Успехи и тупики демократизации

Задолго до XIX конференции КПСС Горбачёв — а вслед за ним и многочисленные пропагандисты, партийные функционеры разного ранга да журналисты — говорили и писали о том, что важным средством демократизации политической системы должно стать «восстановление полновластия советов». Слово восстановление здесь было, конечно, не совсем уместным, т.к. с июля 1918 г. возникшее на развалинах Российской империи коммунистическое государство только называлось советским, а реальная власть неизменно принадлежала единственной правящей партии.

До поры до времени разговоры и печатные дискуссии о власти советов, о расширении возможностей народного самоуправления, о том, что КПСС должна управлять обществом именно через выбираемые всеми гражданами СССР органы, а не через аппаратные структуры, и т.п. казались пропагандистским ходом. Но с того момента, как лидер коммунистов решил внести в Конституцию 1977 г. серьёзные изменения, способные придать советам некоторый вес, политическая реформа в её горбачёвском варианте стала обретать конкретные очертания.

Конституционные изменения после предельно краткого и чисто формального обсуждения «широкой общественностью» в октябре 1988 г. были одобрены Верховным Советом СССР и стали законом.

Новые статьи Конституции касались вопросов, на первый взгляд, организационно-технических — порядка формирования высших органов власти. Полномочия этих органов чётко не очерчивались. О разграничении ветвей власти или о многопартийной системе речи не шло. На полновластие КПСС, которая по-прежнему именовалась «ядром политической системы», формально никто не покушался.

Тем не менее в намерения Горбачёва явно входило создание альтернативы Центральному Комитету КПСС. Не без оснований рассчитывавший возглавить новый Верховный Совет генеральный секретарь сохранял в своих руках всю полноту власти. После этого вразумительно не разрешённый вопрос о разграничении полномочий двух подчинённых одному лицу органов терял свою остроту.

В 1988 г. высшим органом власти в СССР был провозглашён Съезд народных депутатов (2250 человек, из которых 750 человек не избирались населением, а назначались руководством КПСС, ВЛКСМ, официальных профсоюзов, общественных организаций). Съезд формировал из своего состава действующий на постоянной основе Верховный Совет (544 депутата). Его председатель (которым, естественно, стал Горбачёв) до марта 1990 г. был высшим должностным лицом государства.

15 марта 1990 г. Съезд народных депутатов избрал Михаила Горбачёва на новый пост, теперь ставший самым главным в СССР; так Советский Союз обрёл своего первого и последнего президента.

За год до этих событий страну волновали, однако, другие выборы. Впервые в советской истории они были альтернативными и почти свободными. (Местные выборы в 1987 г. могли быть альтернативными; такая возможность была использована менее чем в 1 % случаев; правда, тогда некоторые партийные функционеры ухитрились проиграть и в условиях, когда их фамилии оказывались в бюллетенях единственными — большинство голосовало против…)

Почти свободными выборы были не только потому, что треть мест заранее была отдана отобранным высшей партийной властью кандидатам, но и из-за того, что избирательные комиссии создавали препятствия для выдвижения неугодных лиц. В результате образовалось «агрессивно-послушное большинство» депутатов Съезда. Агрессивность проявляли они по отношению ко всем тем, кто был готов пойти хоть на шаг дальше, чем предусматривалось горбачёвской утопией демократического социализма и народного представительства, контролируемого «обновлённой партией». Чтобы не оставить принципиальным политическим противникам никаких шансов, приходилось проявлять послушание Горбачёву…

Тем не менее и выборы, и первый Съезд народных депутатов СССР оказались важными событиями в жизни страны. Люди некоммунистических убеждений получили возможность говорить об этих убеждениях в «парламенте» — пускай несколько пародийном и донельзя деформированном, но всё-таки органе представительной власти. Депутаты от некоторых союзных республик открыто и недвусмысленно отстаивали интересы своих народов. Наконец, на съезде к концу его работы образовалась Межрегиональная депутатская группа — первая за долгие годы легальная оппозиция коммунистическому режиму. Её лидеры — Андрей Сахаров, Борис Ельцин, Юрий Афанасьев, Гавриил Попов и другие — стали выразителями мнений тех, кого не устраивали пределы демократических политических реформ, очерченные Горбачёвым.

Демократизация страны сверху в 1989 г. почти достигла этих пределов. Оставались некоторые штрихи — упомянутое уже превращение Горбачёва в президента, формальный отказ Коммунистической партии от монополии на власть, очередное обновление ЦК в апреле 1990 г. и на состоявшемся в том же году XХVIII съезде КПСС, обновление состава и структуры Политбюро (теперь в него по должности входили республиканские коммунистические лидеры), постепенное «перетягивание» власти в Президентский совет.

Между тем реформированная власть столкнулась с двумя проблемами, от разрешения которых зависело само дальнейшее существование страны под названием СССР. В 1990—1991 гг. перманентный экономический кризис грозил перерасти в крах; обострение межэтнических отношений и ослабление влияния московских властей в союзных республиках приблизили советскую империю к той черте, за которой уже был только развал.

Проверочный тест

Первый съезд народных депутатов СССР:

а) был составлен исключительно из депутатов, назначенных ЦК КПСС;

б) принял решение о признании многопартийности;

в) избрал Михаила Горбачёва председателем Верховного Совета Советского Союза;

г) способствовал оформлению Межрегиональной депутатской группы;

д) признал независимость стран Балтии.

4. Попытки экономических преобразований

В июне 1985 г. недавно избранный генеральный секретарь ЦК КПСС утверждал, что основное направление реформирования экономики СССР вполне очевидно. Имелось в виду вскоре почти забытое «ускорение научно-технического прогресса». Через два с половиной года Горбачёв заметил, что прошедшее с его избрания время было потрачено в основном на разработку той «концепции перестройки», которая вот-вот начнёт реализовываться.

Между тем в 1985—1988 гг. в экономической сфере было предпринято немало шагов, на которые руководство страны возлагало нешуточные надежды.

В мае 1986 г. появилось постановление о госприёмке. Вся продукция теперь подвергалась оценке независимыми от предприятия контролёрами. В 1987 г., по официальным данным, такие контролёры забраковали от 15 до 18 % всего произведённого советской промышленностью. Поскольку независимость работников госприёмки была несколько иллюзорной, особенно в небольших городах, количество не слишком удавшихся нашим мастеровым изделий, вероятно, было ещё большим.

Росту эффективности производства должен был способствовать принятый в июне 1987 г. Закон о государственном предприятии (на части предприятий стал действовать с января 1988 г., на всех остальных — годом позже). Авторы этого правового документа предполагали, что удастся, сохраняя государственную собственность, обеспечить самофинансирование и хозяйственный расчёт на предприятиях (эти идеи безуспешно пытались реализовать ещё разработчики «косыгинской» реформы в 1965 г.). В горбачёвское время решили, впрочем, пойти дальше.

Трудовым коллективам предприятия предоставлялось право избирать руководителей (обычно из двух одобренных парткомом кандидатур). «Спускаемый» центральными экономическими ведомствами план перестал быть основой хозяйствования — на смену ему пришёл государственный заказ. Выполняя его, предприятие само могло планировать свою деятельность, устанавливать связи с другими производителями, искать поставщиков сырья и покупателей продукции. Однако на практике подобные горизонтальные связи упорно не хотели устанавливаться: выполнение государственного заказа в некоторых отраслях загружало около 95 % производственных мощностей, и свобода манёвра у якобы самостоятельных предприятий была незначительной.

Государственный сектор экономики оставался в горбачёвское время столь же неэффективным, как и ранее. В 1989—1990 гг. показатели роста производства оказались почти нулевыми, в первой половине 1991 г. — отрицательными.

С первых лет перестройки экономические советники будущего президента СССР предлагали варианты расширения частного сектора — в легальных формах. Когда дело доходило до принятия решений, оказывалось, однако, что государство собирается контролировать частного производителя товаров и услуг, а заодно и обирать его, причём в такой степени, что легальный мелкий бизнес терял экономический смысл.

19 ноября 1986 г. был принят Закон об индивидуальной трудовой деятельности. Такой деятельностью можно было заниматься в свободное от работы на государственном предприятии время, не более четырёх часов в сутки. Допускалась частная инициатива примерно в тридцати сферах производства. Наёмный труд применять было нельзя. Налог составлял 65 % дохода (в 1988 г. налоги были снижены, но их размеры окончательно определялись местными органами власти).

Помимо прочих напастей занимавшимся индивидуальной деятельностью грозило применение норм Закона о борьбе с нетрудовыми доходами. Удобное для властей взаимное противоречие двух законов вовсю использовалось для того, чтобы ставить частников на место. Несмотря на это, патенты или разрешения получили около миллиона людей.

Менее издевательским был Закон о кооперации. Кооператоры получили право не состоять в государственной службе. Они платили высокие налоги — но зачастую получали и немалые доходы. Разрешены были далеко не все виды деятельности; их перечень несколько раз менялся.

Фактически кооперативы стали почти легальными частными предприятиями, но, действуя в советских условиях, могли преуспевать, только постоянно выходя за рамки закона. Покупать многие виды сырья по оптовым ценам было запрещено; поэтому использовали то, что удавалось скупить в государственной розничной торговле или украсть на государственных же предприятиях. В первом случае себестоимость и конечная цена продукции чрезмерно возрастала, во втором разворовывание разрушало и так не слишком эффективный государственный сектор.

Многие кооперативы использовались для отмывания денег, полученных предпринимателями на чёрном рынке, в том числе и в откровенно криминальных его сегментах.

В сельском хозяйстве упорно сохранялась колхозно-совхозная система; столь же упорно отвергалась сама мысль о частной собственности на землю. Правда, в марте 1988 г. колхозам было разрешено самостоятельно определять размеры приусадебных участков и количество скота в индивидуальных хозяйствах.

Разрешалась и долгосрочная аренда земли, но её условия были предельно невыгодны крестьянам (местные власти, например, могли в одностороннем порядке расторгнуть договор в любой момент); отсутствие на селе капиталов и трудности с получением ссуд делали ведение хозяйства весьма затруднительным. По арендным договорам к концу горбачёвского правления обрабатывалось не более 2 % пахотных угодий; арендаторам принадлежало лишь
3 % поголовья скота.

Реформы Горбачёва в экономической сфере были более решительными, чем попытки преобразований, предпринятые его предшественниками, — но уж точно не менее разрушительными. Затронувшее почти все отрасли снижение производства, рост дефицита государственного бюджета, достигший фантастических размеров государственный долг, нулевой золотовалютный запас и инфляция, составлявшая к концу 1991 г. 20—25 % в неделю, стали итогом экспериментов, очень мало похожих на рационально продуманное реформирование экономики.

Проверочный тест

Какие из перечисленных ниже реформ были предприняты при Горбачёве:

а) укрупнение колхозов;

б) разрешение заниматься индивидуальной трудовой (частной) деятельности в некоторых сферах;

в) замена экономических министерств совнархозами;

г) разрешение деятельности почти не контролируемых государством кооперативов в торговле, в производстве некоторых товаров и услуг;

д) предоставление трудовым коллективам права выбирать руководителей?

Распад Советского Союза

Незавершённость, непоследовательность и явная недостаточность горбачёвских политических реформ, глубочайший экономический кризис, снижение уровня жизни значительной части населения, неумение властей смягчать межэтнические противоречия породили многочисленные социальные потрясения.

В 1990—1991 гг. по стране прокатилось несколько волн забастовок, в том числе и политических. Лозунг «Горбачёва — в отставку» приобретал всё большую популярность.

Оформились оппозиционные движения и партии самого разного толка, в том числе — особенно в некоторых союзных республиках — весьма влиятельные, пользующиеся поддержкой большинства населения. В крупных городах прошли массовые демонстрации, участники которых отнюдь не скрывали, что не только пресловутые «консерваторы», «тормозящие перестройку», но и сам перестроечный генсек-президент является, с их точки зрения, препятствием на пути развития страны.

Оставался ещё один весьма существенный вопрос: какой страны?

Когда академик А.Сахаров на Первом съезде народных депутатов СССР говорил о настоятельной необходимости подписания нового федеративного договора, ещё, пожалуй, существовала возможность сохранить — в той или иной форме — распадавшуюся империю. Однако ни Горбачёв, ни коммунистические руководители даже в 1989 г. не видели, насколько реальна угроза этого распада.

Между тем уже в 1986 г. проявления кризиса межэтнических отношений трудно было не заметить. Смещение с поста главного казахстанского коммуниста Кунаева и его замена — по приказу из Москвы — русским, Колбиным, вызвали двухдневные беспорядки в Алма-Ате и в некоторых других городах республики. Чуть позже произошли кровавые стычки и погромы в Новом Узене, в Ферганской долине, в Сумгаите; перешли в активную стадию давние конфликты: армянско-азербайджанский, грузинско-абхазский, грузинско-осетинский, осетинско-ингушский… Из-за Нагорного Карабаха (Арцаха) началась настоящая война (в вялой, латентной форме она длится до сих пор).

С конца 1985 г. в украинской и прибалтийской печати всё чаще появлялись протесты против русификации. В Латвии, Литве, Эстонии, Молдове были созданы народные (национальные) фронты, которые с 1989 г. открыто выступили за независимость своих стран. На Украине всё большей поддержкой пользовалось умеренно националистическое движение («Рух»).

Московские власти не знали, как реагировать. В «окраинных» республиках (где даже часть коммунистических функционеров с 1990 г. выступала против сохранения Советского Союза) при поддержке горбачёвского «центра» действовали приверженцы сохранения империи, объединённые в интерфронты и другие не слишком популярные, но крикливые и задиристые группировки.

Невооружённых (хотя, по некоторым свидетельствам, настроенных весьма агрессивно) тбилисских демонстрантов в апреле 1989 г. разогнали советские солдаты; пролилась кровь. Деятели армянского комитета «Карабах» были арестованы. Москва (вероятно, по идее Анатолия Лукьянова, сменившего на посту председателя Верховного совета СССР подавшегося в президенты Горбачёва) принялась поощрять «малые национализмы», натравливая гагаузов на молдаван, абхазов на грузин. И вновь — бессистемное и бессмысленное, но ведущее к кровопролитию применение военной силы: в Баку в 1990-м, в Вильнюсе и Риге в 1991-м.

Горбачёв то говорил об «экстремистах», то распускал слухи о своей непричастности к актам насилия, то затевал абсурдную экономическую блокаду объявившей о своей самостоятельности Литвы. Тем временем шли переговоры с республиканскими лидерами (а почти все союзные республики вслед за Литвой, Латвией и Эстонией объявили если не о своей независимости, то о «суверенитете»).

Горбачёв и его советники затеяли то, что вошло в историю как «новоогарёвский процесс» (по названию резиденции президента СССР под Москвой). 23 ноября 1990 г. московские власти представили союзным республикам очередной проект договора. Прибалтика и Грузия отказались даже обсуждать предложения Горбачёва, лидеры других государств не хотели ссориться с центральным правительством, но более размышляли не о сохранении единого государства (теперь под названием «Союз Советских Суверенных Республик»), а о торге с горбачёвской Москвой.

Тем временем в том же ноябре Москва Ельцина, избранного главой Верховного Совета РСФСР, заключила с Украиной и Казахстаном соглашения о взаимном признании суверенитета и о сотрудничестве. Бывший руководитель Московского комитета КПСС, уже демонстративно вышедший из своей бывшей партии, утверждал, что в этих договорах — основа будущего союза.

Улицы крупных городов подвергались усиленному патрулированию, в Литве и Латвии юноши открыто сопротивлялись призыву в Советскую армию, в нескольких республиках в ходе референдумов и парламентских голосований была подтверждена независимость от СССР.

И всё-таки 23 апреля 1991 г. Горбачёв и девять из пятнадцати республиканских лидеров подписали заявление о намерении заключить новый союзный договор. Понимался смысл этого договора по-разному: кто-то желал создать конфедерацию, кто-то соглашался сохранить федеративное государство. Почти все тянули время.

Ударом по союзной власти стало убедительное всенародное избрание Ельцина российским президентом (12 июня 1991 г.). Теперь в Москве было два президента…

Сторонники наведения порядка по старым советским рецептам, желая сорвать намеченное на 20 августа подписание горбачёвского, довольно компромиссного и не совсем внятного, союзного договора, затеяли «странный путч». Высшие должностные лица СССР (вице-президент Янаев, премьер-министр Павлов, министр внутренних дел Пуго, председатель КГБ Крючков и др.) объявили уехавшего отдыхать Горбачёва недееспособным и провозгласили создание нелегитимного органа власти — Государственного комитета по чрезвычайному положению (ГКЧП). В Москву были введены войска, которые не получили, однако, внятных приказов. Путчисты медлили; возможно, они ждали какого-то заявления Горбачёва (причастность президента к путчу — лишь гипотеза). Единственной легитимной властью в Москве оказались Ельцин и подчинённые ему государственные структуры РСФСР, находившиеся ещё в процессе становления.

Ельцин возглавил стихийное антипутчистское движение, заговорщики бездействовали, некоторые высшие армейские офицеры заявили о неподчинении приказам ГКЧП. Неудавшиеся путчисты вылетели в Форос, к Горбачёву. Ельцин и его сторонники праздновали победу.

Горбачёв вернулся в столицу, но о подписании новогарёвских соглашений уже никто, естественно, не вспоминал. Вместо этого произошло публичное подписание совсем другого документа — указа Ельцина о приостановке деятельности всех структур КПСС на российской территории. Горбачёв сложил с себя полномочия генерального секретаря распадавшейся и растерявшейся партии.

6 сентября СССР — под давлением США и российского президента — официально признал независимость стран Балтии. Длилось состояние неопределённости. Экономическая разруха, пустые полки магазинов, ожидание неизбежных, но пока ещё непонятно каких перемен…

В начале декабря жители Украины на референдуме высказались за независимость своей страны. Сохранявшийся ещё СССР стал анахронизмом.

8 декабря лидеры России, Украины и Белоруссии, собравшись в Беловежской пуще, объявили о денонсации договора 1922 г. — правовой основы образования СССР — и о создании Содружества Независимых Государств. 21 декабря к этому странному и эфемерному образованию — международной организации, на время притворившейся государством, — присоединились ещё 8 республик.

25 декабря президент распавшейся империи объявил о сложении с себя полномочий. Над Кремлём был поднят российский триколор.

Проверочный тест

Расставьте события в хронологическом порядке;

а) избрание Ельцина президентом РСФСР;

б) Первый съезд народных депутатов СССР;

в) беспорядки в Алма-Ате после отстранения от власти Кунаева;

г) денонсация союзного договора 1922 г. лидерами Украины, Белоруссии и России;

д) применение советских войск для разгона митингующих в Тбилиси;

е) создание ГКЧП;

ж) референдум о независимости Украины.

ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЙ МАТЕРИАЛ

Антиалкогольная кампания 1985—1988 гг. разворачивалась в те же годы, когда на глазах расширялись пределы гласности (персонаж тогдашнего анекдота замечал: «Конечно, мы многое прочитали; но сколько же мы недопили!»). Одним из результатов этого совмещения двух разных процессов стало появление официально не признанных, самодеятельных борцов за трезвость. Многие из них создавали легенды о якобы не пившей при Сталине стране, иные искали и находили «виновных в спаивании русского народа».

Подобные теории чаще всего катились по наезженной колее мифа о «всемирном заговоре» (масонском, «жидомасонском», просто еврейском, западном и т.д.). Из романа «Всё впереди», написанного талантливым прозаиком, склонным к крайне националистическим взглядам, Василием Беловым, можно было, например, узнать, что «президент Кеннеди запрещал журналистам писать о нашем пьянстве. Зачем, дескать, мешать? Пусть пьют, скорее развалятся, выродятся, не надо никакой водородной войны».

Политическая благонадёжность публикуемых в Советском Союзе книг, статей и прочих произведений до 1989 г. оценивалась цензурным ведомством — Главлитом. Но и после отмены политической цензуры говорить о свободе слова в СССР не приходилось.

Границы гласности при Горбачёве никогда официально не устанавливались. Во время встреч с сотрудниками различных периодических изданий генеральный секретарь неоднократно подчёркивал, что подбирать материал для публикации, оценивать его «идеологическую правильность» и уместность должны сами редакторы.

Журналисты и издательские работники, за годы советской власти приученные точно ощущать пределы дозволенного, с успехом применяли подобный навык и во времена гласности. Обычно главные и не очень главные редакторы вполне точно дозировали количество негативной информации в публикациях — дабы не подвергать опасности своё дело.

Рой Медведев, известный диссидент, марксист, приверженец идей демократического социализма, рассказывал о перестроечной практике: «Я сейчас начал публиковать свои статьи и с удивлением вижу, что редактор — не цензор, а ещё редактор — решительно вычёркивает самые скромные критические замечания в адрес Ленина, приговаривая: “Не будем задевать Владимира Ильича”».

В годы перестройки были опубликованы воспоминания Владимира Набокова «Другие берега» (русский писатель-эмигрант не слишком доброжелательно относился к большевистской власти и к её лидерам; его произведения вовсе не публиковались в догорбачёвском СССР). Цензура вычеркнула из мемуаров упоминания о Ленине, о «мерзком ленинском режиме» и т.п.

Горбачёв весьма ревностно следил за тем, чтобы в печати не появлялись критические суждения о личности «архитектора перестройки», о его деятельности.

В 1989 г. еженедельник «Аргументы и факты» опубликовал результаты опроса 165 тысяч читателей, высказывавших свои суждения о деятельности народных депутатов. Были названы рейтинги пятидесяти депутатов, вызвавших наибольшие симпатии читателей (А.Сахаров, Г.Попов, Б.Ельцин, Ю.Афанасьев заняли первые места). Генеральный секретарь узнал, что читатели «Аргументов…» отвели главе государства предпоследнее место среди 600 депутатов (на последнем был заместитель Горбачёва по Верховному Совету, Лукьянов).

В результате Горбачёв обвинил еженедельник в публикации «провокационных» материалов. Главному редактору «Аргументов…» Старкову было предложено подать в отставку.

Характерной приметой новых времён было то, что Старков отказался, коллеги его поддержали, а Горбачёв не стал настаивать.

В 1986—1988 гг. в советских журналах появилось немало произведений, ранее известных лишь в машинописных копиях и в западных изданиях. Отечественные читатели смогли познакомиться с «Архипелагом ГУЛАГ» Солженицына, с «Реквиемом» Ахматовой, с произведениями Набокова и Кёстлера, с политическими сатирами Оруэлла, с мемуарами эмигрантов и иных «антисоветчиков».

Когда эти публикации уже готовились к печати, провинциальные суды всё еще рассматривали обвинения, предъявленные людям, распространявшим некоторые из этих произведений, содержащих, по мнению прокуроров, «сведения, порочащие советский государственный и общественный строй»…

Ещё одна парадоксальная черта перестройки (роднящая её, кстати, с хрущёвской оттепелью) — аресты по политическим мотивам, шедшие одновременно с освобождением (по амнистии, без реабилитации) политических заключённых.

Амнистия была инициирована Горбачёвым после того, как в тюрьме во время голодовки умер известный диссидент Анатолий Марченко, автор книги о хрущёвских лагерях и других произведений (декабрь 1986 г.).

Это было как раз в те дни, когда Горбачёв велел вернуть из административной ссылки, из города Горького (Нижнего Новгорода), академика Сахарова (предварительно позвонив опальному правозащитнику по телефону; жест в духе Сталина, любившего сходным образом демонстрировать расположение к преследуемым известным людям).

Сахаров вернулся в Москву. В первой половине 1987 г. постепенно, под сурдинку, — несмотря на гласность — стали амнистировать политических заключённых...

В октябре 1985 г. на пленуме ЦК КПСС Горбачёв представлял проект новой партийной программы (впоследствии утверждённый XXVII Съездом). В программе говорилось, в частности: «…Национальный вопрос, доставшийся от прошлого, в Советском Союзе успешно решён».

По официальным данным, приведённым министром внутренних дел Бакатиным, в 1988—1989 гг. «в ходе межнациональных беспорядков» на территории СССР были убиты 292 человека, ранены 5200. Стали беженцами около 360 тысяч армян, азербайджанцев, турок-месхетинцев.

В сентябре 1989 г. на пленуме ЦК КПСС, посвящённом «национальной политике партии», Горбачёв назвал ситуацию «весьма сложной»…

6 декабря 1991 г. Горбачёв дал интервью французским тележурналистам, показанное вечером
8-го числа. Президент говорил: «Центр — это я; я не буду участвовать в развале Союза».

В этот момент Советский Союз уже развалился — без участия Горбачёва…

Текст десятый

 

Горбачёвский СССР
в международных отношениях

Ноябрь 1985 г. Советско-американская встреча в Женеве.

Преобразования в Советском Союзе, происшедшие в годы горбачёвской перестройки, не могли не сказаться на характере международных отношений. Серьёзные новшества во внутренней жизни великой державы неизбежно влияют на облик мира. Облик этот во второй половине 1980-х гг. изменился весьма существенно. Радикальность изменений определялась, разумеется, и происходившим за границами СССР.

И всё же внешняя политика Михаила Горбачёва стала одним из основных факторов, повлиявших на становление принципиально нового миропорядка.

Завершение холодной войны

В середине 1980-х гг., как и на протяжении предшествовавших десятилетий, СССР и США воспринимались как две сверхдержавы. На излёте формального правления Константина Черненко, в конце 1984 — начале 1985 г., возобновились контакты между высшими должностными лицами этих сверхдержав. Переговоры были предварительными, никто не решался брать на себя серьёзных обязательств в предвидении неизбежных перемен в советской политической элите. Тем не менее и рейгановская Америка, и советская Россия явно были заинтересованы в нормализации отношений, обострившихся на исходе брежневского времени и в недолгое правление Андропова. Самым важным вопросом тогда небезосновательно считался вопрос о разорительной гонке вооружений.

Октябрь 1986 г. Встреча М.С.Горбачёва и Р.Рейгана в Рейкьявике

Почти сразу после прихода к власти Горбачёва стало ясно, что новое советское руководство решило сделать ставку на нормализацию двусторонних отношений с США и пойти на уступки Западу. Восстановление безвозвратно улетучившегося «духа Хельсинки» было задачей нереальной (хотя бы потому, что Запад по второму разу не стал бы признавать нерушимость границ в Европе, зыбкость которых становилась с каждым годом горбачёвского правления всё более очевидной), но договориться о сокращении обременительных для всех расходов на стратегические ракеты бывший голливудский актёр и бывший ставропольский комбайнёр вполне могли. В итоге такая договорённость была достигнута.

Лидеры сверхдержав встречались в ноябре 1985 г. в Женеве, в октябре 1986 г. в Рейкьявике. Обозначилось сближение позиций, были подписаны многие важные соглашения, но шаги к реальному прекращению холодной войны в первые два года правления «архитектора перестройки» были прочерчены лишь пунктирными линиями.

В Вашингтоне 8 декабря 1987 г. Рейган и Горбачёв наконец подписали соглашение об уничтожении ядерных ракет средней и меньшей дальности. Был принят так называемый нулевой вариант, который американцы предлагали ещё в начале 1980-х гг. Стороны взяли на себя обязательство демонтировать все ракеты упомянутых типов. (До этого СССР, обладавший 1752 такими ракетами, не желал уничтожить их в обмен на демонтаж 869 аналогичных американских единиц.)

Впервые в истории холодной войны было заключено соглашение, инициировавшее реальный процесс разоружения (договоры 1970-х гг. предусматривали по преимуществу лишь отказ от производства нового оружия — при сохранении уже имевшегося).

Впрочем, история холодной войны уже заканчивалась — благодаря твёрдой позиции американского руководства и доброй воле Михаила Горбачёва. СССР был не в состоянии продолжать гонку вооружений — бессмысленную политически и обременительную экономически. США уже не рассматривали Советский Союз как возможного противника в войне, понимая, что такая война может быть только ядерной, а следовательно, ведущей к взаимному уничтожению всех народов Земли — воюющих и невоюющих.

 

8 декабря 1987 г. в Вашингтоне подписан Договор между СССР и США о ликвидации ракет средней и меньшей дальности

Рейган, не скрывавший своей нелюбви к Советскому Союзу и коммунистической идеологии, предпочёл договариваться с «империей зла», а не длить конфронтацию с нею. Новые руководители советской внешней политики (Э.Шеварднадзе, сменивший на посту министра иностранных дел А.Громыко, и А.Яковлев, заведовавший отношениями с зарубежными странами в аппарате ЦК КПСС) хорошо понимали, что в условиях затеянных в нашей стране реформ невозможно по-прежнему тратить огромные суммы на обеспечение военного паритета (равенства) с богатейшими странами мира. Более того, по мнению Горбачёва и его сотрудников, СССР нуждался в западных кредитах, в поставках товаров и передовых технологий из США, Японии, Западной Европы.

В советской внешней политике возобладал здравый смысл. Горбачёв и его советники отказались от ставки на силу — отчасти потому, что средств для дальнейших ставок не было, отчасти из-за того, что поостыл соревновательный азарт, подпитывавшийся расчётом на якобы гарантированный выигрыш «сил социализма и прогресса» в их историческом противостоянии «миру насилия и чистогана».

Генеральный секретарь КПСС провозгласил, что теперь внешнюю политику Советского Союза будет определять новое мышление. Это звучное словосочетание, понравившееся западной общественности, отнюдь не предполагало какой-то принципиальной новизны. Речь шла всего лишь о завуалированном признании бесперспективности старой политики советского руководства. Однако и это было прорывом.

Переведённая на многие языки брошюра Горбачёва «Перестройка и новое мышление для нашей страны и для всего мира» зафиксировала готовность лидера СССР вести диалог с Западом на основе осторожного сотрудничества.

Сотрудничеству, помимо уже упомянутого соглашения об уничтожении ракет средней и меньшей дальности, способствовали и другие шаги советского руководства. Ещё в августе 1985 г., в сороковую годовщину бомбардировки Хиросимы, СССР заявил о введении моратория на ядерные взрывы (в ответ американцы предложили советским наблюдателям присутствовать на своих испытаниях атомного оружия).

15 января 1986 г. Горбачёв выступил с заявлением «В двухтысячный год без ядерного оружия». Поэтапный план ликвидации оружия массового поражения к началу XXI в. был не слишком реалистичным, но, несмотря на свой несколько пропагандистский характер, позволял западным политикам сделать вывод о миролюбивых намерениях СССР.

В 1987 г., во время вашингтонской встречи Горбачёва и Рейгана, наметилось и продвижение к нормализации ситуации в Афганистане. Американский президент пообещал прекратить военную помощь моджахедам, сражавшимся против кабульского правительства, а советский лидер заявил о готовности вывести из сопредельной страны наши войска. К февралю 1988 г. вывод «ограниченного контингента» был завершён. В 1989 г. Первый съезд народных депутатов СССР признал вторжение в Афганистан политической ошибкой.

Нормализации отношений с западным миром способствовало и подписание СССР Венской декларации Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе. Наша страна взяла на себя обязательства привести свои законы и правоприменительную практику в соответствие с международными нормами. СССР пообещал уважать права и свободы человека. Через несколько месяцев были подготовлены проекты Закона о свободе совести и религиозных организаций и Указа о выезде из СССР и въезде в СССР советских граждан.

6 августа 1985 г. Советское правительство объявило односторонний мораторий на любые ядерные взрывы до 1 сентября 1986 г.

Весной 1989 г. Президиум Верховного совета принял указ «О сокращении Вооружённых сил СССР и расходов на оборону в течение 1989—1990 гг.».

В 1985—1988 гг. отношения США и СССР перестали быть враждебными. Сохранялась взаимная подозрительность, сохранялось и соперничество, однако холодная война, предполагавшая взаимное сдерживание и стремление пользоваться малейшими промахами и неудачами конкурентов, ушла в прошлое.

1985 г. Министром иностранных дел назначен Э.Шеварднадзе

В 1989—1991 гг. СССР, переживавший масштабный кризис, продолжал активное сотрудничество с Западом. Горбачёв, установивший хорошие отношения с лидерами ведущих стран НАТО, рассчитывал на то, что внешнеполитические успехи (объективно несомненные, но не слишком убедительные для внутренней оппозиции) упрочат положение генсека-президента внутри страны.

Одновременно с нормализацией советско-американских (и вообще советско-западных) отношений началось урегулирование давнего конфликта Москвы и Пекина. Вывод советских войск из Афганистана и Монголии создал условия для первой за долгие годы встречи советского и китайского лидеров. Успеху визита Горбачёва в Пекин способствовали также предварительная договорённость об урегулировании пограничной проблемы (возникшей еще в XVII столетии) и усилия советской стороны, направленные на вывод вьетнамских войск из Камбоджи (эта операция была закончена к концу 1989 г.).

СССР и Китай договорились о налаживании экономического сотрудничества и о сок<