Глава ХI по ступенькам вглубь

НОВОЕ ОБЩЕСТВО Молодая энергия требовала бешеных (ныне я бы сказал «метростроевских») темпов научно-исследовательских работ по отысканию библиотеки Грозного. А на деле она встречала на каждом шагу ученые «баррикады» то в лице Археологического института, то Археологического общества и даже собственного детища — новоявленной комиссии «Старая Москва». Родилась мысль — создать новое, собственное, ученое общество, специально устремленное на изучение катакомб Москвы и Кремля. По этому делу я вошел в контакт с работником Губернского правления В. Г. Способиным. Общество создалось как бы само по себе, удивительно легко и гладко, как говорится — без сучка и задоринки. Названо оно было нами Московским обществом по исследованию памятников древности (между нами было условлено — древностей «подземных»). Не питая вкуса к административным позициям, я уступил соратнику представительство. Для изучения собственно катакомбной Москвы (читай, библиотеки Грозного) при названном Обществе была создана специальная спелеологическая Комиссия по исследованию подземных сооружений, под моим председательством. Я был положительно изумлен тем широким вниманием, какое было проявлено к новорожденному ученому детищу тогдашней широкой общественностью. Газеты всякого рода наперебой печатали о нем сведения, часто перевирая или гиперболизируя.

 

Привожу иллюстрацию.

Первой — через три дня после учредительного собрания Общества — откликнулась газета «Россия» от 14.11.1912 г., № 1917: «В Москве организовалось новое Общество по исследованию древностей, ставящее своей целью изучение подземной Москвы. В первую очередь Обществом будут продолжены уже начатые раскопки в Кремле, на Девичьем поле(1), а затем начнется исследование Китай-города. По имеющимся у учредителей Общества сведениям, сохранились подземные ходы в Богословском переулке,(2) на Большой Дмитровке(3) и под домом князей Юсуповых(4) — у Красных ворот. Последние ходы вряд ли будут доступны для исследования ввиду отрицательного отношения домовладельцев к раскопкам. Средства на организацию раскопок поступают в большом количестве».

Со всеми положениями отзыва еще можно кое-как согласиться, но с последним никак, ибо без всяких средств Общество вступало в жизнь, охваченное лишь горячим желанием работать собственными руками и головой, и никаких средств на организацию раскопок ниоткуда не поступало даже в малом количестве, если не считать начальницы гимназии, где я преподавал пожертвовавшей сто рублей на приобретение спелеологического бура.

«В Москве,— писало «Русское знамя» от 26.П.1912 г., Nо-46,— организовалось Общество по исследованию памятников древности, основанное бывшими и настоящими слушателями Московского археологического института (на деле я был единственным «бывшим слушателем», а «настоящим» — только В. Г. Способин.— И. С.). Задачей Общества является исследование памятников старины, а также подземных сооружений, для чего образована особая комиссия, Исследование этих сооружений давно является необходимым для выяснения некоторых вопросов нашей старины, в частности, такого кардинального вопроса, как вопрос о месте хранения библиотеки Грозного».

«11-го февраля (1912 г.),— писала в заключение газета,— были произведены выборы правления, в состав которого вошли: председателем В. Г. Способин, товарищем его И. Я. Стеллецкий, секретарем священник П. Д. Синьковский, казначеем А. А. Голубов, членами правления Н. А. Александров и С. И. Смирнов».

«СПБ ведомости» дословно привели сообщение от 26.II,1912 о N 46-го «Русского знамени», подвергнув усекновению лишь выборы правления.

«Правительственный вестник» от 24.II.1912 г., № 44, перепечатал лишь заметку «Русских ведомостей» от 24.II.1912 г, № 43:

 

«Комиссия по исследованию подземных сооружений при Московском обществе по исследованию памятников древности разрабатывает план так называемой подземной Москвы. Древние подземные ходы в Москве образуют целую сеть, мало еще исследованную. Пока обнаружены подземные ходы между Новодевичьим монастырем и мануфактурной фабрикой Альберта Гюбнера(5), под Донским монастырем, Голицынской больницей и Нескучным садом. Хорошо исследован подземный ход под Боровицкой башней, в которой найдены две ниши, открывающие тоннели к центру Кремля и под Ильинку.

Подземные ходы имеют также башни Тайницкая, Арсенальная и Сухарева. Обнаружены еще другие подземные ходы, по-видимому, стоящие отдельно от общей сети»,

Наконец, комплексная сводная заметка «Нового времени» от 25.II.1912 г., № 12911:

«В Москве организовалось Московское общество по исследованию памятников древности, основанное бывшими и настоящими слушателями Московского археологического института. Задачей общества является исследование памятников старины, а также подземных сооружений, для чего образована особая комиссия.

Исследование этих сооружений является необходимым для выяснения некоторых вопросов нашей старины и, в частности, такого кардинального вопроса, как вопрос о месте хранения библиотеки Иоанна Грозного», [...]

 

СМЯТЕНИЕ КОНКУРЕНТА. Приведенные отклики столичных (петербургских) газет, особенно «Нового времени», несомненно, произвели впечатление в сферах. Этим объясняется интерес к кремлевской проблеме в последующие годы как со стороны некоторых царских министров, так и Военно-исторического общества, а также та сравнительная легкость, с какою было получено разрешение Кремлевского дворцового управления на исследование не только башен, но и, на этот раз, их подземелий. Сомнений нет: повремени немец с первой мировой войной еще годик-два, и культурный мир уже тогда имел бы к своим услугам бесценное кремлевское книжное сокровище!

Необычайный, широкий и высокий рост интереса к этому последнему, развернувшийся в результате тогдашней бурной «кампании» по отысканию библиотеки Грозного, явно испугал многих и прежде всего основного конкурента — Н. С. Щербатова, фактического производителя раскопок в Кремле в 1894 г. [...] Семейно было решено, что надо действовать решительно: отстоять во что бы то ни стало щербатовский приоритет, а для этого послать в Петербург с докладом о раскопках 1894 г, надежное лицо. Таким лицом был признан князь М. Щербатов. Последний спешно выехал в Петербург и обратился с предложением доклада на указанную тему в президиум Русского Военно-исторического общества.

 

В результате — «25 февраля 1912 г.,— писал «Русский инвалид» от 1.III.1912 г., № 43,— состоялось очередное заседание Разряда военной археологии и археографии. По оглашении и утверждении протокола предыдущего заседания, князь М. Щербатов ознакомил собрание с результатами исследований тайных ходов Московского Кремля, предпринятых князем Н. Щербатовым в 1894 г.

Московский Кремль, постройка которого приписывается Аристотелю Фиораванти, Ивану и Петру Фрязиным, представляет из себя выдающийся памятник военного зодчества конца ХV в. и тем не менее остается до нашего времени почти не изученным. Это указание касается особенно подземной части Кремля, представляющей громадный интерес не только по выяснению плана подземных ходов, помещений и их назначения, но и решения вопроса, кажущегося легендарным,— о месте нахождения библиотеки Иоанна Грозного. Исследование князя Щербатова показывает чрезвычайную сложность подземных сооружений Кремля, большую трудность не только точного исследования, но и простого проникания в них.

Большинство ходов оказываются замурованными, некоторые перерезаны фундаментами более поздних построек (Арсенал), а некоторые помещения имеют нарушенные своды. Интересное сообщение свое, иллюстрированное диапозитивами, князь Щербатов закончил пожеланием, чтобы работы 1894 г, были продолжены Русским Военно-историческим обществом».

О том, что в результате доклада М. Щербатова в недрах названного Общества производился обмен мнений и даже имели место дискуссии по поводу библиотеки Грозного, можно судить по тому, что вскоре после указанного доклада членом Общества, полковником Печениным мне было предложено сделать доклад о библиотеке Грозного в том же Разряде военной археологии и археографии при Военно-историческом обществе. Предложение мною было охотно принято: я ездил в тогдашний Петербург и сделал в Разряде доклад о современном состоянии вопроса о поисках библиотеки и степени обоснованности надежд на скорое ее отыскание.

 

«ПРОРАБЫ... НЕ ХОТЯТ». Прошло полгода с момента путешествия М. Щербатова в Петербург с «оборонной» целью. Следствием этого было то, что Москву пуще стала волновать проблема библиотеки Грозного. Когда в Кремле в августе 1913 г. начались земляные работы вокруг Успенского собора в связи с его реставрацией, московская общественность с нетерпением ждала от газет известий об открытии новых подземных ходов. «Русское слово», бывшее всегда весьма чутким на запросы масс, поспешило и тут пойти навстречу пожеланиям москвичей. Москву волновали слухи, будто у стен Успенского собора открыт подземный ход, который ведет к библиотеке Грозного. «Русское слово» писало по этому поводу от 28.VIII.1913 г., № 198:

«Чем служил этот ход, или, вернее, сводчатая галерея,— определить в данный момент невозможно. Однако знатоки Кремля, судя по незначительной высоте хода — всего в половину человеческого роста,— и присутствию на дне его окаменевшего ила[37], склонны думать, что он служил каналом для наполнения бывшего теремного живорыбьего садка «тишайшего» царя Алексея Михайловича.

 

Другие высказывают догадку, что ход ведет к библиотеке Ивана Грозного, скрытой, по преданию, в недрах твердынь Кремля. Кстати, предание о библиотеке Грозного давно волнует археологический мир Москвы. Лет 15 — 20 тому назад князь Н. С. Щербатов, теперешний директор московского Исторического музея, в поисках библиотеки предпринял ряд раскопок. При этом было обнаружено множество подземных ходов, но ни один из них не привел к сокровищнице Грозного, спрятанной подозрительным царем в неведомом тайнике...

Почему-то все находки исследуются крайне поверхностно. Главной целью производителей работ является реставрация Большого Успенского собора. И дальше идти они, по-видимому, не хотят»,

Сетования «Русского слова» вполне законны и понятны. Земляные работы вокруг названного собора «прорабы» вели строго законспирированно, на пушечный выстрел не подпуская археологов и тем более спелеологов. Это мне живо напомнило «архитекторское запрещение» времен Конона Осипова, но здесь оно было еще менее обоснованно. Слухи об упомянутом подземном ходе были крайне волнующи, они не давали спать; ясно представлялась неотложная необходимость спелеологического его обследования до конца. Что дало бы это обследование, мы не можем догадываться, но что оно дало бы нечто неожиданное и возможно, научно ценное,— это несомненно. Но, увы, «прорабы» действительно этого не хотели.

Среда архитекторов-прорабов в то время представляла из себя строго замкнутую касту, куда не допускался ни один археолог, а тем более, повторяю, спелеолог. Прав С. Р.(7) из «Русского слова»: «...на совести тогдашних прорабов крайне загадочный кремлевский подземный ход, безвозвратно погибший для науки по странному капризу самих же ученых»...

 

Глава ХII «СЕЗАМ, ОТВОРИСЬ!»

«ЗА ИСКЛЮЧЕНИЕМ...» Выступления (мое и М. Щербатова) о библиотеке Грозного в Русском Военно-историческом обществе в Петербурге не могло, конечно, не привлечь внимания к этому делу со стороны Московского его отделения, действительным членом которого я состоял. Вполне натурально было обратиться в это последнее с ходатайством об исхлопотании права на раскопки в Кремле в поисках библиотеки Грозного.

Московское отделение с готовностью пошло на это. Оно обратилось (за № 837) в дворцовое управление о разрешении для меня осмотра кремлевских стен с их подземельями. Ответ последовал 13 декабря 1912 г. (за № 6015): «Заведующий придворной частью в Москве князь Оболенский разрешил действительному члену Общества И. Я. Стеллецкому произвести с научной целью осмотр кремлевских стен и башен, за исключением подземелий Кремля». Ответ — убийственный, равносильный полному отказу, ибо что такое стены и башни Кремля в отношении к подземной библиотеке без таинственных под ними подземелий, связанных тесно с подземным Кремлем вообще? Оставалось искать иных путей в последний, так как ответ дворцового управления обесценивал и бывшие доступными для меня «архивные» башни Кремля.

Выход, казалось, был найден: Арсенал и его подвалы! Там как раз производились работы по приспособлению части Арсенала под музей 1812 г. Осмотрев подвалы, я выбрал один, выстучал его дно; в одном пункте отчетливо послышался гул пустоты. Вооружившись лопатой, я стал копать (для отвода глаз в часы, когда в подвале находились рабочие). На глубине около метра показался тонкий слой щебня с известкой, а под ним — типичный кирпичный свод, издававший от удара глубокий звук пустой бочки. Был большой соблазн пуститься в авантюру: тайно пробить свод и исследовать подземный Кремль. Однако мысль о дворцовом veto(1) «за исключением...» вернула к благоразумию... Странно, что впоследствии, когда подвалы Арсенала были в полном моем распоряжении — копай, где хочешь, я не мог найти этой драгоценной точки. Но придет время, она будет найдена, при условии, если это потребуется.

 

К ЦАРЮ С ЧЕЛОБИТНОЙ. Наступил 1913 г,, юбилейный год трехсотлетия династии Романовых. Было опубликовано о разрешении подавать на высочайшее имя прошения о личных нуждах подданных. Мне пришло в голову использовать исторический момент и просить о разрешении того, в чем отказало дворцовое управление. С нетерпением ждал ответа. Долго пришлось его ждать, Наконец, ответ пришел, ошеломив меня своей... неожиданностью,— из Археологической комиссии! Почему? Размышляя над вопросом, приходишь к выводу, что о прошении было доложено царю, но подсказано при этом, что поскольку вопрос научный — передать проект в Археологическую комиссию, на предмет соответствующих действий. Нечто на манер того, что наблюдаем в этой области в наши дни: «Включить в это дело Академию наук СССР!»

ИАК(2), рассмотрев дело, пожелала наперед знать то, что могли дать, может быть, только длительные изыскания и раскопки. Словом, Археологическая комиссия, за подписью товарища председателя академика В. В. Латышева, просила «представить сколько-нибудь точные предположения о месте, где могла сохраняться названная библиотека». Датирован этот исторический документ 2 июня 1913 г., № 890. Вот полный его текст: «Вследствие поданного Вами прошения на высочайшее имя, препровожденного Канцелярией его императорского величества по принятию прошений в Императорскую Археологическую комиссию на зависящее распоряжение, Комиссия имеет честь уведомить Вас, милостивый государь, что проекту разыскания библиотеки царя Иоанна Грозного на средства Государственного казначейства не может быть дано дальнейшего движения впредь до представления Вами сколько-нибудь точных предположений о месте, где могла сохраняться названная библиотека».

Восемь месяцев думал я над тем, отвечать ИАКу или нет. Решил отвечать фельетоном в газету. 1 марта 1914 г, в «Утре России» появилась моя обширная статья «Царь Иван Грозный. К поискам его библиотеки в кремлевских подземельях». В статье давался «более или менее» точный ответ о местонахождении библиотеки: «...между соборами Успенским, Благовещенским и Архангельским, ближе к двум последним». Таким образом, известно «более или менее» точно местонахождение библиотеки, известны и разнообразные пути, к ней ведущие. Остановка лишь за творческой инициативой поисков, что, надо надеяться, не заставит себя ждать, ибо не пристало ХХ веку — веку расцвета археологической науки и культа родной старины — тянуться в хвосте века ХVIII».

Итак, надежда, хоть и еле теплившаяся, что царь Николай II пожелает во славу 300-летия своей фамилии извлечь знаменитое сокровище из недр Кремля и тем прославить свое царствование, угасла не расцветши.[…]

 

Глава ХIV СЕКРЕТАРЬ ОДНОГО АРХИВА

ВХОД ОТКРЫТ. Тем временем в Московском архиве Министерства юстиции втихомолку шла большая работа по розыску архивных документов о библиотеке Грозного. И небезуспешно: был найден ряд новых документов. Копии с них (у меня, к сожалению, не сохранились) были направлены в Петербург, на имя интересовавшегося этим делом тогдашнего министра юстиции; красноречивое доказательство, что идея неотложного отыскания библиотеки Грозного начинала проникать и даже становиться эффективной в кругах царского правительства. Названный архив это обстоятельство дальновидно учитывал и сделал дальнейшую попытку перейти от архивного документа к археологической лопате, так сказать от Маттеи к Тремеру. Роль последнего он прочил мне. Для этого он вошел с мотивированным заявлением от 10 июня 1914 г. № 354 в Дворцовое управление, прося «разрешить делопроизводителю архива ученому археологу И. Я. Стеллецкому произвести нынешним летом археологический осмотр подземелий в башнях Арсенальной и Тайницкой с целью проверки и пополнения содержащихся в документах архива сведений». В сущности архив юстиции просил о том же, о чем за два года перед этим просило Московское отделение Русского Военно-исторического общества: об осмотре башен Арсенальной и Тайницкой с подземельями, В обоих случаях осмотр был разрешен, но в первом случае — без подземелий, в последнем — с подземельями: огромная эволюция за два года! Чем это объяснить? Думается, только ростом популярности в сферах идеи извлечения из недр Кремля «заколдованного клада» России. Не потому ли положительный ответ Дворцового управления на запрос архива юстиции последовал на этот раз всего десять дней спустя. [...]

«Заведующий придворной частью в Москве и начальник Дворцового управления,— значилось в документе,— разрешил ученому археологу И. Я. Стеллецкому произвести нынешним летом археологический осмотр подземелий в башнях Арсенальной и Тайницкой с целью проверки и пополнения содержащихся в документах архива о них сведений».

По правде, достижение выпало колоссальное: из этих ключевых позиций подземного Кремля я имел в сущности в своем распоряжении ходы и выходы во все его концы, а, стало быть, и к вожделенной библиотеке Грозного!

 

НАЙДЕН «СПИСОК». Архив юстиции меж тем продолжал самоотверженно углублять и расширять сложное дело отыскания следов библиотеки Ивана Грозного. Деятельно шла и архивная подготовка к ХIV Археологическому съезду в Пскове. Лето 1913 г. я провел в спелеологической командировке от Московского Археологического общества в Прибалтике. Одновременно я имел секретное поручение от своего архива во что бы то ни стало отыскать в Прибалтике Веттермановский список библиотеки Грозного! Задание было блестяще выполнено: однажды, сто лет тому назад найденный список был найден вторично. Это была одна из величайших удач в архивных поисках библиотеки! Скопировав наполовину с трудом разбираемый на немецком языке документ, я взглянул на подпись; первая буква была как будто «W». Веттерман?! Первое мгновение я был ошеломлен. Радостно воскликнув в душе «Эврика!», я поспешно свернул вязку с тем, чтобы вскоре же, еще до Археологического съезда, приехать вновь и сфотографировать драгоценную находку. О сенсационном открытии этом знали только двое: первооткрыватель да профессор Д. В. Цветаев(1), директор Московского архива юстиции.

Впереди предстоял отчет на одном из заседаний Московского Археологического общества о моих спелеологических достижениях в Прибалтике. На отчетном заседании Общества мы выступали с профессором Д. В. Цветаевым, но как бы по молчаливому уговору, о знаменитой находке ни слова! [...]

 

КАТАСТРОФА. Я торжествовал: глубочайшее внутреннее убеждение говорило мне, что заветный «сейф» человечества с редчайшим книжным сокровищем будет вскрыт! Притом вскоре же после съезда... А оставшийся до съезда отрезок времени целиком ушел на подготовку к съезду. И вдруг, накануне назначенного уже дня отъезда в Псков, разразилась катастрофа — грянула первая мировая война, развязанная кровожадным немецким империализмом. Пришлось горько пожалеть об упущенном драгоценном времени, когда многое можно было успеть на путях к тайне... Единственным утешением служила мысль, всеобщая притом, что война продлится недолго, Увы, тридцать лет минуло, раньше чем я добрался до заветной «последней черты» перед библиотекой Грозного!..

 

Два года тщетно прождал я в Москве окончания войны. Когда же, казалось, запахло концом, я очутился в 1916 г. добровольцем на Кавказском фронте, с тайным умыслом проделать прифронтовую спелеологическую экспедицию. Шел на все. В случае неудачи — хоть в окопы, только на фронт: ведь окопы-даровые раскопки, способные многое открыть наблюдательному глазу археолога-спелеолога...

Судьба, однако, обернулась лицом. Наместник Кавказа великий князь Н. Н. Романов к моменту моего приезда издал строжайший приказ о регистрации и исследовании памятников древности на фронте! Управление завоеванными областями Турции оказалось в затруднении ввиду отсутствия специалистов. Тут я, с проектом прифронтовой археологической экспедиции, подвернулся весьма кстати. Были отпущены средства, снаряжение, даны полномочия. Я исходил с экспедицией вдоль и поперек самый глухой в Турецкой Армении округ, куда не ступала еще нога археолога, и прошел по фронту от Эрзерума до Трапезунда. Удавшаяся экспедиция эта дала очень много...

Однако мысль об оставленной неразгаданной загадке в Москве не давала покоя. Вихрь мировых событий задержал на годы. Дошли грустные вести: мои библиотека и архив вывезены неизвестно куда. Ни А. В. Луначарский в 1919 г., ни Главнаука в 1924 г. и 1925 г. не смогли их найти. Не найдены они до сих пор. А в архиве описание «списка» библиотеки... Так двойная катастрофа — в порядке мировом и личном — поставила меня в трудное положение подозреваемого иными скептиками чуть не в шантаже и мистификации.