Чань-буддизм и чаньская культура психической деятельности

В любой области жизнедеятельности мы привыкли ориентироваться и опираться на максимумы, на идеальные модели, «а эталоны. Если искать философию максимально целенаправленно воздействующую на становление воинских искусств, то в первую очередь следует указывать на чань-буддизм, исследовать его психогогику. Именно этому китайскому варианту махаяны, влиянию его метода и теории обязаны своим процветанием шаолиньская школа борьбы (кит. шаолиньсы цюаньфа; яп. серидзи кэмпо) и японские самурайские воинские искусства, практикующие идеологические и моральные принципы кодекса <Бусидо> (Путь самурая).

Школа чань (яп. дзэн) возникла в Китае на рубеже У-У1 вв., удачно объединив индийскую и местную традиции. Основателем школы считается индийский миссионер Бод-хидхарма (кит. Пути-Дамо; яп. Бодай-Дарума).

В соответствии с доктриной чань-буддизма, сознание человека подразделяется на «загрязненное» («омраченное>) и «чистое» («просветленное»). В «омраченном» сознании люди не могут постичь истинную природу вещей. Они воспринимают вещи в искаженном, грубом, субъективно желаемом свете, что является главной причиной страданий и неудовлетворенности, которые приходится терпеть в бесконечной череде перерождений. Покончить со страданиями и перерождениями, спастись человек может лишь в том случае, если ему удастся, кардинально изменив свою психическую деятельность, добиться «чистого» («неомраченного») сознания, обрести просветление, постигнув высшую природу вещей и своего «Я». Когда в процессе самосовершенствования человек, наконец, поймет, что нельзя разделять мир на «Я» и «не - Я», на субъект и объект, выделять в едином гармоничном целом оппозиции и противоположности, тогда он приобретет абсолютный покой и безмятежность.

Но чтобы избавиться от ложного сознания, которое «подобно облакам омрачает сияние солнца истинной реальности», необходимо обратиться к адекватной практике психической саморегуляции, то есть к медитации.

Медитация (санскр. дхяма; кит. чань-на, чань) - психофизический метод, целью которого является достижение состояния глубокой сосредоточенности при общей расслабленности, мысленной и эмоциональной отрешенности. С помощью медитации можно выйти на уровень внутреннего познания, которое рассматривается как совершенная мудрость, как источник истинного, нерасчлененного и, следовательно, неискаженного опыта.

Медитация обычно практиковалась в комплексе со многими другими методами воздействия на психическое и соматическое состояние человека, например, с парадоксальными задачами (гун-ань) и диалогами (вэнь-да). Процесс медитации включал два основных этапа. На первом, подготовительном, этапе с помощью массажа биологически активных точек, дыхательных упражнений, водных процедур и т.п. необходимо было добиться полной релаксации, снять возбуждение, отстраниться от отвлекающих внимание посторонних факторов. Только после этого медитирующий мог приступать к акту глубокого созерцания, подразумевающему, в свою очередь, две ступени. Сначала следовало научиться сосредотачивать <опустошенное>, лишенное каких-либо образов, мыслей сознание в одной точке (санскр. экагра; кит. и-нянь-синь). «Отработав» этот уровень, можно было переходить к практике «скользящей» медитации, когда внимание без всяких (даже самых минимальных) усилий воли и сознания самопроизвольно движется, течет подобно воде, не задерживаясь и не концентрируясь ни на каком отдельном объекте, но схватывая всю ситуацию в целом при мгновенном интуитивном учете и оценке всех ее частностей. Человеческое «Я» при этом не только не вмешивается в деятельность своей психики, оно как бы перестает существовать, растворяясь в подсознании. Субъект сливается с объективной ситуацией, начинает жить и действовать по ее законам, то есть максимально адекватно.

Чтобы освоить данный метод психофизического тренинга нужна была многолетняя, упорная, продуманная до мелочей работа. Сам легендарный Бадхидхарма ознаменовал свой приход в монастырь Шаолинь тем, что семь долгих лет практиковал сидячую медитацию. Мало того, последователи чань убедительно доказывали, что медитация не должна существовать сама по себе, не должна отделяться от какого-либо вида деятельности, доведенного до совершенства, до гунфу. Одно поддерживает другое: овладение каким-то искусством (будь это даже простая, непривлекательная, чисто механическая процедура) требует умения без излишнего умственного и физического напряжения сконцентрировать на нем все внимание, то есть умения медитировать; в свою очередь, совершенное владение методом медитации предполагает мастерское исполнение какой-то (лучше творческой) работы. Отсюда требование активных форм медитации. В случае пассивной медитации, последняя становится самоцелью, выступает в чистом

виде, как метод и вид деятельности одновременно. Если пассивная медитация годна только для аскета-отшельника, то активная - гораздо жизненнее и прекрасно согласуется с любой социальной функцией. Единственное, что исключает и одна, и другая форма, так это дилетантизм, верхоглядство, халтуру.

Доскональная разработка и систематизация рассмотренной психологической практики несомненно является продуктом восточной культуры, однако с подобным опытом знаком и Запад. Просто, видимо, никому в голову не приходило назвать медитацией кропотливый труд художника или ежедневные многочасовые занятия музыканта. А ведь это примеры великолепно разработанной активной или прикладной медитации. Как медитирует, скажем, профессиональный музыкант-<духовик», играющий на валторне или трубе? Во-первых, он успокаивается, настраивается на занятия, принимает правильное положение тела, расслабляется, регулирует дыхание, массирует пальцы и губы, пробуя клапаны и мундштук. Потом он начинает «выдувать» длинные ноты, постепенно наращивая и снимая звучание каждой из них, добиваясь чистого и, так называемого, «полного» звука. После этого до автоматизма отрабатываются какие-то комбинации нот: гаммы, музыкальные фразы, в более сложном варианте • целые этюды. Наконец, музыкант приступает к «читке с листа», стараясь ровно и точно воспроизвести каждый пассаж. Беглая «читка» требует умения скользить взглядом по нотам, не акцентируя и не задерживая внимание ни на одной из них; умения видеть всю фразу (а то и весь лист) в целом.

На этом этапе особенно четко проявляется степень мастерства и уровень владения методом медитации. Посредственный музыкант «играет ноты», хороший - «играет музыку», сливаясь с ней в одно неделимое целое. Недаром говорят, что талантливый исполнитель заставляет свой инструмент плакать, петь, смеяться.

Идентичный или, во всяком случае, очень похожий опыт медитации переживает и мастер какого-либо воинского искусства. Несмотря на то, что он постоянно следит за своей физической и духовной «формой», к началу занятий он должен суметь быстро сосредоточиться, отвлечься от всего постороннего, успокоиться, отрегулировать дыхание, произвести массирующие, растягивающие и расслабляющие упражнения. Далее, в зависимости от программы тренировки, отшлифовываются отдельные элементы и «связки» базовой техники. Доведенные до автоматического, бездумного, неосознанного исполнения, формальные комплексы позволяют перейти от одноточечной медитации к скользящей или ситуативной, то есть подняться на уровень «обусловленного поединка» с несколькими противниками. Наконец, вершиной мастерства и самой сложной ступенью медитации является «свободный спарринг», когда нет времени думать и просчитывать ходы, когда контратака опережает атаку, когда одно движение естественно и органично, без всякой задержки вытекает из другого, когда мастер без остатка «растворяется» в поединке, переставая противопоставлять себя противнику, нутром чувствуя, интуитивно постигая последнего как самого себя, мгновенно разгадывая любой его финт, обман, замысел.

Интересным моментом медитации применительно к воинским искусствам является своеобразный крик (а может быть клич) атакующего бойца. Функцию крика <ки-йа> в каратэ или «а-чи» в тхэквондо объясняют по-разному: необходимостью акцентировки внимания на завершающий атаку удар, регулировкой дыхания; концентрацией энергии, подбадриванием себя и запугиванием противника. Истинное объяснение носит гораздо более сложный философско-психологический характер. Касается оно практики взаимодополнения медитации и парадоксальных задач дзэна. Целью парадоксальных задач (кит. гун-ань; яп. ко-ан) также является помощь адепту чакь в достижении интуитивной мудрости, просветления. Бессмысленная задача, вопрос, диалог были призваны помешать ученику рационально, логико-понятийно осмыслить, концептуализировать ситуацию. Разум исключался. Оставалось требование «думать животом». Реагировала вся психосоматическая целостность человека, притом реагировала мгновенно и точно по ситуации.

В средние века в Китае и Японии коан был доведен до совершенства в технике «Мук Беспрерывно и нудно повторяя это междометие, отвечая им на любое препятствие, выражая с его помощью любую эмоцию, желание, ученик дзэна полностью идентифицировался с «Му!», вживался в <Му!>. Весь мир выражался одним словом, умещался в нем. Мышление заменялось интуицией, осознанная реакция уступала место рефлексу. Дзэнские военные наставники превратили простой воинственный клич в совершенный коан, наполнили его новым содержанием, заставили играть если не основную, то, по крайней мере, очень значительную роль в психофизической подготовке воина.

Итак, медитация «делает» мастера и подвластна до конца лишь ему. Знание - умение и метод интуитивного погружения тесно переплетены друг с другом. Значит, есть только один способ научиться медитировать - нужно добиться мастерства. И чем скорее люди поймут эту простую истину, тем скорее они перестанут быть жертвами всяких деляг и халтурщиков. Высокое искусство требует большого умения, которое приобретается долгим упорным трудом.