно. Нужно найти третий ритм. Это новый, творческий процесс. В этом смысле мы стоим перед пропастью, мы чувствуем сомнение и страх: удастся ли нам построить мост, чтобы перейти через пропасть.

В оплодотворяемых клетках мы видим перед собой первоначальный образ отношений. Когда сперматозоид соединяется с яйцеклеткой, происходит оплодотворение. Если оплодотворения не происходит, то погибают и яйцеклетка, и сперматозоид. Так и в наших отношениях. Пока мы оплодотворяюще влияем друг на друга, в отношениях возникает новое, и они процветают!

Так в этой фазе встреча, соединение двух людей может принести множество новых элементов и, возможно, ввести в заблуждение относительно нашего бессилия изменить жизнь. Тогда мы переживаем кризис 28-го года жизни не так сильно.

Каждый кризис может, однако, привести и к новому пробуждению. Например, как у моего хорошего друга, который к своему 28-му году жизни превратился в совершенного атеиста. Ребенком он проводил каникулы во многих строго протестанских семьях. Позднее у него была чрезвычайно сильная антипатия ко всему религиозному. Более старший коллега спросил его однажды, верующий ли он. На это он резко ответил: «Нет! Даже если бы я встретил на улице Христа, я плюнул бы ему в лицо.» Его коллега очень смеялся над этим. Он согласился: «Да, тогда тебе нельзя помочь». Их общая сотрудница работала в той же комнате и слышала разговор. Через некоторое время она пришла с книгой Рудольфа Штейнера «Очерк тайноведения» и дала ее юному «неверующему». Он усердно прочел книгу и вынес из нее много новых идей для жизни. Его жизнь была заново оплодотворена антропософией. Его семья также приобрела новые перспективы. Мой друг усердно продолжал работать инженером-механиком. В последующие годы он продвинулся в профессиональной сфере. Новый поворот произошел в его жизни на 37-м году жизни, когда он сменил профессию и посвятил себя с тех пор разработкам в области развития человека и предпринимательства.

Многие люди в это время, около 28 лет, также находятся в состоянии внутренней раздвоенности. Я вспоминаю, например, конфликтную ситуацию одной 28-летней женщины. Она одинока, у нее маленькая дочка. Она должна принять для себя решение, будет ли она продолжать свою жизнь в Бразилии или в Европе. В следующем стихотворении она описывает свою внутреннюю ситуацию:

Останусь я здесь, мне будет хорошо.

Порой я вижу себя как двоих

и не знаю еще,

кем, какими человеком могу иль хотела бы быть.

(Вот почему я здесь).

Мне хорошо,

но есть страх вглядеться,

ведь я раздвоена, и я боюсь,

что это раздвоение переживет меня

в последующие семь лет.

Сейчас настал момент выбора:

какую страну,

какую культуру,

какой мир я выберу,

буду взращивать и охранять?

Остаться в Бразилии, это значит и дальше

обрабатывать свои поля образов и сознания,

писать и работать в информатике,

в прессе и в области связи,

и собирать урожай со всего того,

что я построила в себе и вокруг себя.

Мой дом, мои отношения с дочерью,

тайна моих книг,

эмоции от моих пластинок, от музыки

(моей культуры), которые я люблю, мой язык, моя страна,

которой, вероятно, я больше нужна, чем тому миру вовне.

Мне нужна я, и если уеду, то это - взращивать в себе новую страну, оставить все, жить далеко вдали. Снова строить в себе и вокруг себя: новый дом, новую душу, новое переживание,

вновь близко коснуться старой мечты и отправиться в неизвестность и одиночество, это готовность, которая исходит изнутри, и материальный страх возвратиться бесславно, быть вырванной из правил игры, принятых в Бразилии.

Учить новые вещи, расширять свой культурный горизонт и сознание, это мешает только тогда, когда необходимо зарабатывать деньги.

Я уже зарабатывала деньги в одиночку.

(Это была борьба, чтобы быть одновременно отцом и матерью.)

А теперь?

Хочу ли я еще больше? Могу ли я еще больше?

Мне хорошо.

К чему это решение в такое время,

когда все кажется таким прочным?

Я не понимаю этого,

зачем этот рок?

Почему эта новая трансформация?

Кем я хочу, кем я могу быть?

Мне может быть хорошо на любом пути,

каким бы он ни был.

Но я не знаю, могу ли я и хочу ли я - быть.