Слева - Эдвард Спрейтцер. Справа - Робин Гечт. Оба снимка относятся в октябрю 1982 г., когда подозреваемые были первый раз задержаны полицией.

Чтобы понять хитрость этого признания надо сделать небольшое пояснение. В американской юридической практике все заявления, сделанные без адвоката, расцениваются как добровольные, а само лицо, выступающее с этими заявлениями (пусть даже это стократ убийца, пойманный с поличным на месте преступления), считается "сотрудничающим со следствием". Тот, кто сотрудничал со следствием может рассчитывать на снисхождение суда, т.е. осуждение на срок меньше минимального, может требовать упрощённой процедуры рассмотрения дела в суде (без формирования коллегии присяжных), льгот в тюремном содержании и т.п. Там очень много нюансов, причём нюансов, связанных со спецификой законодательства того или иного штата. В любом случае, демонстрировать сотрудничество со следствием очень полезно для дальнейшей судьбы подозреваемого. Опытные преступники, когда на допросе им прямо предлагают обратиться к услугам адвоката, спрашивают в ответ: "вы считаете, что он мне нужен?" Сцена эта отечественному кинозрителю хорошо известна - её на разные лады обыгрывали во многих голливудских кинокартинах и американских сериалах детективной тематики, но подтекст встречного вопроса далеко не так очевиден, как может показаться. А смысл его заключается в том, чтобы следователь ответил что-то вроде "нет, вам адвокат не нужен, вы же честный человек!" и такая фраза, попавшая в протокол, позволит в дальнейшем утверждать обвиняемому, что в его отношении была допущена грубейшая процессуальная ошибка - несоблюдение т.н. "правила Миранды" (подразумевающего вызов адвоката по первому требованию задержанного). Другими словами, допрашиваемый может заявить, что следователь, воспользовавшись его юридической неграмотностью, отговаривал его от вызова адвоката и тем самым нарушил его важнейшее конституционное право - право на защиту в беспристрастном суде. Т.о. даже у преступника, чья вина не вызывает сомнения, имеются довольно серьёзные резоны максимально оттягивать вызов адвоката и опытные преступники, разумеется, эти нюансы знают.
Знал об этом и Робин Гечт. Сообразив, что он опознан выжившей жертвой и ничего с этим он поделать уже не сможет, Гечт быстро сориентировался в обстановке и выбрал оптимальнейший в его положении вариант действий. Он сознался в преступлении, отрицать виновность в котором было абсолютно бессмысленно, и сделал это в отсутствие адвоката, что давало ему (по крайней мере потенциально) двоякую выгоду: во-первых, в суде он мог утверждать о "добровольности сознания" и "всемерном желании помочь правосудию", а во-вторых, при удачном стечении обстоятельств, например, в случае возможнных в будущем огрехов обвинения, он мог настаивать на исключении из процесса эпизода опознания в больнице, как проведённого с серьёзными процессуальными нарушениями.
В общем, поведение Гечта уже в первые часы после ареста, с очевидностью продемонстрировало следователям, что перед ними хладнокровный и очень расчётливый обвиняемый.

Так начинался день 21 октября, который волею Судьбы оказался богат на в высшей степени неожиданные сюжетные повороты.
Как нетрудно догадаться, Эдварда Спрейтцера никто и не подумал отпускать на волю. Следствие искало двух белых насильников и убийц и теперь двоих белых подозреваемых оно получило. Если Эдвард всерьёз рассчитывал на то, что "сдав" Гечта, он обретёт свободу, то его ожидало глубокое разочарование. Проснувшись 21 октября в здании управления полиции Чикаго, Спрейтцер с ужасом узнал о ночном опознании в больнице и "добровольном сознании" Гечта и эта новость повергла его в ступор. Иначе, чем паникой, его последующие действия объяснить невозможно.
Спрейтцер заявил, что желает "рассказать обо всём". В принципе, "признания наперегонки" - это вполне ожидаемое поведение подельников, когда один из них начинает давать показания, но Спрейтцер выдал "на-горА" такую криминалшьную сагу, что потряс воображение даже опытнейших детективов и прокуроров.
Признание Эдварда растянулось почти на 8 часов непрерывного монолога и в сжатом виде представляло собой протокол на 78 листах. Текст его до сих пор не опубликован и более того, неизвестно его точное содержание. Тому есть несколько причин и одна из них - ужасные подробности преступлений, которые не могут быть оглашены из уважения к памяти жертв и соблюдения норм общественной нравственности. В точности даже неизвестно о каком количестве убийств рассказал Спрейтцер. Даже если считать, что каждому эпизоду в упомянутом документе посвящено 3 листа - что явно больше обычного протокольного описания - то получается, что Эдвард сознался более чем в 20 убийствах.
Тем не менее, некоторые выдержки из этого протокола со временем стали известны и о них можно упомянуть. Так, например, время первого убийства, совершённого в компании с Гечтом, Спрейтцер не смог даже припомнить, по его мнению, оно имело место в начале 1981 г. или конце 1980 г. Жертвой оказалась чернокожая женщина, которую Спрейтцер и Гечт похитили, увезли на микроавтобусе в лес и там пытали. Сначала Гечт не хотел её убивать и для того, чтобы избежать опознания, выколол женщине глаза, однако вид крови его странно возбудил и он ножом нанёс жертве несколько глубоких ранений. Раневые каналы он использовал вместо вагины и, вводя в них пенис, сымитировал коитус. Он заставил заниматься этим же самым и Спрейтцера, хотя тот утверждал, что вид крови ему был неприятен и вообще он "всегда был сторонником традиционного секса". В конце-концов Гечт убил жертву выстрелом из револьвера, к трупу подельники привязали два шара для боулинга и утопили его. Тело убитой женщины никогда не было найдено и имя её осталось неизвестно.
В мае 1981 г. Робин и Эдвард убили Линду Саттон, которую они "сняли" неподалёку от мотеля "Brer rabbit" в Элмхёрсте. Спрейтцер утверждал, что они они не ездили за нею в Чикаго и ему неизвестно, почему она оказалась так далеко от дома. К моменту убийства Саттон у Гечта уже появилась манера отрезать женщинам одну, либо обе груди. Гечт вообще был зациклен на этой части женского тела и, согласно заверениям Спрейтцера, даже всерьёз настаивал на том, чтобы его жена отрезала и подарила ему свои соски. Кроме того, к маю 1981 г. Робин до такой степени набралася смелости, что перестал убивать свои жертвы выстрелом из пистолета, а стал использовать для этого молоток или топор. Эти расправы были до такой степени ужасны, что во время одной из них у Спрейтцера началась неконтролируемая рвота и он едва не потерял сознание. Остаётся добавить, что о ранних жертвах "бригады смерти" (т.е. до убийства Линды Саттон) правоохранительным органам ничего не было известно.

Спрейтцер признал, что он совместно с Гечтом похитил Лорри Боровски. Девушка оказала до такой степени неукротимое сопротивление, что Гечт не смог с нею справиться в одиночку и Эдварду пришлось оставить место за рулём, чтобы втолкнуть жертву в микроавтобус. Лорри была увезена в мотель, где её, одурманенную наркотиками, дружки сначала изнасиловали, а затем Робин отрезал ей грудь, используя струну от фортепиано. Гечт снова использовал ножевые раны на теле жертвы для совершения коитуса, строго говоря, так он поступал во всех случаях, если верить утверждениям Спрейтцера.
Также Эдвард признал вину "чикагской бригады смерти" в похищении и убийстве Шуй Мак, Роуз Бэк Дэвис и иных женщин, упомянутых в настоящем очерке. Однако, известно, что тогда же Спрейтцер рассказал о ещё одном преступлении, которое хотя и было известно правоохранительным органам, но отнюдь не связывалось с действиями "чикагской бригады смерти". Речь идёт об убийстве наркоторговца Рафаэля Торадо и тяжёлом ранении его телохранителя. Инцидент произошёл 6 октября 1982 г., в тот же день, когда едва не была убита Беверли Вашингтон. Наркоторговец погиб довольно прозаично - его расстреляли из проезжавшего мимо автомобиля в тот момент, когда он пытался позвонить из уличного телефона-автомата. Телохранитель стоял поодаль, что и спасло его жизнь (хотя он и остался парализован). Спрейтцер заявил, что драг-дилера и его охранника расстрелял из своего ружья Робин Гечт, а сам Спрейтцер в это время управлял фургоном.
Получив в своё распоряжение такое сенсационное признание (хотя и неполное во многих деталях), следствие, разумеется, вознамерилось задать вполне конкретные вопросы Робину Гечту. К тому моменту, когда тот проснулся, принял пищу и пообщался с адвокатом, ему подготовили стопку фотографий, связанных с полудюжиной эпизодов. Там были фотоснимки как с мест преступлений, так и жертв, и отдельных деталей обстановки. Используя эти фотографии вкупе с показаниями Спрейтцера, следователи рассчитывали вызвать у Гечта сильную эмоциональную реакцию и добиться признания вины по новым эпизодам.
Однако, Робин вновь удивил допрашивавших. Внимательно и бесстрастно рассмотрев предложенные фотографии, он сказал, что не узнаёт погибших женщин и никогда не бывал в запечатлённых на снимках местах. Когда же Гечту рассказали о признательных показаниях Эдварда Спрейтцера, он выразил недоумение и даже недоверие: неужели тот на самом деле наговорил такое? Очевидно, что требовалась очная ставка, на которой Спрейтцер должен был подтвердить свои заявления.
Уверенность следователей в точности показаний Эдварда Спрейтцера была столь высока, что никто из них даже не рассматривал возможность его отказа от сказанного или существенного изменения содержания. Очная ставка должна была намертво "припечатать" Гэчта, связав его с чередой страшных убийств и ознаменовать собою разоблачение "чикагской банды". Встреча двух подельников на очной ставке состоялась 22 октября 1982 г. и... Спрейтцер, заблеяв, как овечка, моментально изменил свои прежние показания. Присутствовавшие при этом сотрудники правоохранительных органов были шокированы - такое случается далеко не каждый день. И даже не каждый год. Причём Гечту не пришлось спорить или долго разговаривать с дружком, он за всё время продолжения очной ставки едва произнёс одну или две фразы, что-то типа, "Эдди, что ты там наговорил про меня глупостей?!" И это всё. Подобного исхода не ждал никто, кроме, разумеется, самого Гечта, вышедшего из комнаты для допросов с видом человека, сбросившего с плеч надоевший груз. Он разве что не смеялся!

От "исповеди" Спрейтцера на 78 листах фактически не осталось ничего - обвиняемый полностью дезавуировал свои собственные признания. Он сделал сразу несколько взаимоисключающих заявлений, сказав сначала, что этих убийств не было вообще, затем поправился и сказал, что убийства, всё-таки были, но Гечт никого не убивал, а потом заявил, что и он сам тоже никого не убивал. Но про убийства знает. Откуда объяснить не может... в общем, полная каша.
Причём для следствия осталось неразгаднной загадкой, как именно Робин повлиял на Эдварда. Он не прикасался к нему, ничего не говорил шёпотом, он просто вошёл в камеру, сел за стол и после процессуальной преамбулы буднично сказал несколько вполне обычных слов. И получил такой результатЕ Это было фантастично!
После проведения очной ставки защита Гечта поставила перед прокуратурой вопрос о его освобождении до суда. Обвинение постаралось этому воспротивиться, всё-таки, мало кто сомневался, что именно Гечт приложил руку к убийству нескольких десятков женщин, а отнюдь не молокоссос Спрейтцер, но формальных причин для отказа практически не существовало - Робин добровольно сотрудничал с правоохранительными органами, сознался в преступлении и выразил раскаяние... так что отказывать ему в досудебном освобождении было несправедливо!
И 26 октября 1982 г. окружной судья постановил выпустить Робина Гечта из тюрьмы до суда под залог 10 тыс.$. В конце-концов, обвиняемый был безработным и требовать с него бОльшую сумму было бы несправедливо!
Гечт вышел из здания суда с гордо поднятой головой, домой не поехал (ибо далеко от Чикаго), а направился в мотель, где благополучно и переночевал. На следующие сутки следователи с удивлением узнали, что из мотеля он исчез, другими словами, освобождённый под залог преступник воспользовался моментом и скрылся от правосудия.
Самое забавное в этой истории заключается в том, что дурачок Спрейтцер всё это время продолжал оставаться в тюрьме. Ведь никто и не подумал отпускать его под залог...
Это было до такой степени неожиданно, что на какое-то время вызвало всеобщую растерянность. Следствие держало в руках убийцу и фактически само же освободило его! Посрамление было великим и горечь от содеянной глупости была тем горше, что информация о разоблачении "Бригады смерти" уже просочилась в средства массовой информации...
Впрочем, растерянность не продлиллась долго. В целом, члены следственной группы склонялись к мысли, что долго бегать от Закона Робину Гечту не удастся - у него не было для этого необходимых финансовых ресурсов, знакомств, да и опыта тоже. Между тем, фактом своего побега он дал важную информацию против самого себя и этим следовало воспользоваться. Всё-таки, в руках правосудия всё ещё оставался его подельник, а значит работу по сбору доказательной базы не следовало прерывать.
И вот тут следователям неожиданно повезло. Во время "выводки" Спрейтцера в район мотеля "Brer rabbit", того самого, неподалёку от которого было найдено тело Линды Саттон, к полицейскому детективу из группы сопровождения обратился один из работников мотеля, сообщивший о том, что он узнал человека в наручниках. И вовсе не потому, что видел его фотографию в газете, а совсем по другой причине - Эдвард Спрейтцер жил в этом мотеле весной 1981 г. Надо отдать должное профессиональной памяти администратора, но не это воспоминание оказалось самой интересной частью его рассказа - мужчина уточнил, что Спрейтцер жил не один, с ним было ещё несколько молодых мужчин. По предъявленной фотографии он опознал Робина Гечта - и это было очень интересное уточнение! Это открытие означало, что Гечт проводил много времени в окрестностях Чикаго. Но кроме Гечта и Спрейтцера в компанию входили ещё двое... Свидетель не помнил их имён, однако, он запомнил кое-что поважнее - перед тем, как покинуть мотель, неизвестные дружки оставили адрес, на который следовало пересылать почту. Казалось невероятным, что адрес сохранится, ведь с той поры минуло более полутора лет, но покопавшись в старых бумагах, администратор отыскал клочок бумаги с нужным адресом.
Чудеса на этом не закончились. Боясь поверить в собственную удачу, бригада полицейских выехала по указанному адресу. Шанс отыскать там таинственных незнакомцев казался невелик, ведь за истекшее время они уже не раз могли сменить место опроживания, но... чудеса всё-таки бывают. Детективам открыл дверь молодой человек, сразу же признавшийся, что он жил в мотеле "Brer rabbit" и действительно оставил там этот адрес. Этим молодым мужчиной оказался некий Эндрю Кокорейлес (Andrew Kokoraleis), не состоявший до того на учёте в полиции и ни разу не замеченный в чём-то предосудительном. 20-летний Эндрю имел старшего брата Тома, сверстника Эдварда Спрейтцера, но его не было в тот момент дома, поэтому Эндрю пришлось выдержать первый психологический удар в одиночку.
Эндрю доставили в городское управление полициии и подвергли беглому допросу. Строго говоря, задержанному нечего было инкриминировать - против него не имелось никаких улик или свидетельских показаний. Поэтому при допросе ставка была сделана на психологическое давление с последующим предложением пройти проверку на полиграфе - предполагалось, что если Кокорэйлес её провалит, что это даст хоть какую-то зацепку против него. В принципе, всё так и получилось - Эндрю сначала бодро отвечал на все вопросы детективов, отрицал какую-либо связь с "Чикагской бригадой смерти", утверждал, что незнаком с Гечтом и Спрейтцером... в общем, демонстрировал нежелание в чём-либо сознаваться. Но когда ему предложили пройти проверку на "детекторе лжи" он с радостью ухватился за это предложение, рассчитывая, видимо, что на этом его пребывание в полиции закончится (как же бедолага ошибался!).

Эндрю Кокорэйлес оказался чрезвычайно удивлён собственным арестом. Как казалось ему самому, он очень ловко отвечал на все вопросы детективов и сумел отбиться от всех подозрений. Реальность, однако, оказалась не столь радужной...

Эндрю провалил проверку на полиграфе и данное обстоятельство, по-видимому, лишило его душевного равновесия. Чрезвычайно разволновавшись, он вдруг стал рассказывать о совершенных преступлениях и наговорил такое, что детективы испытали повторное (после показаний Спрейтцера) изумление. Кокорэйлес признал многочисленные факты убийств женщин, сбиваясь и путаясь, принялся сообщать просто-таки детали, рассказывать, как они резали свои жертвы обычными и консервными ножами, опасными бритвами и даже крышками консервных банок. Из предъявленных ему на опознание фотографий возможных жертв он сразу же выбрал Лоррэйн Боровски и Роуз Бэк Дэвис. Последняя, по его словам, оказала им отчаянное сопротивление. Также сильно сопротивлялась и Лорри Боровски, которую он - Эндрю Кокорэйлес - похищал вместе со своим старшим братом Томом. Это утверждение ещё более озадачило детективов, ведь похищение Лорри Боровски первоначально приписывал себе Эдвард Спрейтцер (совместо с Гечтом) и даже описывал его с подробнейшей детализацией! Кокорэйлес же, однако, взахлёб продолжал свой рассказ и не забыл упомянуть о том, что ударом ноги забил в ректум Сандры Дэлавэр пустую винную бутылку. Эта деталь полностью соответствовала зафиксированным травмам погибшей.