Ленин: роль личности в истории

Наиболее расхожие мнения противников Советской власти и социализма о В.И. Ленине:

· немецкий шпион, на деньги врага организовавший государственный переворот;

· злостный русофоб и жид, который всё сделал для того, чтобы уничтожить царя-батюшку, его семью, великий русский народ и единственно истинную православную церковь (мнение «истинно русских» патриотов);

· моральный урод, сатанист, сифилитик[65], ничтожество;

· обладатель счетов в зарубежных банках с неимоверными богатствами, украденными у России.

Мы не будем заниматься фактологическим опровержением этих и других мнений о В.И. Ленине: выяснить правду о нём, очистив её от партийно-советского улучшения его биографии и клеветы антисоветчиков, — это задача историков и биографов. В контексте настоящей работы мы рассмотрим только некоторые аспекты его вклада в историю России и человечества.

———————

Прежде всего необходимо указать, что В.И. Ленин был убеждён в жизненной состоятельности марксизма до конца своих дней. Одна из компонент марксизма — учение о закономерной смене общественно-экономических формаций по мере того, как развиваются производительные силы общества, и прежние формы социально-экономической организации начинают препятствовать развитию производства. Такое явление в истории прослеживается, но не надо его абсолютизировать и весь прогресс цивилизации сводить к нему, тем более что Маркс рассматривал историю только библейской цивилизации в границах Европы (за пределами России) и Америки (главным образом США). С учётом этой оговорки, действительно феодализм европейского типа более производителен, нежели рабовладение Римской империи; капитализм на основе идеологии буржуазного либерализма более производителен, нежели феодализм; но и капитализм тоже имеет свои ограничения возможностей как сугубо экономического развития, так и общекультурного, а кроме того — он не совместим с экологической безопасностью человечества. Вследствие этого, когда капитализм исчерпает свои возможности, он объективно необходимо будет заменён социализмом[66].

Россия рассматривалась как государство, общество, застрявшее в феодализме. И на этой основе В.И.Ленин делал вывод, что революция в России первоначально состоится как буржуазно-демократическая; её победа приведёт к продолжительному этапу капиталистического развития; и только после того, как капитализм достаточно разовьётся, в обществе возникнут предпосылки для перехода к социализму, скорее всего — революционным путём. Такого рода двухэтапность перехода от того, что есть, к социализму была зафиксирована в «Программе Российской социал-демократической рабочей партии»[67] (1903 г.), которая включала в себя «программу-минимум» (задачи буржуазно-демократической революции) и «программу-максимум» (задачи социалистической революции). В 1905 г. В.И. Ленин обосновывал такую стратегию перехода к социализму в работе «Две тактики социал-демократии в демократической революции». И этих взглядов он придерживался до приезда в Россию[68] 4 апреля 1917 г., а отказ от них выразился в его «Апрельских тезисах».

Меньшевики с этим тоже были согласны и полагали, что коли революция буржуазно-демократическая и за ней должен следовать период капиталистического развития, то социал-демократия после успеха революции должна поделить власть с буржуазными партиями; причин не допускать буржуазию до власти они не видели, а сами претендовали на роль легальной «конструктивно мыслящей» оппозиции.

Л.Д. Троцкий, который был уполномочен закулисными политическими мафиями курировать деятельность российских идейных марксистов интернационал-фашистов, не был идейным марксистом-догматиком, и потому был свободен от такого рода догматического взгляда на перспективы перехода России от того, что есть, к социализму в его марксистской версии. Он полагал, что если дело не ограничится верхушечным переворотом и в революции с участием широких масс простонародья, «произойдёт решительная победа»[69], то под давлением рвущейся к власти буржуазии, её эгоизма[70] и саботажа, «революционно-демократическая диктатура пролетариата и крестьянства» вынуждена будет приступить к реализации программы-максимум, в результате чего период капиталистического развития станет невозможным. См. работы Л.Д.Троцкого «Наши разногласия» (1905 г.) и «Итоги и перспективы. Движущие силы революции» (1906 г.).

Л.Д. Троцкий также полагал, что в силу научно-технической отсталости России, сложившегося единого мирового рынка и ряда других факторов как внутренних, так и глобально-политических построение социализма в одной отдельно взятой стране (даже и в развитой) невозможно, поэтому революция в России должна стать началом мировой революции, а если мировая революция не произойдёт, то революционная Россия погибнет под ударами капитализма. Этих взглядов он придерживался до конца своих дней (см. его книгу «Перманентная революция» (написана в 1928 г. в ссылке в Алма-Ате).

В.И. Ленин в статье «О лозунге Соединённых Штатов Европы» (1915 г.) впервые высказал мысль о возможности построения социализма в одной отдельно взятой стране и этого мнения придерживался тоже до конца своих дней, и это стало основой стратегии большевиков.

События, последовавшие за февралём 1917 г., главным образом под воздействием психодинамики самого общества (так называемая «революционная стихия»), показали, что стратегия перехода к социализму в два этапа, описанная В.И. Лениным в «Двух тактиках…», оказалась несостоятельной — главным образом потому, что либерасты-февралисты проявили неспособность к государственному строительству и решению проблем в темпе, диктуемом течением событий, а не по причинам, изложенным Л.Д. Троцким. В.И. Ленин несостоятельность либералов и их временного правительства учуял сразу же по возвращении в Россию 4 апреля 1917 г.

И это его изменение отношения к перспективам революции (за исключением вопроса о «мировой революции»), вполне соответствовавшее взглядам Л.Д. Троцкого, привело к временному тактическому союзу идейных марксистов интернационал-фашистов (во главе с Л.Д. Троцким, который прибыл в Петроград 5 мая) и большевиков (во главе с В.И. Лениным). Л.Д. Троцкий, ознакомившись с положением дел, высказался в том смысле, что «большевики разбольшевичелись — и я называться большевиком не могу [71] … Признания большевизма требовать от нас нельзя». Тем не менее, единство взглядов на перспективы революции было достигнуто, и в результате троцкисты и прочие меньшевики в мае 1917 г. массово вступали в партию большевиков.[72]

Публицистика В.И. Ленина периода от апреля до начала «корниловского мятежа» интересна тем, что он цитатами показывает, что представители временного правительства и либерально-буржуазные партии по вопросам управления хозяйством страны практически с самого начала правления временного правительства высказывали мнения, которые идентичны ряду мнений большевиков, но при этом либералы хронически ничего не делали для воплощения в жизнь мероприятий, проведение которых они же считают необходимым: см. 32‑й том 5 издания Полного собрания сочинений В.И. Ленина и, в частности, статьи «Грозит разруха» (опубликована в большевистской газета «Правда» 27 (14) мая 1917 г.) и «Неминуемая катастрофа и безмерные обещания» (опубликована в большевистской газета «Правда» 29 (16) и 30 (17) мая 1917 г.). В последней статье читаем:

«Сегодня мы должны указать, что программа министра-меньшевика Скобелева идет дальше большевизма. Вот эта программа в передаче министерской газеты “Речь”:

“Министр (Скобелев) заявляет, что … государственное хозяйство на краю пропасти. Необходимо вмешательство в хозяйственную жизнь во всех её областях, так как в казначействе нет денег. Нужно улучшить положение трудящихся масс, и для этого необходимо забрать прибыль из касс предпринимателей и банков. (Голое с места: “Каким способом?”). Беспощадным обложением имуществ, — отвечает министр Скобелев.

— Финансовая наука знает этот способ. Нужно увеличить ставки обложения имущих классов до 100 процентов прибыли. (Голос с места: “Это значит всё”.) К сожалению, — заявляет Скобелев, — разные акционерные предприятия уже раздали акционерам дивиденд, но мы должны поэтому обложить имущие классы прогрессивным индивидуальным налогом. Мы ещё дальше пойдем, и если капитал хочет сохранить буржуазный способ ведения хозяйства, то пусть работает без процентов, чтобы клиентов не упускать … Мы должны ввести трудовую повинность для гг. акционеров, банкиров и заводчиков, у которых настроение вялое вследствие того, что нет стимулов, которые раньше побуждали их работать … Мы должны заставить гг. акционеров подчиниться государству, и для них должна быть повинность, трудовая повинность».

Ленин дает оценку этой программе:

«Программа сама по себе не только великолепна и совпадает с большевистской, но в одном пункте идет дальше нашей, именно в том пункте, где обещается “забрать прибыль из касс банков” в размере “100 процентов прибыли”. Наша партия — гораздо скромнее. Она требует в своей резолюции меньшего, именно; только установления контроля за банками и “постепенного” (слушайте! слушайте! большевики за постепенность!) “перехода к более справедливому и прогрессивному обложению доходов и имуществ”».

Но поскольку временное правительство ничего не делало даже из того, что находило безотлагательно необходимым, положение в экономике, на фронтах и в тылу (крестьянские восстания против помещиков и власти временного правительства летом 1917 г. уже полыхали в ряде регионов страны) прогрессирующе ухудшалось. Заметим, что Госплана и Совета Народных Комиссаров ещё не было, власть над экономикой и финансами находилась в руках «умных, дальновидных и ответственных, интеллигентных, хорошо образованных» людей из состава временного правительства и представителей класса буржуазии. В силу этого РСДРП (б) не могла вредить в экономике с целью обострения революционной ситуации в своих интересах. Тем не менее:

«Стоимость рубля непрерывно падала; если в марте месяце она равнялась 56,7 копейки, то в июле упала до 42,9 копейки. Наряду с этим непре­рывно росли и цены на все товары. Уменьшалась валовая продукция промышленности. Если в марте — июне 1917 года ежемесячное производство чугуна в южной металлургической промышленности равнялось 11,9 млн. пудов, то в июле оно выражалось в цифре 10,9 млн. пудов. Одновременно с этим падало число рабочих, падала и производительность труда рабочих. Рост процента больных паровозов за 1917 г. выражается в следующих цифрах: в марте больных паровозов было 20,3 %, а в июле — 24,2 %. С 1 марта по 1 августа 1917 года было закрыто 568 предприятий и выброшено на улицу 104 тысячи рабочих»[73].

В выступлении т. Ломова на VI съезде РСДРП приведены оценки деятельности временного правительства людьми далекими от большевизма:

«Председатель Московского комитета по топливу профессор Кирш заявил, что деятель­ность Временного правительства носит дезорганизующий характер. Другой профессор говорит, что Временное правительство своими мероприятиями льет воду исключительно на мельницу спекуляции»[74].

В общем всё произошло в соответствии с тем, что писал Питирим Александрович Сорокин[75] (1889 — 1968):

«Падение режима — обычно это результат не столько усилий революционеров, сколько одряхления, бессилия и неспособности к созидательной работе самого режима... Если революцию нельзя искусственно начать и экспортировать, ещё менее возможно её искусственно остановить. Революции для своего полного осуществления на самом-то деле вовсе не нужны какие-то великие люди. В своём естественном развитии революция просто создаёт таких лидеров из самых обычных людей. Хорошо бы это знали все политики и особенно защитники устаревших режимов. Они не могут оживить такой отмирающий режим, как, впрочем, и другие не могут начать революцию без достаточного количества взрывчатого материала в обществе»[76].

Т.е. в русле этой алгоритмики течения событий вопрос в том, кто конкретно вовремя подхватит власть, выпавшую из рук прежней государственности, либо прервёт агонию прежней власти для того, чтобы построить новую государственность.

Видя, что власть временного правительства деградирует и её сохранение ведёт страну к катастрофе внутреннего хаоса, военного поражения[77] и распада, большевики взяли курс на взятие власти в свои руки вооружённым путём. В.И. Ленин проявил настойчивость в этом деле: в частности широко известная его фраза «сегодня — рано, завтра — поздно» определила срок свержения временного правительства так, чтобы II Всероссийский Съезд Советов, который открывался «завтра» — 25 октября (7 ноября) 1917 г., поставить перед свершившимся фактом, поскольку не было уверенности, что Съезд Советов проголосует за свержение временного правительства вооружённым путём[78]. Временное правительство со своей стороны пыталось пресечь возможность восстания, наметив начать массовые аресты большевиков с 25 октября, и не допустить Съезда Советов, но, как всегда, не справилось с управлением. В итоге временное правительство было свергнуто[79], Съезд Советов проголосовал за взятие Советами власти в свои руки, после чего началось становление Советского государства.

Т.е. В.И. Ленин в обстоятельствах, сложившихся в результате политической и экономической недееспособности временного правительства либерастов, виртуозно воспользовался краткосрочным «окном возможностей» и положил тем самым конец агонии буржуазного либерализма и начало построению качественно иного образа жизни глобальной цивилизации[80].

Если бы В.И. Ленин не реализовал это «окно возможностей», и большевики в союзе с идейными марксистами интернационал-фашистами не свергли временное правительство, а продолжали бы «митинговать» и вести дискуссии о пользе перехода когда-нибудь — в неопределённом будущем — к социализму, то в этом варианте вопрос состоял бы только в том, кто успел бы раньше:

· генералитет успел бы свергнуть временное правительство сам и установил бы военную диктатуру, после чего война с Германией продолжалась бы «до победного конца»[81];

· либо Германия успела бы разгромить недееспособную армию, продиктовать мир, насадить прогерманское (либо филиально-марионеточное) правительство, после чего продолжала бы вести войну против Антанты, но уже на один фронт, а не на два, злоупотребляя доступом к ресурсам России.

Но события, связанные со сдачей Риги в августе 1917 г.[82] и обороной Моонзундского архипелага в октябре 1917 г., дают основания полагать, что Германия успела бы раньше, в том числе и потому, что по состоянию на октябрь 1917 г. с нею были готовы сотрудничать вполне себе либерально-буржуазные круги России, включая и деятелей из временного правительства[83], которые помнили народные бунты и восстания 1905 — 1907 гг. и желали их профилактировать посредством германской военной мощи, коли уж своя армия разложилась и не желает ни держать фронт, ни быть карателями, а полиция и органы государственного управления на местах, доставшиеся временному правительству от царского режима, были распущены ранее того (ещё в марте), как были созданы структуры, способные заменить собой прежние.

Если вникать в фактологию тех лет, то неизбежен вывод:

Описание либерастами событий в России в 1916 — 1918 гг. по критерию недостоверности даст сто очков форы всем фантазиям приверженцев «альтернативной истории», упражняющихся на тему «как надо было управлять Россией, чтобы она процветала без революций и была самой мощной державой» и доводящих свои измышления до наших дней. Разница только в том, что «альтернативщики»-фантазёры в своё удовольствие, а либерасты — политическое течение, влияющее на текущую политику и потому способные испортить будущее.

Второй критический момент в судьбах глобальной цивилизации — это пресловутый брестский мир, заключённый 3 марта 1917 г. Советской Россией и «центральными державами» — Германией, Австро-Венгрией, Османской империей (Турцией) и Болгарским царством. На его заключении В.И. Ленин настоял лично, поэтому в кругах антисоветчиков брестский мир — неоспоримое доказательство того, что В.И. Ленин был германским агентом[84], поскольку:

· часть территорий бывшей Российской империи были признаны самостоятельными государствами (Финляндия, Эстония, Латвия, Литва, Польша, Украина) или просто отторгнуты (некоторые территории в Закавказье);

· Россия после поражения коалиции Германии и других «центральных держав» не могла участвовать на правах победителя в заключении версальского мирного договора, который подвёл итог первой мировой войне[85].

Последнее обвинение в адрес В.И. Ленина представляется особенно идиотским в силу полного игнорирования и непонимания его приверженцами фактологии глобальной политики тех лет:

После того, как Россия стала Советской, в Лондоне, в Париже, Вашингтоне и Токио она уже не рассматривалась как союзник в войне против Германии и других «центральных держав». Она рассматривалась, прежде всего, как потенциальный враг, а не так, как её рассматривали на Западе в имперские времена — как объект для расчленения и колонизации в более или менее близкой исторической перспективе. Это отношение «союзников» по Антанте к России выразилось в их интервенции в нашу страну в годы гражданской войны, в массовых убийствах ими населения в оккупированных регионах, под предлогом «освобождения от большевизма» и «поддержки белого движения», которое они все предали, как только до них дошло, что в гражданской войне победят красные и о будущем надо договариваться с ними.

Поэтому брестский мир, в том виде, как он свершился, снова приводит вопросу о «сослагательном наклонении истории»: что бы было (могло быть), если бы он не был заключён?

* * *

Начнём с предъистории заключения брестского мира — фактология общедоступная, большей частью из «Википедии».

26 октября (8 ноября) II Всероссийский Съезд Советов принял «Декрет о мире». «Декрет о мире» предлагал всем воюющим странам немедленно заключить перемирие и начать переговоры о заключении мирного договора и прекращении войны без аннексий и контрибуций, а также — аннулировать все тайные межгосударственные договоры. Декрет был опубликован в газете «Известия» и передан по радио, однако все воюющие страны его проигнорировали, и он не получил известности в их обществах. 27 октября (9 ноября) был создан Совет Народных Комиссаров — первое Советское правительство. Поскольку «союзники» проигнорировали предложение заключить всеобщее перемирие и начать переговоры о мире, то в ночь на 9 (21) ноября Совнарком отдал по радио приказ исполняющему обязанности верховного главнокомандующего русской армией генералу Н.Н. Духонину (1876 — 1917) предложить перемирие всем противникам на всех фронтах. Н.Н. Духонин приказ не выполнил, в последовавшем телефонном разговоре, в котором приняли участие В.И. Ленин, И.В. Сталин и Н.В. Крыленко, убедить его подчиниться Советской власти не удалось, и в тот же день был уведомлен об отстранении от должности[86].

14 (27) ноября Германия сообщила о согласи00и начать мирные переговоры с Советским правительством. В тот же день В.И. Ленин от имени Совнаркома обратился с нотой к правительствам Франции, Великобритании, Италии, США, Бельгии, Сербии, Румынии, Японии и Китая, предлагая им присоединиться к мирным переговорам: «1 декабря мы приступаем к мирным переговорам. Если союзные народы не пришлют своих представителей, мы будем вести с немцами переговоры одни». Ответа получено не было. После того, как были достигнуты договорённости с «центральными державами» о перемирии, с 9 (22) декабря в Брест-Литовске (где находилась германская ставка на восточном фронте, ныне город Брест в Белоруссии) начались переговоры о заключении мира.

Прежде всего необходимо отметить, что история заключения брестского мира, пожалуй, первое после Великой октябрьской революции событие, в котором выразилось уже упоминавшееся обстоятельство: идейные марксисты интернационал-фашисты и большевики — это две разные по долгосрочным стратегическим целям политические силы, чьи тактические краткосрочные интересы совпали на некоторое время в результате февральско-пуримского государственного переворота.

Со стороны Германии те, кто во главе с кайзером из Берлина руководил переговорами о мире, а также и те, кто непосредственно вели переговоры в Брест-Литовске, не понимали того, о чём уже было сказано в настоящей записке: перспективы победы определялись тем, какая из воюющих держав быстрее сломается. Не понимая этого, они вели себя в Брест-Литовске так, будто Франция и Великобритания уже разгромлены, США, как минимум, — доброжелательно нейтральны, и осталось только подчинить себе Россию, чтобы обеспечить отсутствие военных угроз на востоке как минимум на ближайшие несколько десятилетий.

Если же соотноситься с реальностью того времени, то на тот момент Германия должна была быть заинтересована в том, чтобы в кратчайшие сроки не просто свернуть военные действия на своём восточном фронте, но свернуть их так, чтобы не создавать себе же проблем на будущее. При адекватной оценке положения и глобально политических перспектив она должна была быть заинтересована в мире ещё больше, чем Советская Россия. Т.е. если бы в Германии власть принадлежала адекватно мыслящим людям, а не вырожденцу-кайзеру, к тому же покалеченному «дворцовым воспитанием», и его клике, то в кратчайшие сроки был бы заключен мир с Россией без аннексий и контрибуций, сопровождаемый дополнительными соглашениями об экономической взаимопомощи по преодолению последствий войны — что-то типа рапалльского договора, который был заключён РСФСР и веймарской республикой, спустя 4 года, — в 1922 г.

Однако неадекваты в Берлине, не понимая изложенного в предыдущих двух абзацах, озаботились совсем другим:

· отодвинуть границы Советской России как можно дальше на восток от своих границ,

· в образовавшемся пространстве создать де-юре суверенные государства, которые были бы де-факто экономически и военно-политически её колониями и вассалами;

· вернуть владельцам германскую собственность, конфискованную Российской империей с началом войны;

· наложить на Россию как можно большую контрибуцию;

· обеспечить статус экстерриториальности для германского капитала в Советской России с целью её дальнейшей колонизации.

Со стороны Советской России на протяжении всего времени с 9 (22) декабря 1917 г. по 3 марта 1918 г. позиция на мирных переговорах менялась несколько раз — как вследствие внутренних изменений в стране и в её руководстве, так и под давлением военной мощи Германии, которой Советская России не могла ничего противопоставить.

На первом этапе с 9 декабря 1917 г. по 25 декабря (7 января) 1918 г. советскую делегацию возглавлял А.А. Иоффе[87] (1883 — 1927). В период, когда работой советской делегации руководил А.А. Иоффе, её задачей было понять истинные намерения германской стороны и «тянуть время». Это не было «отсебятиной» делегации, а было позицией ЦК РСДРП (б) и Совнаркома, ожидавших, что в течение времени проведения переговоров о мире — в Германии тоже произойдёт революция, которая свергнет монархию, и власть перейдёт в руки социал-демократии, которая пойдёт на заключение мира без аннексий и контрибуций. Если же в Германии революция не происходит и германская сторона предъявляет ультиматум, то предполагалось выполнить условия ультиматума.

25 декабря (7 января) в Брест-Литовск прибыли Л.Д. Троцкий и К.Б. Радек, занимавший в тот период времени пост наркома иностранных дел. В период его руководства советской делегацией политика «тянуть время в ожидании революции в Германии и ждать германского ультиматума, если революция не произойдёт» продолжалась. Но при этом появилась новая составляющая: в самом Брест-Литовске Л.Д. Троцкий попытался вести пропаганду среди германских солдат[88], что повлекло за собой протест со стороны германской делегации.

В этот же период германская сторона уведомила советскую о том, что с Центральной Радой Украины она будет вести отдельные переговоры. Роспуск Учредительного собрания был интерпретирован германской стороной, как готовность Советской власти заключить мир любой ценой, поскольку в Учредительном собрании противниками Советской власти были партии — носительницы идеологии «революционного оборончества» (т.е. сами не нападаем, но обороняемся и не сдаёмся).

После того, как Центральная Рада Украины, находившаяся в состоянии войны с Советской Россией, 27 января заключила своё соглашение с «центральными державами»[89], Германия предъявила Советской России ультиматум. В тот же день кайзер сделал заявление:

«Сегодня большевистское правительство напрямую обратилось к моим войскам с открытым радиообращением[90], призывающим к восстанию и неповиновению своим высшим командирам. Ни я, ни фельдмаршал фон Гинденбург больше не можем терпеть такое положение вещей. Троцкий должен к завтрашнему вечеру … подписать мир с отдачей Прибалтики до линии Нарва — Плескау — Дюнабург включительно… Верховное главнокомандование армий Восточного фронта должно вывести войска на указанную линию».

Л.Д. Троцкий к этому времени имел прямое указание В.И. Ленина: в случае предъявления Германией ультиматума — немедленно подписать мир на условиях, предъявленных Германией. Однако, он не выполнил этого указания, и запросил В.И. Ленина о том, как реагировать на германский ультиматум. В.И. Ленин 10 февраля 1918 г. подтвердил свои прежние указания: подписать мир на условиях, предъявленных Германией. Но Л.Д. Троцкий занял позицию: «Ни мира, ни войны: мир не подписываем, войну прекращаем, а армию демобилизуем».

Германская делегация уведомила советскую, что неподписание мира ею — автоматически означает прекращение перемирия и возобновление военных действий.

«После этого заявления советская делегация демонстративно покинула переговоры. Как указывает в своих воспоминаниях член советской делегации А.А. Самойло, входившие в делегацию бывшие офицеры Генштаба возвращаться в Россию отказались, оставшись в Германии. В тот же день Троцкий без согласования с Совнаркомом послал телеграмму главковерху Крыленко, в которой потребовал немедленно издать приказ по действующей армии о прекращении состояния войны с державами германского блока и о демобилизации русской армии. Крыленко также без согласования с СНК рано утром 29 января 1918 (11 февраля 1918) издал и отправил на все фронты приказ о прекращении военных действий и о демобилизации армии. Содержание телеграммы стало известно солдатам. Узнав об этом распоряжении, Ленин предписал Ставке немедленно отменить его[91]» («Википедия»).

Германия официально заявила о прекращении перемирия с 12 часов 18 февраля и в оговоренное ею время начала наступление по всем фронтам — практически беспрепятственно, поскольку унаследованная от Российской империи армия к этому времени практически полностью прекратила своё существование.

«Утром 19 февраля Ленин направляет немцам телеграмму: «Ввиду создавшегося положения, Совет Народных Комиссаров видит себя вынужденным подписать условия мира, предложенные в Брест-Литовске делегациями Четверного Союза. Совет Народных Комиссаров заявляет, что ответ на поставленные германским правительством точные условия будет дан немедленно». Генерал Гофман подтвердил получение радиограммы, направил копию в Берлин, потребовав официального письменного уведомления, а сам тем временем продолжил наступление войск по Прибалтике в двух направлениях: на Ревель — Нарву — Петроград и на Псков. В течение недели они заняли ряд городов и создали угрозу Петрограду.

21 февраля Совнарком принимает, а 22 февраля — публикует декрет «Социалистическое Отечество в опасности!», начинает массовый набор в Красную армию» («Википедия»).

«22 февраля Л.Д. Троцкий, признав провал своих переговоров с германской делегацией, подаёт в отставку с поста наркома по иностранным делам. Новым наркоминделом становится Г.В. Чичерин».

«Ответ германского правительства, содержащий новые, ещё более тяжёлые условия мира, был вручен советскому курьеру только 22 февраля и получен в Петрограде утром 23 февраля. На принятие ультиматума из 10 пунктов Советскому правительству давалось 48 часов. Первые два пункта документа повторяли ультиматум от 27 января (9 февраля), то есть подтверждали территориальные претензии Центральных держав, предъявленные генералом Гофманом ещё 5 (18) января 1918 (см. выше). Кроме того, предлагалось немедленно очистить Лифляндию и Эстляндию от русских войск и красногвардейцев. В обе области вводились немецкие полицейские силы. Россия обязывалась заключить мир с Украинской Центральной радой, вывести войска с Украины и из Финляндии, возвратить анатолийские провинции Турции и признать отмену турецких капитуляций, немедленно демобилизовать армию, включая и вновь образованные части, отвести свой флот в Чёрном и Балтийском морях и в Северном Ледовитом океане в российские порты и разоружить его, при этом в Северном Ледовитом океане до заключения мира сохранялась немецкая блокада. Помимо военно-политических, ультиматум также содержал требования торгово-экономического характера» («Википедия»).

В итоге В.И. Ленин настоял на подписании брестского мира, который сам же охарактеризовал как «похабный».

«Голосование в ЦК РСДРП (б) по вопросу о Брестском мире в итоге приняло следующий вид:

Ø против: Бухарин Н.И., Урицкий М.С., Ломов (Оппоков) Г.И., Бубнов А.С.

Ø за: Ленин В.И., Свердлов Я.М., Сталин И.В., Зиновьев Г.Е., Сокольников Г.Я., Смилга И.Т. и Стасова Е.Д.

Ø воздержались: Троцкий Л.Д., Дзержинский Ф.Э., Иоффе А.А. и Крестинский Н.Н.

По оценке Ричарда Пайпса, обеспеченные Троцким четыре голоса воздержавшихся «спасли Ленина от унизительного поражения». По оценке же Юрия Фельштинского, «нелепо считать, что Троцкий руководствовался джентльменскими соображениями… он прежде всего заботился о самом себе, понимая, что без Ленина не удержится в правительстве и будет оттеснён конкурентами»[92]. В благодарность за поддержку Ленин уже 4 марта назначает Троцкого председателем Высшего военного совета, а 13 марта — наркомвоеном» («Википедия»).

24 февраля Ленину с огромным трудом, 126 голосами против 85 при 26 воздержавшихся, удалось продавить своё решение через ВЦИК» («Википедия»).

3 марта брестский мир был подписан.

«6 — 8 марта 1918 года на VII экстренном съезде РСДРП(б) Ленину также удалось «продавить» ратификацию Брестского мира. При голосовании голоса распределились следующим образом: 30 за ратификацию, 12 против, 4 воздержались. Кроме того, по итогам съезда партия была по предложению Ленина переименована в РКП(б). Делегаты съезда не были ознакомлены с текстом договора. Тем не менее, 14 — 16 марта 1918 года IV Чрезвычайный Всероссийский Съезд Советов окончательно ратифицировал мирный договор, который был принят большинством в 784 голоса против 261 при 115 воздержавшихся, и принял решение о переносе столицы из Петрограда в Москву в связи с опасностью германского наступления. В результате представители партии левых эсеров вышли из Совнаркома» («Википедия»).

Кроме того, в августе 1918 г. Германия по дипломатическим каналам ультимативно предъявила новые требования экономического характера, которые также были удовлетворены.

Де-факто брестский мирный договор перестал иметь какое-либо значение для Советской России с началом революции в Германии в ноябре 1918 г. и крахом Германской империи — кайзер Вильгельм II отрёкся от престола 9 ноября 1918 г.; де-юре брестский мир был аннулирован версальским мирным договором, который подвёл юридические итоги первой мировой войне ХХ века и при этом обязал Германию отказаться от брестского мира, поскольку державы-победительницы имели свои виды на эксплуатацию ослабленной войнами России, чему помешало бы выполнение Россией обязательств перед Германией по брестскому миру.

* *
*

Теперь перейдём к анализу описанных событий и сопутствовавших им обстоятельств.

Прежде всего встают вопросы об идиотской бездеятельности временного правительства и в период, когда его возглавлял умный и хорошо образованный для своего времени человек — князь Г.Е. Львов (1861 — 1925), и в период, когда его возглавлял тоже умный и хорошо образованный А.Ф. Керенский (1881 — 1970), которые были в политике не новичками с улицы.

Позиция Л.Д. Троцкого «ни войны, ни мира» тоже вызывает удивление: после того, как Германия предъявили ультиматум и В.И. Ленин как глава правительства дал прямое указание его принять и подписать мирный договор на условиях Германии, ведёт себя как идиот или как маленький ребёнок, который не в состоянии принять сложившиеся обстоятельства и закатывает каприз. Но если почитать произведения Л.Д. Троцкого, то он не идиот, а если почить его биографию, то ранее эпизода с реакцией на германский ультиматум никаких истерик в стиле возврата в детство за ним не замечалось. Эти странности поведения требуют объяснения.

В самом начале первой мировой войны имел место эпизод, хорошо известный старшим поколениям по курсу «История КПСС»: когда началась первая мировая война, все без исключения социал-демократические партии в парламентах государств Европы проголосовали за войну, за местный «патриотизм» и выделение правительствам кредитов на ведение войны. Исключением были только большевики в Государственной думе России, которые проголосовали против войны и пошли за это на каторгу. В.И. Ленин в работах «Задачи революционной социал-демократии в европейской войне» и «Крах II интернационала» выразил порицание позиции европейской социал-демократии, характеризовав её как измену вождей делу социализма.

Но в уже упоминавшейся книге Ю.Г. Фельштинского «Крушение мировой революции — Брестский мир», есть интересный эпизод[93].

«Когда 1 августа 1914 года канцлера Германии Т. Бетмана-Гольвега, торопящегося с объявлением войны России, спросили, зачем, собственно, ему это нужно, канцлер ответил: "Иначе я не заполучу социал-демократов". "Он думал достигнуть этого, — комментирует в своих мемуарах Бернхард фон Бюлов, — заострив войну [...] против русского царизма". (Хвостов. История дипломатии, том II, с. 796.) И германские социал-демократы проголосовали в рейхстаге за предоставление правительству военных кредитов».

Из слов канцлера Германии открывается, что социал-демократы не просто проголосовали за войну, когда она началась; но они ещё в мирное время истово желали войны, и канцлер Германии это знал, а одной из причин экстренного объявления войны России Германией было стремление имперской власти удовлетворить вожделения социал-демократов, которые были объединены в Европе во II интернационал и являлись едва ли самыми заинтересованными поджигателями войны в Европе. Однако канцлер не понимал, что это не имперский, хотя и своеобразный «патриотизм», германских социал-демократов, а просто один из шагов во многоходовке закулисного руководства II интернационала, объединявшего всю социал-демократию Европы. Т.е. одной из причин экстренного объявления Германией войны России было стремление имперской власти поддерживать хорошие отношения с казалось бы давно приручёнными монархией социал-демократами.

В 1912 г. В.И. Ленин, анализируя перспективы, писал: «Война Австрии с Россией была бы очень полезной для революции (во всей восточной Европе) штукой, но мало вероятно, чтобы Франц Иосиф и Николаша доставили нам сие удовольствие» [94]. Но в тот период В.И. Ленин не управлял реализацией возможностей в общеевропейских масштабах. Кроме того, к большевикам после ограбления группой Камо Тифлисского отделения Госбанка Российской империи (1907 г.) европейская социал-демократия относилась как к изгоям, в силу чего руководство II интернационала не посвящало большевиков и В.И. Ленина персонально в некоторые непубличные аспекты своей политики. И это означает, что если европейская «белая и пушистая» социал-демократия хотела войны так громко и убедительно, что канцлер Германии об этом знал и пошёл им навстречу, то это могло быть только следствием того, что внутреннее руководств<