Погоня. — Смерть дочери лендлорда.

Старинный постоялый двор отдыхал; деловые шаги и шумные разговоры путешественников больше не нарушали покой его комнат; заботливые руки хозяйки, не обошедшей вниманием ни одного уголка заведения, оставили стоять печальными пришельцами метлу и щетку, ни минуты не отдыхавших днем. Все обитатели двора погрузились в глубокий сон.

Не было ни одного человека, кто не был бы погружен в океан сновидений, ни одного, кроме единственного — чужеземца, выделявшегося среди всех своим видом.

Он бросился в кресло и, казалось, задумчиво смотрел на облака, проплывающие по небу в бесконечном разнообразии форм и размеров. Незнакомец сидел без движения, его огромные бесстрастные глаза были широко раскрыты, и он напряженно вглядывался в небо почти целый час, не шелохнувшись.

Наконец, как будто его внимание утомилось от столь длительного созерцания, он пошевелился и глубоко вздохнул, почти простонал.

— Сколько может длиться эта ненавистная жизнь? — прошептал он. — Когда я перестану быть отвратительным чудовищем, внушающим ужас?

Какие-то воспоминания терзали его. Он передернул плечами и спрятал лицо в ладони, оставаясь в таком положении несколько минут. Однако затем снова поднял голову и повернулся навстречу лучам луны, шепча:

— Но я слаб, мне необходим покой. Только кровь возвратит мне силу. Я не могу противиться жуткой страсти, что подталкивает меня. Я должен… должен утолить ее.

Внезапно он поднялся, выпрямившись в полный рост, и вытянул перед собой руки, яростно проговаривая эти слова; однако через несколько минут он успокоился и произнес:

— Я видел, как в соседнюю комнату вошла девушка. У меня есть ключ, я могу войти туда, и она будет в моей власти. Это судьба зовет меня утолить жажду.

Он тихо подошел к двери, украдкой открыл ее и прислушивался несколько минут.

— Вся спят, — отметил он. — Все, кроме меня. Только я бодрствую в этом доме. Все мирно отдыхают, тогда как я, подобно дикому зверю, ищу, кого можно пожрать. Я должен идти.

Он выбрался в коридор и приблизился к двери молодой девушки, глубоко дышавшей в покойном сне, не подозревая об участи, ожидавшей ее; она даже не догадывалась, что злодей так близко.

Конечно, ей мог присниться сон о том, что в доме находится кто-то, совсем непохожий на нее, — кто-то отвратительный и ужасный, кто-то, кто живет кровью невинных и прекрасных.

— Она спит, — прошептал он. — Она спит!

Чужеземец снова прислушался, потом осторожно вставил в дверь ключ и обнаружил, что она не заперта. Поворачивая рукоять, он почувствовал, как что-то мешает двери открыться, но что именно, он не мог угадать.

Он налег на дверь и с усилием сдвинул ее, обнаружив, что она подается и помеха практически без шума постепенно уступает.

— Судьба благоволит ко мне, — прошептал он; — она не слышит меня. Я войду в комнату и, пока она не проснется, смогу испить из источника жизни, дорогого ей не меньше, чем мне.

Он уже вошел в комнату и выяснил, что открыть дверь мешало легкое кресло, приставленное к ней, — так как не оказалась других способов запереться на ночь после исчезновение ключа, девушка остановила выбор на кресле.

— Я запру замок, — прошептал незнакомец. — Если меня потревожат, я смогу убежать и буду в безопасности. Моей трапезе никто не помешает; по крайней мере я успею выпить столько, чтобы восстановить силы.

Он приблизился к постели, пожирая пылкими глазами прелестные формы молодой и невинной спящей.

— Как спокойна и безмятежна она, — прошептал он, — как жаль, но я должен, должен, ничего нельзя исправить.

Он склонился над ней. Наклонил голову, пока его ухо не коснулось губ спящей, как будто прислушиваясь к дыханию девушки.

Что-то пробудило ее. Она открыла глаза и попыталась подняться, но была немедленно отброшена назад, и вампир впился в ее нежную плоть острыми зубами; погрузив их, он отпил эликсир жизни, окрасив шею жертвы кровью.

Ужас и страх на какое-то мгновение лишили ее силы и совершенно — голоса; но когда она закричала, это был дикий, нечеловеческий крик, заполнивший весь дом и в ту же секунду пробудивший всякое живое существо.

— Спасите! Я умираю! — закричала бедная девушка, как только утих первый вскрик и она обрела дыхание.

С быстротой молнии ее призывы разносились по дому в отчаянной попытке остановить злодея; но постепенно они становились все тише и тише.

* * *

Лендлорд едва очнулся от приятных грез о былой юности, когда до него долетел душераздирающий вскрик Мари.

— Господи упаси, — прошептал он, — что это? В жизни не слыхивал ничего столь жуткого. Что бы это могло быть?

Он сел на кровати и стащил свой ночной колпак, прислушиваясь к призывам о помощи, исходившим из комнаты его дочери.

— Господи правый! Это Мари, — прошептал он. — Что стряслось?

Не медля ни минуты, он поспешно набросил одежду и выбежал из своей спальни со свечой к двери дочери.

— Что случилось? — осведомился один из постояльцев, Нед, разбуженный жутким криком.

— Не знаю, но… помогите мне.

— Помочь, но в чем?

— Нужно взломать эту дверь; там спальня моей дочери и там кто-то кричит. Тише!

— Спасите, — послышался слабый голос.

— Проклятье! — проговорил другой постоялец. — Здесь что-то неладно. Кому-то плохо, уж не чужеземец ли там?

— Взломаем дверь!

— Тогда надо взяться за руки; она не выдержит нашего напора, — сказал Нед; и они втроем налегли на дверь, которая подалась и распахнулась под их натиском. Слабый замок уступил, и больше их ничего не удерживало.

Но, ворвавшись вовнутрь без затруднений, они оказались недостаточно проворны, кубарем прокатившись по полу комнаты. И прежде чем им удалось подняться, перед их глазами выросла фигура чужеземца и пробежала мимо с Мари на руках.

— Спасите! Спасите, ради Бога! — взывала бедная девушка.

— Это она, — проговорил лендлорд.

— Мари…

— Да, за ней! Сейчас же за ней. Ради всех святых, за нею!

— Мы не оставим ее, — громко вскричал постоялец, и в ту же минуту все трое бросились следом за чужеземцем.

— Чужеземец побежал на кухню; кажется, она все еще у него, — произнес лендлорд.

— Я догоню его, — сказал Нед. — Я видел ее у него на руках. Она была вся в крови. Святые небеса! Чего он хочет? Не замышляет ли он убить ее?

— Спасите! Спасите, я умираю! — закричала девушка, и в ту же минуту они услыхали, как внизу чужеземец ломает дверь на кухню. В то же мгновение все трое сбежали по лестнице так быстро, как только могли, чтобы схватить злодея, но едва они ворвались на кухню, как увидали, что дверь захлопывается за ним.

— Он убежал, — воскликнул лендлорд. — Он убежал!

— Мы догоним его, бежим за ним! На Мари белое платье, и луна не даст нам упустить их из виду.

— За ним, друзья! Спасите мою дочь — спасите мою Мари!

Они бежали, не разбирая дороги, однако чужеземец каким-то непостижимым образом все время оказывался впереди них; высокий рост давал ему преимущество в беге, однако на руках он нес дочь лендлорда, вес которой более чем уравновешивал их возможности. Хотя девушка и не была тяжелой, — нести ее подобным образом представляло известную трудность, но незнакомец, казалось, обладал сверхчеловеческой мощью и благополучно удалялся, пока его силуэт не затерялся среди снопов сена, к которым приближалась погоня.

— Он бежит к амбару Джексона, — прокричал лендлорд, — быстрей, быстрей; мы еще можем успеть, пока не поздно.

Все трое уже бежали из последних сил, тяжело дыша и едва передвигая ноги, однако сделали последнее усилие, снова понеслись по полю и меньше чем через минуту достигли амбара.

Вбежав во двор, они увидели чужеземца, сидящего на снопе соломы с беспомощной девушкой на коленях. Его острые клыки погрузились ей в шею, и он жадно пил ток жизни из ее вен.

Едва заметив преследователей, он поднялся и побежал; Нед выстрелил ему вслед, предварительно хорошо прицелившись, однако не причинил ему видимого вреда. Тело дочери лендлорда было еще теплым, но безжизненным. Было ли это последствием ее ран и потери крови, что очень сомнительно, или это было последствие пережитого ею ужаса — неизвестно, однако последняя из причин, представляется более вероятной.

* * *

Может ли это быть правдой, и если да, то отчего жуткий призрак, существо, наполовину принадлежащее миру духов, должно скитаться под холодной луной, вселяя ужас в сердца всех, против кого обращается его странная злоба!

Сколь пугающе существование Варни-Вампира!

Были некоторые особенности в этом человеке, собирались мы сказать, но не находим справедливым называть так это существо. Странный мир вновь обретенной жизни… Если это так, то разложение смерти не касается его, и лучей «холодной луны» оказывается достаточно, чтобы вдохнуть в него жизнь. И кто скажет, что этот процесс конечен? Кто осмелится утверждать, прогуливаясь по улицам Лондона в разгар дня, что этого не может быть в действительности? Страшно подумать об этом, но, может быть, под маской благовоспитанной наружности мы принимаем в наш круг Вампира!

Такое, однако, может случиться. Мы уже видели, что Варни — человек учтивый и благовоспитанный; он обладает редким и прекрасным даром красноречия, и свой богатый опыт он, вероятно, собрал, длительное время вращаясь в обществе — так много лет, что он смог приспособиться ко вкусам и чувствам всякого и, преуспев в этом, обрел опасную власть над всеми.

Временами может показаться, что он сожалеет о своем гибельном даре бессмертия и более желает быть человеком, жить и умереть, как все живущие вокруг него. Но, вынужденный удовлетворять потребности своего естества, он ни разу не обнаружил достаточно мужества, чтобы собственной рукой пресечь свое бытие и тем остановить череду своих прегрешений.

Разумеется, природа такого существа обязана придумать пока неведомый нам способ, как положить конец его существованию, чтобы в мертвых членах его тела не теплилась более искорка, которую можно было бы потом раздуть в пламя жизни…

Возможно, какие-то из этих усилий увенчаются успехом и мы увидим, как Варни-Вампир не рассыплется прахом, как остальные обитатели нашего мира, но подвергнется жестокому умерщвлению, влекущему гибель, и навсегда будет вычеркнут из списков ныне живущих в этом огромном мире.

Неизвестный автор
ПРИЗРАЧНЫЙ ЗАЯЦ
Перевод С. Рублевского

— Бесси, ты встречала в этих местах белого зайца?

— Белого зайца? Нет, никогда. Почему ты спрашиваешь об этом?

Сюзанна Стенхоуп не ответила. В этот вечер она пришла домой несколько возбужденной. Я видела, как она пробежала по широкой садовой тропинке между грядок, засаженных прелестными скромными цветами, будто убёгая от какой-то опасности. Ее легкие шаги послышались возле дверей спальни, где я сидела с рукоделием, и в следующий момент она была передо мной с этим вопросом.

— Разве в Корнуэлльсе никто не слышал о преданиях, связанных с появлением белого зайца? Бесси, — продолжала она, — неужели в детстве ты не любила сказки?

— Это было так давно, что я уже ничего не помню, — улыбнулась я.

Сюзанна, сложив снятую с плеч накидку и бросив поверх берет, села на стул у открытого окна. Я тоже придвинула свой маленький рабочий столик ближе к окну, торопясь до сумерек закончить починку платья Джейн, порванного на самом неудобном месте. Между тем за окном уже темнело. В сентябре — хоть осень только началась — смеркается рано.

Мы жили на Маунт-фарм, в большом поместье, расположенном в Корнуэлльсе, вблизи Пенрина, и принадлежащем Бертрамам. Мой отец, Роджер Тренати, родился на приходской земле. Уже несколько поколений его семья жила здесь. В возделывании земли он превзошел многих соседей и был, что называется, зажиточным человеком, однако это вовсе не освобождало нас от необходимости трудиться, как и положено в патриархальном семействе. Роджер, наш единственный брат, уже работал в поле, как и отец. Я была старшей. Юнис была моложе Роджера, ей исполнилось этим летом семнадцать лет. Маленькой Джейн было всего десять, она посещала школу с пансионом у миссис Полок. На меня было возложено много домашних забот, поскольку две наши служанки были очень легкомысленны, а Юнис едва ли не более ветрена, чем они.

Наша мама умерла. Она была дочерью священника, настоящей дамой. Я многим обязана ее воспитанию. Роджер внешне больше всех нас походил на мать. У него были ее прекрасные глаза и добрая улыбка. Единственная сестра матери была замужем за преподобным Филипом Стенхоупом. Он и его супруга уже умерли, оставив дочь. Сейчас Сюзанна гостила у нас. Она получила первоклассное образование, но была небогата: всего тысяча фунтов трехпроцентного вклада. Когда она окончила школу, восемнадцать месяцев тому назад, мой отец предложил ей жить с нами, но она предпочла остаться независимой и устроилась гувернанткой. В одном из писем она как-то написала нам в искренней, но полушутливой манере, что она и не желала бы все время жить в сельском доме. Но сейчас был ее первый отпуск, семь недель, и она приехала два дня назад, чтобы пожить с нами.

— Сюзанна, ты нашла дорогу к дому госпожи Меллон? — спросила я, наметывая. Дело в том, что мы вдвоем собирались сходить к вдове Меллон после чая, чтобы отнести старой женщине шерсть для вязания носков. Это была единственная работа, которую она могла исполнять, ибо была слепа. И мы были рады занять ее. Кстати, хотя я и назвала ее старой, ей не было и пятидесяти. Хлопоты и болезни состарили ее лицо и сгорбили спину. А молодые часто склонны считать старыми всех, кому минуло сорок лет.

Джейн пришла домой с этой ужасной прорехой в новом платьице. Я очень рассердилась, на нее и была вынуждена заняться штопкой. Сюзанна сказала, что она одна может отнести шерсть. Я отдала ей шерсть, добавив небольшую корзиночку с запасами из нашей богатой кладовой, и рассказала, какой дорогой идти.

— Конечно! Я легко нашла, — ответила Сюзанна; — это живописный маленький коттедж в тенистой лощине.

— Почему ты спросила меня о белом зайце, Сюзанна?

— Потому что я сейчас видела его. У меня было приключение, Бесси.

— В самом деле? Что за приключение?

— Мы вчера беседовали о мисс Бертрам, — сказала она после паузы, не ответив на мой вопрос, — о том, что она собирается выйти замуж за мистера Арлея. Припоминаешь, это было как раз тогда, когда она вместе с пожилой леди проезжала через ворота, вон там, в своей повозке.

— Ее тетей. Да?

— В самом деле она собирается замуж за мистера Арлея?

— А как же, конечно собирается. Они должны пожениться в ноябре. Он ее кузен, но не двоюродный, а какой-то троюродный или еще более дальний родственник. Когда ее отец, сэр Уильям, скончался тринадцать месяцев тому назад, титул был ею утрачен, однако замок и все большие поместья перешли к мисс Бертрам. Поэтому Хуберт Арлей, как говорят, поспешил сделать ей предложение, и она через некоторое время, не с первого раза, приняла его.

Сюзанна быстро подняла свои голубые глаза.

— Его зовут Хуберт? Что он за человек?

— Очень симпатичный.

— Высокий и темноволосый?

— Высокий и довольно темноволосый. Он и в самом деле выглядит очень неплохо.

— Ну, а мне он таким не кажется, Бесси, — возразила она запальчиво. — Возможно, он и производит такое впечатление из-за своей внешности, но у него крайне неприятное выражение лица и…

— Послушай, Сюзанна! — прервала я ее. — Что это тебя так задело? Мистер Арлей обидел тебя?

— Меня? Обидел? О нет, дорогая!

— А можно подумать. Ты его где-то видела?

— Я расскажу тебе, Бесси. Я говорила, что у меня было приключение, когда я возвращалась от госпожи Меллон по этой темной тропе, не знаю, как она называется.

— Парковая тропа, — прервала я, — она относится к парку мисс Бертрам, но нам разрешают по ней ходить.

— Итак, я быстро шла по дорожке, потому что под деревьями казалось очень сумрачно, размахивая маленькой корзинкой, которую держала в руке, да так небрежно, что она сорвалась и улетела на много ярдов назад. Как раз в это время из-за угла вышли леди и джентльмен. Я узнала мисс Бертрам, ее красивое лицо, должна отметить, и обаятельную манеру держаться. Он нагнулся за корзинкой, а она сказала несколько ласковых слов мне, очевидно потому, что видела меня в коттедже миссис Меллон. Я толком не поняла, что она сказала, а мистер Арлей — я уверена, что это был он…

— Да-да, никто другой, кроме него, не мог бы прогуливаться с мисс Розой. К тому же он единственный гость в их поместье. Продолжай, Сюзанна.

— В тот самый момент, когда он протянул мне корзинку, чудесный белый заяц внезапно выскочил из зарослей, проскочил прямо перед ним и скрылся в кустах на другой стороне дорожки, — обронила Сюзанна задумчиво. — Заяц, казалось, так напугал молодого человека, что он, выронив корзинку, отшатнулся со сдавленным вскриком. Мисс Бертрам, очевидно, не видела зайца. Она повернула голову и спросила, в чем дело. Нет, ничего, спокойно ответил мужчина, но его волнение выдавала мертвенная бледность. Когда я наклонилась за корзинкой, будучи проворнее его, тот же белый заяц вновь появился из кустов, так же пересек дорожку и, скакнув перед ним, исчез в густой зелени. Бесси, мистер Арлей содрогнулся в страхе с головы до ног — это так же верно, как то, что я сейчас разговариваю с тобой.

— В страхе от чего?

— Откуда я могу знать? Мисс Бертрам оглядывалась кругом, будто вблизи неведомой опасности. Так мне показалось, но я по-прежнему думаю, что она не видела зайца. Они ушли, пожелав мне доброго вечера, а я бегом отправилась домой.

— Наверное, это был белый кролик, Сюзанна.

— Я уверена, что это был заяц. Я не могла ошибиться. Вопрос в том, почему он так напугал мистера Арлея…

— Другой вопрос в том, — сказала я, уходя от темы, полагая, что у Сюзанны разыгралось воображение, — почему это настроило тебя против мистера Арлея?

— Не это настроило меня. У меня нет предубеждений. Причина, почему он мне не нравится, состоит в том, что он…

— Что он, Сюзанна?

— Мне трудно это выразить. Но он взглянул на меня как-то развязно, будто, Бесси, я была девицей легкого поведения.

Я промолчала. Одна или две неприятные истории, компрометирующие мистера Арлея, гуляли по округе. Публика гадала, в достаточной ли степени они не известны мисс Бертрам, что было вполне возможно, поскольку оба они не были связаны с нашим непосредственным окружением. Он проживал в Сент-Хуте — поселке, удаленном на семь миль, в небольшом поместье, принадлежащем его отцу. Богатство Розы Бертрам, не говоря уже о ее красоте, должны были представлять искушение для него. До помолвки с мисс Бертрам он проводил время главным образом в Лондоне, где наделал много долгов.

— Сюзанна, ты привела одну из причин неприязни к нему, хотя, возможно, ты ошибаешься. Какова вторая причина?

— Вторая имеет отношение ко мне лично, Бесси. Я не могу ее назвать.

Она уселась на подоконник в глубокой задумчивости, серьезно вглядываясь своими голубыми глазами в сгущающуюся тьму и бессознательно откидывая рукой прекрасные золотые волосы. Когда стало слишком темно для работы, я закончила штопку, и мы спустились в гостиную. Юнис помогала служанке накрывать на стол: отец и Роджер пришли к ужину. Джейн давно лежала в постели.

Перед сном мы обычно пели гимн под аккомпанемент мой или Юнис. Сегодня сыграть вызвалась Сюзанна. По сравнению с нами она была искусной исполнительницей.

У Сюзанны была привычка читать псалмы по вечерам в спальне, которую она делила со мной. Сегодня вечером она села, как обычно, но почти сразу закрыла молитвенник.

— Нет, я сегодня не могу читать, это бесполезно, — воскликнула она почти с отчаянием. — Мысли блуждают, не могу сосредоточиться.

Я отвернулась от зеркала и взглянула на нее. Ее щеки раскраснелись, глаза взволнованно блестели.

— Бесси, можно я расскажу тебе историю?

— Конечно, я слушаю, дорогая.

— Тогда давай потушим свет и сядем у окна.

Она сама прихлопнула свечу колпачком, и мы сели у закрытого окна. Ночь была чудесная: лунный свет заливал холмы и долины, убранные поля, пастбища и разбросанные среди них большие и маленькие дома.

— Ты знаешь, Бесси, что, когда мама умерла, меня на два года отдали в школу в Уолборо для завершения образования. Это была небольшая и очень хорошая школа. Мисс Робертсон, воспитательница, была очень добра к нам. Мне сразу понравилась одна девушка, Агнес Гарт. Ей, как и мне, было шестнадцать лет. Это была самая милая, прелестная, красивая девушка, каких я когда-либо встречала.

— Красивее тебя? — прервала я ее.

— Какая ты глупая, — воскликнула она, смеясь и краснея. — Конечно, я знаю, что недурна, но меня нельзя даже сравнить с нею, хотя девочки и считали нас похожими. Мы обе были с ярким румянцем и одинаковым цветом волос. Ее прозвали Красавица, так обычно и называли: Красавица Гарт. Я не могу передать тебе, как я любила эту девушку; казалось, что вся любовь, какая была во мне, сошлась на ней. Она была такая нежная, добрая, хорошая — настоящий ангел.

Я рассмеялась.

— Ах, в самом деле, это так и было, Бесси. Мисс Робертсон говорила, что у Агнес нет твердых взглядов и она может легко попасть под влияние того, кого она любит. Однако и это была привлекательная слабость. Мы были как сестры и все два года провели вместе. Однако какое-то облако, казалось, окутывало ее.

— Облако?

— Ну, мы никогда не могли узнать по-настоящему, кто она такая. Другие девочки свободно беседовали о своем доме, о друзьях, о прошлой жизни. Она же молчала обо всем, что касалось ее личных дел, даже со мной. Однако мне казалось — я не знаю почему, — что ее мать была актрисой в Лондоне. Своего отца она никогда не знала. Агнес воспитывалась, как и остальные девочки, — больше мы ничего не знали.

— Уезжала ли она домой на каникулы?

— Нет, она проводила их в школе, как и я. Вероятно, это еще больше сблизило нас. Мои два года подходили к концу, когда однажды мисс Робертсон вызвала Агнес с урока немецкого. Когда мы вернулись в класс, то узнали, что Агнес уехала в Лондон по известию, полученному воспитательницей. Она вернулась через месяц в глубокой печали и сказала нам, что ее мама умерла. Хотя ее печаль была искренней, сквозь нее просвечивала радость, которой не было прежде. Я узнала, что Красавица была влюблена. Она встретила в Лондоне одного джентльмена, и уже состоялась тайная помолвка. Она не говорила, кто он по положению, хотя я и расспрашивала ее. «Теперь мне не придется идти в гувернантки», — сказала она мне однажды, поскольку именно это ждало ее, — ведь мать оставила ей слишком незначительное состояние, если таковое вообще было.

— Сколько ей было лет, Сюзанна?

— Тогда восемнадцать, как и мне. Это был последний год. Как-то меня пригласили в город, к себе на вечер, добрые люди, которые прежде жили рядом с папиным приходом. Красавица тоже была куда-то приглашена. Случилось так, что мы, возвращаясь, подошли к двери одновременно. Со мной была пожилая служанка. Красавицу провожал высокий, красивый молодой человек. Она держала его руку, и я инстинктивно поняла, что это ее возлюбленный приехал в Уолборо. Я хорошо разглядела его. Газовый фонарь отбрасывал свет прямо на его лицо. Он коротко пожелал ей доброй ночи и повернулся, чтобы уйти, когда Агнес остановила его. «Это мисс Стенхоуп, о которой ты так много слышал от меня», — сказала она. Правила приличия заставили его остановиться и сказать мне несколько слов, прежде чем нам отворили дверь. Затем он приподнял шляпу в знак прощания и удалился. «Не рассказывай ничего, Сюзанна, — шепнула мне Красавица с мольбой, — мисс Робертсон это может не понравиться».

— И ты рассказала?

— Что ты, конечно нет, Бесси. Разве мы могли выдать друг друга? Кроме того, я не видела ничего дурного в том, что он проводил ее домой. Я полагаю, что и друзья, с которыми она была, не возражали против этого.

— Продолжай.

— На следующей неделе я покинула школу и поступила на место, которое мне подыскала мисс Робертсон, у леди Лесли. Это очень далеко от Уолборо, примерно на полпути сюда, в Пенрин. Красавица и я не рассчитывали на частые встречи, но, прощаясь, мы плакали и обещали друг другу, что будем постоянно переписываться. Бесси, я получила от нее всего два письма.

Больше, чем слова Сюзанны, меня удивил ее тон.

— Только два письма. Одно из них пришло из школы, второе, через неделю, — из Лондона. Она писала, что покинула Уолборо и находится с друзьями в Лондоне, готовясь к свадьбе. Ее единственным желанием было видеть меня подружкой невесты, что, конечно же, было несбыточным. После этого я ничего не слышала о ней.

— И до сих пор ничего не знаешь?

— Слушай; через несколько месяцев, я думаю, в конце августа или в начале сентября — я помню, был теплый, с дымкой на небе день, — я сидела в школе, проверяя тетради. Мои ученики гуляли во дворе под присмотром воспитательницы-француженки. Вошел слуга и сказал, что меня спрашивает молодая леди. Это была Агнес. Когда дверь закрылась, она со стоном бросилась ко мне. Я не могу тебе передать, Бесси, как ужасно девушка изменилась за эти пять или шесть месяцев. Ее красивое лицо стало изможденным, прежде приятные округлые плечи заострились. Я не могла говорить от испуга, я видела, что случилось что-то плохое. Она прильнула ко мне, всхлипывая и дрожа. «Я должна была зайти к тебе, Сюзанна, — задыхаясь, произнесла она. — Всего на несколько минут, Сюзанна, только чтобы увидеть тебя, а потом я снова уйду». — «Дорогая Агнес, ты замужем?» — спросила я, нежно ее целуя. «Я думала, что да, Сюзанна, — ответила она. — Я думала так, хотя он не позволил мне сказать об этом тебе или кому-нибудь еще». При этом она села, бедная девочка, и со стоном уткнулась лицом в парту. «Дорогая, — сказала я, — куда ты направляешься?» Но она не ответила. Мне не понравилась тусклая синева ее губ. Было видно, что она нуждалась в пище и отдыхе. Я решила попросить леди Лесли, чтобы она позволила ей остаться у меня на день или два. Я была уверена, что леди разрешит, так как она была отзывчивой женщиной. «Подожди немного здесь, дорогая, — шепнула я, целуя ее бледную щеку. — Я принесу тебе стакан вина и печенье». Леди Лесли находилась в гостиной с друзьями. Я была в затруднении, не зная, что делать. Мне не хотелось вызывать ее из комнаты или разговаривать в присутствии посторонних. Пока я медлила, леди Лесли сама вышла из гостиной, и тогда я обратилась к ней, рассказав немного историю Красавицы. «Разрешите мисс Гарт остаться на несколько дней у меня», — попросила я. Леди Лесли сердечно сказала: «Если она в беде или у нее какие-то затруднения, необходимо, чтобы друзья за ней присмотрели». Я была так благодарна и растрогана, Бесси, что разразилась слезами. Потом я побежала к дворецкому за стаканом вина и вернулась в классную комнату. Она была пуста. Красавица ушла.

— Ушла?

— Да. Она, видимо, покинула класс почти сразу после моего ухода. Один из служащих встретил ее в холле и открыл дверь. Леди Лесли навела справки, и мы узнали, что Агнес поспешила на вокзал и села в поезд.

— В Лондон?

— Нет, она ехала в Корнуэлльс. Возникли затруднения с билетом — у нее был сквозной билет — из-за того, что она сделала остановку. Железнодорожный служащий сказал, что билет был до Сент-Хута. Бесси, я не видела ее с тех пор и ничего о ней не слышала.

— Сент-Хут — это небольшое селение в семи милях отсюда.

— Я знаю. Я проследила ее путь по карте. А теперь, как ты полагаешь, почему я рассказала тебе эту историю?

Задавая вопрос, она наклонилась ко мне, и я заметила, что она взволнованна: легкий румянец появлялся и исчезал на щеках, прекрасные голубые глаза необычно блестели.

— Этот человек, Хуберт Арлей, который собирается жениться на мисс Бертрам, перед которым вчера дважды проскакал заяц, напугав его до ужаса, был возлюбленным Агнес Гарт.

Я вскрикнула.

— Я узнала его мгновенно, хотя видела его только однажды, и к тому же при свете газового фонаря. Когда он стоял передо мной в парке, я узнала его и его голос, низкий и хриплый. Ты говоришь, что мистера Арлея зовут Хуберт. И имя возлюбленного Агнес было Хуберт. Я хочу знать: если он собирается жениться на мисс Бертрам, то где Агнес?

Я не могла говорить. Мысли метались в голове одна тревожнее другой. Вдруг всплыла еще одна, худшая из всех.

— Когда, ты говоришь, это было, Сюзанна? Когда она приехала в Корнуэлльс?

— Приблизительно год назад.

— Ну конечно, это было как раз тогда. Насколько я могу сейчас припомнить, год назад молодая девушка, утомленная, измученная, со сбитыми ногами добралась до коттеджа вдовы Меллон. Два дня она, больная, лежала у нее, затем исчезла. Домашние или кто другой ничего не знали о ней.

Минни Меллон рассказывала интересные вещи, но этого я не стала передавать Сюзанне, хотя описание молодой леди, которое мне дала сестра миссис Меллон, совпало с внешностью Агнес Гарт. Конечно, это не могло нас, семью Тренати, настроить против мистера Арлея. Если его свадьба с мисс Бертрам состоится, он станет нашим лендлордом и мой отец через год обратится к нему за продлением аренды.

Наконец мы легли спать. Но у меня не выходила из головы история, рассказанная Сюзанной; судьба бедной Агнес Гарт и, наконец, не в последнюю очередь, белый заяц, пробежавший по ногам мистера Арлея. Должно быть, мне присуща доля романтики, поскольку белый заяц все время вторгался в мои мысли.

В последнее время у нас возникли затруднения с домашней птицей, особенно с гусями. И вот утром, управившись со своими разнообразными обязанностями, я надела свой солнцезащитный капор и собралась сходить к Майклу Харту, леснику мисс Бертрам, чтобы посоветоваться с его женой, которая была знатоком в птицеводстве, о гусях. Мери Харт не было дома. Однако Майкл, покуривая послеобеденную трубку у дверей коттеджа, сказал, что она отправилась в сторону болота с порцией тушеного кролика для старой вдовы Лоум, которая сейчас болеет. Я не знала, ждать ли мне Мери Харт. Уже было около часа — время обеда у нас. Майкл предполагал, что она долго не задержится. Я села на скамейку у кухонного окна и завела с ним разговор.

— Здесь есть белые зайцы, Майкл?

— Белые зайцы?! — произнес он, поворачивая голову ко мне. — Что вы, мисс Бесси, у нас такой дичи нет.

— Моя кузина, мисс Стенхоуп, говорит, что видела, как белый заяц бежал через парковую тропу вчера вечером.

— Наверное, это был кролик, — сказал Майкл; так же, как я — Сюзанне. — Люди в этом краю не любят белых зайцев, — добавил он, перекладывая трубку из руки в руку. — Говорят, если увидишь — не жди ничего хорошего.

— Но как можно их видеть, Майкл, если их нет?

— Дело в том, что белые зайцы — это не настоящие зайцы, а духи, мисс Бесси, призраки. Я видел белого зайца только однажды и не хотел бы его увидеть снова.

— Так вы видели одного зайца?

— Я видел его, мисс Бесси. Дело было десять лет тому назад. Вы помните те времена?

— Конечно, помню, Майкл. Мне двадцать два года.

— В этом красном доме — его трубы видны над деревьями — жили старый Трехерн, его жена и сын. Молодой Трехерн был сумасбродом и доставлял родителям немало хлопот. Однажды осенним днем, когда я сопровождал сэра Уильяма и компанию охотников с собаками, молодой Трехерн, входивший в эту группу, отстал от других, рассказывая мне о своей заболевшей собаке. Как раз когда мы пересекали пятиугольную рощицу, белый заяц — так он выглядел — выбежал из зарослей прямо ему под ноги. Прямо под ноги, мисс Бесси. Я никогда ничего такого не видел. Молодому Трехерну это не очень понравилось — я видел, как он отпрыгнул в сторону. Я полагаю, что он вспомнил суеверие, но захотел заставить говорить меня. «Что это было, Харт?» — спросил он, ругаясь и отряхивая ноги, как бы желая стряхнуть с них следы, которые оставила эта тварь. «Это выглядело похоже на зайца, сэр, — сказал я, — но он удрал так быстро, что невозможно толком разобрать». Мы пошли дальше. Больше ничего необычного не случилось. Девять дней спустя молодой Трехерн погиб. Его выбросило из кабриолета, когда он возвращался из гостей, и он умер на месте.

— И все же, Майкл, что это за суеверие?

Прежде чем ответить, Майкл не спеша затянулся трубкой.

— Не такое это дело, мисс Бесси, чтобы его рассказывать молодой леди.

— Но я хочу знать. У меня есть веская причина для этого. К тому же я взрослая женщина, заметьте, Майкл, а не ребенок.

— Ну ладно. Что касается Трехерна, то он слишком много болтал и хохотал с Патти, дочерью вдовы Лоум. Она была молоденькая и прелестная, а он посмеялся над ней. Говорили, что вдова прокляла его. Я не знаю, как все случилось, но Патти умерла.

— А как же суеверие, Майкл?

— Это и есть суеверие, мисс Бесси. Если с молодой девушкой обходятся подобным образом и она умирает, она возвращается в виде белого зайца, и вот тогда наступает смерть ее бывшего возлюбленного. Она, влюбленная, возвращается, чтобы предупредить его.

Легкая дрожь охватила меня при этих словах. Неужели мистер Арлей настолько близок к смерти? Что за глупая мысль? Я стряхнула с себя дрожь вместе с суеверием. Мы, жители Корнуэлльса, склонны верить многочисленным фантазиям, но уж наверняка не таким нелепым.

— Не похоже, чтобы ваша жена возвращалась, Майкл, — сказала я, поднимаясь со скамьи. — Я больше не буду ждать. Возможно, она зайдет ко мне на ферму. Я бы хотела, чтобы она посмотрела на наших гусей.

— Она обязательно придет, мисс Бесси.

Я ушла, но, что бы ни делала, мне не удавалось выбросить эту историю из головы. Нет, не суеверие; я не могла забыть историю, рассказанную Сюзанной об Агнес Гарт и о том сходстве, которое существовало между нею и девушкой, посетившей миссис Меллон год назад.

Сегодня, во второй половине дня, мы пили чай необычайно рано, в четыре часа, из-за отца, которому надо было уходить. Я решила потом заскочить к миссис Меллон, порасспросить ее кое о чем. Сюзанна была занята красивыми старыми кружевными лентами для наволочек, которые остались ей от матери и от долгого хранения слегка пожелтели. Она их постирала и сейчас вытягивала, прежде чем разложить для отбеливания. Это и пригодилось как повод, чтобы оставить ее.

— На кого была похожа молодая леди, которая пришла сюда год тому назад, мисс Бесси? — повторила миссис Меллон мой вопрос. — Знаете ли, мисс, я сама не могла ее видеть, но моя сестра Анна, которая как раз была здесь, не могла наговориться о ее красоте, болезненном виде и ужасной печали.

— Она была очень красивая, не так ли? С голубыми глазами?

— О да, очень красивая, и глаза были самые голубые, прелестные и печальные; а волосы у нее были ярко-золотого цвета. Минни не далее как вчера сказала, что у молодой леди, которая приходила сюда с шерстью от вас, были такие же красивые золотые волосы.

Это было похоже на подтверждение, и я медленно перевела дыхание.

— Можете ли вы рассказать мне подробности ее прихода и пребывания здесь? — попросила я.

— Это было год назад, мисс Бесси. После полудня Анна, я и ребенок пили чай за этим круглым столом, когда снаружи послышалось какое-то движение. Анна отворила дверь. Там стояла одетая в черное молодая девушка, бледная и утомленная, как после долгого пути, с болезненным, но красивым лицом. Не разрешим ли мы ей присесть на несколько минут, спросила она, попросив стакан воды. Анна ввела ее в комнату, и тут она потеряла сознание, едва опустившись в кресло. Мы раздели ее и положили в постель Минни, потому что она была слишком слаба, чтобы уйти вечером. В этой постели она оставалась почти три дня, не имея сил, чтобы встать с нее, и плача почти все время.

— Назвала ли она вам свое имя? — прервала я рассказ.

— Она не называла своего имени, не говорила, откуда она, не рассказывала ничего о себе. Но все же сказала, что в тот день она вышла ранним утром из Сент-Хута. Мы поняли, что она где-то здесь прождала весь день, ожидая кого-то, так как ее видели два или три человека. Майкл Харт, по его словам, тоже видел ее, но он сказал мне, что лучше об этом не говорить, — внезапно оборвала свой рассказ миссис Меллон. — Так что оставим это. На третий день она поднялась, мисс Бесси, и я хорошо помню, как она сидела здесь со мной после легкого обеда, расспрашивая о мисс Бертрам и о ее предстоящем замужестве, будто она знала мисс Розу прежде. Я задала ей прямой вопрос. Нет, о<