Выбор уголовно-правовой нормы. — КиберПедия 

История развития пистолетов-пулеметов: Предпосылкой для возникновения пистолетов-пулеметов послужила давняя тенденция тяготения винтовок...

Организация стока поверхностных вод: Наибольшее количество влаги на земном шаре испаряется с поверхности морей и океанов (88‰)...

Выбор уголовно-правовой нормы.

2017-11-17 543
Выбор уголовно-правовой нормы. 0.00 из 5.00 0 оценок
Заказать работу

Второй этап квалификации преступления — выбор для квалификации преступления

уголовно-правовой нормы. Он предполагает уяснение: 1) системы признаков уголовного законодательства; 2) толкования норм УК; 3) темпорального и территориального действия отобранной нормы; 4) правил квалификации преступлений по бланкетным нормам; 5) квалификации по конкурирующим и коллизионным нормам. Источником[83] российского уголовного законодательства является Уголовный кодекс Российской Федерации. Статья 1 УК РФ гласит: «1.Уголовное законодательство Российской Федерации состоит из настоящего Кодекса. Новые законы, предусматривающие уголовную ответственность, подлежат включению в настоящий Кодекс. Настоящий Кодекс основывается на Конституции Российской Федерации и общепризнанных принципах и нормах международного права».

В системе пяти принципов УК РФ называет принцип законности, ведущими установлениями которого выступают верховенство международного уголовного права и подконституционность Кодекса. В этой связи возникает вопрос о допустимости квалификации преступлений непосредственно по нормам международного уголовного права и Конституции РФ. В теории и на практике решается он по-разному.

Одни исследователи исходя из п. 4 ст. 15 Конституции РФ признают абсолютный примат международного права над внутренним и потому безусловным источником уголовного законодательства, по которому следует квалифицировать преступления. Другие считают верховенство международного права над внутренним относительным, т.е. применительно к нормам Общей части УК, к нормам, не связанным с установлением и ужесточением уголовной ответственности, и над нормами Особенной части УК, которые прямо отсылают к международно-правовым актам, как это сформулировано в разделе XII УК «Преступления против мира и безопасности человечества»[84]. Наконец, третьи отвергают верховенство международного права над внутренним уголовным правом, ибо иная позиция, по их мнению, способна подорвать суверенитет соответствующего государства и права[85].

Как считает член Конституционного Суда РФ, профессор международного права О.И. Тиунов, «если обнаруживается противоречие между международными договорами Российской Федерацией и ее Конституцией, то оно разрешается в пользу Конституции на том основании, что она имеет высшую юридическую силу, прямое действие и применяется на всей российской территории. Принцип верховенства положений Конституции РФ не допускает верховенства правил международного договора в отношении нее самой в случае противоречия между ними»[86]. На примере Статута Международного уголовного Суда (МУС), который вступил в силу 1 июля 2002 г., подписан, но пока не ратифицирован Россией, по мнению О.Н. Ведерниковой, ряд его норм противоречит российской Конституции. «Наднациональный международный суд, действующий не параллельно, но вместо национальной судебной системы, — пишет она, — подрывает независимость судебной власти, угрожает суверенитету государства… Это хорошо понимают американцы, которые в декабре 2001 г. подписали Статут МУС, а в мае 2002 г. отозвали свою подпись, высказав опасения, что «суд может действовать политически пристрастно по отношению к американским гражданам»[87]. О.Н. Ведерникова предложила отложить ратификацию Римского Статута МУС Россией. Позволю себе не согласиться с мнением авторов. Напротив, следует быстрее ратифицировать названный Статут. В действительности он не подрывает суверенитет национальной судебной системы, так как исходит из двойной юрисдикции судов — международной (МУС) и национальной за международные преступления. Без реально функционирующего МУС невозможно противостояние галопирующей организованной транснациональной преступности, прежде всего терроризма, а также преступлений против мира и безопасности человечества.

Что касается учета особенностей российского уголовного права, то для этого существуют протоколы к подписанным международно-правовым актам, в которых оговаривается, какие положения Россия ратифицирует, а какие нет. Именно так поступила Россия, к примеру, при ратификации Европейской конвенции об экстрадиции. Во всех международных Конвенциях неизменно содержится утверждение, что предлагаемые в них меры принимаются государствами-участниками, если они согласуются с принятыми внутренним правом принципами и системой. Нельзя не признать определенную коллизионность ч. 4 ст. 15 Конституции РФ и ст. 1 УК РФ. Последний безоговорочно признает источником уголовного законодательства только Кодекс. О Конституции и общепринятых принципах и нормах международного права сказано, что УК на них «основывается». Статья же 15 Конституции РФ устанавливает верховенство и самой Конституции и международного права и даже общепринятых международных принципов, в том числе над УК РФ. Ряд ученых решают эту коллизию в пользу Конституции и международного права, поэтому они признают источником уголовного законодательства Конституцию, международно-правовые акты, ратифицированные Россией, и УК РФ. Такое решение требует дифференцированного подхода. Так, нормы международного права, усиливающие или устанавливающие уголовную ответственность, не могут непосредственно применяться при квалификации преступлений. Такой запрет вытекает из самих международных и конституционных предписаний об обратной силе закона. Напротив, нормы, отменяющие либо смягчающие уголовную ответственность, могут применяться непосредственно до включения в УК РФ. Известно, что международное законодательство не содержит конкретных санкций за преступления. Санкции могут предусматриваться лишь в обобщенном виде, например при определении «серьезного преступления» (исключение составляет Конвенция ООН 1948 г. о геноциде). Уже по одному этому основанию они не могут непосредственно использоваться при квалификации преступлений. Так, в Конвенции ООН против транснациональной организованной преступности, ратифицированной в РФ 26 апреля 2004 г., серьезными преступлениями признаются те, которые наказуемы по уголовному законодательству государства-участника конвенции лишением свободы на максимальный срок не менее четырех лет.

Пленум Верховного Суда РФ в постановлении № 5 от 10 октября 2003 г. «О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации» разъяснил: «Международные договоры, нормы которых предусматривают признаки составов уголовно-наказуемых деяний, не могут применяться судами непосредственно, поскольку такими договорами прямо устанавливается обязанность государств обеспечить выполнение предусмотренных договором обязательств путем установления наказуемости предусмотренных внутренним (национальным) законом»[88].

В Постановлении однозначно отвергается непосредственность квалификации преступлений по международному уголовному праву. Однако в нем обойден вопрос о допустимости этого применительно к нормам Общей части, которые тоже участвуют в квалификации, а также в случаях декриминализации преступлений либо смягчения ответственности за деяния, ответственность за которые регламентируется Особенной частью УК. Представляется, что такого рода нормы международного права, разумеется, ратифицированные, должны применяться непосредственно. Это вытекает из толкования ч. 1 ст. 1 УК РФ, где сказано, что «новые уголовные законы, предусматривающие уголовную ответственность, подлежат включению в настоящий Кодекс». Отсюда следует, что обязательной имплементации в УК требуют нормы, устанавливающие уголовную ответственность, но не освобождающие от нее, либо смягчающие уголовную ответственность или наказание. Данный вывод в полной мере согласуется с принципом международного и конституционного права об обратной силе закона, устраняющего либо смягчающего наказание.

При обсуждении проекта ФЗ «О ратификации Конвенции об уголовной ответственности за коррупцию» в Госдуме 8 июля 2006 г. депутаты обратили внимание на коллизию между Конвенцией и УК в вопросе о правомерности запрета разглашения банковской тайны. Конвенция считает, что банковская тайна не является препятствием для возбуждения рассмотрения коррупционных действий. Статья 183 УК строго наказывает (до десяти лет лишения свободы по ч. 4) за незаконное получение и разглашение сведений, составляющих банковскую тайну. Докладчик при рассмотрении проекта на заседании Парламента отметил, что в ходе подготовки закона об имплементации Конвенции в УК эта коллизия будет учтена. «При этом, — сказал он, — мы исходим из того, что норма международного права, тем более ратифицированная парламентом, имеет приоритет перед действующим российским законодательством»[89].

Представляется, что в данном случае не обязательно изменять ст. 183 УК. Эта норма бланкетная, говорит о незаконности приведенных в ней действий, отсылает к другим отраслям права, в их числе приоритетному международному праву. Им надлежит руководствоваться применительно к делам о коррупции. Согласно Венской конвенции 1969 г. «О праве международных договоров» государство не может ссылаться на положения собственного права и пробелы в нем в ответ на обвинения в нарушении им своих обязательств по международному праву. В этой связи не лишено оснований предложение профессора В.А. Лихолая (Латвия) о введении в Общую часть УК раздела, регламентирующего соотношение международных и внутригосударственных уголовно-правовых актов[90].

Верховный Суд в постановлении обошел и проблему квалификации преступлений против мира и безопасности, а также преступлений международного характера. Между тем высшая правовая сила международного права в этих случаях бесспорна. При имплементации таких норм в УК возможна их инкорпорация, когда они вносятся в Кодекс без каких-либо изменений, текстуально, либо трансформации, когда изменения вносятся, однако без изменения их сути и содержания международного уголовно-правового акта. В ст. 355 УК «Разработка, производство, накопление или сбыт оружия массового поражения», 356 «Применение запрещенных средств и методов ведения войны» содержится прямая отсылка к международным договорам Российской Федерации.

Таким образом, международное уголовное право выступает в роли источника российского уголовного законодательства и участвует в квалификации преступлений в качестве: а) бланкетных норм высшей юридической силы, к которым отсылает УК; б) непосредственно действующим временно и в случаях неусиления и неустановления уголовной ответственности, пока не будут имплементированы в УК. Подписанные, но еще не ратифицированные международные договоры инициируют совершенствование внутреннего уголовного законодательства. Аналогично решается вопрос о соотношении Конституции РФ и УК РФ. Высшая юридическая сила Конституции аксиоматична, согласуется с требованием принципа законности о подконституционности уголовного закона. При коллизиях безоговорочен примат Основного Закона. Конституция участвует в квалификации преступлений более всего при выборе уголовно-правовой нормы с точки зрения ее темпорального и территориального действия. Ее предписания используются при толковании уголовных законов Конституционным и Верховным судами. Для целей квалификации проблемным остается положение с имплементацией в УК ратифицированных международно-правовых актов о борьбе с преступностью. Неясно, почему одни из международных уголовно-правовых норм имплементируются в Кодекс, а другие нет, чем вызваны те или иные оговорки в протоколах к конвенциям. Так, 26 апреля 2004 г. вступил в силу ФЗ о ратификации Конвенции ООН против транснациональной организованной преступности и дополняющих ее протокола против незаконного ввоза мигрантов по суше, морю и воздуху и протокола о предупреждении и пресечении торговли людьми, особенно женщинами и детьми.

Конвенцией ООН против транснациональной и организованной преступности вводятся понятия «серьезного преступления» и «преступления транснационального характера» («конвенционные преступления»). К серьезным преступлениям Конвенция отнесла преступления, наказуемые по уголовному законодательству государства-участника Конвенции лишением свободы не менее четырех лет. Это не совпадает с категоризацией преступлений по ст. 154 УК. Пересматривать ее нет достаточных оснований, в протоколе же к ратификации Конвенции следовало это оговорить.

Конвенционными преступлениями признаны создание организованной преступной группы и участие в ней, отмывание доходов от преступлений, коррупционное воспрепятствование осуществлению правосудия. В протоколе к ратификации уместно было оговорить, что понятия коррупции в УК РФ нет, поэтому имплементация возможна лишь частичная. Создание организованной преступной группы и участие в ней частично совпадают с УК РФ. Нет необходимости в изменениях соответствующих норм Кодекса.

Конвенция внесла в мировое уголовное законодательство новую категорию деяний — «преступления транснационального характера». Их признаки: преступление а) совершено более чем в одном государстве; б) совершено в одном государстве, но существенная часть его подготовки, планирования, руководства или контроля имеет место в другом государстве; в) совершено в одном государстве, но при участии организованной преступной группы, которая осуществляет преступную деятельность в более чем одном государстве; г) оно совершено в одном государстве, но его существенные последствия имеют место в другом государстве.

В Конвенции ООН против коррупции для квалификации представляет интерес вводимое им понятие «коррупция». В российском уголовном законодательстве прежде и теперь оно не было известно. Лихоимство и мздоимство по Уложению о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г., получение и дача взятки, посредничество во взяточничестве, провокация взятки, коммерческий подкуп по УК 1922, 1926, 1960 и 1996 гг. не именовались коррупцией.

В зарубежных кодексах понятие коррупции определяется по-разному. Однако главные ее признаки совпадают — корыстное злоупотребление служебными полномочиями. УК Китая различает взяточничество и коррупцию. Последняя понимается как корыстное злоупотребление должностным положением. Составы взяточничества сконструированы традиционно, как в УК РФ. В Европейской Конвенции 1999 г. о коррупции различают активное и пассивное взяточничество. Полагаю, что изменять составы взяточничества в УК РФ не имеет смысла. Для достижения единства с конвенциями, употребляющими термин «коррупция», может быть, указать в заголовках норм о получении взятки и коммерческом подкупе слово («коррупция»). Воспринимать понятия «активные» и «пассивные» взятки нецелесообразно, не в традициях российского уголовного законодательства и не вносит ясности в квалификацию взяточничества.

Что касается признания корыстного злоупотребления служебными полномочиями (ст. 285) коррупцией по китайскому образцу, то это не согласуется с ч. 3 ст. 17 о квалификации общей и специальной нормы и не вызывает трудностей в квалификации корыстного должностного злоупотребления и взяточничества. Проблема имплементации международных актов о борьбе с преступностью весьма актуальна, и к квалификации преступлений она имеет прямое отношение.

Термин «имплементация» федеральные законы РФ о ратификации международных актов не употребляют. Принят оборот: «Российская Федерация обладает юрисдикцией, признанных преступными согласно…» Далее перечисляются статьи Конвенций, которые не включаются в УК. Так, Закон № 40-ФЗ от 8 марта 2006 г. не имплементирует в УК РФ ст. 15 Конвенции ООН против коррупции «Подкуп национальных публичных должностных лиц», ст. 16 «Подкуп иностранных публичных должностных лиц и должностных лиц публичных международных организаций», ст. 17 «Хищение, неправомерное присвоение или иное нецелевое использование имущества публичным должностным лицом», ст. 18 «Злоупотребление влиянием в корыстных целях», ст. 19 «Злоупотребление служебным положением», ст. 21 «Подкуп в частном секторе», ст. 22 «Хищение имущества в частном секторе», п. 1 ст. 23 «Сокрытие» (укрывательство имущества, добытого преступным путем. — Н.К.), ст. 25 «Воспрепятствование осуществлению правосудия», ст. 27 «Участие в покушении».

Особую роль в определении соответствия международно-правового акта Конституции РФ призван играть Конституционный Суд РФ. Часть 7 ст. 125 Основного Закона устанавливает, что «не соответствующие Конституции Российской Федерации международные договоры Российской Федерации не подлежат введению в действие и применению». Следовательно, Конституционный Суд вправе вынести постановление о невведении в действие и применение уже ратифицированные Госдумой международно-правовые акты. На практике, однако, пока не видно участия Конституционного Суда в имплементации Конвенций по борьбе с преступностью в УК РФ. Будь иначе, ст. 20 Конвенции против коррупции «Незаконное обогащение» как соответствующая Конституции вошла бы в УК РФ. Столь подробное изложение проблемы имплементации обусловлено главным перспективным направлением в борьбе с преступлениями, криминализацией деяний, объявления наличия в них составов преступлений ввиду транснационализации преступности и насущной потребностью мировой унификации уголовного законодательства в противостоянии преступности.

В систему источников уголовного законодательства не входят постановления и определения Конституционного и Верховного судов. Таким образом, источниками уголовного права при квалификации преступлений выступают международное уголовное право, Конституция и УК РФ.

Толкование уголовно-правовых норм при квалификации преступлений вызывается рядом причин. Прежде всего неясностью формулировок составов преступлений в УК, а также изменением реальной жизни закона, т.е. изменением социальной, политической, экономической обстановки его действия, вследствие чего он устаревает.

Для квалификации преступлений имеют значение следующие вопросы: а) может ли судебный прецедент иметь силу закона; б) обладает ли нормативными свойствами толкование УК Конституционным и Верховным Судами РФ; в) как не смешивать расширительное толкование уголовно-правовых норм с аналогией закона.

Один из членов Верховного Суда РФ высказался в том смысле, что судебный прецедент в российском уголовном праве выполняет роль закона и поэтому, ссылаясь на него, можно решать аналогичные дела[91]. Эту позицию в науке и в судебной практике не поддержали. Уголовное право России всегда относилось к континентальной (европейской) системе законодательства. В отличие от англосаксонской системы, в нем судебный прецедент не признавался нормативным актом, обязательным для других судебных решений по аналогичным делам.

Квалификация преступлений по приговорам, аналогично приговорам вышестоящих в новом законе о Верховном Суде РФ, который до сих пор не принят[92].

Большинство исследователей проблемы судебной практики как источника права правомерно отказывают Постановлениям Верховного Суда РФ в нормативном и руководяще-обязательном статусе. В ст. 126 Конституции четко сказано, что Верховный Суд «дает разъяснения по вопросам судебной практики». Нормативное толкование вправе осуществлять лишь Государственная Дума РФ. Иное решение, предлагаемое в действующем законе «О судопроизводстве РСФСР» 1981 г., как противоречащее Основному Закону РФ, недействительно. В нем дословно воспроизводилась приведенная выше ст. 3 Закона СССР от 30 ноября 1979 г. «О Верховном Суде СССР».

Действующие постановления Пленумов Верховных Судов СССР и РФ при всей их ненормативности и необязательности при применении УК РФ безусловно выполняют важнейшую функцию стабилизации судебной практики и минимизации квалификационных ошибок. Суды и теоретики тщательно их изучают и используют в профессиональной деятельности.

При квалификации преступлений возникает ряд сложностей, связанных с использованием постановлений Пленума Верховного Суда РФ. Как, к примеру, надлежит квалифицировать преступление в случаях расхождения между толкованием высшего судебного органа и Уголовным кодексом? Казалось бы, ответ однозначен — только по закону. «Суд, установив при рассмотрении дела несоответствие акта государственного или иного органа закону, принимает решение в соответствии с законом» (ч. 2 ст. 120 Конституции). Однако судебная практика часто отдает предпочтение постановлениям Пленума Верховного Суда. Известный пример с квалификацией группового совершения преступлений, когда только один субъект достиг возраста уголовной ответственности, а остальные были моложе. Так, п. 19 Постановления Пленума ВС РСФСР от 22 марта 1960 г. № 31 «О судебной практике по делам о грабеже и разбое» предлагал судам квалифицировать эти преступления как совершенные группой, независимо от того, что остальные участники преступления в силу ст. 10 УК РСФСР (ст. 20, 21 УК РФ) или по другим, предусмотренным законом, основаниям не были привлечены к уголовной ответственности. Такое же толкование давалось в п. 9 Постановления Пленума ВС РСФСР от 22 апреля 1992 г. № 4 «О судебной практике по делам об изнасиловании». Десятилетия критики учеными дали результат лишь в 2000 г. Несмотря на годы критики в публикациях, Верховный Суд, а за ним все суды России квалифицировали совершение преступлений группой с одним по возрасту субъектом. Уголовному закону такая практика явно противоречила. И лишь в постановлении от 14 февраля 2000 г. «О судебной практике по делам о преступлениях несовершеннолетних» толкование норм о субъекте преступления в группе соответствовало УК. Пункт 9 Постановления гласил: «Необходимо иметь в виду, что совершение преступления с использованием лица, не подлежащего уголовной ответственности в силу возраста (ст. 20 УК) или невменяемости (ст. 21 УК), не создает соучастия»[93].

Аналогичное положение сложилось с толкованием Верховным Судом признаков группы без предварительного сговора. По делам об умышленном убийстве он требовал соисполнительства от всех членов группы, даже если лишение жизни осуществлялось одним орудием преступления — пистолетом, топором, палкой. Приговоры судов, которые толковали группу строго по предписанию ч. 2 ст. 35 УК, отменялись вышестоящими судебными инстанциями. Согласно закону для квалификации группы с предварительным сговором достаточно достижения согласия между ее членами о совершении уголовно наказуемого деяния и чтобы оно произошло до начала совершения преступления. Организационно-техническое разделение ролей, при котором только один член группы непосредственно исполняет состав преступления, не исключает наличия группы. Иную позицию занял Верховный Суд в постановлении 1999 г. «О судебной практике по делам об убийстве». В постановлениях и определениях по конкретным делам один за другим Верховный Суд отменяет приговоры, считая квалификационной ошибкой признание группы без непосредственного соисполнительства. Тем самым смешивалось два вида преступной группы: простая группа — групповое соисполнительство и группа по предварительному сговору. Верховный Суд сам допускал очевидную квалификационную ошибку.

Теоретики сколько угодно могут спорить о нормативности и обязательности решений Верховного Суда, доказывать квалификационную ошибочность толкования Верховным Судом, реалии остаются прежними, как будто и не было четких предписаний Конституции РФ. В приведенном деле и ему подобных суды первой инстанции, конечно, дают правильную и соответствующую УК квалификацию видам соучастия, но не может областной суд идти против заместителя Председателя Верховного Суда. В связи с этим он вопреки УК не признал в краже группу по предварительному сговору потому, что отсутствует организованная группа. Хотя очевидно, что Верховным Судом смешиваются разные виды соучастия и виды группового совершения преступления[94].

За первые два года действия УК 1996 г. в судебной практике сложилось неоднозначное понимание группы по предварительному сговору. Верховный Суд РФ по существу перевел группу в простое соисполнительство либо в подстрекательство, пособничество, организаторские действия, что противоречит ст. 33–35 УК. Из-за этой квалификационной ошибки значительно увеличилось число ошибок судов первой инстанции, которые правильно применяли Кодекс. В обзоре кассационной практики Судебная коллегия Верховного Суда РФ отмечала, что ошибки при квалификации умышленного убийство по признакам соисполнительства и группового соучастия самые распространенные. Суды, якобы, не учитывают, что характерный признак группы с предварительным сговором — выполнение каждым из соучастников объективной стороны преступления. Такое судебное толкование, возможно, сформировалось под влиянием неверного доктринального толкования некоторых комментаторов[95].

Правильное толкование группы по предварительному сговору предлагает постановление Пленума Верховного Суда РФ от 27 декабря 2002 г. № 29 «О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое». Пункт 10 постановления говорит: «Исходя из смысла ч. 2 ст. 35 УК РФ, уголовная ответственность за кражу, грабеж или разбой, совершенные группой лиц по предварительному сговору, наступает в тех случаях, когда согласно предварительной договоренности между соучастниками непосредственно изъятие имущества осуществил один из них. Если другие соучастники в соответствии с распределением ролей совершили согласованные действия, направленные на оказание непосредственного содействия исполнителю в совершении преступления, например, лицо не проникало в жилище, но участвовало в взломе дверей, замков, решеток, по заранее состоявшейся договоренности вывозило похищенное, подстраховывало других соучастников от возможного обнаружения совершаемого преступления, содеянное ими является соисполнительством и в силу ч. 2 ст. 34 УК РФ не требует дополнительной квалификации по ст. 33 УК РФ»[96].

Теперь для судов сложилась очередная головоломка с квалификацией преступной группы по предварительному сговору. В Постановлении Пленума Верховного Суда рекомендация о квалификации такой группы по делам об убийстве одна, по делам о краже, грабеже и разбое другая. Аналогичные колебания допустил Верховный Суд и в рекомендациях о квалификации поджогов. В определении Судебной коллегии по делу Д. признавалось, что ч. 2 ст. 167 УК предусматривает лишь действия, направленные на причинение значительного ущерба. Установление же последнего при квалификации не требуется, ибо ущерб лежит за составом поджога[97]. Пленум Верховного Суда в постановлении от 5 октября 2000 г. № 14 «О судебной практике по делам о нарушении правил пожарной безопасности, уничтожении или повреждении имущества путем поджога либо в результате неосторожного обращения с огнем» высказал противоположную точку зрения. Квалификация по ч. 2 ст. 167 УК допустима только при наступлении крупного ущерба[98].

В работе А.В. Мадъяровой приведен длинный перечень постановлений и определений Верховного Суда РСФСР и РФ, которые либо противоречат УК, либо не согласованы друг с другом[99]. Отсюда с очевидностью исключается нормативность и обязательность судебного толкования. Суды, как бы упорно не возвращались к ним дела из высших судебных инстанций из-за якобы допущенных квалификационных ошибок, обязаны по Конституции подчиняться только закону. Обоснована критика противоречий в Постановлении Пленума ВС от 15 июня 2004 г. «О судебной практике по делам о преступлениях, предусмотренных статьями 131 и 132 Уголовного кодекса РФ»[100].

Нормативной силой обладают лишь легальные толкования институтов и статей УК. Формы такого толкования различны. В УК РФ — это примечания к ряду норм Особенной части. УК Республики Беларусь формулирует и примечания к статьям, и понятия в начале отдельных глав. Так, глава 24 «Преступления против собственности» начинается с примечания. В ч. 1 определяется хищение, в ч. 2 — повторность хищений, в ч. 3 — значительный размер ущерба, в ч. 4 — административная ответственность за хищения имущества юридического лица, в ч. 5 — освобождение от уголовной ответственности при наличии деятельного раскаяния, в ч. 6 — хищение у близких родственников.

Все формы легального толкования в УК являют собой уголовно-правовые нормы и потому обязательны к применению при квалификации преступлений. Из всех кодексов СНГ наибольшее число норм с легальным толкованием предлагает белорусский УК, и это его значимое для квалификации преступлений достоинство. К конструированию толковательных уголовно-правовых норм должен осуществляться тщательно продуманный подход. К примеру, понятие хищения в ч. 1 примечания к ст. 158 УК РФ спорно и не согласуется с нормами о вымогательстве и разбое. Безусловное преимущество есть у кодексов с наиболее полной регламентацией правил квалификации преступлений. На сегодня среди кодексов СНГ по этому критерию первенствует УК Республики Беларусь. Однако в нем, пожалуй, и наибольшее количество спорных толкований, и они могут обусловить квалификационные ошибки.

Российская Федерация и Республика Беларусь входят в состав Союзного государства. Будущие Основы уголовного законодательства Союза потребуют максимальной унификации обоих кодексов. Отсюда сравнительное толкование российского и белорусского уголовных кодексов представляет особый интерес. Толкование уголовно-правовых норм Конституционным Судом РФ обладает своей спецификой. Конституционный Суд толкует УК в единственном аспекте — соответствия норм Кодекса или их применения Конституции. Судебные решения, Постановления и определения Конституционного Суда окончательны, обжалованию не подлежат и обязательны для адресатов. Как предписано ч. 6 ст. 125 Конституции, «акты или их отдельные положения, признанные неконституционными, утрачивают силу», т.е. не применяются, а уже примененные отменяются. Законодатель по постановлениям Конституционного Суда должен внести изменения в УК, суды отреагировать соответствующими решениями по конкретным уголовным делам жалобщиков, должностные лица принять юридически значимые меры, предложенные Конституционным Судом. Но сами по себе постановления и определения Конституционного Суда нормативной силой не обладают. В связи с этим при квалификации преступлений на них нельзя ссылаться. Квалификация преступлений осуществляется только по УК РФ.

Надо отметить, что квалификационные ошибки, проистекающие из УК или его правоприменения, в Конституционном Суде рассматриваются в единичных случаях. С 1990 гг. известны два постановления, связанных с квалификацией. Они касаются толкования ст. 64 УК РСФСР 1960 г. об измене Родине и множественности преступлений по УК 1996 г.

Положение об окончательности и немедленности вступления в силу постановлений вызывает вопрос об их юридической силе.

Толкования Конституционного Суда — судебное толкование высшей силы. Оно должно воплощаться в постановлениях Верховного Суда в порядке немедленного исполнения решений КС. Законодательный орган, если согласится с рекомендациями КС и когда сочтет необходимым, подвергнет изменениям УК. Постановления и определения КС обжалованию не подлежат. Нет высшей инстанции, которой допустимо жалобы приносить. Судебный и прокурорский надзор, согласно ст. 405 УПК, на КС не распространяется.

Отсюда проблема: как поступать адресатам решений КС, если все-таки этот суд допустил квалификационную ошибку, неправильно истолковав УК или практику его применения, либо когда КС вышел за пределы своей юрисдикции? На мой взгляд, неверные толкования УК не должны приниматься во внимание законодателями. Что касается судебной практики, то выход из положения видится в обращении Верховного Суда и судов России и субъектов Федерации с запросом в КС. При согласии с толкованием КС судебной практики по уголовным делам вступивший в силу приговор не отменяется. Верховный Суд в обзорах практики, в постановлениях по соответствующей категории конкретных уголовных дел толкует норму и практику соответственно рекомендациям КС, не противоречащим УК. Толковательная сила решений Конституционного Суда выше, нежели постановлений Верховного Суда.

«Установленный порядок» — это уголовно-процессуальный. Уголовно-процессуальный кодекс не предусматривает такого основания изменения или отмены приговора как постановление КС. Непосредственно ввиду большей юридической силы может применяться Конституция РФ. Пункт 4 ст. 79 ФКЗ «О Конституционном Суде Российской Федерации» устанавливает, что если в случае признания закона неконституционным образуется пробел в законодательстве, то непосредственно применяются положения Конституции.

Европейский Суд по правам человека не рассматривает вопросы квалификации преступлений и доказательств ее правильности. Лишь в одном случае он правомочен обратиться к решению этих вопросов, если возникнет сомнение относительно того, совершено преступление либо нет, например, при наличии обстоятельств, исключающих уголовную ответственность. Но и тогда он не рассматривает дело по существу, если отсутствуют процессуальные нарушения. При этом заявитель обязан использовать все внутригосударственные средства защиты его прав.

Таким образом, толкование норм о квалификации преступлений, осуществляемое Верховным Судом, Конституционным Судом, Европейским Судом по правам человека, не носит нормативного, обязательного для судов характера. Европейский Суд, хотя и может решить вопрос о том, является ли содеянное заявителем уголовно-наказуемым деянием, но делает это, основываясь лишь на юридической квалификации правонарушения по внутреннему законодательству, не рассматривая дела по существу.

Квалифицируя преступления, правоприменительные органы и суды руководствуются только УК РФ.

По объему толкование возможно, как известно, трех видов: расширительное (распространительное), ограничительное [101], и аутентичное (строгое, когда буква и смысл закона совпадают). Последнее толкование больше других соответствует принципу законности. В ряде зарубежных УК признается только этот, так называемый строгий вид толкования. К примеру, ст. 111-4 УК Франции гласит: «Уголовный закон подлежит строгому толкованию».

Толкуя закон при квалификации преступлений важно не нарушать его путем применения аналогии под видом расширительного толкования, с одной стороны, и необоснованно сужать состав преступлений — с другой. Основываются при толковании на законах уголовных и международных с учетом толкований Конституционным и Верховным судами, но не вопреки закону. Наибольшая потребность в толковании возникает при квалификации составов с оценочными признаками (см. гл. III). УК нередко прибегает к конструкции диспозиций с примерным перечнем тех или иных признаков составов, чаще объективных элементов — ущерба, предмета, способа. Тогда употребляются слова «иные», «другие». Эти условно оценочные признаки толкуются тогда по грамматическому смыслу этих слов как равнозначные или близкие по содержанию, которые перечислены конкретно. Такой прием законодательной техники применяется, когда нельзя единым термином охватить все многообразие признаков составов.

Для квалификации преступлений наиболее востребованы языковый, логический и систематический методы толкования. Неопределенность уголовно-правовой терминологии может рассматриваться как нарушение конституционных прав граждан. Так, КС РФ в постановлении от 27 мая 2003 г. по делу о проверке конституционности положений ст. 199 Уголовного кодекса РФ в связи с жалобами граждан П.Н. Белецкого и других на неопределенность ст. 199 УК РФ (уклонение от уплаты налогов и (или) сборов с организации), что влечет нарушение их конституционных прав. В силу конституционного принципа равенства всех перед законом и судом (ч. 1 ст. 19 Конституции РФ) запреты и иные установления, закрепляемые в законе, должны быть определенными, ясными, недвусмысл


Поделиться с друзьями:

Типы сооружений для обработки осадков: Септиками называются сооружения, в которых одновременно происходят осветление сточной жидкости...

Семя – орган полового размножения и расселения растений: наружи у семян имеется плотный покров – кожура...

Адаптации растений и животных к жизни в горах: Большое значение для жизни организмов в горах имеют степень расчленения, крутизна и экспозиционные различия склонов...

Двойное оплодотворение у цветковых растений: Оплодотворение - это процесс слияния мужской и женской половых клеток с образованием зиготы...



© cyberpedia.su 2017-2024 - Не является автором материалов. Исключительное право сохранено за автором текста.
Если вы не хотите, чтобы данный материал был у нас на сайте, перейдите по ссылке: Нарушение авторских прав. Мы поможем в написании вашей работы!

0.047 с.