Ответ на вопрос о моей жизни

Вся жизнь моя -/ как сине море,/С ветрами буйными в раздоре -/Бушует, /пенится, /кипит,/Волнами плещет и шумит.//Уступят ветры -/ и оно/Сровняется,/как полотно.//Иной порою, /в дни ненастья,/Все в мире душу тяготит;/Порою улыбнется счастье,/Ответно жизнь заговорит;/Со всех сторон печаль порю/Нависнет тучей надо мною,/И,/словно черная волна,/Душа в то время холодна;//То мигом ясная година/Опять настанет -/ и душа/Пьет радость, /радостью дыша!//Ей снова все тогда прекрасно,/Тепло,/спокойно,/ живо, /ясно,/Как вод волшебное стекло, -/И горя будто не было...// А.В. Кольцов

Терем

Там, /где терем тот стоит,/Я люблю всегда ходить/Ночью тихой, /ночью ясной,/В благовонный май прекрасный!// Чем же терем этот мил?//Чем меня он так пленил?//Он не пышный, /он не новый,/Он бревенчатый - /дубовый!// Ах,/ в том тереме простом/Есть с раскрашенным окном/Разубранная светлица!//В ней живет душа-девица.// Как-то встретился я с ней -/Не свожу с тех пор очей;//Красна ж девица не знает,/По ком грудь моя вздыхает.// Разрывайся,/ грудь моя!//Буду суженым не я -/Тот богатый, я без хаты -/Целый мир мои палаты!// Вещун-сердце говорит:/"Жить тебе, /детинке, /жить/Не с женою молодою -/С чужой-дальней стороною..."// А.В. Кольцов

Соловей

(Подражание Пушкину) Пленившись розой,/соловей/И день и ночь поёт над ней;//Но роза молча песням внемлет,/Невинный сон её объемлет...//На лире так певец иной/Поёт для девы молодой;//Он страстью пламенной сгорает,/А дева милая не знает -/Кому поёт он?// отчего/Печальны песни так его?..// А.В. Кольцов

* * *

Огни погасли в доме,/И все затихло в нем;/В своих кроватках детки/Заснули сладким сном.// С небес далеких кротко/Глядит на них луна;/Вся комнатка сияньем/Ее озарена.// Глядят из сада ветки/Берез и тополей/И шепчут: /"ОхраняемМы тихий сон детей;// Пусть радостные снятся/Всю ночь малюткам сны,/Чудесные виденья/Из сказочной страны.// Когда ж безмолвной ночи/На смену день придет,/Их грезы песня птички/Веселая прервет...// Цветы,/ как братья милым,/Привет пришлют им свой,/Головками кивая,/Блестящими росой..."//

А.Н.Плещеев

Осень

Настала осень;/ непогоды/Несутся в тучах от морей;/Угрюмеет лицо природы,/Не весел вид нагих полей;//Леса оделись синей тьмою,/Туман гуляет над землею/И омрачает свет очей.//Всё умирает,/охладело;/Пространство дали почернело;/Нахмурил брови белый день;/Дожди /бессменные полились;/К людям в соседки поселились/Тоска и сон,/ хандра и лень.//Так точно/ немочь старца скучна;/Так точно тоже для меня/Всегда водяна и докучна/Глупца пустая болтовня.// А.В. Кольцов

Путь

Путь широкий давно/Предо мною лежит;//Да нельзя мне по нем/Ни летать, /ни ходить...//Кто же держит меня?//И что кинуть мне жаль?//И зачем до сих пор/Не стремлюся я в даль?//Или доля моя/Сиротой родилась!//Иль со счастьем слепым/Без ума разошлась!//По летам и кудрям/Не старик еще я:/Много дум в голове,/Много в сердце огня!//Много слуг и казны/Под замками лежит;/И лихой вороной/Уж оседлан стоит.//Да на путь -/ по душе -/Крепкой воли мне нет,/Чтоб в чужой стороне/На людей поглядеть;/Чтоб порой пред бедой/За себя постоять;/Под грозой роковой/Назад шагу не дать;/И чтоб с горем в пиру/Быть с веселым лицом;/На погибель идти -/Песни петь соловьем!// А.В. Кольцов

Лес

О чём шумит /сосновый лес?//Какие в нём сокрыты думы?//Ужель в его холодном царстве/Затаена живая мысль?..// Коня скорей! /Как сокол быстрый,/На нём весь лес/ изъезжу я.//Везде глубокий сон,/ шум ветра,/И дикая краса угрюмо спит..// Когда-нибудь его стихия/Рвалася землю всю покрыть,/Но,/в сон невольно погрузившись,/В одном движении стоит.// Порой,/ во тьме пустынной ночи,/Былых веков живые тени/Из глубины его выходят -/И на людей наводят страх.// С приходом дня/ уходят тени,/Следов их нет; /лишь на вершинах/Один туман,/ да в тёмной грусти/Ночь безрассветная лежит...// Какая ж тайна в диком лесе/Так безотчётно нас влечёт,/В забвенье погружает душу/И мысли новые рождает в ней?..// Ужели в нас дух вечной жизни/Так бессознательно живёт,/Что может лишь в пределах смерти/Своё величье сознавать?..// А.В.Кольцов Сон В бурной жизни сновиденья/Я люблю один мечтать,/Посреди ж уединенья/Я готов стихи кропать.//Но тогда мой тихий гений/С музой стройной улетит,/Я ношусь между селений,/Там,/где милым должно жить.//Если скучный посетитель/Мне явится одному,/То надежда-утешитель/Собеседуют ему.//Одинокий, /я скучаю/И утех везде ищу,/И томлюся, /и вздыхаю,/Сам не знаю,/ чем грущу.// А.В.Кольцов Жаворонок На солнце/ темный лес зардел,/В долине пар/ белеет тонкий,/И песню раннюю запел/В лазури жаворонок звонкий.// Он голосисто с вышины/Поет,/ на солнышке сверкая:/Весна пришла к нам молодая,/Я здесь пою приход весны.// Здесь так легко мне, /так радушно,/Так беспредельно, /так воздушно;/Весь божий мир здесь вижу я.//И славит бога песнь моя!//

В.А.Жуковский

Листок

От дружной ветки отлученный,/Скажи,/ листок уединенный,/Куда летишь?.. //"Не знаю сам;/Гроза разбила дуб родимый;/С тех пор по долам,/ по горам/По воле случая носимый,/Стремлюсь, /куда велит мне рок,/Куда на свете все стремится,/Куда и лист лавровый мчится,/И легкий розовый листок."//

В.А.Жуковский

Ночь

Уже утомившийся день/Склонился в багряные воды,/Темнеют лазурные своды,/Прохладная стелется тень;/И ночь молчаливая мирно/Пошла по дороге эфирной,/И Геспер летит перед ней/С прекрасной звездою своей.// Сойди, /о небесная, /к нам/С волшебным твоим покрывалом,/С целебным забвенья фиалом,/Дай мира усталым сердцам.//Своим миротворным явленьем,/Своим усыпительным пеньем/Томимую душу тоской,/Как матерь дитя, успокой.//

В.А.Жуковский

Цветок

Романс Минутная краса полей,/Цветок увядший, /одинокой,/Лишён ты прелести своей/Рукою осени жестокой.// Увы!// нам тот же дан удел,/И тот же рок нас угнетает:/С тебя листочек облетел -/От нас веселье отлетает.// Отъемлет каждый день у нас/Или мечту, /иль наслажденье.//И каждый разрушает час/Драгое сердцу заблужденье.// Смотри...// очарованья нет;/Звезда надежды угасает...//Увы!//кто скажет: жизнь иль цвет/Быстрее в мире исчезает?//

В.А.Жуковский

 

Парус

Белеет парус одинокой /

В тумане моря голубом!..//

Что ищет он в стране далёкой?//

Что кинул он в краю родном?..//

Играют волны/ — ветер свищет,/

И мачта гнётся и скрыпит...//

Увы,/ — Он счастия не ищет,/

И не от счастия бежит!//

Под ним струя светлей лазури,/

Над ним луч солнца золотой...//

А он,/ мятежный,/ просит бури,/

Как будто в бурях есть покой!//

М.Ю. Лермонтов

Конь

Был у Пети/ и Миши конь.//

Стал у них спор:/ чей конь.//

Стали они коня/ друг у друга рвать.//

— Дай мне,/ мой конь.//

— Нет,/ ты мне дай,/ конь не твой,/ а мой.//

Пришла мать,/ взяла коня,/ и стал конь ничей.//

Л.Н. Толстой

 

Галка и голуби

Галка увидала,/ что голубей/ хорошо кормят.// Она выбелилась/ и влетела в голубятню./ Голуби подумали,/ что она голубь,/ и пустили её.// Но галка забылась/ и закричала по-галочьи.// Тогда её голуби прогнали.// Галка полетела/ назад к галкам.// Но галки испугались/ и тоже прогнали её.//

Л.Н. Толстой

* * *

В давние времена/ жила девушка.// Взяла она од­нажды/ горсть золы/ и забросила её на небо.// Зола рас­сыпалась там,/ и по небу пролегла звездная дорога.// С тех пор/ эта звездная дорога/ освещает ночью Землю/ мягким светом,/ чтобы люди возвращались домой/ не в полной темноте/ и находили свой дом.//

 

Африканская сказка

Нищий

Я проходил по улице...// Меня остановил нищий,/ дряхлый старик.//

Воспалённые,/ слезливые глаза,/ посинелые губы,/ шершавые лохмотья,/ нечистые раны...// О,/ как безоб­разно обглодала бедность/ это несчастное существо!//

Он протягивал мне/ красную,/ опухшую,/ грязную руку...// Он стонал,/ он мычал о помощи.//

Я стал шарить/ у себя во всех карманах...// Ни ко­шелька,/ ни часов,/ ни даже платка...// Я ничего не взял с собою.//

А нищий ждал.../ и протянутая его рука/ слабо ко­лыхалась и вздрагивала.//

Потерянный,/ смущенный,/ я крепко пожал эту грязную,/ трепетную руку...// «Не взыщи,/ брат;/ нет у меня ничего,/ брат».//

Нищий уставил на меня/ свои воспалённые глаза;/ его синие губы усмехнулись/ — и он в свою очередь/ стиснул/ мои холодевшие пальцы.//

— Что же,/ брат,/ — прошамкал он,/ — и на том спа­сибо.// Это тоже подаяние, /брат.//

Я понял,/ что и я получил подаяние/ от моего брата.//

И. С. Тургенев

Порог

Сон

Я вижу громадное здание.//

В передней стене/ узкая дверь раскрыта настежь;/ за дверью/ — угрюмая мгла.// Перед высоким порогом/ стоит девушка...// Русская девушка.//

Морозом дышит та непроглядная мгла;/ и вместе с леденящей струей/ выносится из глубины здания/ мед­лительный,/ глухой голос.//

— О ты,/ что желаешь преступить этот порог,/ зна­ешь ли ты,/ что тебя ожидает?//

— Знаю,/ — отвечает девушка.//

— Холод,/ голод,/ ненависть,/ насмешка,/ презре­ние,/ обида,/ тюрьма,/ болезнь/ и самая смерть?//

— Знаю.//

— Отчуждение полное,/ одиночество?//

— Знаю.../ Я готова.// Я перенесу все страдания,/ все удары.//

— Не только от врагов/ — но и от родных,/ от дру­зей?//

— Да.../ и от них.//

— Хорошо.// Ты готова на жертву?//

— Да.//

— На безымянную жертву?// Ты погибнешь/ — и никто.../ никто не будет знать,/ чью память почтить!..//

— Мне не нужно ни благодарности,/ ни сожале­ния.// Мне не нужно имени.//

— Готова ли ты на преступление?//

Девушка потупила голову...//

— И на преступление готова.//

Голос/ не тотчас/ возобновил свои вопросы.//

— Знаешь ли ты,/ — заговорил он,/ наконец,/ — что ты можешь разувериться/ в том,/ чему веришь теперь,// можешь понять,/ что обманулась/ и даром/ погубила свою молодую жизнь?//

— Знаю и это./ И всё-таки я хочу войти.//

— Войди!//

Девушка перешагнула порог/ — и тяжёлая завеса упала за нею.//

— Дура!/ — проскрежетал кто-то сзади.//

— Святая!/ — пронеслось откуда-то в ответ.//

И. С. Тургенев

 

Памяти Ю.П. Вревской

На грязи,/ на вонючей сырой соломе,/ под навесом ветхого сарая,/ на скорую руку/ превращенного в поход­ный военный гошпиталь/ в разорённой болгарской де­ревушке/ — с лишком две недели умирала она от тифа.//

Она была в беспамятстве/ — и ни один врач даже не взглянул на неё;/ больные солдаты,/ за которыми она ухаживала,/ пока еще могла держаться на ногах,/ пооче­рёдно поднимались с своих заражённых логовищ,// что­бы поднести к ее запёкшимся губам/ несколько капель воды/ в черепке разбитого горшка.//

Она была молода,/ красива;/ высший свет ее знал;/ об ней осведомлялись даже сановники.// Дамы завидо­вали ей,/ мужчины за ней волочились...// Два-три чело­века/ тайно и глубоко любили её.// Жизнь ей улыба­лась;/ но бывают улыбки хуже слёз.//

Нежное кроткое сердце.../ и такая сила,/ такая жаж­да жертвы!// Помогать нуждающимся в помощи...// Она не ведала другого счастия.../ не ведала/ — и не изведа­ла.// Всякое другое счастье/ прошло мимо.// Но она с этим давно помирилась,/ — и вся,/ пылая огнем неуга­симой веры,/ отдалась на служение ближним.//

Какие заветные клады/ схоронила она там,/ в глуби­не души,/ в самом её тайнике,/ никто не знал никогда/

— а теперь,/ конечно,/ не узнает.//

Да и к чему?// Жертва принесена...// Дело сделано.// Но горестно думать,/ что никто не сказал спасиба/ даже её трупу/ — хоть она сама и стыдилась/ и чужда­лась всякого спасиба.//

Пусть же не оскорбится её милая тень/ этим позд­ним цветком,/ который я осмеливаюсь возложить на её могилу!//

И. С. Тургенев

 

«Как хороши, как свежи были розы»

Где-то,/ когда-то,/ давно-давно тому назад,/ я про­чёл одно стихотворение.// Оно скоро позабылось мною.// Но первый стих остался у меня в памяти:

Как хороши,/ как свежи были розы.//

Теперь зима;/ мороз запушил стекла окон;/ в темной комнате горит одна свеча.// Я сижу,/ забившись в угол;// а в голове всё звенит да звенит:

Как хороши,/ как свежи были розы.//

И вижу я себя/ перед низким окном загородного русского дома.// Летний вечер тихо тает/ и переходит в ночь,/ в теплом воздухе пахнет резедой и липой;// а на окне,/ опершись на выпрямленную руку и склонив го­лову к плечу,/ сидит девушка/ — и безмолвно и при­стально смотрит на небо,/ как бы выжидая появления первых звезд.// Как простодушно-вдохновенны задум­чивые глаза,/ как трогательно-невинны раскрытые,/ вопрошающие губы,/ как ровно дышит ещё не вполне расцветшая,/ ещё ничем не взволнованная грудь,/ как чист и нежен облик юного лица!// Я не дерзаю загово­рить с нею,/ — но как она мне дорога,/ как бьется моё сердце!//

Как хороши,/ как свежи были розы.//

А в комнате всё темней да темней.// Нагоревшая свеча трещит,/ беглые тени колеблются на низком по­толке,/ мороз скрипит и злится за стеною/ — и чудится скучный,/ старческий шепот.//

Как хороши,/ как свежи были розы.//

Встают передо мною другие образы.// Слышится ве­селый щум семейной,/ деревенской жизни.// Две русые головки,/ прислонясь друг к дружке,/ бойко смотрят на меня своими светлыми глазками,/ алые щёки трепещут сдержанным смехом,/ руки ласково сплелись,/ впере­бивку звучат молодые,/ добрые голоса;/ а немного по­дальше,/ в глубине уютной комнаты,/ другие,/ тоже мо­лодые руки бегают,/ путаясь пальцами,/ по клавишам старенького пианино/ — и ланнеровский вальс/ не мо­жет заглушить воркотню патриархального самовара.//

Как хороши,/ как свежи были розы.//

Свеча меркнет и гаснет.// Кто это кашляет там так хрипло и глухо?// Свернувшись в калачик,/ жмётся и вздрагивает у ног моих старый пёс,/ мой единственный товарищ.// Мне холодно.// Я зябну.// И все они умер­ли.// Умерли.//

Как хороши,/ как свежи были розы.//

 

И. С. Тургенев

 

Русский язык

Во дни сомнений,/ во дни тягостных раздумий о судьбах моей родины,/ — ты один мне поддержка и опо­ра,/ о великий,/ могучий,/ правдивый и свободный рус­ский язык!// Не будь тебя/ — как не впасть в отчаяние при виде всего,/ что совершается дома?// Но нельзя ве­рить,/ чтобы такой язык не был дан великому народу!//

И.С.Тургенев

 

Когда при мне превозносят богача Ротшильда,/ ко­торый из громадных своих доходов уделяет целые тыся­чи на воспитание детей,/ на лечение больных,/ на приз­рение старых/ — я хвалю и умиляюсь.//

Но,/ и хваля и умиляясь,/ не могу я не вспомнить об одном убогом крестьянском семействе,/ принявшем си- роту-племянницу в свой разорённый домишко.//

— Возьмём мы Катьку,/ — говорила баба,/ — послед­ние наши гроши на нее пойдут,/ не на что будет соли добыть,/ похлебку посолить...//

— А мы её...// и не соленую,/ — ответил мужик,/ её муж.//

Далеко Ротшильду до этого мужика!

И. С. Тургенев

Роза

Последние дни августа.// Осень уже наступала.// Солнце садилось.// Внезапный порывистый ливень,/ без грому и без молний,/ только что промчался над нашей широкой равниной.//

Сад перед домом горел и дымился,/ весь залитый по­жаром зари и потопом дождя.//

Она сидела за столом в гостиной/ и с упорной задум­чивостью глядела в сад сквозь полураскрытую дверь.//

Я знал,/ что свершалось тогда в её душе,/ я знал,/ что после недолгой,/ хоть и мучительной борьбы,/ она в этот самый миг отдавалась чувству,/ с которым уже не могла более сладить.//

Вдруг она поднялась,/ проворно вышла в сад и скры­лась.//

Пробил час.// Пробил другой;/ она не возвращалась.// Тогда я встал и,/ выйдя из Дому,/ отправился по ал­лее,/ по которой/ — я в том не сомневался/ — пошла и она.//

Всё потемнело вокруг;/ ночь уже надвинулась.// Но на сыром песку дорожки,/ ярко алея даже сквозь разли­тую мглу,/ виднелся кругловатый предмет.//

Я наклонился.// Та была молодая,/ чуть распустив­шаяся роза.// Два часа тому назад я видел эту самую ро­зу на её груди.//

Я бережно поднял упавший в грязь цветок и,/ вер­нувшись в гостиную,/ положил его на стол,/ перед её креслом.//

Вот и она вернулась,/ наконец,/ — и,/ лёгкими ша­гами пройдя всю комнату,/ села за стол.//

Её лицо и побледнело и ожило;/ быстро,/ с весёлым смущеньем бегали по сторонам опущенные,/ как бы уменьшенные глаза.//

Она увидала розу,/ схватила её,/ взглянула на её из­мятые,/ запачканные лепестки,/ взглянула на меня/ — и глаза её,/ внезапно остановившись,/ засияли слезами.//

— О чём Вы плачете?/ — спросил я.//

— Да вот об этой розе.// Посмотрите,/ что с ней ста­лось.//

Тут я вздумал выказать глубокомыслие.//

— Ваши слёзы смоют эту грязь,/ — промолвил я с значительным выражением.//

— Слёзы не моют,/ слёзы жгут,/ — отвечала она и,/ обернувшись к камину,/ бросила цветок в умиравшее пламя.//

— Огонь сожжёт еще лучше слёз,/ — воскликнула она не без удали,/ — и прекрасные глаза,/ ещё блестев­шие от слёз,/ засмеялись дерзостно и счастливо.//

Я понял,/ что и она была сожжена.//

И. С. Тургенев

«Стой»

Стой!// Какою я теперь тебя вижу,/ — останься на­всегда такою в моей памяти.// С губ сорвался последний вдохновенный звук.// Глаза не блестят и не сверкают,/ они меркнут,/ отягощенные счастьем,/ блаженным со­знанием той красоты,/ которую удалось тебе выразить,/ той красоты,/ во след которой ты словно простираешь твои торжествующие,/ твои изможденные руки.// Какой свет,/ тоньше и чище солнечного света/ разлился по всем твоим членам,/ по малейшим складкам твоей одеж­ды? Какой бог легким дуновением откинул назад твои рассыпанные кудри?// Его лобзание на твоём как мра- _N мор побледневшем челе.// Вот она,/ открытая тайна!// Тайна поэзии,/ жизни,/ любви.// Вот оно,/ вот оно/ — бессмертие!// Другого бессмертия нет и не надо.// Оно

пройдёт,/ и ты снова щепотка пепла,/ женщина,/ дитя.// Но что тебе за дело?!// В это мгновение ты стала выше./ / Ты стала вне всего переходящего,/ временного.// Это твое мгновение не кончается никогда!//

Стой.// И дай мне побыть участником твоего бес­смертия.// Урони в душу мою отблеск твоей вечности.//

И.С. Тургенев

Русь

...И какой же русский / не любит быстрой езды?// Его ли душе,/ стремящейся закружиться,/ загуляться,/ сказать иногда:/ «Чёрт побери всё!» —/ Его ли душе не любить её?// Её ли не любить,/ когда в ней слышится/ что-то восторженно-чудное?//

Кажись, неведомая сила/ подхватила тебя на крыло себе,/ и сам летишь,/ и всё летит:/ летят версты/ летят навстречу купцы/ на облучках своих кибиток,/ летит с обеих сторон лес/ с темными строями елей и сосен,/ с топорным стуком/ и вороньим криком,/ летит вся доро­га/ невесть куда в пропадающую даль,/ и что-то страш­ное заключено в сем быстром мелькании,/ где не успе­вает означиться пропадающий предмет/ только небо над головой,/ да легкие тучи,/ да продирающийся месяц/ одни кажутся недвижны.//

Э, тройка!/ Птица тройка,/ кто тебя выдумал?// Знать,/ у бойкого народа/ ты могла только родиться,/ в той земле,/ что любит шутить,/ а ровнем-гладнем раз­метнулась на полсвета,/ да и ступай считать вёрсты/ по­ка не зарябит тебе в очи.//

Не так ли и ты,/ Русь,/ что бойкая,/ необгонимая тройка,/ несешься?// Дымом дымится под тобою дорога, гремят мосты,/ все отстает и остаётся позади.// Остано­вился пораженный божьим чудом созерцатель:/ Не мол­ния ли это,/ сброшенная с неба?/ Что значит/ это наво­дящее ужас движение?/ И что за неведомая сила/ заклю­чается в сих неведомых/ светом конях?//

Эх, кони,/ кони,/ что за кони?!// Вихри ли сидят/ в ваших гривах?// Чуткое ли ухо горит во всякой Вашей жилке?//

Заслышали с вышины знакомую песню,/ дружно и разом напрягли медные груди и,/ почти не тронув копы­тами земли,/ превратились в одни вытянутые линии,/ ле­тящие по воздуху, / и мчится вся вдохновенная богом!..//

Русь,/ куда же несешься ты?/ Дай ответ.//

Не дает ответа.// Чудным звоном заливается коло­кольчик;/ гремит и становится ветром/ разорванный в куски воздух;/ летит мимо все,/ что ни есть на земле,/ и косясь,/ постараниваются/ и дают ей дорогу/ другие на­роды и государства.//

Н.В. Гоголь

 

 

Тексты для пересказа

Занимательные истории из жизни замечательных лю­дей

Сын Эйнштейна как-то спросил отца:

— Папа, почему, собственно, ты так знаменит?

Эйнштейн рассмеялся:

— Видишь ли, когда жук ползёт по поверхности ша­ра, он не замечает, что пройденный им путь изогнут; мне же посчастливилось заметить это.

Оказывается, как просто стать знаменитым: доста­точно только «заметить»!

* * *

Джек Лондон вовремя не прислал издателю обещан­ную рукопись. Нетерпеливый издатель разразился теле­граммой:

«Господин Лондон, если в течение двадцати четырёх часов я не получу вашу новеллу, то собственными рука­ми заставлю вас сдержать слово. Предупреждаю, что я- то выполняю обещания».

В ответ Лондон протелеграфировал:

«Сэр, если бы я работал только руками, я бы тоже всегда выполнял обещания».

* * *

Один американский журнал проводил среди писате­лей и артистов опрос: какую книгу предпочёл бы каж­дый из них, очутившись на необитаемом острове. Отве­ты были самыми различными: библия, Шекспир, Свифт и т.д. Когда спросили писателя Честертона, он ответил:

— Самая лучшая книга в подобном случае — это ру­ководство по постройке лодки.

* * *

Несколько итальянских дирижёров, в том числе Тос­канини и Масканьи, были приглашены для участия в музыкальном фестивале, устроенном в честь Верди. Масканьи согласился дирижировать лишь при условии, что ему заплатят больше, чем Тосканини.

— Мой гонорар должен быть выше, — заявил он, — пусть хоть на одну лиру, но выше.

Дирекция согласилась. Масканьи, когда кончился фестиваль, была выплачена... одна лира: на фестивале в честь Верди Тосканини дирижировал бесплатно.

* * *

Великий русский учёный Н.П. Лебедев был врагом бесплодной эрудиции. «Мой книжный шкаф, — говорил он, — знает гораздо больше меня, однако он не физик, а я физик».

* * *

На приёме, устроенном Яном Сибелиусом, один из его знакомых обратил внимание на то, что большинство приглашённых принадлежало к деловым кругам.

— Что общего у вас с этими людьми? — спросил он хозяина дома. — О чём вы можете с ними говорить?

— Разумеется, о музыке, — ответил композитор. — С музыкантами у меня не получается разговора о музы­ке. Они слишком заняты устройством собственных дел.

Два качества

Однажды у Крылова спросили, не возмущает ли его жадность акул.

— Меня, — ответил он, — восхищает их стремитель­ность.

Удалось установить, что это был не великий басно­писец, а великий кораблестроитель Крылов.

 

Тексты для формирования навыка произношения и работы над дикцией

 

Ревность

Роман Ромуальдович Редькин, рыжий и румяный реставратор, разумно рассудив, решил разобрать и рес­таврировать руины романской «Ротонды».

Ранним росистым рассветом ретивый реставратор Рома Редькин резво рысил по редкой рощице к разва­линам «Ротонды», ругая росу, рассвет и репейник.

Рыся по рощице, Роман Ромуальдович расслышал раскатистый рокот речи романиста Ричарда Робертовича Родькина, развратника и раздолбая, и резвые рулады ру­мяной Раисы Рамзановны Рыськиной.

Раздвинув редкие ростки раскидистой ракиты, рев­нивый Рома рассмотрел рандеву.

— Расстанусь! Развод! — рыдал ревнивец.

Ревность рвала расстроенного и разочарованного Ро­мана Ромуальдовича. Розовый рассвет рассыпался ржа­вой рябью расставания.

Докладчик

Давным-давно в далекой древней дореволюционной Дании жил добрый докладчик Денис Данилович Дайковский.

Денис Данилович любил доставлять удовольствие, делая доклады детям.

Дети Дайковского дружески любили.

Даже когда докладчик доканчивал душевный доклад, дети не расходились, а долго дожидались, когда догад­ливый дедушка Данилыч продолжит душещипательный доклад дальше.

Днем дети расходились по домам, а Денис Данило­вич думал о дальнейшем докладе, который должен де­лать завтра детям.

Дети дожидались доброго доброжелательного дедуш­ку Данилыча.

Дайковский любил делать доклады о делах добрых, достойных душевного доверия.

 

Первый поцелуй

Пётр Петрович Петушков получил по почте письмо, полное приятных пожеланий:

«Приезжайте, Пётр Петрович, — писала Полина Павловна Перепёлкина, — потанцуем, попоем, погуля­ем, помолчим. Приезжайте, Пётр Петрович, поскорей».

Петру Петровичу предложение понравилось.

Поскакал, помчался, полетел, приехал.

Принял Петра Петровича почтеннейший папаша Полины Павловны Павел Пантелеймонович Перепёлкин:

— Пожалуйста, Пётр Петрович, проходите, присажи­вайтесь поудобнее.

Подошёл плешивенький племянничек, поздоровал­ся, пошаркивая подошвами по полу.

Появилась прелестнейшая, прекраснейшая Полина Павловна.

Поговорили, покурили, пригласили на обед.

Подавали пельмени, плов, паштет, пончики, порт­вейн, пол-литра померанцевой. Плотно пообедав, Пётр Петрович почувствовал приятное пресыщение. После принятия пищи Полина Павловна Перепёлкина предло­жила Петру Петровичу погулять по парку. Пошли, погу­ляли. Проходя по парку, Полина Петровна предложила присесть. Посидели, помолчали, повздыхали, пообнима­лись. Прозвучал первый поцелуй.

— Поженим, поженим! — провозгласил папаша Перепёлкин.

— Поженим, поженим! — пропищал плешивенький племянник.

Пётр Петрович побледнел, привстал, побежал прочь по парку.

Пожертвовав превосходными подтяжками, Пётр Петрович Петушков повесился.

Ссора

Рыжий рабочий Роман, ранее работавший ракетчи­ком, раскатисто рычал и рокотал:

— Редкостные растяпы!!! Разини!!! Разгильдяи!!! — Роман развёл раскрасневшиеся руки. — Распределитель­ная розетка разломана! Размётчик и резец роторной рез-

ки ржавы!!! Развалили, расстроили работу! Растопчу! Располовиню!!

— Роман, ругань разрушает разум! — риторику рас­пыляющегося рыжеволосого рабочего прервал резвый, румяный и розовощекий Ростислав Родченко, родом из Рязани, разменявший работу референта в ректорате на рабочий рубль. Ростислава радовали: ранний Ростропо­вич, романсы Рахманинова и рок-н-ролл, раздражали ругань и распри. — Расслабьтесь, Роман! Радуйтесь рас­свету, рисуйте радугу, разгоните раздражительность.

— Рассказывай рассказы румынским родственникам росомахи!!! Развели разгром и раздрай!

— Релакс, Роман! — расторопный Ростислав разгово­рился. — Распределительная розетка реанимирована, размётчик и резец расчищены. Разгоним же распри, рознь и разногласия.

Роман развернулся и, размеренно размахивая рука­ми, растворился. Респектабельный и речистый Рости­слав разулыбался, радостно разбирая рубанок.

Рабочие развеселились. Раздражительность разом рассеялась.

 

Историк

Иннокентий Иванович Ильин — историк и искусст­вовед Института истории Испании. Ильин идеализиро­вал иберийцев — исконных и исторических испанцев. Истинный исследователь, Иннокентий Иванович ис­ступлённо искал информацию об истории и исчезнове­нии иберийцев.

Изучая интервью с испанским инквизитором идальго Игнасио Иглесиасом, искушённый историк изумлялся: идальго искажал историю иберийцев, иллюзионно из­влекая из источников идиотские измышления и инсину­ации, и игнорировал истину.

— Изувер! Истинный инквизитор, — иронизировал Ильин.

Иннокентий Иванович исследовал искусство ибе- рийцев-идолопоклонников, изощрённо и искусно изо­бражавших идолов, инферналов и истуканов.

Исчерпав источники Института истории Испании, Ильин исхитрился исхлопотать изволение интервьюиро­вать имперского историографа Иосифа Исааковича Инина, изящного интеллигента, исповедующего истин­ную историю.

Историограф Инин излучал интерес к идеям Ильина и излагал интересные исторические истины об истории Иберии, истоках и исчезновении испанцев-иберийцев.

— Иберийцы исторически идолопоклонники, но на изломе истории известны и как искусные иконописцы, — изрекал Иосиф Исаакович изумлённому Инину. — Из­вестно, что иногда, импонируя имперским интересам, историю искажали, и испанская инквизиция истребляла и источники об истории Иберии, и иберийцев, и исто­риков. Интересно, что иранский имам Ибрагим ибн Им- хатеб из Исфахана, исследуя исламские идиомы Ирана, идентифицировал их как иберийские. И иудейские ис­торики истолковывали идиомы иврита как иберийские...

Иннокентий Иванович Ильин и Иосиф Исаакович Инин, исчерпав исторические истины, испытывали ис­кушение искать истину иную в ином источнике...

 

Тексты для чтения по ролям

НЕУДАЧА

Илья Сергеевич Пеплов и жена его Клеопатра Пет­ровна стояли под дверью и жадно подслушивали. За дверью в маленькой зале происходило, по-видимому, объяснение в любви. Объяснялись их дочь Наташенька и учитель уездного училища Щупкин.

Пеплов: Смотри же, Петровна, как только загово­рят о чувствах, тотчас же снимай со стены образ, и идём благословлять. Накроем, благословление образом свято и нерушимо, не отвертится тогда, пусть хоть в суд подает.

А за дверью происходил такой разговор.

Щупкин: Моя ласточка, моя душечка,

Я нашёл в тебе, что искал.

Пожалей меня, приголубь меня,

Весь измучен я и устал.

Наташа: Ах, оставьте, не лукавьте,

Ваша песня не нова.

Ах, оставьте, не лукавьте,

Всё слова, слова, слова.

Щупкин: Ах, оставьте ваш характер-с. И вовсе я вам не писал писем-с.

Наташа: Ха-ха-ха! Ну да, будто я не знаю вашего почерка. И какие вы странные. Учитель чистописания, а почерк, ну как у курицы. Да как же вы учите писать, ежели сами плохо пишете?

Щупкин: Гм! В чистописании главное не почерк, главное, чтобы ученики не забывались. Кого — линей­кой по голове, кого — на колени. Да что почерк! Пустое дело! Вот ведь Некрасов — писатель был, а совестно по­смотреть, как он писал. В собрании сочинений его по­черк показан.

Наташа: Так то Некрасов, а то вы! Ах! Да я бы за писателя с удовольствием замуж пошла бы. Он бы мне постоянно стихи на память писал...

Щупкин: Стихи? Стихи и я могу писать, ежели вы пожелаете.

Наташа: А о чём же вы писать можете?

Щупкин: О любви-с, о чувствах-с, о ваших глаз- ках-с. Прочтете — очумеете, слеза прошибёт. А ежели я вам напишу поэтические стихи, то тогда дадите ручку поцеловать?

Наташа: Велика важность! Да хоть сейчас целуйте!

И Щупкин припал к пухлой ручке.

Не медля ни секунды, Пеплов распахнул дверь.

Пеплов: Бла... Благословляю вас, дети мои! Живи­те, плодитесь, размножайтесь!

Кл. Петровна: И я, и я благословляю вас. О, вы отнимаете у меня единственное сокровище, любите же мою дочь, жалейте ее.

Щупкин: Приступ родителей был так внезапен, что Щупкин не мог выговорить ни одного слова. Попался, окрутили, крышка теперь тебе, брат. Не выскочишь. И он покорно подставил голову, как бы желая сказать: «Бери­те, я побежден»!

Пеплов: Наташенька, дочь моя, становись рядом. Петровна, давай образ. Ну, дети мои, вот вам моё роди­тельское благословление... Тумба! Голова твоя глупая! Да нешто это образ!

Кл. Петровна: Ах! Батюшки-светы!

Вместе: Что случилось?

Щупкин: Учитель чистописания несмело поднял голову и увидел, что он спасён.

Наташа: Мамаша впопыхах вместо образа сняла со стены портрет писателя Лажечникова.

Илья Сергеевич Пеплов, его жена Клеопатра Петров­на с портретом в руках стояли сконфуженные, не зная, что им делать и что говорить. Учитель чистописания воспользовался смятением родителей и сбежал.

(по А. П. Чехову)

 

Предложение

Р. — Отставной корнет Тони, сын князя Дадиани, одел фрачную пару и лакированные ботинки с острыми, колючими носками, вооружился шапокляком и, едва сдерживая волнение, поехал к княжне Вере Запискиной.

Д. — Ах, как жаль, что вы не знаете княжны Веры! Это милое, восхитительное создание с кроткими глазка­ми небесно-голубого цвета и с шелковыми волнистыми кудрями.

Волны морские разбиваются об утес, но о волны её кудрей, наоборот, разобьётся и разлетится в прах любой камень. Нужно быть бесчувственным балбесом, чтобы устоять против её улыбки, против неги, которою так и дышит её миниатюрный, словно выточенный бюстик. Ах, какою надо быть деревянной скотиной, чтобы не чувствовать себя на верху блаженства, когда она говорит, смеётся, показывает свои ослепительно белые зубки!

Р. — Князя Дадиани приняли...

Д. — Он сел напротив княжны и, изнемогая от вол­нения, начал:

— Княжна, можете ли вы выслушать меня?

Р. — О да!

Д. — Княжна... простите, я не знаю, с чего начать... Для вас это так неожиданно... Экспромтно... Вы рассер­дитесь...

Р. — Пока он полез в карман и доставал оттуда пла­ток, чтобы отереть пот, княжна мило улыбалась и воп­росительно глядела на него.

Д. — Княжна! С тех пор, как я увидел вас, в мою душу... запало непреодолимое желание...

Это желание не дает мне покоя ни днем, ни ночью,

и... если оно не осуществится, я... я буду несчастлив.

P. — Княжна задумчиво опустила глаза. Тони Дади­ани помолчал и продолжал:

Д. — Вы, конечно, удивитесь... вы выше всего зем­ного, но... для меня вы самая подходящая. Тем более, что моё имение граничит с вашим... я богат...

Р. — Но... в чём дело? — тихо спросила княжна.

Д. — В чем дело? Княжна! Умоляю вас, не откажите, Не расстройте вашим отказом моих планов. Дорогая моя, позвольте сделать вам предложение! Предложение в высшей степени выгодное!.. Мы в один год продадим миллион пудов сала! Давайте построим в наших смеж­ных имениях салотопенный завод на паях.

Р. -...

Р. и Д. — А зрители, ожидавшие мелодраматического конца, могут успокоиться.

(по А. П. Чехову)

 

Медведь

Шутка в одном действии

Посвящена Н.Н. Соловцову

Сюжет пьесы «Медведь» построен на нелепости, но написана пьеса свежо, ярко и пользовалась неизменным успехом у публики.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Елена Ивановна Попова, вдовушка с ямочками на щеках, помещица.

Григорий Степанович С м и р н о в, нестарый поме­щик.

Лука, лакей Поповой, старик.

Гостиная в усадьбе Поповой.

I

Попова (в глубоком трауре, не отрывает глаз от фотографической карточки) и Лука.

Лука. Нехорошо, барыня... Губите вы себя только... Горничная и кухарка пошли по ягоды, всякое дыхание радуется, даже кошка и та свое удовольствие понимает и по двору гуляет, пташек ловит, а вы цельный день си­дите в комнате, словно в монастыре, и никакого удо­вольствия. Да, право! Почитай, уж год прошел, как вы из дому не выходите!..

Попова. И не выйду никогда... Зачем? Жизнь моя уже кончена. Он лежит в могиле, я погребла себя в че­тырех стенах... Мы оба умерли.

Лука. Ну, вот! И не слушал бы, право. Николай Ми­хайлович померли, так тому и быть, Божья воля, царство им небесное... Погоревали — и будет, надо и честь знать. Не весь же век плакать и траур носить. У меня тоже в свое время старуха померла... Что ж? Погоревал, попла­кал с месяц, и будет с нее, а ежели цельный век Лазаря петь, то и старуха того не стоит. (Вздыхает.) Соседей всех забыли... И сами не ездите, и принимать не велите. Живем, извините, как пауки, — света белого не видим. Ливрею мыши съели... Добро бы хороших людей не бы­ло, а то ведь полон уезд господ... В Рыблове полк стоит, так офицеры — чистые конфеты, не наглядишься! А в лагерях что ни пятница, то бал, и, почитай, каждый день военная оркестра музыку играет... Эх, барыня-матушка! Молодая, красивая, кровь с молоком, — только бы и жить в свое удовольствие... Красота-то ведь не навеки дадена! Пройдет годов десять, сами захотите павой прой­тись да господам офицерам в глаза пыль пустить, ан поздно будет.

Попова {решительно). Я прошу тебя никогда не го­ворить мне об этом! Ты знаешь, с тех пор как умер Ни­колай Михайлович, жизнь потеряла для меня всякую це­ну. Тебе кажется, что я жива, но это только кажется! Я дала себе клятву до самой могилы не снимать этого траура и не видеть света... Слышишь? Пусть тень его ви­дит, как я люблю его... Да, я знаю, для тебя не тайна, он часто бывал несправедлив ко мне, жесток и... и даже неверен, но я буду верна до могилы и докажу ему, как я умею любить. Там, по ту сторону гроба, он увидит меня такою же, какою я была до его смерти...

Лука. Чем эти самые слова, пошли бы лучше по саду погуляли, а то велели бы запрячь Тоби или Вели­кана и к соседям в гости...

Попова. Ах!.. {Плачет