ВОСПОМИНАНИЯ О ТИМЕ Анита Хоффман

Я помню Тима как будто на цветной фотографии. Год 1967, наверное. Какое-то вечернее мероприятие в Вест-Вилледже. Он был одет в белую куртку из бычьей кожи с бахромой. Высокий, загорелый, красивый, пол­ный жизни. Он был великолепен. Но я совершенно не верила ни ему, ни его последователям. Несмотря на то, что мне понравился психоделический опыт, я не ве­рила религиям, тем более новым религиям, даже са­тирическим, и Лига Духовных Открытий представля­лась мне культом, возникшим и растущим вокруг Тимоти Лири. Одновременно Тимоти Лири казался мне живым воплощением Валентайна Майкла Смита, про­тотипа героя книги Роберта Хайнлаина «Чужак в чужой стране».

Анита Хоффман была основателем движения йиппи и является ав-тором двух книг: «Избавление от мусора» (под псевдонимом Энн Фет-тамин) и «Америке с любовью: Письма из подполья». Она работала в Голливуде редактором сценария для Иона Войта, продюсером CD-ROMOB для компании Voyager, а незадолго перед смертью - букинис­том в графстве Сонома, Калифорния. В 90-е Анита была близким и вер-ным другом Тимоти Лири. Она скончалась в конце 1998 года.

За год до того, как мы с Эбби²⁶ имели честь видеть Тима в белой бахроме в Вест-Вилледже, я присутство­вала на представлении Лири в театре на Второй авеню (который впоследствии превратился в Филлмор-Ист) и была неприятно поражена тем, что увидела. Тимоти тог­да представлял серию программ, посвященную миро­вым религиям. Мне было 24 года, и я пришла туда с дву­мя подругами, которые работали в журнале New Yorker. К моему ужасу и изумлению, Тим выступал на сцене в роли Иисуса Христа! Хотя я не христианка, мне показа­лось это крайне глупым. Что за дерзость изображать из себя Божество! Насколько я помню, представление за­вершилось Тимом на кресте, с раскинутыми руками. Стыдоба-то какая! Лидер культа! Самозванный гуру!

В конце 60-х мы с Эбби поняли, что Тим - это наш гениальный соавтор в создании контркультурного ви­дения мира. Но у нас, йиппи²⁷, были некоторые несов­падения с Тимом. Мы не призывали людей «отпасть», мы, наоборот, хотели, чтобы они «впали», то есть включились в жизнь мира, протекающую мимо, чтобы до-биться конкретных изменений в обществе. Это предпо­лагало борьбу против бессмысленной войны во Вьетна­ме и гонки вооружений и борьбу с расизмом тоже. Это также подразумевало надежду на построение нового, свободного общества, базирующегося на любви, а не на вражде, мира, в котором будут учитываться жизнен­ные потребности всех без исключения людей. Лири, конечно, относился критически к «политикосам» из ан­тивоенного движения, критикуя их за недостаток чув-

²⁶ Эбби Хоффман, один из руководителей «Чикагской семерки»,
возглавивший демонстрацию 1968 года в Чикаго, приведшую к мас­
совым беспорядкам (см. выше).

²⁷ Йиппи - члены политической радикальной Международной
партии молодежи. Движение принимало активное участие в кампа­
ниях гражданского неповиновения и протестах против войны во Вьет­
наме.

ства юмора, догматизм и пуританский стиль (хотя-не-которые из обвинений, которые предъявляли нам, йип­пи, которые были «политикосами», можно было с рав­ным успехом переадресовать самим «кислотникам»).

Позже он никогда не упускал случая напомнить мне о тех двух неделях, когда он сначала согласился участво­вать в Фестивале жизни, в 1968-м, в Чикаго, а потом отказался, не желая влиять на молодых людей, чтобы они приехали в Чикаго и были подвергнуты избиениям и газовой атаке со стороны полиции.

В 1970-м, в Алжире, я наконец-то смогла получше узнать Тима. Я приехала туда с делегацией активис-тов движения, чтобы поздравить Тима с его 50-летним юбилеем и заодно продемонстрировать миру друже­ственную коалицию Черных Пантер, йиппи, Weather Underground и Тимоти и Розмари Лири, настоящих ли­деров контркультуры. Общаться с Тимом мы смогли только эпизодически (это регламентировалось Панте­рами), но зато весьма интенсивно.

Тим и несколько человек из Черных Пантер встре­тили нас в аэропорту. Из аэропорта мы поехали на двух машинах, Тим вел одну из них. Я ехала с ним, на заднем сиденье вместе с Розмари, Дарубой (из Пантер), Джен-нифер Дорн и Ионой Рэскином. Даруба, член нью-йор­кского отделения Черных Пантер, бежал из тюрьмы Томбс в Манхэттене и нашел убежище в Алжире у «пра-вительства-в-изгнании» Черных Пантер, возглавляемо­го Элдриджем Кливером. Дженнифер, которая работа­ла менеджером на фабрике, была младшей сестрой Бернадин Дорн, харизматического лидера Weather Underground. Иона был писателем, ученым и радикаль­ным активистом антивоенного движения. Была поздняя ночь. Мы ехали по темной пустынной улице, кое-где освещенной случайными лампочками. Внезапно боль­шой камень разбил стекло рядом с Дженнифер, засыпав

осколками все заднее сиденье. Дженнифер не постра­дала, но была, вполне понятно, напугана. Я сидела с другой стороны, и меня тоже не задело. Тим сидел не­возмутимо, как будто ничего не произошло. Мы быстро развернулись и уехали из этого места и вскоре доеха­ли до маленькой деревеньки возле моря, в которой жили Тим и Розмари.

На следующее утро вновь прибывшие американцы и Тим встретились за ланчем в маленьком кафе на бе­регу. Пожалуй, именно с этой встречи и начиналось мое настоящее знакомство с Тимом. Он был обаятельней-шим из ирландцев, взрывчатым, остроумным, жизне­радостным. Мы подняли тост за успешный побег Тима из-под стражи (из мужской колонии Сан-Луис-Обиспо, с помощью Weather Underground) и за следующую гла­ву его приключений.

Потом мы были в гостях у Тима и Розмари на терра­се, расположенной на крыше их маленького дома. Оба они были одеты в арабские джеллабы и выглядели в них так, словно всю жизнь их носили. Розмари показала нам свое фото на паспорте, который она использовала, что­бы путешествовать инкогнито. И я не знаю, может, это ложная память, но мне кажется, что Тим демонстриро­вал нам тогда маленький серебряный флакончик с са­мой чистой на свете кислотой, с которым он уже объез­дил полмира. Я прямо вижу его перед глазами, но не знаю, было так на самом деле или я только придумала это. Надо спросить у Розмари, помнит ли она этот мо­мент.

Несколько дней спустя мы отмечали день рожде­ния Тима с большим тортом, который мы с Ионой при­везли с собой. Это был единственный раз, когда мы были наедине с четой Лири. Все остальное время мы провели под надзором в квартире любовницы Элдрид-жа Кливера.

На следующий день после дня рождения (или вско­ре после него) Тим, Дженнифер и Ди-Си, глава служ­бы безопасности Пантер, отправились в путешествие по Ливану и Сирии. Это был политический трип. После их отъезда я взбунтовалась против диктаторских за­машек правления Элдриджа Кливера и очень удиви­лась, не найдя союзников среди убежденных леваков, которые сопровождали меня. В конце концов я сбежа­ла через окно, приехала в аэропорт и прямо там офор­мила свой выезд из страны. (Поскольку Пантеры были гостями алжирского правительства, а мы - гостями Пантер, алжирское правительство хотело, чтобы Пан­теры дали добро на наш отъезд. Так они и не узнали, что я уезжаю.) Я первым же самолетом улетела в Па­риж, где встретилась с Эбби. После этого я не видела Тима двадцать лет.

В следующий раз мы общались в 1987 году, когда он узнал от одного нашего общего друга, что я пере­ехала обратно в Лос-Анджелес. Он позвонил, чтобы ска­зать мне, что слышал о моих приключениях в Алжире после того, как вернулся тогда из своей поездки по арабским странам, и что он аплодировал им. У меня было впечатление, что он долго ждал возможности ска­зать мне об этом. Для меня это было важно, потому что, когда в 1970-м случилась эта история, у меня не было союзников или хоть кого-нибудь, кто одобрил бы мои действия, кроме Эбби.

В девяностых, после того как Барбара ушла от Тима, мы стали почти друзьями и проводили много времени вместе. Мы оба проявляли интерес к компьютерной ре­волюции и развивающейся киберкультуре. Тим был чрезвычайно общителен. Он часто бывал в свете, а так­же устраивал замечательные собрания в своем доме в Беверли-Хиллз по воскресеньям. Здесь разные его дру­зья знакомились друг с другом.

 

Некоторые из этих голливудских вечеринок быва­ли скукотищей, особенно для такого аутсайдера шоу-бизнеса, как я. На одной такой вялотекущей вечеринке играло трио музыкантов, но только одна одинокая пара танцевала в холле на первом этаже. Большинство зна­менитых, богатых или влиятельных гостей были навер­ху. Мы с Тимом потягивали белое вино за маленьким коктейльным столиком внизу, когда он вдруг внезапно поднялся, вышел в холл и принялся лихо отплясывать, вскидывая руки, вращаясь и подпрыгивая. Несколько гостей, подпиравших стены, уставились на старого чу­дака, вихляющегося и прыгающего в разные стороны. Я было подумала, что он здорово пьян и просто юрод­ствует, кривляется. Но тут сначала Марио Ван Пиблз принялся тоже танцевать, к нему присоединилась одна пара, потом другая... и вот уже вся комната ожила. Бу­дучи сама от природы полным интровертом, я не зна­ла, как к этому относиться... пока внезапно не осозна­ла, что это же мой любимый образ Тима - танцующего с дионисииским бесстыдством на семьдесят пятом году жизни!

Самые приятные времена с Тимом, которые я за­помнила, это когда мы сидели с ним вдвоем в его патио под звездным небом или в его студии поздно ночью, слушая Билли Холлидей или Джеймса Джойса.

Он сидит за своим Макинтошем, пишет что-то, я ра­стянулась на диване рядом, читаю. Время от времени он делает перерыв, мы разговариваем, курим или едим что-нибудь.

Мы не раз спорили с ним, обсуждая какие-нибудь идеи или цитаты. Однажды он по-настоящему вышел из себя, когда я употребила выражение «объединять лю­дей». Я тоже вышла из себя из-за того, что он вышел из себя. У него вызывало отвращение все, что было как-то связано с политическими движениями левых.

Со временем я начала все более интересоваться странным феноменом НЛО и кругов на полях, но когда я заговаривала об этом с Тимом, он сразу приходил в ярость и просил меня никогда с ним не обсуждать по­добные вещи. Он не позволял мне выяснить его взгляды на эти явления, но у меня сложилось впечатление, что он считал их антинаучными выдумками. А он прежде все­го был ученый. Хотя он сам (в его тюремный период) как-то страстно увлекся проблемой освоения космоса, но, конечно, его нисколько не интересовали такие причуд­ливые темы, как НЛО, и он не хотел, чтобы его имя было хоть как-то связано еще и с этим. Уже и так было доста­точно всяких странностей, которые ассоциировались с ним или с его местом в американской культуре.

Он был настоящим коллекционером точных опреде­лений слов и особенно интересовался невербальными эле­ментами общения: «Ты машешь руками». «Ты хмуришься». Хм-м-м. Не я одна это замечала, другие тоже. Он как-то сказал, что мне стоит начать рассказывать анекдоты. (Не сомневаюсь, это был полезный совет.) Я ответила, что не знаю никаких анекдотов, и он подарил мне один. Сам он любил анекдоты и отлично умел их рассказывать. Он все-таки был изумительный человек, и я нежно любила его.

Однажды он описывал свой арест в Афганистане, путешествие с федеральным конвоем в Штаты и пос­ледующее заключение в тюрьму особого режима. Он сказал, что его содержали под специальной охраной (он ведь однажды уже бежал из федеральной тюрьмы). Ох­ранники вели его все ниже и ниже по уровням тюрем­ного здания, которое на несколько этажей уходило под землю. Где-то там содержался Чарлз Мэнсон²⁸. Тимоти

я В августе 1969 года актриса Шэрон Тейт, жена кинорежиссера Романа Полански, находившаяся на восьмом месяце беременности, была зверски убита вместе с несколькими своими гостями, тремя де­вушками-хиппи, членами «семьи» Чарлза Мэнсона, самозваного гуру с уголовным прошлым. Кровью своих жертв убийцы, действовавшие по

посадили в маленькую темную одиночку. Он не знал, как долго ему придется в ней находиться.

Я спросила его, затаив дыхание: «И что ты сделал?»

«Я рассмеялся», - ответил он.