Сьюзен кивнула, показывая, что понимает, насколько важными являются слова главврача.

– Доктор Вайнер, я бы хотел вас попросить, чтобы вы подготовили предварительное заключение о состоянии Штефана и перспективах его изменения в будущем, – Штайнмаер говорил так, словно боялся услышать возражения прежде, чем он закончит свою мысль. Сьюзен не перебивала. – С этим заключением мы обратимся в комиссию, чтобы получить определённые возможности, которые помогут вам в работе. Первое заседание состоится завтра днём, там вы сможете высказать свои первые наблюдения.

Девушка нахмурилась. Главврач говорил туманно, тщательно подбирая слова, но что в действительности кроется за этими словами, она пока понять не могла.

– Простите, я не совсем понимаю…

– Помните, я говорил вам, что Штефан не совсем соответствует направлению нашей клиники, и ему грозит перевод в другое учреждение. В муниципальное учреждение, так как за него сейчас платят спонсоры. Последние два года.

– А кто платил до этого? – спросила психиатр, приподняв правую бровь.

– Этого я не знаю, но деньги на его счёт поступали регулярно, – ответил доктор Штайнмаер, пожав плечами. Однако девушка заметила, что, вероятно, у него были некоторые предположения по этому поводу, но он просто не захотел говорить об этом. – Нам нужно заручиться поддержкой комиссии, чтобы продолжать получать помощь фондов.

Главврач в ожидании посмотрел на Сьюзен поверх очков в золотой оправе. Он ждал её ответа, хотя было видно, что он не сказал ей чего-то главного.

– Я должна провести тесты и только на их основе смогу что-то написать в отчёте, - ответила девушка. Ей было неуютно от предчувствия, что от неё что-то утаивают.

Главврач сделал вид, что не заметил пытливого взгляда подчинённой. Быстро попрощавшись с ней, он встал из-за стола и прошёлся по кабинету. Затем снова подошёл к столу и набил трубку табаком. В последнее время он стал много курить.

Да, он действительно не сказал Сьюзен всей правды. Но он не мог этого сделать. В том, что ему требуются результаты для комиссии, Штайнмаер не солгал, как, впрочем, и о том, что Штефана могут перевести в другую клинику. Результаты ему были нужны, в первую очередь, для спонсоров, которые вот уже долгое время верили его обещаниям и отговоркам. Однако и их терпение стало иссякать, и пару недель назад он получил от них сообщение о прекращении финансирования пациента, если Штайнмаер не предъявит им заявленные результаты возможности возвращения пациента в общество. Но также он надеялся на результаты и с целью привлечения внимания врачебного совета к своему подходу в лечении пациентов. Предъявить же пока было нечего. Люди, перечисляющие деньги на содержание Штефана и на оплату работы специалистов с ним, даже не догадывались, что финансируют убийцу. Главврач ничего не сказал им тогда, иначе с этим пациентом можно было бы попрощаться. Он писал в своих отчётах, что работа ведётся, но необходимо время. Спонсоры терпеливо ждали улучшений. Но на деле всё обстояло совсем иначе, чем писал Штайнмаер. Всё было совсем не так. После совершённого Штефаном убийства срочно была создана врачебная комиссия, с целью подробно рассмотреть данное происшествие. Тогда, чтобы оставить подопечного в клинике и не допустить его перевода, ему пришлось согласиться на условия комиссии, требовавшие проведение курса ЭКТ и полной изоляции Штефана от других пациентов. Он посчитал, что всё же это было лучше, чем радикальное лечение экспериментальными психотропными препаратами, к которому без раздумий прибегли бы доктора в новой клинике, чтобы усмирить буйный нрав пациента. К тому же, потом он смог настоять на том, чтобы ЭКТ заменили транквилизаторами. Некоторое время подопечный находился под воздействием сильных лекарств, о работе с ним не могло быть и речи, равно как и в период восстановления. Однако Штайнмаер продолжал писать в отчётах, что всё идёт хорошо, и успехи – не за горами. Когда же Штефан окончательно оклемался от таблеток, Штайнмаер решил, что теперь можно вновь возобновить работу. На свой страх и риск он перевёл пациента на условия общего содержания, лишь с некоторыми более жесткими мерами надзора. Тем самым он нарушил постановление комиссии, но чувствовал, что просто не может поступить иначе, если действительно хочет помочь подопечному вернуться к нормальной жизни вне этих стен. Замкнутого, агрессивного Штефана необходимо учить взаимодействовать с людьми, больше доверять им и пытаться раскрывать и выражать себя, как делают это все члены общества. Сидя взаперти он этому не научится.

Теперь у Штайнмаера было две тайны, которые он тщательно оберегал от огласки. Это ему удавалось, да и Штефан вёл себя спокойно и не доставлял хлопот, но результатов по-прежнему не было. Но Штайнмаер успокаивал себя тем, что, возможно, результаты появятся позже, главное – не прекращать работу. Недавнее же сообщение от спонсоров вновь заставило его волноваться. Нужно предоставить хоть какие-то результаты. Именно поэтому он пригласил самого лучшего психиатра-консультанта, которого только смог найти. Это была Сьюзен Вайнер. Замечательные рекомендации, образование, успешная практика в таких же тяжёлых делах. Он надеялся, что она поможет Штефану, и тем самым спасёт и его самого. С её помощью он хотел добиться от комиссии некой «амнистии» для пациента, и тем самым улучшить условия для терапии. Он должен доказать им, что Штефан не безнадёжен, и его нельзя держать в клетке. К тому же, рано или поздно они всё равно узнают, что он нарушил условия соглашения, поэтому разрешение требовалось получить как можно скорее. Потом, если всё всплывёт, у них хотя бы будут результаты. А ведь победителей не судят, верно?

19:25

«Доктор Штайнмаер явно чего-то не договаривает мне о моём новом пациенте. Но зачем ему что-то скрывать? Ведь мы идём с ним к одной цели, ведь так? Всё это очень странно», – Сьюзен устало опустила пакеты с покупками на кухонный стол.

– Мамочка, подойди ко мне! У меня к тебе очень важное дело! – голос дочери развеял раздумья, как свежий ветер разгоняет дождевые облака.

– Что случилась, дорогая?