Круглый стол «подведем итоги семилетки? »

ТЕЗИСЫ (в алфавитном порядке)

Е.Ю. Ванина,

Институт востоковедения РАН

 

Мир домашней челяди в болливудском кино

(на примере фильма «Слуга»)

 

Обычно в болливудском кино слуга — второ- или третьестепенный персонаж, какой-нибудь «дядюшка Раму», преданный и безмолвный; иногда, по воле авторов, он проявляет характер, тайком жалея угнетаемую хозяевами сироту, падчерицу или племянницу. С этой точки зрения фильм Исмаила Менона «Слуга» (नौकर, 1979) стоит особняком: его водевильно-мелодраматический сюжет сфокусирован на положении домашней челяди и ее взаимоотношениях с хозяевами. Герой фильма, молодой вдовец Амар, готов жениться вторично при условии, что новая жена сможет полюбить его малышку Арти. Он принимает приглашение погостить в богатой бомбейской семье, надеющейся выдать за него одну из двух дочерей. Чтобы увидеть «истинное лицо» обеих кандидаток, Амар меняется местами со своим слугой Даялом и оказывается среди людей, терпящих всяческие притеснения, обиды и побои со стороны злобной хозяйки. Социальная приниженность, бедность и забитость превращают слуг в часть домашнего хозяйства, но не семьи (в отличие от взаимоотношений Амара и Даяла), в своего рода «живую утварь», которой господа не стесняются, сбрасывая в их присутствии необходимую для общения в своем кругу маску добропорядочности и благовоспитанности.

Таким образом, слуги наделены особыми знаниями семейных тайн и подлинных характеров господ, чем могут пользоваться — в собственных или чьих-либо интересах. Как показано в фильме, дом разделен на два пространства, помещения хозяев и слуг; причем если слуги вынужденно циркулируют между обеими «территориями», то господа посещают servants’ quarters лишь в особых случаях, когда необходимо получить информацию о тайнах прислуги. Слуги и хозяева образуют два взаимозависимых, но противостоящих друг другу мира, для объединения которых авторам фильма приходится идти на сюжетные ухищрения.

 

И.П. Глушкова,

Институт востоковедения РАН

 

Между жерновом и ситом.

«Кухонная» поэзия домашней прислуги (XIV в.?, Индия)

В современной Махараштре Дзана-баи является одной из самых «задействованных» (наряду с Днянешваром, Намдевом и Тукарамом) фигур маратхиязычного бхакти (Vārkarī panth): она иллюстрирует социальную и гендерную всеохватность направления персонального девоционализма в индуизме. Нарративы помещают ее в дом Намдева (XIII–XIV), где она мелет зерно, метет полы, стирает белье, готовит пищу, заготавливает кизяк и т.д. Эта информация содержится в приписываемых ей гимнах, которыми она сопровождала монотонную работу, обращаясь к богу Витхобе / Виттхалу и называя его преимущественно женскими апеллятивами Виттх(а)л-аи / Виттхал-баи. Сочувствующее божество не только облегчает участь труженицы, «натирая до волдырей ладони» и «заливая потом собственное облачение», когда вертит тяжелый жернов или несет на голове плетенку с мусором, но и ухаживает за ней на интимном уровне: «льет воду», когда та моет голову, «выбирает из волос вшей» и «заплетает косы».

Финалы гимнов помечены формулами, где их автор сообщает свой статус: «служанка Дзани» / dāsī Janī и назвает хозяина: «намина Дзани» / Nāmayāci Janī. Тем не менее, отсылки к Намдеву (Наме) встречаются нечасто, а локализации «кухонной» деятельности не происходит вовсе. Описание взаимодействия между женщиной и богом в большей степени конструирует модель одного из девяти видов бхакти – dāsya bhakti, т. е. поклонения по типу «слуга–хозяин». Однако парадокс данного сюжета заключается в том, что и Витхоба, переворачивая оппозицию, также всеобъемлюще «обслуживает» своего адепта.

Объем сведений о Дзани стал нарастать со 2-й половины XVIII в. за счет «раскручивания» агиографом Махипати лаконично упомянутых деталей, что впоследствии вошло в иконографию поэтессы. Гонорифик bai, «женщина», как и эпитет «святая» (sant) в препозиции, со временем превратились в компоненты имени. Песнопения Дзана-баи начиная с первого печатного издания Намдева (1892) помещаются внутри его творений. Их число выросло с 75 до 351 в одной из последних публикаций (1999). До 1990-х годов дебатировались гипотезы о существовании раскиданных в промежутке XIII–XVII вв. четырех Намдевов и трех Дзана-баи, однако вопреки стилевому многоголосью, лексической неоднородности и историческим нестыковкам, в XXI в. вошел единственный Намдев с единственной служанкой Дзана-баи, ставшей в гендерной тематике знаменем «поднимающих голову угнетенных женщин Востока». Тем самым культурно-политические приоритеты современной Махараштры превратили dāsī в культовый персонаж.

 

К.А. Демичев,