Мои встречи с Тимоти Лири Альберт Хофманн

Тимоти Лири после своего побега из тюрьмы Сан-Луис-Обиспо в Калифорнии в сентябре 1970 года приехал в Швейцарию и попросил политического убежища. Он

наущению Мэнсона, написали на стене дома различные лозунги. Как убийцы, так и их жертвы в ту ночь были под действием ЛСД. Мэнсон был приговорен к смертной казни, замененной пожизненным заключением.

Это был день Варшавского восстания, первого организованного со-противления немецкой оккупации, когда Альберт Хофманн, в ходе своих фармакологических исследований, синтезировал ЛСД. В пятницу 16 апреля 1943 года (день, получивший впоследствии в некоторых кру-гах название «Лучшая пятница») он случайно принял внутрь некоторое количество этого вещества и испытал «не самые неприятные ощуще­ния». В понедельник, 19 апреля, доктор Хофманн принял еще некоторое количество этого препарата (как он считал, очень небольшую дозу -1/250-миллионную грамма) и совершил свое знаменитое путешествие на велосипеде, с которого и началась современная психоделическая эра.

В течение последующих двадцати лет ЛСД распространилось в психиатрических и психологических кругах, породив тысячи исследо­вательских работ. В 1963 году, к вящей досаде швейцарского истеб­лишмента, его стали употреблять и в художественных, мистических и контркультурных кругах. Доктор Хофманн был директором исследова-тельского института Департамента натуральных продуктов в компании Sandoz Pharmaceutical Ltd. в Базеле, Швейцария. Он член Всемирной академии наук, член Комитета по присуждению Нобелевских премий, Американского общества изучения растений и Американского обще-ства Фармакогнозии. Он автор нескольких книг: «Ботаника и химия гал-люциногенов», «Растения богов» 6 соавторстве с Ричардом Шульцем, «Дорога в Элевсин» в соавторстве с Р. Гордоном Уоссоном, Карлом Ру-ком иДэнни Стэплэом, «ЛСД - мой трудный ребенок» и «Внутрь/Вовне».

жил в курортном городке Виллар-сюр-Олон в Западной Швейцарии.

Мы познакомились при посредстве адвоката док­тора Лири, доктора Мастронарди. 3 сентября 1971 года мы встретились с доктором Лири в кафе железнодорож­ной станции в Лозанне. Встреча была сердечной, ведь наши судьбы скрестились под знаком ЛСД. Лири был среднего роста, стройный, энергичный, с яркими, сме­ющимися глазами на загорелом лице, обрамленном слегка вьющимися с проседью волосами. Он скорее по­ходил на экс-чемпиона по теннису, чем на отставного гарвардского профессора. Мы поехали на машине в Бушийон, где за столиком, сервированным белым ви­ном и рыбой, наконец состоялся диалог между отцом ЛСД и его апостолом.

Я высказал свои сожаления по поводу того, что ис­следования ЛСД и псилоцибина, которые имели столь многообещающее начало, породили такую ситуацию, при которой их продолжение в академических кругах сделалось невозможным. Я также высказал свое несог­ласие с позицией доктора Лири о допустимости пропа­ганды ЛСД среди молодежи. Лири отрицал некоторую опасность ЛСД для молодежи. Он сказал, однако, что я не совсем справедлив, обвиняя его в совращении не­совершеннолетних, так как тинейджеры в Соединенных Штатах, благодаря информации и жизненному опыту вполне сравнимы со взрослыми европейцами. Взрос­ление, наряду с пресыщением и интеллектуальной стаг­нацией, наступает в Соединенных Штатах слишком рано. По этой причине он считает ЛСД-опыт важным, полезным и допустимым даже для людей, еще не дос­тигших зрелого возраста. В этом разговоре я также выс­казал сожаление по поводу широкой огласки, которую Лири придал своим исследованиям ЛСД и псилоциби­на, когда он приглашал на свои эксперименты репор-

теров из журналов и газет и даже мобилизовал радио и телевидение. Лири защищал свою политику гласности, мотивируя это тем, что он чувствовал свою личную ис­торическую роль в том, чтобы сделать ЛСД всемирно известным. Несомненный положительный результат его распространения среди молодого поколения Америки делает любые негативные последствия, имевшие мес­то в результате неправильного использования ЛСД, слишком малой ценой за это.

В ходе этого разговора я удостоверился в неспра­ведливости тех людей, которые считают Лири апосто­лом наркотиков. Он резко различал психоделические наркотики (ЛСД, псилоцибин, мескалин, гашиш), в бла­готворном действии которых он был убежден, и нарко­тики, вызывающие привыкание - морфин, героин и т. д., против употребления которых он не переставал агити­ровать.

В моей памяти доктор Лири остался обаятельным человеком, убежденным в своей миссии, который за­щищает свои убеждения с юмором, но бескомпромисс­но, который действительно верит в чудодейственные свойства психоделических наркотиков и с оптимизмом смотрит в будущее, и при этом готов выдержать любые практические трудности, неприятности и опасности, стоящие на его пути. Он выказывал полнейшее безраз­личие к тяготам и опасностям, могущим грозить ему лично, что и подтвердила его дальнейшая судьба.

Я имел еще один случай встретиться с доктором Лири в течение его пребывания в Швейцарии. Это было в феврале 1972 года, в Базеле, в связи с приездом Май­кла Горовица, куратора Мемориальной библиотеки име­ни Фитца Хью Ладлоу в Сан-Франциско, библиотеки, специализирующейся на литературе о наркотиках. Мы поехали в мой деревенский дом, рядом с Бургом, где завершили наш сентябрьский разговор. Лири в этот раз

выглядел нервным и отстраненным, возможно, плохо себя чувствовал. Из-за этого разговор был не таким продуктивным, как в предыдущий раз. Он покинул Швейцарию в конце года, расставшись со своей женой Розмари, теперь в компании с Джоанной Харкорт-Смит.

В следующий раз мы встретились только шестнад­цать лет спустя. Стояла осень 1988-го, и я приехал в Ка­лифорнию с циклом лекций в связи с основанием фонда Альберта Хофманна. Мы встретились на вечеринке в доме Джона Лилли в Малибу 1 октября и виделись еще на следующий день, на приеме в честь открытия фонда, в элегантном Сент-Джон-Клубе в Лос-Анджелесе. Наша встреча была опять очень сердечной. Мы согласились с тем, что история психофармакопеи по преимуществу только начинается и что ее истинное значение для эво­люции человеческого сознания определится в грядущем духовном Веке Водолея.

Наша следующая и последняя встреча состоялась в Гамбурге, в Германии, куда мы с Тимом были пригла­шены на ток-шоу, посвященное 50-летию открытия ЛСД. Программа вышла 16 июля 1993 года, в серии пе­редач под общим названием «Премьера». В течение сорока минут нас интервьюировала молодая женщина, иногда обоих вместе, иногда порознь. Вопросы в основ­ном были самые обычные. Самым необычным в этом интервью была, пожалуй, крайняя степень интереса юной леди к одному из заявлений Тима, которое он сде­лал много лет назад в интервью журналу Playboy, -о том, что ЛСД - это самый сильный из всех открытых челове­чеством афродизиаков, что женщина якобы может ис­пытать более ста оргазмов в течение одного любовно­го ЛСД-сеанса. Дама непременно хотела узнать, правда ли это и был ли сам Тим свидетелем этого явления. Меня она тоже спрашивала об этом. Тим искусно увернулся от прямого ответа, сказав, что естественно говорить о

сексе в интервью журналу Playboy. Это он, дескать, и делал и, конечно, слегка утрировал шутки ради. Он ча­сто в своей жизни шутя говорил всякие глупости и бу­дет продолжать это делать, сказал он. Репортерша была заметно разочарована. Тим был шутник, самоиронич­ный «хозяин своему слову».

Тем же вечером мы были приглашены в гости в дом наших общих друзей в Гамбурге. Тим был центром ве­селой компании. Он был оживлен, в отличном настрое­нии и рассказывал веселые истории, от которых все покатывались со смеху. Было далеко за полночь, когда мы обнялись и распрощались. Это была наша после­дняя встреча.