V. Эсхатология апостола Павла

До сих пор в исследованиях считалось само собой разумеющимся, что у ап. Павла наряду с верой присутствует еще и мистика. Мы не задумывались над тем, почему он не довольствуется, как другие, ожиданием спасения через смерть и воскресение Иисуса и своей надеждой на это спасение, но пытается обрести спасение как нечто уже осуществившееся в мистическом бытии со Христом. Что толкает его к этому, что принуждает к столь парадоксальным высказываниям, что заставляет его и дает ему возможность утверждать, будто для верующих Закон упраздняется, из-за чего он вступает в неразрешимый конфликт с первохристианской общиной?

Чтобы приступить к разрешению тайны мистики ап. Павла, нужно, следовательно, выяснить те обстоятельства, что вызвали ее к жизни. Так как представление Павла об искуплении эсхатологично, то легко предположить, что причина заложена в проблемах эсхатологии и что эти-то проблемы и толкали его к утверждению об искуплении, действующем уже в настоящее время.

Прежние исследователи твердо придерживались мнения, что те, кто живет эсхатологией, воспринимают ее как смесь ожиданий, но даже не испытывают при этом потребности представить ожидаемое в действительности. Существующие описания иудейской эсхатологии слишком мало внимания обращают на проблемы, возникающие при слиянии различного рода эсхатологических ожиданий, и слишком мало задавались вопросом о том, каким образом эти ожидания воспринимались и как именно влияли на формирование традиций. В эсхатологии действует не только фантазия, но и мысль. Иисус, Павел и авторы апокалипсисов Варуха и Ездры не просто унаследовали ожидания будущего, но и пытались создать из них такое целое, которое удовлетворяло бы требованиям логики.

Трудности эсхатологии ап. Павла связаны с двумя обстоятельствами: вопервых, она, как и апокалипсисы Варуха и Ездры, представляет собой синтез мессианской эсхатологии пророков и эсхатологии Сына Человеческого у Даниила, во-вторых, она должна считаться с тем фактом (никак не предусмотренным иудейской эсхатологией), что Мессия вначале явился, умер и воскрес как Человек.

Пророки до и во время вавилонского пленения ожидали Мессию из рода Давидова как помазанного Богом и облеченного мудростью и силой властителя великого мирового Царства, знаменующего собой конец мировой истории. Будущее они рисовали уже сверхъестественными красками. Но при этом речь идет лишь о преображении действительности. Мессия — это действительно потомок Давида, наделяемый затем Богом сверхъестественными силами. Причастники Царства — люди; Бог сохранил им жизнь в бедствиях, в которые вверг народы, и теперь дарует им сверх всяких чаяний длительное и радостное бытие, возможность жить среди природы, удовлетворяющей все их потребности.

При возвращении из Плена пророки Аггей и Захария (около 520 года до Р.Х.) увидели в Зоровавеле, предводителе первого возвращавшегося каравана и наместнике Иудеи, князя из рода Давида, личность, которая в грядущий День Божий должна быть поднята до властителя Священного Города и господина всех народов. Но День Божий не приходит. Зоровавель исчезает из поля зрения. Роль дома Давидова окончена в истории навсегда, а в эсхатологии на время. В ожидании будущего, как его обрисовывают пророческие писания следующего времени, Мессия уже не играет роли. Место мессианского Царства занимает Царство Божие, в котором владычествует непосредственно Бог. Для этой эсхатологии без Мессии типичны книга Малахии, написанная около 450 года до Р. Х., и пророчество, содержащееся в Ис. 24—27 и возникшее, очевидно, около 300 года до Р. Х. или позднее.

Эта линия развития приходит к концу в книге Даниила, написанной между

168 и 164 годами до Р.Х. под впечатлением осквернения иерусалимского храма Антиохом Епифаном. Здесь Бог управляет Царством уже посредством Сына Человеческого, то есть существа ангельской природы, выглядящего как сын человека.

Велико значение и той трансформации, которую претерпевает в книге Даниила идея бедствий, предшествующих Царству. У древних пророков эти бедствия были деянием, которым Бог испытывает свой народ. В текстах Второисаии о страждущем Рабе Божием (Ис. 53) они стали мерой, предпринимаемой Богом для распространения Своего имени и для возвещения величия Божия язычникам. У Даниила они состоят в том, что противящиеся Богу силы мира, поднявшись на Бога в последней битве, обрушиваются на призванных в Царство святых и предоставляют им тем самым возможность исповедать

свою преданность.

Особенность эсхатологии Даниила состоит еще и в том, что она включает в себя идею воскресения. В более ранних эсхатологиях в Царство входят только принадлежащие к тому поколению, при котором это Царство приходит ¹. Однако теперь внедряется идея, поддерживаемая этическими соображениями и подсказанная религией Заратустры, что умершие воскреснут в конце времен

¹ Возможно, что идея воскресения содержится уже в пророчестве Исаии (Ис. 24—27). Ис. 26, 19: «Оживут мертвецы Твои, восстанут мертвые тела! Воспряните и торжествуйте, поверженные в прахе».

19*

либо для решения своей участи на Суде Божием, либо для того, чтобы войти в Царство.

Дан. 12, 1—3: «И восстанет в то время Михаил, князь великий, стоящий за сынов народа твоего; и наступит время тяжкое, какого не бывало с тех пор, как существуют люди, до сего времени; но спасутся в это время из народа твоего все, которые найдены будут записанными в книге. И многие из спящих в прахе земли пробудятся, одни для жизни вечной, другие на вечное поругание и посрамление. И разумные будут сиять, как светила на тверди, и обратившие многих к правде — как звезды, вовеки, навсегда».

Итак, надежды на будущее у Даниила стали трансцендентными. Царство — это уже не результат эволюции, благополучно доведенной до конца всемогуществом Бога, как у пророков; оно возникает в космической катастрофе. В соответствии с этим ему присущ надмирный характер. В нем людьми правит князь ангелов, а сами они благодаря воскресению приобрели сверхъестественные черты.

Эсхатологию Даниила принимает и развивает книга Еноха. Она, как и книга Даниила, не сообщает ничего о Мессии^[126]. В соответствии с надмирным характером Царства Божия, подвластного Сыну Человеческому, книга обрисовывает представление о том, что все явленные в конце времен блага, существовавшие от начала начал, окажутся там и отныне будут предназначаться праведным и святым. Как показывает обширная полемика с отрицающими воскресение, вера в воскресение относится в книге Еноха к составляющим эсхатологического мировоззрения^[127].

Представляется, что таким образом мессианская эсхатология пророков вытесняется у Даниила эсхатологией Сына Человеческого. Но в Псалмах Со­

ломона, возникших под впечатлением завоевания Иерусалима Помпеем (63 год до Р. Х.), она вновь присутствует, как будто бы никогда не теряла своего значения и книга Даниила вовсе не была написана.

Как объяснить эту реставрацию мессианских ожиданий пророков? Она произошла благодаря изучению Писания. Будучи ученым знатоком Писания, автор псалмов живет в мире представлений Исаии и Второисаии и объединяет их.

Сюда относится и еще нечто. Благодаря Хасмонеям еврейский народ вновь стал политической нацией, управляемой царями, в то время как до этого, со времен Плена, был массой, включенной в чуждые государственности. Поэтому идея монархии вновь стала им близкой; эти изучающие Писание книжники снова обрели возможность мыслить в терминах мессианских ожиданий. Бог рукой Помпея положил конец неугодному Ему царству Хасмонеев, и это они сочли основанием для предположения, что вскоре Он облечет властью провозвещенного Исаией Мессию из рода Давидова как знак конца времен. Тем самым держава Хасмонеев стала предпосылкой для возвращения к комплексу эсхатологических представлений о Мессии из дома Давида.

В действительности же место Мессии занял царь Ирод. Но вновь пробудившийся идеал царя-Мессии сохранился.

Многое в картине той реставрации древнепророческой эсхатологии, которая засвидетельствована Псалмами Соломона, остается еще невыясненным. Каким образом можно было рассматривать Даниилову эсхатологию с ее пророчествами о Сыне Человеческом, — эсхатологию, линия которой была про-

должена в книге Еноха, просто-напросто как несуществующую? Принадлежала ли она воззрениям узкого круга? Или ученые-книжники намеренно игнорируют ее и признают только воззрения древних пророков?

Суд, о котором повествуют Псалмы Соломона, распространяется не на ангелов, а только на народы и царей. Он будет вершиться отпрыском Давида от имени Бога. Бог препоясывает Его силой, чтобы Он очистил Иерусалим от язычников и уничтожил безбожных дыханием уст Своих. Он покоряет языческие народы, дабы они служили Ему. Однако чужеземцы не могут жить в Иерусалиме во времена Мессии.

Псалмы Соломона, столь же мало, как и Исаия, предусматривают восстание из мертвых для Суда и Царства. Царство — привилегия избранных из того поколения людей, при котором оно наступает. Праведники, жившие ранее, остаются подвластными смерти.

Пс. Сол. 17, 44—45: «Блажен, кто будет жить в те дни и узрит святыню Израилеву в союзе колен, в союзе от Бога! Да воздвигнет Господь милость Свою над Израилем вскоре!»

Там, где в Псалмах Соломона речь идет о вечной жизни (Пс. Сол. 3, 12; 13, 11; 4, 3—5), имеется в виду блаженное существование, в которое вступят благочестивые, пережившие конец времен, после Суда, когда грешники будут уничтожены. В Пс. Сол. 3, 12, если судить буквально по греческому тексту, речь идет о воскресении. Однако другие фрагменты стирают это впечатление. Отсутствие еврейского оригинала не дает возможности для окончательного решения. Так как автор нигде не говорит о Суде над воскресшими, следует признать, что представление о воскресении мертвых у него не достигло уровня мессианского чаяния.

Так в эпоху, предшествовавшую появлению Иоанна Крестителя и Иисуса, выступают бок о бок две совершенно различные концепции эсхатологического ожидания^[128]. Невозможно сделать вывод о том, какой из них придерживался Креститель, так как мы слишком мало знаем о его учении.

Однако что касается Иисуса, то очевидна полная погруженность Его в мир эсхатологии Сына Человеческого из книг Даниила и Еноха. Он возвещает приход окруженного ангелами Сына Человеческого на облаке. Он говорит не о Царстве Мессии, но о Царстве Божием, мысля его совершенно надмирным. Из слов, в которых Он дает ученикам обетование, что они будут судить двенадцать колен Израилевых на двенадцати престолах, мы узнаем, что Суд Сына Человеческого совпадает с палингенесией (), то есть с сотворением заново неба и земли (Матф. 19, 28).

Сотворение вечного неба и вечной земли — это последнее из всех эсхатологических событий: Ен. 91, 16—17; Апок. Вар. 32, 6; 44, 11—12; 57, 2; 4 Ездр. 7, 75; Откр. 21, 1.

Этому соответствует и утверждение Иисусом действенности Закона, «доколе не прейдут небо и земля» (Матф. 5, 18) и пока не состоится Суд «при кончине века сего» (Матф. 13, 40). То, что этот Суд, как в книге Еноха, будет происходить и над ангелами, можно заключить из того, что отверженных Сын Человеческий приговаривает к геенне огненной, уготованной диаволу и ангелам его (Матф. 13, 42; 25, 41). Его приговор исполняют окружающие Его ангелы (Матф. 13, 41).

Для характеристики представлений Иисуса о Царстве решающим моментом является то, что Он допускает в него — как воскресших — людей, принад-

лежащих к прежним поколениям. Так, Он мыслит Авраама, Исаака и Иакова участниками мессианской трапезы (Матф. 8, 11). Вообще же в Царстве все будут находиться в состоянии воскрешенного бытия и станут подобны ангелам небесным, как следует из ответа Иисуса на вопрос саддукеев о воскресении (Марк. 12, 24—25). Когда Он обещает праведным, опираясь на слова Даниила и Еноха, что они воссияют, как солнце, в Царстве Отца их (Матф. 13, 43), то имеет в виду, что они станут сверхъестественными существами.

Дан. 12, 3: «И разумные будут сиять, как светила на тверди, и обратившие многих к правде — как звезды, вовеки, навсегда».

Ен. 104, 2: «Отныне будете, как светила небесные, светить и сиять».

Матф. 13, 43: «Тогда праведники воссияют, как солнце, в Царстве Отца их».

Для Иисуса само собой разумеется, что причастники Царства будут находиться в состоянии воскресения; Он напоминает верующим, что в гонениях им незачем заботиться о сохранении их сегодняшней жизни, но следует иметь в мыслях лишь достижение жизни будущей.

Марк. 8, 35: «Ибо кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее; а кто потеряет душу свою ради Меня и Евангелия, тот сбережет ее». См. также Матф. 10, 39.

Матф. 10, 28: «И не бойтесь убивающих тело, душу же не могущих убить; а бойтесь более того, кто может и душу и тело погубить в геенне».

То, что Иисус предусматривает смерть праведников во время бедствий, предшествующих приходу Мессии, являет собой нечто совершенно новое, на что прежде не обращали внимания. Тем самым Он завершает ход развития, начинавшегося у Даниила. Если у пророков бедствия конца времен исходят от Бога и ведут к гибели злых и спасению праведных для Царства, то у Даниила эти бедствия — дело противящихся Богу сил. Поэтому Даниил рассматривает ту борьбу, что ведет против Бога и его верных Антиох Епифан, как мятеж, несущий с собой бедствия конца времен и приход вслед за ними Царства Божия. Хотя его эсхатология уже восприняла идею воскресения, он все же придерживается прежних представлений, в силу которых избранные будут явлены избранными и преследования не причинят им вреда. Он ставит их под особое покровительство архангела Михаила.

Дан. 12, 1: «И восстанет в то время Михаил, князь великий, стоящий за сынов народа Твоего; и наступит время тяжкое, какого не бывало с тех пор, как существуют люди, до сего времени; но спасутся в это время из народа Твоего все, которые найдены будут записанными в книге».

Однако при всем этом Даниил вновь вынужден принять в расчет факты и констатирует, что праведные станут жертвами преследования.

Дан. 7, 25: «И против Всевышнего будет произносить слова и угнетать святых Всевышнего; даже возмечтает отменить у них праздничные времена и Закон, и они преданы будут в руку Его до времени, и времени, и полувремени».

Дан. 11, 33: «И разумные из народа вразумят многих, хотя будут несколько времени страдать от меча и огня, от плена и грабежа».

Дан. 11, 35: «Пострадают некоторые и из разумных для испытания их, очищения и для убеления к последнему времени; ибо есть еще время до срока».

Следовательно, представления Даниила таковы, что до тех пор, пока преследования еще остаются в естественных пределах, праведные под них подпадают, но начиная с определенного момента, когда мятеж принимает невиданные доселе масштабы, избранные находятся под защитой архангела Михаила. Так как Даниил не в состоянии четко разделить оба вида преследований, он не в силах и последовательно провести свои воззрения. Идея чудесного покровительства осталась у него от пророческих представлений об испытании Божием, хотя она уже не соответствует его

новому пониманию бедствий и конца времен и здесь неуместна. Она создавалась для такой эсхатологии, которая еще не принимала в расчет воскресения, и осмыслена только в ее русле.

В книге Еноха эмпирически подтверждаемая идея мученичества и догматически обоснованная идея защиты развиваются параллельно. Доминирует последняя, так же как и представление о том, что бедствия конца времен предусмотрены Богом для уничтожения грешников ¹. Текст настолько неясен, что не позволяет с уверенностью судить, идет ли речь все еще о конце времен или уже о Суде.

Итак, Иисус последовательно развивает представление о бедствии конца времен, восходящее к книге Даниила. Он отбрасывает идею пророческой эсхатологии — о том, что Бог уничтожит злых и сохранит жизнь избранным, — заменяя ее той единственно логичной с точки зрения эсхатологии Сына Человеческого идеей, согласно которой избранные в этих бедствиях пребывают в руке Божией и обязательно входят в Царство независимо от того, живы ли они или умерли. Тем самым создается и вводится в эсхатологию представление о мученичестве.

Иисус осуществляет синтез эсхатологии Даниила и пророков лишь в той мере, в какой идентифицирует Сына Человеческого с Мессией из рода Давида. Это оказывается для Него возможным в силу двойственности Его самосознания. Его, потомка Давида, при наступлении Царства ожидает преображение в Мессию — Сына Человеческого. Таким образом, он решает проблему, созданную трансцендентизацией эсхатологии: как Владыка последних времен может быть человеком по происхождению и одновременно существом сверхприродным? В Иерусалимском храме он задает этот вопрос книжникам как загадку, спрашивая, как же Давид называет своего потомка Господом.

Марк. 12, 35—37: «Как говорят книжники, что Христос есть сын Давидов? Ибо сам Давид сказал Духом Святым: «Сказал Господь Господу моему: седи одесную Меня, доколе положу врагов Твоих в подножие ног Твоих» ². Итак, сам Давид называет Его Господом: как же Он Сын ему?»

Отгадка, следовательно, такова, что Мессия, о чем книжники не подозревают, сначала в лице Иисуса живет среди людей непризнанным и в унижении, будучи Человеком из племени Давидова, но затем преображается в надмирно-

го Мессию и, будучи таковым, в Господа Давиду, хотя Он и Сын ему, так как отныне обладает властью над всеми существами, как людьми, так и ангелами. То, что исследователи и поныне обычно толкуют этот мессиологический вопрос Иисуса, обращенный к книжникам, так, словно бы Он хотел оспорить происхождение Мессии от Давида или представить его как незначительное обстоятельство, показывает лишь то, сколь мало они считаются со способом восприятия эсхатологических проблем носителями эсхатологического мировоззрения.

Сополагая, таким образом, Мессию и Сына Человеческого, Иисус все же не продолжает линии слияния эсхатологий пророков и Даниила, но, обрисовывая события конца времен, строго придерживается схемы, известной из книг Даниила и Еноха. Невозможно поэтому решить, насколько они на Него непосредственно влияли, а насколько Он просто придерживался этих представлений, коль скоро они имели хождение в Его время в определенных кругах. Его эсхатология проста и однозначна. Он ожидает Страшного суда, которому при явлении Мессии — Сына Человеческого подлежат люди всех поколений и ангелы. При этом Он, как и книга Даниила, предусматривает, что перед Судом и для

Ен. 45, 5; 48, 7; 56, 1—8; 91, 5—10; 96, 1—3; 99, 3—10; 100, 1—5.

Пс. 110, 1. О толковании этого вопроса Иисуса см.: Schweitzer А. Geschichte der LebenJesu-Forschung, S. 567 ff.

Суда произойдет всеобщее восстание из мертвых. Оставшиеся в живых из последнего поколения вкупе со всеми воскресшими примут свой приговор, одни — к вечному проклятию, другие — к жизни. Следовательно, в Царстве Божием под владычеством Сына Человеческого живут избранные из всех поколений в состоянии воскресения, которое они либо, оставшись в живых, обрели через преображение, либо, претерпевши смерть, получили, воскреснув. Это Царство есть нечто окончательное. Оно не сменяется никаким иным, но означает конец всех событий и пребывает вовеки.

Эсхатологии апокалипсисов Варуха и Ездры полностью отличаются от эсхатологии Иисуса. В них делается попытка свести вместе эсхатологические системы пророков и Даниила. Они осуществляют это упрощенным способом, рассматривая мессианское Царство пророков как нечто преходящее и сменяющееся вечным Царством Божиим как окончательным завершением времен. Тем самым они могут представить мессианское Царство в полном соответствии с тем, как оно обрисовано древними пророками.

Согласно апокалипсисам Варуха и Ездры, причастниками Царства Мессии могут быть только избранные последнего поколения людей, пережившие конец времен. Полностью сохраняется значимость воззрений пророков на бедствия перед пришествием Мессии как на испытание, посланное Богом. Те, кому предназначено Царство, будут охраняемы Богом в бедствиях, дабы они дожили до прихода Мессии.

Апок. Вар. 70, 2 — 71, 1: «И вот, грядут дни, когда созреет время мира и наступит жатва посеву злого и доброго, и ниспошлет тогда Всемогущий смятение духа и страх, сковывающий сердце, над всею землею и живущими на ней, и над правителями их. И возненавидят они друг друга, и будут возжигаться на битву... И всякий, кто уцелеет в битве, погибнет от трясения земли, а тот, кто спасется, сгорит в огне, спасшийся же из огня погибнет от голода; и все, кто спасется и избежит этих напастей, будь то победитель или побежденный, препоручены будут руке Отрока Моего, Мессии. Ибо земля поглотит живущих на ней. Но Святая Земля помилует того, кто ее, и охранит во время то живущих на ней».

Суд Мессии в конце времен бедствия касается только живых, но не мертвых. Принадлежащих к чужим народам, никогда не выступавших против Израиля, Мессия оставит в живых и сделает своими подданными. Однако всех воевавших с Израилем Он предаст мечу (Апок. Вар. 72).

В наступившем отныне Царстве мира не будет ни боли, ни скорби, но по всей земле распространится радость. Никто не умрет до срока. Дикие звери будут выходить из лесов и служить людям. Жены будут рожать без мук (Апок. Вар. 73). Бегемот и Левиафан будут пищей избранных. Земля будет приносить плод десятитысячекратно, а виноградная гроздь — содержать тысячу виногра­

дин^[129]. Манна снова будет падать с неба, и сотрапезники Мессии будут вкушать от нее в те годы, ибо переживут конец времен (Апок. Вар. 29).

Это мессианское Царство, красочно живописуемое Третьеисаией (Ис. 65,

17—25), ограничено во времени. С концом его времени происходит воскресение мертвых (Апок. Вар. 30, 1—4).

Апокалипсисы Варуха и Ездры расходятся в том, как они повествуют о конце Царства Мессии. Апокалипсис Варуха ничего не говорит о его продолжительности, а сообщает просто, что Мессия по окончании времени Его владычества возвращается на небо и происходит воскресение мертвых.

Апок. Вар. 30, 1—4: «И вот, когда совершится время пришествия Мессии, он вернется в славу [на небо]. И восстанут тогда все, кто пробудился в надежде на Него. И случится в то время: раскроются все сокровищницы, хранившие число душ праведных, и выйдут они; и множество душ явится разом, толпой. И первые возрадуются, и последние не опечалятся. Ибо всякий знает, что пришло время, о котором сказано, что это конец времен. Но души безбожников, видя все это, тут же [от

страха] погибнут; ибо знают они, что [теперь] настигла их кара и пришла им гибель».

По апокалипсису Ездры мессианское Царство длится 400 лет и окончится тем, что Мессия и с ним всякое дыхание человеческое подпадут смерти, за чем и последует воскресение всех когда-либо живших.

4 Ездр. 7, 26—33: «И наступит время, когда исполнятся знамения, которые Я предсказал тебе, и явится незримый град, и покажется скрываемая ныне земля. И всякий, кто избавится от прежде исчисленных зол, сам увидит чудеса Мои. Ибо откроется Сын Мой, Мессия^[130] с теми, которые с Ним, и оставшиеся будут наслаждаться четыреста лет. А после этих лет умрет Сын Мой, Мессия и все люди, имеющие дыхание. И обратится мир в древнее молчание на семь дней, подобно тому как было прежде, и не останется никого. После же семи дней восстанет век усыпленный и умрет поврежденный. И отдаст земля тех, которые в ней спят, и прах тех, которые молчаливо в нем обитают, а хранилища отдадут вверенные им души. Тогда явится Всевышний на престоле суда».

Так как апокалипсис Варуха не допускает смерти тех, кто причастен Царству Мессии, то он должен принять, что они достигнут состояния воскресения через преображение во время последующего затем Суда. Но подробнее этот вопрос здесь не рассматривается. Гораздо проще решение апокалипсиса Ездры, где сотрапезники мессианского Царства умирают одновременно с Мессией и после этого воскресают вкупе со всеми умершими.

Обе книги представляют Царство Мессии как место, где встречаются друг с другом природный и сверхприродный миры. В соответствии с этим апокалипсис Варуха характеризует времена Мессии как «конец того, что преходяще, и начало того, что непреходяще» (Апок. Вар. 74, 2). Но доминируют черты естественного мира, поскольку причастники Царства Мессии — это все еще люди по природе, хотя и со сверхъестественно долгим сроком жизни; согласно апокалипсису Варуха, у них еще рождаются дети.

Было бы вполне последовательно, если бы в обоих апокалипсисах проводилось различие между преходящим Царством Мессии из рода Давидова и вечным Царством Сына Человеческого. Таким образом, Мессия, как у древних пророков, мог бы произойти от Давида, быть препоясанным силой Божией и затем смениться Сыном Человеческим, грядущим на облаке небесном. Но такое провозвестие невозможно ни в одном из апокалипсисов, так как их Мессия уже стал надмирным существом. Он уже не рожден, Он является. В апокалипсисе Варуха Он сходит с неба и затем вновь туда возвращается. У Варуха не сказано, что Мессия — отпрыск дома Давидова, но и Сыном Человеческим Он здесь не назван.

По апокалипсису Ездры, Мессия — потомок Давида (4 Ездр. 12, 32) и одновременно — Сын Человеческий, восходящий из глубины морской, поднятый на небеса и явившийся оттуда в Царство Мессии (3 Ездр. 13, 1—52). Следовательно, происхождение Мессии — Сына Человеческого от Давида здесь утвержда-

ется, но не истолковывается. Только Иисус действительно смог разрешить проблему, каким образом Мессия — Сын Человеческий может происходить из рода Давида и одновременно быть личностью надмирной.

На Суде над воскресшими после Царства Мессии решается, кто из них войдет в вечное блаженство, а кто подлежит вечным мучениям. Все они восстают в своем прежнем облике. Затем существо верующих преображается, и могущество их возрастает превыше ангельского. Страдания, которые они, будучи праведниками, пережили на земле, приносят им блаженство. Нечестивые же приобретают ужасающие обличья и идут на муки (Апок. Вар. 50—52).

В Царстве, воспоследующем за воскресением мертвых, Мессия и Сын Человеческий уже не играют никакой роли. Оно мыслится исключительно как владычество Бога.

Тем самым, по апокалипсисам Варуха и Ездры, причастность к Царству Мессии — это привилегия избранных из последнего людского поколения, которые будут охраняемы в бедствиях и доживут до пришествия Мессии. После Его Царства они переходят в состояние воскрешенных и в этом состоянии причащаются вечному блаженству. Следовательно, они наделены двумя блаженствами: мессианским и вечным. Избранные, принадлежащие к прежним поколениям и тогда умершие, могут достичь только вечного блаженства, наступаю­

щего после восстания из мертвых.

Так как праведники последнего поколения, прежде чем войти в Царство Мессии, все вместе должны пройти через ужасающие бедствия последних времен, в апокалипсисе Ездры поднимается вопрос, не лучше ли до тех пор принадлежать к числу умерших и не пережить ни этих бедствий, ни Царства Мессии, или же славой Мессии вознаграждаются все муки бедствий. Ответ гласит, что

Бог, насылающий бедствия в те времена, Сам же защитит Своих верных, если их дела и вера будут устремлены к Нему. «Итак, знай, что те, которые оставлены, блаженнее умерших» (3 Ездр. 13, 14—24). Ибо им выпадает не только вечное, но и — до него — мессианское блаженство.

Следовательно, ход событий, по апокалипсисам Варуха и Ездры, таков: предмессианские бедствия, которые претерпевают живыми избранники Царства Мессии; явление Мессии; Суд Мессии над всеми живущими, причем те из них, кто недостоин Царства Мессии, караются смертью; мессианское Царство; его конец и возвращение Мессии на небо; воскресение мертвых всех поколений и Страшный суд, который вершит над ними Бог; вечное блаженство в Царстве Божием или вечная мука.

Эта эсхатология признает два блаженства (мессианское и вечное), два Суда (Суд Мессии в начале Его Царства над оставшимися в живых из последнего поколения людей и Страшный суд Бога над всем воскресшим человечеством после Царства Мессии) и два Царства (преходящее мессианское и вечное Божие). Иисус же ожидает лишь одного блаженства (мессианского, которое одновременно является и вечным), одного Суда (Суда Мессии — Сына Человеческого в начале Царства Божия, суда, вершащегося над всеми пережившими бедствия из последнего поколения и одновременно над всем воскресшим человечеством) и одного Царства (Царства Мессии — Сына Человеческого, но одновременно — Царства Божиего).

Все различие между двумя данными воззрениями проистекает из того, что Иисус, как и автор книги Даниила, относит воскресение к началу мессианского Царства, а апокалипсисы — к его концу.

Апокалипсисы Варуха и Ездры представляют эсхатологию книжников, которые признавали истинными все эсхатологические чаяния, высказанные в книгах пророков, включая Даниила, и пытались привести их в соответствие друг с другом. Нельзя не восхититься тем способом, которым здесь вносится порядок в хаос. Здесь явно поработали богословы, мыслители.

Первую попытку описания событий конца времен можно найти в так называемом «Десятинедельном апокалипсисе», в одном из древнейших фрагментов книги Еноха (Ен. 91, 12—17; 93, 1—9). Здесь события, начиная с изначальных времен и до конца света, разделены на «недели мира». Мессианское Царство начинается на восьмой неделе мира, когда грешники предаются в руки праведников и дом великого царя навеки воздвигается во славе. На девятой неделе происходит «Суд справедливости», в результате чего дела безбожников исчезают с лица земли и миру приуготавливается конец. На десятой неделе, в седьмую ее часть, вершится великий вечный Суд, осуществляющий наказание ангелам. После этого приходит «первое небо», чтобы расчистить место новому, вместе с чем наступает конец истории (Ен. 91, 12—17). Здесь в период вечно длящегося мессианского Царства происходят два Суда. Когда восстают мертвые, не указано. Как кажется, представление об этом таково, что на последнем Суде воскресшие праведники былых поколений присоединяются к еще живым из последнего поколения, уже пребывающим в вечном Царстве Мессии, которые, вполне логичным образом, также должны мыслиться как пребывающие в состоянии воскресения. К этому же приближается и концепция Притч Еноха (Ен. 37—71), где сначала описывается явление и Суд Сына Человеческого (Ен. 45—50), после чего сообщается о восстании из мертвых (Ен. 51). Но так как в Притчах все эпизоды соединяются посредством оборота «в те дни», то невозможно окончательно понять, идет ли речь об одновременных или же о последовательных событиях. Решающим представляется то, что по книге Еноха Царство Сына Человеческого вечно, откуда необходимо следует, что причастные к нему пребывают в состоянии воскресения. Однако книжники, как это доказывают апокалипсисы Варуха и Ездры, не приняли этой концепции, оставшись при воззрениях древних пророков, согласно которым мессианское Царство — это привилегия оставшихся в живых из последнего поколения людей.

Так как апокалипсисы Варуха и Ездры были написаны уже после разрушения

Иерусалима при Тите, возникает вопрос, придерживались ли книжники более раннего периода изложенных в этих книгах эсхатологических воззрений. Благодаря ап. Павлу выясняется, что это действительно имело место. Эсхатология, служащая ему предпосылкой, в плане событий конца света тождественна эсхатологии апокалипсисов Варуха и Ездры. Следовательно, она бытовала среди книжников, из среды которых он вышел.

Тот факт, что ап. Павел представляет себе последовательность событий конца света согласно двойной эсхатологии книжников, подтверждается тем, что смерть у него уничтожается только в конце Царства Мессии. Это означает, что, по его предположениям, воскресение мертвых и Суд над воскресшими всех поколений произойдет только по окончании Царства Мессии^[131]. Так же как и книжники, он рассматривает это Царство в качестве привилегии избранных последнего поколения и мыслит его как нечто преходящее.

Следовательно, ап. Павел также различает два блаженства: мессианское и вечное. Избранные последнего поколения причастны обоим; умершие до тех пор могут обрести лишь вечное блаженство, начинающееся с концом Царства Мессии. Во времена мессианского Царства они все еще принадлежат смерти. Тем самым эсхатология ап. Павла совершенно отлична от эсхатологии Иисуса, на что прежде обращалось недостаточно внимания. Вместо того чтобы мыслить, как Иисус, в рамках простой эсхатологии книг Даниила и Еноха, Павел выступает представителем двойной эсхатологии книжников.

Вероятно, именно этим объясняется и тот факт, что Павел не употребляет выражения

«Сын Человеческий». Оно отсутствует и в апокалипсисе Варуха. Тем не менее Павел представляет себе Мессию как Мессию — Сына Человеческого, ибо тот является у него на облаке небесном.

Примечательно, однако, что ап. Павел не просто перенимает эсхатологию книжников как таковую, но вносит в нее представления, противоречащие всей ее логике. А именно, он утверждает, что причастники преходящего мессианского Царства уже находятся в состоянии воскресших и что избранные последнего поколения, даже если они умерли до наступления Царства, могут войти в него благодаря воскресению. Эта противоречивая эсхатология занимает промежуточную позицию между эсхатологиями книжников и Иисуса. С книжниками Павел разделяет воззрения на ход событий конца времен, с Иисусом — представление об образе бытия причастников Царства Мессии.

Признавая, что избранные в мессианском Царстве обладают бытием воскресших, ап. Павел отнюдь не утверждает что-то само собой разумеющееся, но высказывает нечто, находящееся в странном противоречии с характером его эсхатологии в целом. По этому вопросу до сих пор не было достигнуто надлежащей ясности. Так как для Иисуса воскресение является предпосылкой Царства Мессии и это предположение действенно также и для апокалипсиса Иоанна (Откр. 20, 4—6)^[132], то представляется весьма естественным, что ап. Павел думал точно так же. Но эсхатология, из которой он исходит, не принимает идеи воскресения по отношению к мессианскому Царству. Коль скоро Царство это

преходяще, пребывающие в нем по логике вещей не могут находиться в состоянии бессмертия. И если ап. Павел тем не менее считает себя вынужденным утверждать нечто нелогичное, то все же он не может воспринимать это как что-то само собой разумеющееся. На самом деле способ, каким он возвещает фессалоникийцам о том, что умершие верующие воскреснут для Царства Мессии, позволяет отчетливо увидеть, что ни для них, ни для него это еще не окончательно установлено. Он апеллирует к «слову Господню», то есть к полученному им от Христа откровению.

1 Фесс. 4, 13—18: «Не хочу же оставить вас, братия, в неведении об умерших, дабы вы не оскорбели, как прочие, не имеющие надежды. Ибо если мы веруем, что Иисус умер и воскрес, то и умерших в Иисусе Бог приведет с Ним. Ибо сие говорим вам словом Господним, что мы, живущие, оставшиеся до пришествия Господня, не предупредим умерших; потому что сам Господь при возвещении, при гласе Архангела и трубе Божией, сойдет с неба, и мертвые во Христе воскреснут прежде; потом мы, оставшиеся в живых, вместе с ними восхищены будем на облаках в сретение Господу на воздухе, и так всегда с Господом будем. Итак, утешайте друг друга сими словами».

Для того чтобы представлять себе судьбу верующих, умерших до Второго пришествия Иисуса, так, как ее видел ап. Павел, нужно, подобно апокалипсисам Варуха и Ездры, ожидать восстания из мертвых только на исходе Царства Мессии. Следовательно, он должен был принять, что все умершие, включая тех, которые умерли незадолго до Второго пришествия Христа, не участвуют в Царстве Мессии, но должны ожидать воскресения из мертвых. Однако тем,

кто опочил в вере во Христа, предоставляется возможность, не предусматриваемая традиционной эсхатологией, поскольку та не принимала в расчет возможностей явления будущего Мессии до наступления Царства.

Через веру во Христа за этими усопшими уже закреплена приверженность их грядущему Мессии и принадлежность Его Царству. Вмест