Ю Левитан, диктор Всесоюзного радио, народный артист СССР

 

 

На многое из того, что будет здесь рассказано, я хотел бы прежде всего обратить внимание моих коллег из больших и маленьких городов – дикторов местного вещания. Они не часто встречаются с педагогами и другими специалистами в нашем деле и в вопросах совершенствования мастерства предоставлены, как правило, самим себе. А профессия наша предъявляет единые требования к дикторам и районного, и городского, и Всесоюзного радио.

Сначала, видимо, следует остановиться на таком серьезном вопросе, как подготовка к выходу в эфир. Редко, но, к сожалению, встречаются дикторы, которые вообще считают этот важный этап творческой деятельности не очень нужным и впервые раскрывают текст за несколько минут до начала работы у микрофона. Как ни странно, чаще всего это опытные работники. Но излишняя самоуверенность: «Я все сделаю с ходу» - приводит к ошибкам, оговоркам, неточностям.

Я давно заметил, что ошибки проскальзывают чаще всего в будничных, «непрестижных» текстах. Это не случайно: на простых материалах собранность, волевой напор несколько ослабевают, и тут-то становится виден уровень специфической, профессиональной тренированности.

Недавно я послушал одного из своих коллег, читавшего очередные выпуски «Маяка»: «Атмосферное давление 717, - звучит в эфире, - извините, 727 миллиметров». И почти сразу такой пассаж: «В Москве дождь…» (интонационная точка). И после паузы – «…маловероятен». Потом он пытался оправдываться: «Но ведь в тексте стояла запятая – ошиблась машинистка!» В цепочке работающих над текстом сотрудников вещания мы, дикторы, инстанция последняя – мы воплощаем текст в звучание. И если бы коллега прочел заметку предварительно, нет сомнения, что зачеркнул бы он неуместную запятую. Кстати, на этой не разряженной вовремя «мине» подорвался и следующий диктор, которому надо было повторить прогноз погоды. Тоже не готовился…

А готовиться необходимо всем без исключения – такая уж у нас профессия.

Я начал работать диктором в 1931 году. В ту пору мне, человеку молодому и сравнительно малообразованному для такой работы, мои знакомые говорили так: «Юра, у тебя больше голоса, чем культуры и мастерства. Иди учиться». Я поступил в электротехнический институт на вечернее отделение. Учился в институте, занимался с педагогами на радио и работал. Поручали мне, конечно, передачи небольшие. И то чаще в ночное время.

У нас были преподаватели по художественному слову, по дикции, постановке голоса. Среди преподавателей выделялась Нина Николаевна Литовцева – режиссер и актриса Московского Художественного театра, жена В.И.Качалова. Однажды она пригласила меня домой, познакомила с Василием Ивановичем. Раньше я его только объявлял по радио: записи не было, артисты просто приходили к нам на радио, и мы все их знали. Но побывать у Качалова дома…

Я стал часто заходить к ним. Сидел в уголочке, а Качалов читал стихи или готовил прозу, учил роль или репетировал. А я слушал…

Подготовка и актера, и диктора начинается дома с обязательного речевого тренажа. У каждого свой метод, но для всех полезна артикуляционная гимнастика – надо освободить мышцы рта, языка от вялости, восстановить их подвижность. Для этого существуют специальные системы упражнений, о них надо постоянно помнить.

В круг вопросов, связанных с подготовкой к работе у микрофона, входит как очень важный и вопрос о физическом состоянии. Забот у каждого, конечно, бывает много. Но нужно постараться все же перед работой не слишком утомляться. Иначе неизбежны последующая усталость голоса, жесткость тембра, ощущение равнодушия к произносимому.

Но, конечно, главное – ты должен знать, чем наполнена сегодня жизнь страны, чем озабочен мир, какие происходят события, как они комментируются, какие опубликованы постановления, новые данные, какие побиты рекорды… Словом, надо быть осведомленным человеком, следить за событиями – ведь тебе предстоит о многих из них читать сегодня у микрофона.

Поэтому внимание диктора особенно привлекают новые, ранее не звучавшие в политическом обиходе имена государственных и общественных деятелей, названия местностей, незнакомые термины: как их читать, каково правильное ударение? Лучше поинтересоваться этим заранее.

В начале 30-х годов дикторская профессия только создавалась, и никто толком не знал, что такое диктор: актер? пропагандист? агитатор? информатор? Одни говорили: читайте безучастно, вы же читаете не собственные тексты, что вы вкладываете свою душу? С ними спорили: нет, диктор – это актер; он должен «раскрашивать» текст, чтобы заинтересовать радиослушателя, создавать какие-то образы. А третьи говорили: диктор – гражданин своей страны, который небезучастен ко всем происходящим в ней и в мире событиям; он должен быть причастным к свершениям, мыслям и мечтам своего народа.

Но в целом дикторская функция понималась тогда несколько шире. Не редкостью были передачи, в которые входили кроме политических материалов и какие-то зарисовки, памфлеты, лирические стихи и даже частушки или куплеты на злобу дня. Наши дикторы Б.Степанов и О.Абдулов пели их под гармошку, и пели замечательно. У нас была штатная литературная группа артистов, привлекали к ее работе и дикторов. Мы были как бы одно целое. Наше, старшее поколение дикторов выросло на литературных передачах, на художественном материале: я, например, читал по радио целиком «Медного всадника», стихи Маяковского. И в то же время меня в 1932 году Александр Жаров и Сергей Третьяков, поэт и журналист, которым поручили вести передачу с открытия Днепровской гидроэлектростанции, пригласили с собой специально для того, чтобы я начал передачу словами: «Говорит Днепрогэс!» и объявил по радио выступления М.И.Калинина, Г.К.Орджоникидзе и других товарищей. Именно тогда я – может быть, впервые – до глубины души осознал, что каждое включение микрофона это колоссальная ответственность перед миллионами радиослушателей нашей великой страны.

Задача диктора – донести до слушателя суть материала, его идею как можно ярче, заострить внимание на главной мысли, на интересных деталях. Надо уметь не выделять второстепенные слова, но и они должны не потеряться, войти в сознание слушателя. Важно научиться быстро переключать внимание с одного сообщения на другое, меняя ритм, темп, мелодику, отношение к сообщаемому. И все это сдержанно, где нужно – эмоционально, иногда – эскизно, но без театральности, тактично. И всегда – с уверенностью, что ты не сторонний наблюдатель, что ты помогаешь людям выращивать хлеб, растить детей, духовно их обогащаешь.

Слушатель должен чувствовать твое отношение к материалу. Подлинная эмоция, необходимая тональность зависят от того, как ты понял текст, насколько глубоко в нем разобрался. Здесь начинается путь к живому рассказу, беседе с их разнообразием речевого рисунка и красок звуковой палитры.

Если мало времени остается до выхода в эфир, я не люблю репетировать вслух – это отвлекает от проникновения в суть материала. Не мешая товарищам, уединившись, можно, конечно, негромко порепетировать уже разобранный, осмысленный тобой текст. Но если я слышу даже такое вот эскизное, негромкое чтение сидящего рядом коллеги - мне лично это мешает готовиться, сбивает внутренний сложный процесс «настройки» на приближающийся выход в эфир.

Как много общего в творческой работе актера и диктора! Ведь наши замечательные артисты-чтецы, такие, как Качалов, Балашов, Аксенов, читали по радио публицистику, газетные материалы. А мы – художественную прозу, стихи, участвовали в концертах, в творческих встречах. Качалов, Балашов, Яхонтов, Аксенов, Журавлев постоянно помогали нам в нашей работе. Иногда они собирали нас группами и обсуждали какую-нибудь недавнюю литературную передачу в исполнении того или иного диктора. Кстати, работал у нас диктором, будучи одновременно актером, и Ростислав Янович Плятт. И я хорошо помню, как мы вместе с ним проходили дикторский конкурс в 31-м году.

Тогда были микрофоны непривычные для современного глаза: и четырехугольные, и имеющие форму срезанного бочонка. Были микрофоны у нас и угольные. В них нужно было читать только направленно. Чуть повернешься в сторону – ничего не слышно… А однажды диктор сделал глубокий вздох у самого микрофона, и – ужас: все лицо его покрылось угольной пылью! Микрофоны-то были угольные… Столько было смеха в студии, что пришлось в передаче сделать перерыв и дать в эфир музыкальный номер.

Записи на пленку, как я уже говорил, в ту пору практически не было. Это создавало свои трудности. Радиослушатели хотели услышать, придя с работы, известных артистов, а те, естественно, были заняты в эти часы в различных спектаклях. Им почти невозможно было выбраться вечером к нам на радио, но все же они как-то ухитрялись приезжать: перед началом спектакля и даже в антрактах. И вот представляете: на оживленной улице Горького, у дома номер семь выскакивают из машины то Иван Грозный, то старец Риголетто, то Егор Булычев и игуменья Меланья и бегут, как молодые, наверх, в студию…

Но вернемся к нашей основной теме – подготовке диктора к чтению у микрофона. Если для работы над текстом осталось очень мало времени, я обязательно просматриваю первую заметку и хотя бы еще один материал, желательно больший, чем предшествующая заметка партнера (пусть даже этот материал на четвертой-пятой страницах). Вторую и третьи заметки я только перелистываю, так как уверен, что успею ознакомиться с ними во время чтения моего коллеги.

Хорошо, если есть возможность, заранее посмотреть и материал товарища, вместе с ним уточнить «блоки» информации: несколько заметок на сельскохозяйственные темы; затем – новости строительства; международная информация. После материалов, лежащих внутри блоков, не следует при чтении ставить определенную «голосовую точку». Здесь интонационно нужны или точка с запятой, или многоточие: после них другому диктору легче, сделав небольшую паузу, продолжить твой рассказ. Тогда и вступать ему можно будет мягче, не на форсированном звуке, не «давя» энергией своего голоса завершающую фразу предыдущей заметки, а подхватывая последние слова партнера. Некоторые из коллег, демонстрируя свои голосовые данные, так порой «наступают», что зачеркивают смысл только что произнесенного другим диктором.

Вот один пример. Заканчивается блок спортивной информации: «Наши баскетболистки одержали убедительную победу со счетом 86:57». И вдруг, резко, без всякой паузы – «О погоде»… Или, скажем, отзвучала сводка погоды, и сразу же на форсированном звуке: «…восемнадцать градусов тепла. Мы передавали «Последние известия»… Некоторые партнеры в пылу работы забывают об элементарном такте: пытаются занять главенствующее положение у микрофона (даже отодвигая порой от него легонько коллегу). А ведь цель у маленького коллектива из двух человек общая – добиться ровного звучания дуэта. Поэтому каждой паре дикторов стоило бы раз и навсегда определить наилучшую позицию у микрофона и придерживаться ее постоянно. Нужно учесть, что женские голоса, особенно высокие, проходят по радиоканалам лучше, звучнее. Частенько звукооператору приходится долго манипулировать микшерами, чтобы получить ровное звучание, поэтому нашей уважаемой женской половине дикторского коллектива необходимо об этом помнить. И, конечно, очень трудно работать, когда один диктор старается разговаривать с аудиторией, а его (или ее) партнер явно все читает. Такая разностильность мешает слушателю. Поэтому очень важно, чтобы один диктор получал импульс, настрой на рассказ, а не на чтение от другого, а тот, в свою очередь, поддерживал, подхватывал этот импульс и как бы возвращал его товарищу…

Пусть не покажется читателю, что я обращаю его внимание на какие-то незначительные, почти неуловимые частности. При общении с миллионами слушателей частностей и мелочей вообще не бывает.

Например, всегда ли удачно мы ведем концерты? Очевидно, что надо стараться, чтобы объявления не очень расходились по тональности звучания с характером исполняемых произведений, и по возможности разнообразить их текст. А то порой половина объявлений начинается словами «Предлагаем вашему вниманию…» А ведь задача нашего конферанса – не только проинформировать, но и неназойливо, тактично привлечь внимание своим доброжелательным тоном (конечно, не «играя» его, не манерничая) к произведению, как бы приглашая: «Давайте вместе послушаем!».

Случается, что лирические номера объявляют иной раз отрешенно, а то и просто мрачно. И в то же время весело – симфоническую, серьезную музыку. А ведь аксиома всей нашей работы – постоянно учитывать характер передачи и помнить, что каждое произнесенное по радио слово должно быть обдуманным!

Когда-то наш педагог М.М.Лебедев – по моему мнению, замечательный мастер, основатель нашей профессии – просил нас рассказывать или ему, или воображаемому слушателю содержание материала, с которым только что на короткое время он дал нам ознакомиться. «А что автор хотел сказать? Ты закрой, закрой текст, не подсматривай… В чем здесь основная мысль?» Смысл этого простого на первый взгляд упражнения вовсе не прост – благодаря ему диктор учится улавливать квинтэссенцию материала, то, что должен запомнить слушатель.

А знание предмета – даже приблизительное – ведет к легкости чтения, четкому выполнению своей задачи, чтобы слушатель сказал: «Да, диктор меня убедил, он знает эту тему».

… Вспоминаю, читал как-то О.Н. Абдулов научно-популярную и, помнится, очень скучную статью. Вдруг две последние страницы неожиданно скользнули у него под пальцами и оказались на полу, довольно далеко от дикторского столика. Как быть? Неужели вставать, ходить по студии, собирая листки? Об этом и речи быть не могло – такая пауза в эфире, да и прихрамывал сильно Осип Наумович. А из аппаратной уже чуть не кулаками стучат в стекло, отделяющее технику от дикторской, жестами показывают: «Продолжайте!» Положение просто критическое!

Но к этой передаче Абдулов готовился, как обычно, то есть углубленно проработал ее содержание, по-настоящему усвоил его. Поэтому он, всем нам на удивление, без текста дочитал материал до конца. Из студии, правда, вышел в состоянии довольно подавленном: ждал, что будет ему нагоняй за отход от текста. А у нас был в то время один редактор особенно строгий, мы его побаивались, и произошло событие это как раз в его дежурство. Подходит к нему Осип Наумович. «Ну что же, товарищ Абдулов, - произносит редактор. – Конечно, статейка тяжеловата. Скучно написана. Но зато в конце автор проявил блестящий юмор, изящество мысли, и концовка у вас прозвучала великолепно!». Вот как порой может выручить диктора труд, затраченный им на подготовку к передаче.

А ведь бывает иногда – читаешь текст, подчеркнул нужное. Но, хотя в это время глаза мои читали, мысли были где-то далеко: «Что сейчас, интересно, внук получил по геометрии? – совсем вчера уроков не учил» или еще что-то в этом роде. Спроси меня: «О чем материал, в чем его суть?» - я не смог бы ответить. Отвлекся.

Поэтому еще раз повторяю – при подготовке требуется полная сосредоточенность. Нужно отрешиться от всего постороннего: шума и суеты, телефонных звонков, от мыслей, не имеющих отношения к тексту.

Судьба диктора – читать разнообразные материалы. Конечно, у каждого есть темы более близкие для него, которые ему больше удаются, нежели другие. И когда я поступил на радио, то мне очень хотелось быть диктором художественного плана. Радиослушатели старшего поколения, наверное, еще помнят, как мы, дикторы, вели пояснения к оперным спектаклям из Большого театра. Это были тексты, написанные в художественной манере, часто со стихами. Я, например, был «прикреплен» к шести операм. Пояснения я знал наизусть, а текста было восемнадцать страниц. Я приходил заранее в театр (там у нас была ложа), уточнял список исполнителей – нет ли изменений? И, почти как комментатор, отложив в сторону лист с текстом, рассказывал о спектакле.

Я уже говорил, что вначале часто читал и литературные передачи. Но одно событие резко изменило мое творческое амплуа. Вышло так, что мне в 1934 году поручили читать доклад И.В.Сталина на XVII партийном съезде. Было указание – читать этот доклад (четыре с половиной часа) без перерыва, причем только одному исполнителю.

Не решаясь читать без подготовки, я попросил Наталью Александровну Толстову, чтобы она меня послушала, дала мне советы. И вот с 10 утра до 5 вечера мы с ней сидели в студии и репетировали. А в семь часов вечера я вышел в эфир.

На следующий день мои педагоги сказали мне: «У тебя есть способности к публицистике. И даже лучше получаются публицистические материалы, нежели художественные. Работа над художественным словом обогащает палитру красок, расширяет творческий диапазон, рождает свежие, неожиданные интонации. Это все пригодно и для публицистики, для информации». И тогда же они посоветовали мне оставить учебу в техническом вузе. «Надо становиться профессионалом, овладевать всерьез чтецким мастерством. А это можно сделать только в театральной школе», т.е. заниматься тем, что нужно для совершенствования моей профессии.

И в 1936 году я ушел с четвертого курса электротехнического института и поступил на первый курс школы при Театре им.Вахтангова. Проучился я там четыре года «без отрыва от производства». Участвовал в эпизодах вахтанговских спектаклей, в массовках, как и все студенты. Я не планировал стать актером, но учеба в театральной школе мне, конечно, во многом помогла повысить квалификацию диктора.

Вообще чем-то обогащает нас в профессиональном плане каждый день жизни. Вот заговорил с тобой товарищ, что-то тебе рассказывает. Чувствуется, что он до тонкостей знает, о чем идет речь, а если слушаешь собеседника с обостренным вниманием еще и как диктор, то отмечаешь важные «исполнительские» нюансы: вот непринужденная смена темпа; без нажима, естественно подана главная мысль; пауза длинная, но не нарочитая, незаметная; одно логично вытекает из другого… Собеседник увлек тебя, не применяя каких-то особенных средств: все было рассказано в сдержанных тонах, без чрезмерной «раскраски». И думаешь сразу – как бы освоить эти средства убежденной и свободной разговорной речи и применить в своем чтении…

Предвижу возражение: у нас, мол, много официальных сообщений, немало еще и стандартно написанных материалов. Но что-то же можно рассказать, а не доложить? Попробуйте – это очень интересно! В этом проявится честное отношение и к работе, и к самому себе. Всегда можно в тексте найти детали, нюансы, которые помогут слушателю глубже понять значимость сообщаемого. Важно только воспитать в себе интерес к углубленной работе над материалом.

Одно из технических средств, помогающих диктору в такой работе, - речевые знаки. Знаков общепризнанных, для всех одинаковых, у нас нет – у каждого выработаны свои. У некоторых дикторов они сходны, а у иных знаков бывает чересчур много – целая нотная партитура: все интонационно значимые места текста словно обволакивают красивые волны дуг, штрихов, подчеркиваний. Речевые звенья разделяют обычно вертикальной чертой (что, кстати, неправильно, - такая черта имеет смысл только в том случае, когда мысль закончена), а то и подчеркивают двумя жирными чертами. Лист буквально испещрен пометками. Зато особого труда во время чтения, конечно, уже не нужно: поработал в поте лица над текстом и гони по знакам – все вывезут!

Но, во-первых, «сигнализация» эта с раздражением воспринимается другим диктором, который позже, при повторе, возьмет в руки исчерканные не его знаками листы.

А во-вторых, такое излишнее подчеркивание отвлекает от основного: от донесения до слушателя живой мысли, от максимальной концентрации внимания именно в момент передачи.

Первое, правда, еще полбеды. Не согласен диктор с логическими оценками, которые на листе проставлены, есть толстые фломастеры, можно быстренько все переделать. Но корень зла такой обильной разметки, когда каждое слово подчеркнуто и сверху и снизу, заключается в том, что ты читаешь по нотам, механически. Уходят из чтения живые паузы, новые, неожиданные краски, которые рождаются в общении со слушателем. В результате – банальное чтение «по точкам» с их интонационным понижением, то есть стандарт.

Сразу обязан оговориться: если кто-либо в такой манере нашел единственно для себя приемлемый, позволяющий добиваться максимальных творческих результатов способ подготовки, я готов с коллегой согласиться. Ведь ни он, ни я не вправе претендовать на знание абсолютной истины, на навязывание своего мнения в нашем творческом споре. И уж, конечно, молодым, начинающим дикторам, не имеющим достаточного опыта, не следует избегать расстановки большого количества «речевых нот» - и при работе с педагогами, и в самостоятельной подготовке. Это позволяет закрепить понимание законов чтения, детально разобрать текст. Словом, это – неотъемлемая часть учебы, профессиональной тренировки.

Но по мере накопления опыта, знаний, умения сосредоточиться у микрофона, навыков вдумчивой подготовки эти «волны» нужно уменьшать. Пусть останется только то, без чего нельзя обойтись. Я, естественно, против полного штиля и глади: все мы размечаем текст – и опытные, и молодые.

При разметке я учитываю разделы авторского изложения, стараюсь находить места, где одна мысль рождает другую. Вот здесь идет пояснение только что введенного в текст понятия; а вот в этой фразе – развитие (а, может быть, дополнение – проанализируй!); ну, а где же все-таки основное? Если не запоминаю текст сразу, то ставлю знаки: дугу («мысль продолжается»), или ломаную дугу («мысль развивается, но необходима пауза»), или прямую черточку («одно вытекает из другого»). Вот, собственно, все мои основные знаки. И ставлю я их только, если не уверен, что запомню.

При такой скупой разметке естественно стремление иногда отказаться от точек, от излишних пауз на запятых, вообще произнести сообщение более слитно и непринужденно, как каждый из нас говорит, если он стремится заинтересовать собеседника, а не оповестить, уведомить его. Порой мы не делаем паузы даже в середине логического звена. При обилии пауз в череде якобы законченных фраз часто теряется главное – единая мысль автора.

Излишне дробная разметка ведет к монотонности чтения, повторению мелодического рисунка. Получается как бы маятниковое чтение. А избежать его можно, тренируясь в правильной разметке, оставляющей простор для интонационной импровизации, позволяющей избежать чрезмерной закругленности и дробности. Только так можно увлечь слушателя. Ведь когда ты прерываешь речь, то и он отвлекается, куда-то «уходит»; а когда он чувствует, что ты продолжаешь, он не отключит внимания – таково свойство психики человека.

Но если после слова все-таки нужна пауза, и оно неударное, - произнесите его мягче, без нажима, как бы «пригните» его с интонацией продолжения («вот здесь, вскоре – суть»). Да и на ударном слове, после которого мысль продолжается и безусловно нужна пауза, попробуйте все же не ставить интонационной точки, развивайте тему!

В этой связи хочется дать, на мой взгляд, очень важный совет: мысленно настройтесь на то, что как бы ведете слушателя за собой и главное – впереди. И даже за паузой в конце большого абзаца должно ощущаться: главное – впереди… Как бы смотрите вперед – это помогает овладеть вниманием слушателя. При таком методе нужна, конечно, большая сосредоточенность, но зато есть простор для чередования темпов, для паузировки, преодоления инертности.

Знания, которые я получил в театральной школе, в общении с коллегами, с педагогами, конечно, очень помогли мне и в чтении ответственнейших материалов военной поры.

Вспоминаю, как утром 22 июня 1941 года меня вызвали в Радиокомитет. Придя туда, я узнал, что началась война. А днем уже читал Заявление Советского правительства. Сказал первую фразу, и дальше… пауза: такое волнение, такой гнев, такая ненависть переполняли меня, что комок встал в горле. Фашистская Германия напала внезапно, вероломно, несмотря на подписанный ею пакт о ненападении.

Позже, когда приходилось читать сводки Совинформбюро о том, что фашисты взяли Одессу, что Ленинград под обстрелом, что враг подходит к Днепру – взрывается плотина Днепрогэса, затапливаются шахты Донбасса, чтобы не достались врагу, - каждый из нас вспоминал, в какие рекордные сроки и с каким трудом давалось строительство этих важнейших объектов, как это было выстрадано народом, - и слезы душили во время таких сообщений. Но нужно было говорить тяжелую правду, несмотря ни на что. Приходилось прилагать большие физические усилия, чтобы читать спокойно и уверенно. Наша задача состояла в том, чтобы вселять надежду и веру в то, что потери эти временны, что враг будет уничтожен и мы победим.

В годы войны слово партии, произносимое диктором у микрофона, содержало призыв геройски бороться с фашизмом, стремление поднять в людях дух мужества и оптимизма. Это правдивое атакующее слово било по врагу, разоблачало перед всем миром преступления гитлеровцев.

Работе диктора существенно помогает мысленное общение со слушателем – своим собеседником. Это, конечно, не заданный раз и навсегда образ – ведь аудитория меняется, меняются ее привычки. Скажем, раньше слушатели собирались у репродуктора, как теперь у телевизора. А сейчас очень часто человек слушает радио один – на прогулке, в машине, - или вдвоем. Поэтому и манера наша несколько изменилась. Но всегда, работая у микрофона, мы чувствуем за эфиром не обобщенный образ слушателя, а определенного человека, определенное лицо. Некоторые наши дикторы даже представляют себе приятеля, родственника, к которым они обращаются. И, как утверждают, чувствуют сами, как тот реагирует на то или иное сообщение. Это – дело личной актерской техники. Но я, например, не представляю, как все время диктор может вызывать в воображении облик собеседника – ведь это отвлекает…

Часто в материалах встречаются фразы с перечислениями. Как однотипно, с одинаковым мелодическим рисунком мы их читаем! А через запятые-то идут РАЗНЫЕ ПОНЯТИЯ. И читать текст нужно, конечно, без мозаичности, но чуть разнообразнее. Или вот недавно слышал, как фразу: «Он воспитанник детского дома, отличный спортсмен» - читали как перечисление, а здесь совершенно разные понятия. По-разному они должны и прозвучать. Таких перечислений, в которые сведены совершенно различные в эмоциональном, интонационном плане понятия, встречается множество. Ищите их внимательно: прочитанные разнообразно, они обогатят палитру звучания.

Не буду говорить о логических ударениях и паузах – об этом много написано в специальной литературе. Добавлю только один совет: старайтесь найти во фразе два-три слова, без которых нельзя обойтись, логически главных. От того, как они расположены во фразе, будет строиться ее мелодика. Вот концовка небольшой заметки: «О героизме и мужестве солдат в зеленых фуражках рассказал один из старейших пограничников страны генерал-лейтенант Банных». «Мужестве», «Банных» - два ударных слова. Или такое начало заметки: «13 миллионов рабочих, тружеников сельского хозяйства, инженеров, ученых и учащихся насчитывает сегодня отряд новаторов страны». Здесь три ударных слова: «тринадцать миллионов» в начале фразы и «новаторов» в конце. Остальные одиннадцать – в основном перечисление, и произносятся с меньшей нагрузкой, но обязательно разнообразно. Однако как часто прочитываются такие материалы на одной-единственной интонации…

Начинающим поэтам советуют – «читайте Пушкина!» Тот же совет обращаю и к начинающим дикторам. Мелодика его стихов на удивление тонко сочетается с логическими ударениями, потому-то их так легко произносить, так прекрасно они звучат…

На берегу пустынных волн

Стоял он, дум великих полн,

И вдаль глядел. Пред ним широко

Река неслася, бедный челн

По ней стремился одиноко…

Слова «дум», «вдаль», «река», «челн» выделим более четко, чем слова «широко», «одиноко», которые отметим лишь «прикосновением». И никакой силовой нагрузки на других словах! Хороший чтец никогда не произнесет с равной весомостью «дум» и «полн». Не знаю более удачного примера для работы над скульптурностью звучания…

По моему мнению, в каждом тексте во время разметки надо суметь найти не только ударные слова, но и те, которые несут большую смысловую нагрузку, и проставить так называемые интонационные ударения. Важно также найти в тексте особые импульсы, которые являются не ударными и интонационными, но которые акцентируют подробность и этим подкрепляют главную мысль. Если ударения ты выделяешь, интонационные ударения делаешь (в зависимости от содержания) легко или сильно – не в ущерб логике, к этим малюсеньким ударениям как бы прикоснись: это эмоциональные или логические подробности, нюансы. Найди их - и чтение твое отойдет от стандарта, оживет!

Недавно в передаче «Пишут ветераны» читаю письмо: в одной семье было девять ветеранов войны – в одной только семье! Или недавно мальчик написал мне как ведущему этой передачи: «Вы знаете, я потерял на войне двух своих дедушек…» Вот такие подробности надо уметь увидеть в тексте и неназойливо, чуть-чуть выделить.

Задача диктора – увидеть в тексте больше, чем просто читатель, разобраться во всех деталях, стремиться все прочувствовать и проанализировать. И тогда придет понимание нюансов, избавляющих чтение от «деревянности», одухотворяющих его.

Итак, наряду с главным необходимо удерживать в поле своего внимания и образы, и сравнения, и маленькие интересные подробности, смысловые оттенки, иронические нотки, которые придают речи эмоциональность, позволяют естественно переходить от одного ритма к другому. Нужно уметь «пробросить» второстепенное, чтобы рельефнее звучало основное – конечно, в допустимых рамках нормы, без бравирования мастерством.

Необходимо на любом материале стремиться к тому, чтобы идти к главному с МЕНЬШЕЙ ГОЛОСОВОЙ НАГРУЗКОЙ, как бы подниматься от подножья к вершине. Плохо, когда все идет «по линеечке», - скучно слушать. Нужно уметь и «спускаться» от главного к окончанию фразы, добиваясь скульптурности ее звучания. Чаще надо слушать актеров в спектаклях. Когда я был молодым диктором, я с удовольствием следовал совету Осипа Наумовича Абдулова. Он мне как-то сказал: «Слушай, Юра! Ты пойди на диспут в Политехнический, в МГУ, послушай, как говорят ораторы, как они строят речь, как общаются с аудиторией. А актеры – какие мастера есть сейчас! Ну что ты все время: «Се-го-дня в Па-ри-же со-стоя-лось…»

Хотелось бы дать молодым дикторам еще несколько практических советов. Но прежде, чтобы закончить разговор о речевых знаках, скажу, что эмоциональное ударение я отмечаю волнистой черточкой, логическое – прямым подчеркиванием, нюансы, полутона, «прикосновения», о которых я говорил выше, - малюсенькой черточкой, еле заметной.

Учтите, что абзацы иногда не приводят к законченной мысли, поэтому, не особенно доверяя машинистке и редактору, смотрите на эти разделения текста внимательно и, когда сочтете необходимым, черточкой соедините соседние абзацы, если видите, что мысль не закончена.

Русский язык очень красив и выразителен. Правильное использование его мелодических возможностей очень разнообразит речь, звучащую у микрофона, помогает слушателю более глубоко и эмоционально воспринимать содержание передачи. Но только в тех случаях, когда мелодический рисунок речи диктора порождается стремлением полнее раскрыть смысл материала, а не желанием продемонстрировать возможности своего голоса.

Я – противник чрезмерной напевности. Но и ее противоположность – речь стакаттированная, «стучащая», по выражению Станиславского, словами, «будто горох по столу», - не привлекает меня. Цель диктора, по-моему, состоит в приближении к естественной плавности речи. Вот простое упражнение. Во фразе «широко внедряется в области бригадный подряд» ударение надо сделать лишь на двух словах: «широко» и «подряд». Тонкость здесь еще и в том, чтобы не «нажимать» в словах фразы на ударные слоги – ведь это утяжеляет слуховое впечатление. Следить надо главным образом за тем, чтобы произносились не отдельные слова, а мысль в ее целостном единстве.

Еще одна важная цель дикторского тренинга – научиться разнообразить мелодические рисунки рядом стоящих фраз, они не должны звучать однотипно.

Недавно по радио была передана следующая информация: «Свердловский завод электромедицинской аппаратуры выпускает большой ассортимент продукции. Здесь налажен выпуск хирургических светильников и медицинских телеустановок».

Первая часть заметки прозвучала у диктора более весомо, чем основная, вторая. Больше десятка слов несли на себе ударения, а в самом-то деле достаточно было выделить четыре или пять. После слова «продукция» интонационная точка с удлиненной паузой необходима – она предшествует изложению существа новости, ведь главное – в конце заметки. Начать чтение надо с меньшей голосовой нагрузкой, зная, что она понадобится на второй фразе. Вот в результате постоянных подобных разборов и приходит мастерство. Поэтому постоянно тренируйте себя, сравнивайте, ищите!

Очень важно владеть в совершенстве русским языком. Диктор должен безукоризненно знать свой язык и бороться за его чистоту. Почаще заглядывайте в словарь, изучайте его дома и на работе, когда выдастся свободная минута, буквально вбирайте в себя дух правильно звучащей, с безупречными ударениями и дикцией русской речи. Не надейтесь на свою память! Малейшее сомнение, всего два процента неуверенности – загляните в словарь! А то иногда удивляешься над сводкой дикторских огрехов: «Да неужели? Я же был уверен!»

Кто-то из дикторов так переиначил пословицу: «Лучше семь раз спросить, чем один раз ошибиться». Был такой случай: впервые полетел в космос А.С.Иванченков. Фамилия для дикторов новая и внешне простая, а на самом-то деле сложная: логика речи допускает, строго говоря, три варианта ударения! По всем инстанциям пришлось звонить и редакторам, и нам, и в ответ выслушали мы все три варианта, и не по одному разу. Решил проблему Георгий Тимофеевич Береговой, давший мне телефон жены космонавта: «Как она скажет, так и читайте!» «Иванченковы мы (ударение на «е»), - услышал я в трубке славный женский голос. – Вся родня, Юрий Борисович, и деды, и прадеды - И-ван-чен-ковы!»

С большим вниманием все мы изучали доклад Ю.В.Андропова на торжественном заседании, посвященном 60-летию образования СССР. И особенно был важен для работников нашей профессии тот раздел доклада, в котором говорилось: «… Фактором исключительного значения в экономической, политической и культурной жизни страны, в сближении всех ее наций и народностей, в их приобщении к богатствам мировой цивилизации служит русский язык, естественно вошедший в жизнь миллионов людей любой национальности».

Поэтому естественнно, что диктору, ведущему вещание на национальном языке, необходимо и в высшей степени полезно добиваться совершенства во владении русским языком. А те дикторы, которые несут в эфир русское слово, просто обязаны стремиться не только к хорошей, грамотной, но к ЭТАЛОННОЙ речи - несмотря на всю оперативность, даже спешку, присущую работе в эфире.

Здесь поможет способность, которую молодым дикторам предстоит открыть и развить в себе – способность быстрого ознакомления с текстом. Нужно стремиться мгновенно охватить взглядом и мыслью весь материал и, молниеносно сосредоточившись, сразу определить задачу его чтения.

В годы Великой Отечественной войны сводки Совинформбюро поступали прямо на стол студии, и читали мы их без всякой подготовки. Трудно было так работать. Но очень бывало радостно первому прочесть те слова, которые обрадуют весь народ, - сообщения об успешных боевых операциях, приближающих нашу победу. Такой сверхоперативный материал не прорепетируешь. Но я брал старые сводки, которые за месяц-другой уже забывались, и тренировался в мгновенном схватывании сути сообщения.

Сегодня, как и в те давние годы, я прихожу на свое рабочее место в студию за несколько минут до начала передачи, подготовленным, с сознанием того, что каждый материал мне интересен. И с желанием читать не только не хуже, чем вчера, но, может быт<