Классическая научная картина мира

 

Классическая картина мира сложилась под влиянием развития и универсализации идей Н. Коперника (1473-1543) о гелиоцентрической модели вселенной, Галилео Галилея (1564-1642) о решающей роли методов опытно-эксперементального и математического моделирования в исследовании природы, И. Ньютона (1643-1727) о законах движения физических тел.

Классическая картина мира формировалась не только постепенно, но и в контексте острой полемики с натурфилософией Аристотеля, господствовавшей в системе научных и философских воззрений Европы на протяжении почти двух тысячелетий, то есть до XVI столетия.

Гелиоцентрическая система Н. Коперника поставила под сомнение незыблемость основоположений геоцентрической модели Птолемея и физики Аристотеля. Взгляды Н. Коперника строились на признании актуальной бесконечности, между тем как в физике Аристотеля допускается возможность только бесконечности потенциальной. Развитие идей Н. Коперника о бесконечности Вселенной Н. Кузанским, Дж. Бруно, Т. Браге, И. Кеплером сыграло принципиально важную роль в становлении научного метода. Это, в свою очередь, ознаменовалось не только переходом от аристотелевско-птолемеевской натурфилософской традиции к новой, классической научной картине мира, но и существенным снижением авторитета ранее господствовавшего религиозно-теологического мировоззрения. Сама по себе гелиоцентрическая модель планетной системы не нова и ещё в античности выдвигалась и отстаивалась греческим астрономом Аристархом из Самоса (310-230 гг. до н. эры). Однако в условиях эпохи Возрождения она имела революционизирующее значение как для церкви и аристотелевско-птолемеевских воззрений, так и для непосредственного жизненного опыта людей. Речь идёт о социальных и антропологических последствиях так называемой «коперниканской революции». Её суть заключается в том, что признание гелиоцентрической модели принципиально изменило положение человека в мире: он оказался перемещенным из его центра на периферию. Проистекающие отсюда «обращения» перспективы восприятия и способность «самодистанцироваться» послужили предпосылкой начала переосмысления вопросов природы человека, как субъекта познания и практического действия. Задачи переосмысления натурфилософской картины мира формулируются и разрешаются в контексте уже определившихся установок рефлексивно-критического мышления в антропологии. В центре внимания возрожденческого рефлексивно-критического мышления оказывается религиозная антропология.

Продвижение возрожденческой мысли в данном направлении завершается, во-первых, распространением убеждений о неограниченности творческих возможностей человека^[165] и как следствие этого, во-вторых, уподоблением человека Богу на Земле и, в-третьих, формированием и укреплением позиций идеологии индивидуалистического антропоцентризма. Развитие тенденций рефлексивно-критической осмысленности человеческого существования уже в эпоху Просвещения поводит к необходимости признать ограниченность человеческого разума и в силу внутренне присущих ему свойств, и вследствие непроницаемости для него реалий живого религиозного опыта (И. Кант). Уже к началу XIX в. (Ж.Б. Ламарк), а в особенности к концу 50-х гг. (Ч. Дарвин), прояснение антропологического смысла идей «коперниканской революции» оборачивается превращением человека из «венца Божественного творения», «образа и подобия Бога» в продукт естественного процесса зоологической эволюции в направлении от обезьяны к людям современного типа.

Существенный вклад в становление классической картины мира был внесен Дж. Бруно. Ему удалось углубить и развить представления Н.Коперника о бесконечности Вселенной: мир рассматривается как бесконечный актуально, ставится знак равенства между Богом и миром, отрицается аристотелевское положение о различии между материей и формой и, наконец, выдвигается и обосновывается концепция множественности обитаемых миров.

Опираясь на результаты исследований Тихо де Браге (1546-1601), составляющие жесткую оппозицию воззрениям Н. Коперника,^[166] И. Кеплер (1570 – 1630) отстаивает идею универсальности законов «небесной» и «земной» механики, безусловного приоритета механико-математического объяснения движения планет перед метафизическими и спекулятивными. Согласно Кеплеру орбиты планет представляют собой отнюдь не окружности (как считал Коперник), а эллипсы, в центральном фокусе которых находится Солнце. Планеты движутся по орбитам с переменной скоростью, которая определяется расстоянием до Солнца. Движение планет подчиняется следующим, сформулированным Кеплером, законам:

1. Каждая планета движется по эллипсу, в одном из фокусов которого находится Солнце;

2. Каждая планета движется в плоскости, проходящей через центр Солнца, причем, радиус-вектор, соединяющий Солнце и планету, описывает равные площади в равные промежутки времени;

3. Квадраты времен обращения планеты вокруг Солнца относятся как кубы их средних расстояний от Солнца (среднее расстояние равно половине главной оси эллипса)^[167].

Решающий вклад в формирование классической научной картины мира был внесен Исааком Ньютоном (1643-1727), а непосредственные теоретические и опытно-экспериментальные предпосылки продвижения в данном направлении были созданы исследованиями Г. Галилея (1564-1642). Именно Галилею принадлежит наиболее убедительная аргументация против физики Аристотеля, его толкования смысла важнейших научных понятий и методов объяснения. Именно Галилей закладывает и развивает традицию математического и опытно-экспериментального обоснования положений естествознания, считая совершенно недостаточными доводы чисто метафизического, спекулятивного характера. Ведь согласно Галилею «…книга природы… написана… на языке математики и знаки её, - треугольники, круги и другие геометрические фигуры^[168]. Без них человек не в состоянии понять даже единственное слово этой книги».

Исходя из такого понимания сути дела, И. Ньютон разрабатывает единую, целостную систему представлений о физической реальности, - классическую механику. В опубликованной в 1687 г. книге «Математические основания натуральной философии» И. Ньютон сформулировал три закона движения и закон всемирного тяготения, разработал теорию исчисления бесконечно малых (одновременно с Лейбницем, но независимо от него), теорию цветового состава естественного света, теорию движения Луны и комет, объяснил механику возникновения приливов, предложил теорию искусственного спутника Земли и др. Созданная И. Ньютоном новая физика, или классическая механика не только опровергла представления аристотелевской физики, но и содержала веские доводы в пользу кеплеровской космологии (Законы движения планет Кеплера) и механики Галилея (закон свободного падения тел Галилея).

Физика Ньютона строится на основе гипотетико-дедуктивного метода с учётом решающего значения техники опытно-экспериментального моделирования объектов исследования.

Фундамент Ньютоновской космологии, или «небесной механики» составляет закон Всемирного тяготения и три закона движения. Так же как и Галилей, Ньютон не усматривает качественных различий между земной и небесной механикой, а потому действие законов имеет универсальный характер. Кроме того, законы одновременно рассматриваются и как принципы, или аксиомы, служащие исходным пунктом построения физической теории. В её составе используются выраженные в математической форме понятия материальной частицы (точки), абсолютных пространства и времени, действующих на расстоянии сил и т.д.

Законы классической механики не выводимы непосредственно из опыта, хотя и обосновываются им. Иначе говоря, они представляют собой, с одной стороны результат обобщения опытно-экспериментальных данных, а с другой, - чисто теоретические, внеопытные конструкции.

Законы движения формируются следующим образом:

1. «Всякое тело сохраняет состояние покоя, или равномерного прямолинейного движения, пока на него не действуют силы, способные изменить это состояние».

2. «Изменение количества движения пропорционально приложенной движущей силе и происходит по направлению той прямой, по которой эта сила действует».

3. «Действию всегда равно противодействие».

Не смотря на ограниченность классической механики, проистекающую из свойственного ей стремления объяснить всё многообразие видов движения на основе их сведения, к механическому движению, понятому как перемещение в пространстве в результате действия извне приложенных сил, а так же неопределенности важнейших терминов, произвольности постулирования «законов», ньютоновская физика составляла фундамент классической картины мира вплоть до рубежа XIX – XX вв. Вся постньютоновская история физики, так или иначе, была поставлена перед необходимостью ответов на вопросы о том, что такое «сила», «абсолютное пространство», «абсолютное время» и др. Наконец, в высшей степени актуальной оставалась задача прояснения истинного смысла законов ньютоновской механики. Например, определение первого закона И. Ньютона содержит неявное, но очевидно нелепое допущение. Оно обнаруживается в случае простой переформулировки закона с сохранением его первоначального смысла, например так: «Если на тело не действуют внешние силы, оно находится в состоянии покоя, или равномерного прямолинейного движения». Можно себе представить масштабы произвола фантазии, позволяющей допустить существование физического тела, изолированного от любых внешних воздействий.

Тем не менее, благодаря исследованиям М. Эйлера, Ж. Лагранжа, П. Лапласа и др. к концу XVIII столетия процесс формирования классической картины мира можно считать завершенным. Научное сообщество эпохи Просвещения было убеждено, что ньютоновская физика способна решить все вопросы построения единой картины мира. В силу установившегося недосягаемо высокого приоритета идей механико-математического фундаментализма, на всем протяжении XIX в., аксиоматика ньютоновской физики (т.е. законы инерции, всемирного тяготения и др.) причисляется к разряду непогрешимых истин. Физике придается значение непререкаемого авторитета и безусловного лидера научного знания. Требование физико-математической осмысленности универсализируется, обнаруживает тенденции распространения на все без исключения отрасли научного знания, независимо от их дисциплинарной принадлежности. Иначе говоря, классическая картина мира уподобляется физической картине мира, и с её разработкой связывается будущее и научно-технического, и цивилизационного прогресса.

XIX столетие характеризуется существенным продвижением на путях совершенствования представлений о переносе тепла, о природе электричества, магнетизма и др. Если ранее эти явления объяснялись посредством допущения реальности существования особых сущностей, - «теплород», электрическая и магнитная жидкости, - то положение дел принципиально меняется с развитием термодинамики. В середине XIX в. был открыт закон сохранения (Э. Майер, Дж. Джоуль, Г. Гельмгольц), а в 1824 г. Сади Карно сформулировал второе начало термодинамики (т.е. закон возрастания энтропии), что позволило, например, дать научное объяснение горению звёзд как процессу превращения в тепло энергии гравитационного сжатия, обосновать вывод о направленности времени во Вселенной как выражении свойства энтропии (А. Эддингтон) и др.

В рамках классической картины мира выдвигалась гипотеза «тепловой смерти» Вселенной^[169] были сформулированы законы электромагнетизма, остро поставлена проблема пространства в связи с концепцией эфира (Дж. Максвелл). Дело в том, что в конце 80-х годов XIX в. в экспериментально была подтверждена, вытекающая из уравнений Максвелла возможность распространения электромагнитных волн в пустоте (Г. Герц, 1888 г.). В соответствии со свойственной классической науке традицией, было сделано предположение о существовании особой, отличающейся высокой степенью однородности субстанции, - эфира, являющегося носителем электромагнитного поля. Однако, в контексте уже сложившихся представлений для того, чтобы существовать, эфир должен одновременно обладать такими несовместимыми свойствами как почти абсолютная твёрдость (в силу высокой скорости света) и, одновременно, отсутствием сопротивления движению небесных тел. Положение дел ещё в большей мере усложнялось неудачной попыткой экспериментального подтверждения гипотезы неподвижного эфира (А. Майкельсон, Э. Морли, 1887г.). Интерферометрическое сравнение распространения пучков света вдоль и поперек движения Земли убедительно продемонстрировало ошибочность предположения Максвелла о существовании заполняющего пространство Вселенной почти непроницаемого и абсолютно прозрачного эфирного тела. И, наконец, существенное усиление кризисных тенденций в развитии классической картины мира в конце XIX в. оказалось связанным с попытками экспериментального подтверждения следствий, вытекающих из термодинамики и законов электромагнетизма о приуроченности максимальной интенсивности излучения чёрного тела к коротковолновой области спектра. Как известно, оказалось, теоретические ожидания не оправдались, и в этой области спектра наблюдалась не максимальная, а минимальная интенсивность излучения. Полярная противоположность теоретических и экспериментальных результатов в изучении проблемы излучения чёрного тела получила наименование «ультрафиолетовой катастрофы».

Вместе с тем, не смотря на парадоксальность теоретических утверждений, несовместимость вновь выдвигаемых гипотез с уже сложившимися представлениями, антиномичность результатов теоретических и опытно-экспериментальных исследований, - и на рубеже XIX-XX вв. сознание научного сообщества остаётся проникнутым убеждениями в незыблемости основоположений классической науки и классической научной картины мира.

Признание решающего вклада физики, классической механики, - безусловного лидера естествознания XVIII-XIX вв. – в становление классической картины мира отнюдь не означает отрицания важной роли в этом процессе наук об органической жизни, наук социогуманитарного и технико-технологического корпуса. Все они в той или иной степени предметно самоопределялись и эволюционировали под влиянием эпистемологических основоположений механистического мировоззрения. А именно, под влиянием убеждений в том, что, во-первых, сознание мыслит бытие (т.е. внеположенный ему объект) и этим обеспечивается объективность и истинность научных знаний, во-вторых, истина есть соответствие знаний их предмету, в-третьих, адекватным языком описания предметов научного исследования является математика (поскольку «книга природы написана на языке математики»: Р. Декарт, Г. Галилей), в-четвертых, движение есть перемещение предмета в пространстве вследствие приложения внешних сил, в-пятых, всё многообразие явлений действительности объединено причинно-следственными связями, имеющими абсолютно необходимый, исключающий возможность случайности, характер (так называемый «лапласовский детерминизм»), и, наконец, в шестых, в силу невозможности случайных событий, будущее реальности (какого-либо явления или процесса) целиком и полностью обусловлено её предшествующими состояниями, или «стартовыми условиями».

Наряду с физикой, существенный вклад в становление, а затем и прогресс классической картины мира был внесён исследованиями проблемы развития в философии (Г. Лейбниц, И. Кант, Г.В.Ф. Гегель, К. Маркс), биологии (Ж.Б. Ламарк, Ч. Дарвин) и в формирующихся науках социогуманитарного корпуса.

Уже Г. Лейбниц (1646 – 1716) подвергает критике механицизм, механистическую картину мира, считая, что явления природы представляют собой отнюдь не стационарные образования, а процессы изменения. Они лишь на первый взгляд обнаруживаются в виде универсума пассивных и однородных сущностей, подчинённых действию единых и неизменных законов механики. При ближайшем рассмотрении явления природы предстают как подлинные индивидуальности, активные, в высшей степени динамичные «центры силы». В отличие от механических, стационарных объектов, их движение (изменение) обусловлено действием не внешних, а внутренних причин, то есть целей, и носит немеханический характер.

Такое понимание предметов научного исследования становится основой введения Лейбницем в научный обиход понятия об эволюции, и как следствие этого, - построения «лестницы существ», отражающей иерархию естественно-природных «явлений – индивидуальностей» от неорганических форм до человека, включительно.

Важным этапом на пути научной осмысленности идеи эволюции явилась выдвинутая И.Кантом (1724 – 1804гг.), а затем развитая П.Лапласом (1749 – 1847) космогоническая гипотеза. В работе «Всеобщая естественная история и теория неба» Кант предположил, и в известной мере обосновал идею, согласно которой Солнце, планеты и другие небесные тела имеют естественно-историческое происхождение, возникая в ходе эволюции первоначальной бесформенной туманности, заполняющей мировое пространство. Под действием сил притяжения возникли отдельные сгущения туманностей, ставшие центрами силы и источником своего рода космических вихрей, сформировавших планетную систему.

Идея развития приобретает вид систематически разработанной, всеобщеуниверсальной теории, охватывающей и историю познания, и историю природы и историю общества, - в философии Г.В.Ф. Гегеля (1770 – 1831). Отчётливо антимеханистическая направленность гегелевской философии природы, продемонстрированная в ней ни с чем не сравнимая логико-методолгическая мощь принципов развития и историзма в естественно-научном и социогуманитарном познании мотивировали стремления к уточнению и переосмыслению важнейших положений классической картины мира, и прежде всего тех, которые связаны с пониманием процессов движения, факторов его детерминации.

Усилиями выдающихся деятелей естествознания XIX в. эволюционные воззрения становятся основополагающими в биологии (Ж.Б. Ламарк – 1744 – 1829; Ж. Кювье – 1768 – 1832; Ч. Дарвин – 1809 – 1882). Пятьдесят лет спустя, после публикации «Философии зоологии» (1809) Ж.Б. Ламарка, Ч. Дарвин опубликовал «Происхождение видов путем естественного отбора» (1859), что способствовало не только существенному уточнению и конкретизации классической картины мира, но и острой проблематизации её механико-математической компоненты.

Благодаря исследованиям Ч. Лайеля (1797 – 1875) разрабатывается теория эволюции в геологии, основывающаяся на принципах униформизма^[170] и объясняющая крупномасштабные изменения «Лика Земли» не какими-либо вселенскими катастрофами (Ж.Б. Кювье), а чрезвычайной продолжительностью геологического времени. Всё это, в сочетании с накоплением палеонтологических и палеоантропологических доказательств реальности органической и геологической эволюции как развернутого в историческом времени процесса возникновения нового, установлением факта единства клеточного строения наличного многообразия живых организмов (М.Я. Шлейден, Т. Шванн, - 30-е гг. XIX в.), построением периодической системы химических элементов Д.И. Менделеевым (1834 – 1907г.), переоткрытием в 1900 г. Морганом, Чермаком и Корренсом законов генетики, выявленных ранее Г. Менделем, - требовало согласования механико-математических моделей физической реальности с принципами эволюции и историчности живой природы. Именно по этим признакам науки о живой и неживой природе оказались не только различены, но и абсолютно противопоставлены в составе классической картины мира. В частности, поведение живых организмов противоречило второму закону термодинамики: если физические процессы характеризовались ростом энтропии (неупорядоченности), то биосистемам оказались свойственны совершенно противоположные, не энтропийные эффекты.

Таким образом, эволюционно-исторические исследования в науках о Земле и живой природе явились, с одной стороны, источником существенного предметного обогащения классической картины мира, а с другой стороны, - причиной начала её кризиса на почве несоизмеримости физико-химического и собственно биологического языков описания.

Усиление тенденций фрагментаризации и распада классической картины мира в значительной мере связано с началом становления гуманитарных наук, с критикой идеалистической метафизики Гегеля К. Марксом в опыте материалистического переосмысления диалектического метода и построения на его основе системы строго научных политико-экономических («Капитал» К. Маркса), социально-философских и социологических воззрений.

Как известно, 70-е годы XVIII в. были переломными в духовной жизни европейского общества, что ознаменовалось переходом от рационализма Просвещения к антирационализму в форме романтизма и, прежде всего, историцизма. В этот период «бури и натиска» (Stram und Drang) усилиями И. Гёте (1749-1832), Ф. Шиллера (1759-1805) и в особенности И. Гердера (1744-1803) историцизм самоопределяется и в качестве выражения определённой мировоззренческой позиции, и в качестве исследовательской программы для гуманитарных наук.

В редакции Гердера историцизм ориентирован целями познания социальных явлений, явлений человеческой жизни и культуры, во-первых, в их индивидуальности, уникальности и специфичности, и, во-вторых, как постоянно изменяющихся и эволюционирующих. В противоположность математическому естествознанию, акцентирующему внимание на выявлении закономерных, всеобщих связей и отношений действительности, гуманитарные науки, согласно Гердеру, должны руководствоваться принципом индивидуализации, понимания человека и культуры как исторических индивидуальностей.

Принципы исторической индивидуализации и акцент на эволюционной изменчивости приводят к выводам, несовместимым с основополагающими представлениями эпохи Просвещения о тождестве естественного с разумным, о непогрешимости истин разума, о всеобщности и необходимости устанавливаемых им законов, о неизменности человеческой природы, о прогрессе как процессе поэтапного и всеобщего возрастания разумности, и др. Единственной целью истории объявляется гуманность, а выявление средств и путей её достижения связывается с развитием гуманитарных наук.

Попытки уяснения присущего им способа теоретической реконструкции социальных явлений как самоопределяющихся целостных образований, как исторически релятивных и преемственно связанных индивидуальностей уже на рубеже XVIII – XIX столетий приводит к созданию герменевтики. В связи с потребностями аутентичного истолкования смысла текстов первоисточников, фиксирующих исторические факты, Ф. Шлейермахер (1768-1834) разрабатывает герменевтику как метод гуманитарного познания, существенно отличающийся от историко-генетических объяснений. Герменевтика рассматривается Шлейермахером как искусство понимания посредством идентификации исследователя с тестом, с авторским стилем мышления и с историческим контекстом. Герменевтика стала общей методологической основой для формирующихся гуманитарных наук и вместе с тем причиной осознания их уникальности по сравнению с естествознанием. В качестве цели гуманитарных наук рассматривается понимание, а естественных, - объяснение.

Традиции размежевания естественных и гуманитарных наук на почве противоположности их методов достигают едва ли не предельных значений в философии жизни В. Дильтея (1833-1911) и неокантианстве Баденской школы (Виндельбанд В. 1848-1915; Риккерт Г. 1863-1936). Согласно В. Дильтею, следует различать «науки о природе» и «науки о духе» в силу особенности их предмета: в отличие от наук о духе является «жизнь» как способ бытия человека и культурно-исторической реальности. Наряду с этим в своей классификации наук В. Дильтей противопоставляет науки о природе и «науки о духе», исходя из специфики их методов: первые основываются на методе объяснения, а вторые – «понимания». Отсюда вытекает сосредоточенность внимания Дильтея на задачах разработки герменевтики как искусства понимания письменно фиксируемых проявлений жизни.

Ученые Баденской школы неокантианства, в частности В.Виндельбанд и Г. Риккерт, рассматривали философию как «учение об общезначимых ценностях» и различали «науки о природе» и «науки о культуре» не по предмету, а по методу. Науки о природе основываются на «номотетических методах», генерализирующих, отражающих действительность посредством естественнонаучных универсальных законов. «Науки о культуре», - на «идеографических методах», позволяющих рассматривать и изучать явления человеческой жизни и социальной истории с точки зрения их индивидуальности, неповторимости и уникальности.

Несмотря на разногласия и Дильтей и ученые Баденской школы едины во мнении о несоизмеримости, т.е. принципиальной несовместимости методов естествознания и гуманитарных наук. Еще и сейчас, у истоков XXI в.остается не преодоленной альтернатива объяснения и понимания, - главная причина абсолютного противопоставления знаний о природе и человеке.

Несмотря на оптимистические заявления последних лет об усилении интегративных тенденций в развитии современного естественнонаучного и социогуманитарного познания,^[171] едва ли есть основания утверждать, что на пути их синтеза в составе единой системы представлений можно наблюдать существенное продвижение. Преграда же отделяющая науки о природе и культуре в рамках классической картины мира была и остается непроницаемой для методологических, концептуальных и терминологических средств классической, или «научной рациональности»^[172].