Зависимость стандартов доказывания от конкретных характеристик уголовно-правовой и уголовно-процессуальной политики, присущих этой политике именно в данный исторический период.

Ее можно проиллюстрировать следующим примером.

После смерти Л.И. Брежнева первым лицом в СССР стал Ю.В. Андропов, который начал непримиримую борьбу с коррупцией на всех уровнях государственной власти и управления.

Но, как говорится, “лес рубят – щепки летят”. Изменение уголовно-правовой и уголовно-процессуальной политики государства по делам коррупционной направленности привело к существенному снижению стандартов доказывания в отдельных следственных подразделениях СССР.

Адвокат И.М. Кишенишский в своей книге “Судебные речи по уголовным делам (процессы, защита, законность)” (М.: Творческое объединение “Подмосковье”, 1991) рассказывает о привлечении к уголовной ответственности Л.А. Алексеевой, жены бывшего ректора Одесского института холодильной промышленности В.П. Алексеева, которая обвинялась в посредничестве в передаче взятки своему мужу, в первых числах июля 1983 г.

Так же, обвинялся ее муж в получении данной взятки.

Дело В.П. Алексеева было прекращено за отсутствием состава преступления Постановлением Пленума Верховного Суда СССР от 19 июня 1990 г., а дело Л.А. Алексеевой было прекращено за отсутствием состава преступления немного раньше, следственными органами прокуратуры.

Дела В.П. Алексеева и Л.А. Алексеевой поражают нас тем, насколько низкие стандарты доказывания установили по делам о взяточничестве следователи и их начальники в ходе антикоррупционной компании Ю.В. Андропова.

В.П. Алексеев, совместно с другими обвиняемыми, привлекался за получение взяток от родителей абитуриентов, которые давались с целью поступления детей в институт. Об этом деле, в конце концов, прекращенном в отношении В.П. Алексеева, из книги И.М. Кишенишского, известно мало. По-видимому, одним из эпизодов этого большого дела и явилось дело по обвинению жены ректора Л.А. Алексеевой в посредничестве при передаче взятки своему мужу.

Рассмотрим именно это дело.

Его доказательственная база – это всего лишь одни показания Томашевич, осужденной судом за посредничество в передаче взяток от родителей абитуриентов руководству Одесского института холодильной промышленности, а также за посредничество в передаче иных взяток.

С. Овсепян передал Томашевич 5.000 рублей, в качестве взятки за поступление в Одесский институт холодильной промышленности своей дочери. (Для того времени это были большие деньги, на них можно было купить 1-комнатную кооперативную квартиру в Москве или Одессе, или дачу в Московской или Одесской области).

Томашевич, по ее показаниям, из этих 5.000 рублей одну тысячу оставила себе, а четыре передала Л.А. Алексеевой, для дальнейшей передачи В.П. Алексееву. Сам С. Овсепян ни с Л.А. Алексеевой, ни с В.П. Алексеевым не встречался и не разговаривал.

Никаких денежных сумм, происхождение которых супруги Алексеевы не смогли бы объяснить, следствие у них не нашло.

Факт получения от Томашевич денег отрицали, разумеется, оба супруга.

Личность Томашевич характеризуется крайне отрицательно. Посредничество в передаче взяток было одним из регулярных и важных источников ее дохода. Наряду с посредничеством в передаче взяток Томашевич вполне могла заниматься мошенничеством. Сам С. Овсепян на суде признавал, что не исключает возможности мошенничества со стороны Томашевич. Она могла взять у него деньги, якобы для того чтобы передать их ректору института, а на самом деле ничего и никому передавать не собиралась. Такое поведение – вполне обычно для людей, к которым относится Томашевич.

Личность Л.А. Алексеевой характеризуется прямо противоположным образом, чем личность Томашевич.

Л.А. Алексеева – доктор наук, профессор, декан факультета Одесского политехнического института, автор свыше 100 научных трудов и 40 изобретений, награждена орденами и медалями.

Показательно, что партийная организация института отказалась исключать Л.А. Алексееву из партии до вынесения обвинительного судебного приговора (это не типично для СССР, как правило, из партии исключали уже во время следствия). Профсоюзная организация отказалась дать согласие на увольнение Л.А. Алексеевой. Множество уважаемых людей охарактеризовали ее личность следующим образом: “Знаем Любовь Антоновну как очень честного человека”.

В показаниях Томашевич нарисована следующая картина передачи взятки.

Томашевич не договаривалась ни с В.П. Алексеевым, ни с Л.А. Алексеевой о том, что деньги в сумме 4.000 рублей будут переданы именно за поступление в вуз абитуриентки Овсепян А.С.

Она просто вошла в кабинет Л.А. Алексеевой и сказала, что у нее просьба к В.П. Алексееву, но конкретных фамилий не называла. Положила конверт с деньгами на стол. Л.А. Алексеева, увидев конверт, сказала: “Нет, нет”. На что Томашевич ничего не ответила, и быстро ушла. На конверте было написано: “5 – 1 = 4.000 рублей”, а также были данные дочери Овсепяна.

При этом Томашевич была очень мало знакома с Л.А. Алексеевой, а ведь такой способ передачи крупной взятки возможен, скорее всего, только среди очень хорошо знающих друг друга и доверяющих друг другу людей.

Показания Томашевич, с высокой степенью вероятности, могут быть ложью, при чем ложью тщательно продуманной. Как правило, взяточники и взяткодатели, а также посредники в передаче взяток, заранее обсуждают между собой и сумму взятки, и содержание конкретных действий, которые должны быть выполнены за взятку. Человеку, мало знакомому с должностным лицом, получающим взятку, очень трудно сыграть роль посредника при передаче взятки.

Поэтому Томашевич придумала показания, весьма достоверные, с точки зрения поведения посредника в передаче взятки, мало знакомого с должностным лицом, получающим взятку. Но данные показания абсолютно не достоверны, с точки зрения поведения самой Л.А. Алексеевой. Можно предположить, что в подобной ситуации Л.А. Алексеева сразу же бы подняла шум, устроила скандал, вызвала своего секретаря как свидетеля того факта, что ей пытались дать взятку, а она не взяла. (Тем более, что и сама Л.А. Алексеева – должностное лицо, которому могут попытаться дать взятку).

Таким образом, органам следствия необходимо было еще на стадии предварительного расследования дела использовать презумпцию невиновности (неустранимые сомнения в том, кто говорит правду, Томашевич или Алексеева), на основании чего прекратить дело в отношении Л.А. Алексеевой.

К сожалению, этого не было сделано, причиной чего является антикоррупционная компания, начатая Ю.В. Андроповым, а затем, при М.С. Горбачеве, продолжавшаяся как бы “по инерции”. Это была очень хорошая, правильная, нужная стране компания, но многие правоприменители принесли в жертву антикоррупционной компании очень важный для правовой системы страны принцип презумпции невиновности[65].

Бывают случаи, когда органы следствия и судебные органы по-разному решают вопрос о возможности применения (использования) презумпции невиновности в конкретном уголовном деле.

Приведем пример такой коллизии правовых позиций государственных органов.

В “Новой газете” за 15-17 января 2007 г. (№ 02, С. 15 и 18) рассказывается о том, как командир части полковник ФСБ Сергей Столба 26 ноября 2005 года застрелил рядового части Дениса Жарикова.

Денис умер не сразу, поскольку пуля прошла навылет через шею, сломав позвоночник. Около суток Денис Жариков был жив, и успел дать показания. Согласно этим показаниям, С. Столба, взяв в руки заряженный автомат, ничего не говоря, нажал на спусковой крючок, но выстрела не последовало, так как автомат стоял на предохранителе. Затем Столба переключил автомат на одиночную стрельбу и сразу же нажал на спусковой крючок…

Если верить показаниям умирающего потерпевшего, то С. Столба совершил преступление, предусмотренное ч. 4 ст. 111 УК РФ (умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, повлекшее по неосторожности смерть потерпевшего). По-видимому, так квалифицировала деяние Столбы прокуратура, поскольку государственный обвинитель просил приговорить подсудимого к 12,5 годам лишения свободы в колонии строгого режима. Однако суд поверил не показаниям потерпевшего, а показаниям подсудимого, который утверждал, что выстрел произвел только один, и произошло это совершенно случайно. Итог – С. Столба осужден к шести годам проживания в колонии-поселении, а квалификация его деяния – “неосторожное обращение с оружием”.

Почему суд вынес такой приговор?

Вполне возможно, что важную роль здесь сыграла именно презумпция невиновности.

На предварительном следствии, по-видимому, не было установлено мотива совершения преступления (в противном случае, данный мотив был бы назван в газетной статье). Так называемый “хулиганский мотив” – в данном случае весьма сомнителен, поскольку, во-первых, С. Столба - полковник ФСБ и командир части, то есть, лицо, имеющее весьма высокий социальный статус, а для таких лиц, в целом, не характерна хулиганская мотивация поведения. Во-вторых, С. Столба был трезв в момент совершения преступления, значит, мог и должен был себя контролировать. Если бы он совершил выстрел умышленно и при этом с хулиганской мотивацией, он мог и должен был понимать, что в любом случае обрекает себя на потерю социального статуса, независимо от того, признает суд его преступление умышленным или неосторожным. Трезвый человек, даже злой, раздраженный на свою жизнь и на окружающих его людей, вряд ли будет вымещать зло на своем подчиненном путем выстрела в него из автомата.

Сбой механизмов психологической защиты у таких людей как С. Столба (т.е., имеющих высшее образование, достаточно большой жизненный и профессиональный опыт, высокий социальный статус, прошедших через массу различных проверок, включая психологическую диагностику) имеет, все-таки, пределы. С. Столба мог, наверное, оскорбить подчиненного, или ударить его, но стрелять в него специально? Это очень сомнительно.

А как же майор Евсюков, - спросят некоторые читатели книги? Там другая ситуация. В момент совершения преступления Денис Евсюков находился в состоянии алкогольного опьянения, а такое состояние существенным образом ослабляет механизмы психологической защиты человека. Более того, нельзя исключать вероятности того, что Денис Евсюков принимал антидепрессанты, поскольку у него были серьезные проблемы и в семье, и на работе, а при таких проблемах многие современные люди начинают пить эти лекарства. (Конечно, достоверно этот факт судом не установлен, это всего лишь предположение, гипотеза). Если же Д. Евсюков принимал антидепрессанты, и одновременно употребил значительные дозы алкоголя, то изменения в его психике могли быть очень и очень серьезными. (При чем такие изменения не делают его невменяемым: он сам ввел себя в такое состояние). Нельзя забывать и то, что в юности Д. Евсюков лежал в психиатрической больнице, стоял на учете в психоневрологическом диспансере. (Потом был снят с учета, в противном случае его вообще бы не взяли на службу в органы милиции).

Относительно полковника С. Столба ничего такого не известно (по крайней мере, ни о чем таком не рассказывалось в газетной статье).

Что же касается показаний умирающего Дениса Жарикова, то относительно них можно сказать следующее.

К сожалению, давно прошло то время, когда подавляющее большинство людей искренне верило в Бога, и такие люди никогда бы не решились лгать на смертном одре.

Мы не знаем, и, конечно же, никогда не сможем узнать, правду говорил умирающий Денис Жариков, или же он лгал, с целью отомстить своему врагу, – человеку, который причинил такую страшную боль, человеку, чей поступок, как понимал сам Денис, будет причиной его смерти.

Совокупность всего выше сказанного позволяет придти к выводу о наличии у суда неустранимых сомнений. Суд не мог решить для себя, какова была форма вины у полковника С. Столба, умышленная или неосторожная. Эти неустранимые сомнения суд разрешил, использовав презумпцию невиновности.

 

И еще одна важная проблема, связанная с презумпцией невиновности. В течение нескольких последних десятилетий сначала советскому, а затем и российскому обществу и государству приходится делать непростой выбор между двумя противоположными вариантами правоохранительной деятельности. При одном из них в отношении заподозренных, подозреваемых, обвиняемых в максимальной степени соблюдаются все нормы и принципы процессуального законодательства, но, в условиях недостаточности бюджетного финансирования (не хватает денег на достойную оплату труда высококвалифицированных оперативников, следователей, экспертов, на современные криминалистические и иные экспертизы) раскрываемость преступлений низкая. При втором варианте в отношении заподозренных, подозреваемых, обвиняемых не всегда соблюдаются нормы и принципы процессуального законодательства, иногда дело доходит даже до избиений и пыток. В этом варианте раскрываемость преступлений высокая, но часть подозреваемых и обвиняемых оговаривает себя в совершении преступлений, вследствие применения к ним незаконных методов психологического и (или) физического воздействия. Второй вариант запрещен нормами Конституции РФ, УК и УПК РФ, иными нормативными актами, но, все-таки, он, к сожалению, существует на практике, и, по-видимому, будет (в тех или иных формах, в большем или меньшем числе подразделений правоохранительных органов российского государства) существовать, если не будет официально принят первый вариант, при котором руководителей следственных и оперативных подразделений правоохранительных органов сурово наказывают за применение незаконных методов ведения следствия и проведения оперативно-розыскных мероприятий, но не наказывают за достаточно низкий уровень раскрываемости преступлений. Разумеется, уровень раскрываемости преступлений должен быть примерно одинаков по всей стране, и в конкретном подразделении должен быть не ниже среднероссийского, а также должен соответствовать уровню раскрываемости преступлений в тех странах, на которые мы стремимся быть похожи. Но – при сравнении с другими странами необходимо учитывать материальное обеспечение правоохранительной деятельности у них и у нас.

Пока же мы, к сожалению, в какой-то степени обречены на нарушения норм УК и УПК РФ при раскрытии и расследовании преступлений (хотя, понятно, что с этими фактами нужно бороться, необходимо стремиться предотвращать их, насколько это будет возможно).

А примеров нарушений норм УК и УПК РФ при раскрытии и расследовании преступлений можно привести (к тому, что уже было приведено выше в тексте) очень и очень много. Процитируем, в частности, проф. А.А. Тилле:

“Интересное дело случилось в 1986 году в Латвии. Трое парней были арестованы по делу об изнасиловании с убийством в городе Огре. Одному удалось доказать алиби. Двое других "сознались". Так как милиция решила, что в преступлении участвовало трое, то "нашли" и третьего. И через три месяца он "сознался". Вы представляете, какие пытки надо было применить, чтобы молодые парни сознались в гнусном преступлении, за которое им грозил расстрел.

На этом деле "органы" решили показать свою распрекрасную работу, и дело широко рекламировалось в печати, на телевидении и радио. Журналисты не жалели слюней, чтобы расписать подробности преступления и мерзавцев, его совершивших. В "День милиции" наградили "отличившихся" и даже одного... свидетеля, разумеется, лже.

Ребята надеялись на открытый суд, где они бы отказались от признаний и рассказали о пытках. Один из них пытался доказать, что он вообще никогда не был в Огре. Куда там! Их никто не слушал. Общественное мнение было хорошо подготовлено и жаждало мести. Адвокаты помогали обвинению (отсюда и поговорка уголовников "адвокат - второй прокурор"). Одного из ребят приговорили к расстрелу, двоих к длительному заключению. Приговор публика встретила аплодисментами!

К счастью, парня расстрелять не успели: настоящий преступник сознался в убийстве. Ему не поверили! Не хотели! И полгода проверяли, а пока ребята сидели в тюрьме. Но все же, их, "скрипя сердцем" (как говорят некоторые старушки) пришлось реабилитировать.

Только потому, что процессу дали слишком широкую рекламу и слишком громким стал провал, замять его не удалось, и против виновников возбудили уголовное дело. Председательствовавший судья Грант в наказание был отправлен, куда бы вы думали? В адвокатуру!

Во время следствия по делу троих ребят следователь спросил "народную заседательницу" Верховного суда Латвийской ССР (по правам в процессе она - равноправный судья): "Вы слышали, как обвиняемые рассказывали об избиениях?" Она ответила: "А кто же сознается в преступлении, если его не бить?".

Этот ответ характерен для ментальности наших современных "правоохранительных" органов.

Подобные истории редко имеют такой счастливый конец. И когда по тем или иным причинам фальсифицированные дела лопаются, их участники остаются безнаказанными. Вы мне не верите? Тогда поверьте бывшему председателю Верховного суда СССР Теребилову. На вопрос журналиста, сколько уголовных дел возбудили суды против "правоохранителей" за такие фальсификации, ответ был краток, но красноречив - "Ни одного"! ("Литературная газета", 17.12.86.)

Этот вопрос ему был задан в связи с другим нашумевшим делом, названным "Витебским". Там было изнасиловано и убито маньяком 36 женщин. За это последовательно было осуждено 14 человек! Один из них был расстрелян! Один был освобожден досрочно - ослеп в заключении. Один полностью "отсидел" 10 лет. Остальных освободили, когда нашли подлинного преступника. Но все они дали "признательные" показания! Подвергали истязаниям даже "свидетелей". Конечно, обвиняемые рассчитывали на суд скорый, правый и милостивый... Напрасно! И таких дел множество. Большинство раскрытых фальсификаций и реабилитаций осужденных (в том числе посмертных) происходит либо в результате хорошей работы следователя, как в "Витебском" деле, соединившего все 36 дел по почерку убийцы, либо как в латвийском деле - в результате случайного появления подлинного преступника.

Как это происходило, пишет юридический обозреватель "Известий" Ю. Феофанов. "Совершено дикое преступление. "На ковер" вызывают (обратите внимание на безличный оборот! Кто вызывает? Обычно, секретарь обкома КПСС. - А.Т.) прокурора и милицейского начальника: "найти и обезвредить! Иначе... (Ю. Феофанов не осмеливается добавить: положишь партбилет! Не говорит он и о том, что босс дает краткий срок - 10 дней, две недели... - А.Т). Те дают указания подчиненным, те, в свою очередь... И ведь находят... Только не всегда того" ("Известия", 20.02.87. Разгар "перестройки").

Автор "темнит". Вроде босс требует найти настоящего преступника, а далее действует "испорченный телефон". Но босс заинтересован в том, чтобы успокоить общественное мнение, и знает практику не хуже меня. Он заинтересован в том, чтобы "закрыть" дело. Любой ценой! И это знают все "правоохранители". Поэтому, когда дело "разваливается", босс прикроет вассалов и будет защищать их до последнего. Правда, если это не удастся, он все свалит на них, и пусть попробуют сослаться на приказ!

Правда, сейчас следователи не так просты, они знают, что одним признанием не обойтись. И они закрепляют "царицу доказательств" другими "доказательствами". Находят "свидетелей" (готовят их так же, как и обвиняемых), сломленных обвиняемых ведут на место преступления, показывают, где и как все они совершили, заставляют это запомнить, фотографируют, снимают на видео. Потом в присутствии понятых заставляют их все повторить. Понятые становятся "свидетелями". Это на жаргоне "правоохранителей" называется "выводка".

Опытный судья, конечно, видит всю эту инсценировку, как зритель в театре видит бутафорию и декорации, знает, что Отел-ло не задушит Дездемону, и они выйдут раскланиваться после спектакля. Но зритель не будет вмешиваться в спектакль. Ведь весь театр строится на этой системе.

Более осторожные следователи сохраняют "чистые руки", поручая обработку обвиняемых уголовникам в СИЗО. Начальник уголовного розыска Иркутской области полковник Шевелев, узнав, что на него собирают "компромат" в связи с тем, что, расследуя одно уголовное дело, он вторгся в сферу деятельности партийной мафии, бежал и три года скрывался в тайге. Он говорит: "Комиссии важно было меня посадить, а в камере они могли руками осужденных сделать со мной все, что угодно, и даже убить" ("Известия", 05.12.88.)

Практика использования уголовников для "проведения" допросов третьей степени была хорошо знакома святилищу правосудия - Верховному суду СССР, но документальное доказательство я добыл только одно. - 22 сентября 1987 г. пленум Верховного суда СССР отменил приговор Иркутского областного суда от 25 апреля 1985 года (прикиньте, сколько времени сидят невиновные, пока ползет улита правосудия) по делу троих граждан, обвиненных в групповом изнасиловании с убийством, в связи с "применением незаконных методов расследования". Подсудимые отказались от признаний, сделанных "под воздействием содержавшихся с ними в одной камере Т., Ч., и X.". В чем выражалось "воздействие" высокие судьи не пишут, полагая, вероятно, что мы сами догадаемся, поскольку знаем, что за подобное деяние грозит расстрел.

Упоминавшийся X. даже написал заявление, что он "по поручению следственных органов (ну не трогательное ли сотрудничество "правоохранителей" с уголовниками? - А.Т.) действительно оказывал давление (?) на Б., и что о существе дела ему рассказывали следователь прокуратуры и сотрудник уголовного розыска". Такова "тайна следствия", скрываемая от прессы, но доверяемая "классово близким"! В постановлении ни слова осуждения виновников фальсификации. И Верховный суд не прекратил дело, а только направил на новое рассмотрение. А люди пока сидят (Бюллетень Верховного суда СССР, 1988, №1, с. 25).

Вы ошибетесь, читатель, если подумаете, что все это "преданья старины глубокой", и теперь, при расцвете у нас невиданных доселе "демократии", плюрализме, гласности, после тысячелетия христианства в России и двух тысяч лет после Рождества Христова "царицу доказательств" свергли с ее трона.

Вот сообщение газеты "КоммерсантЪ" от 22 марта 2000 года: в Челябинске арестован начальник криминальной милиции Варнинского РОВД Сурайкин и два подчиненных ему "опера" за избиения и пытки. Он лично принимал участие в избиениях, заставляя людей сознаться в преступлениях, которых они не совершали. О том, что это вообще обычная практика для "моей милиции", которая, если верить классику, "меня бережет", говорит то, что только в феврале в суд было направлено дело двух сотрудников Сурайкина, которые не только избивали гражданина, но еще и обворовали его.

Этот случай свидетельствует также о том, что блюстителям беззакония ничего не угрожает, и никакого страха перед судом (свои люди! Те же "правоохранители"!) они не испытывают.

Для этого должно пройти еще много-много лет, а главное -произойти глубокие изменения в сознании, мышлении, менталитете и правящей номенклатуры, дающей нереальные сроки для поимки преступников, и рядовых исполнителей, полагающих, что если человека не бить, то он никогда и не сознается в преступлении.

"Известия" писали об отношении граждан к милиции: "до участкового не достучишься, в милицию не пойдешь - туда явиться страшнее, чем в воровской притон".

"Новая газета", рассказав о случаях произвола милиционеров, в частности, в деле об одном убийстве, объявила акцию "Против произвола милиции в Москве" (№21, 1999). Благое дело, но почему только в Москве?

А после того, как "народный избранник", депутат от ЛДПР в Государственной Думе и одновременно водочный фабрикант Скорочкин застрелил двух человек из автомата, а Дума, естественно, отказала в лишении его депутатской неприкосновенности, конкурирующая мафия не стала дожидаться конца длительной процедуры и прикончила его самого. Милиция начала, под давлением Владимира Вольфовича (а это пострашнее, чем секретарь обкома!) активные розыски убийц его коллеги, то есть ловила правых и виноватых, и больше правых, чем виноватых. В Москве задержали вице-президента клуба бокса и тенниса г. Коломны Олега Липкина. При задержании у него якобы обнаружили гранату (обычный прием, как повод отправить в камеру: "находят" гранату, пистолет или пакетик анаши) и вместе с товарищами препроводили в 31 отделение милиции, где их начали "вести" к делу Скорочкина по обычному пути через "признательные показания". Адвокаты, которых допустили только через три дня, увидели их избитыми до того, что они мочились кровью (бьют по почкам, внешних следов не остается).

А во Владивостоке независимый журналист - 18-летний Алеша Садыков осмелился критиковать владыку Приморья, всесильного губернатора Наздратенко. "Его пытали по инструкциям гестапо: заламывали на дыбе, гасили окурки о спину, закручивали вокруг шеи проволоку. И с тупой настойчивостью быков выбивали признание: я, журналист Садыков, критиковал владивостокского и.о. мэра Толстошеина, потому что меня купил за 100 (сто) долларов бывший мэр Черепков..." ("Комсомольская правда", 24.11.94). Измученного пытками паренька редакция отправила лечиться за границу, чтобы он мог оправиться от свидания с блюстителями порядка.

Эта же газета 05.02.98 опубликовала статью "Камера пыток №306", в которой знакомила читателей с одним из самых распространенных способов добычи "признаний" - "слоником", не оставляющим внешних следов. (Впрочем, как показывает практика, в милиции не слишком этого боятся.) Способ этот состоит в том, что подследственного сажают на стул, сзади связывают руки, надевают противогаз и зажимают шланг, перекрывая кислород. Иногда для усиления эффекта впрыскивают слезоточивый газ, а за неимением оного (милиция у нас бедная) просто нашатырь. Тоже действует неплохо.

Из той же статьи: в Саранске ограбили "комок" (комиссионный магазин), ранив продавщицу. Задержали некого Лавренева, избивали, а когда стали готовить "слоника", он, чтобы получить передышку, назвал случайную фамилию знакомого. Когда "опера" установили подвох, они взялись за Лавренева серьезнее. Под пытками он назвал фамилию другого знакомого - Олега Игонина. Глубокой ночью за ним пришли четыре "опера" и отвели в кабинет №306, где Игонина уже ждал пресловутый "слоник". Истязали Игонина до потери сознания (кстати, прекращение доступа кислорода в мозг ведет к умиранию мозга и коме). Затем кто-то крикнул: "Мужики! Он же ни хрена не дышит!" Начали делать искусственное дыхание. Вызвали "Скорую". Поздно. Заключение: "Смерть Игонина наступила от механической асфиксии". Врачам "Скорой" истязатели сказали: "Игонин умер сам. Ему стало плохо и он задохнулся". Семь человек попали на скамью подсудимых. (Из них двое также участвовали в избиениях по делу об угоне трактора - о нем ниже.)

В последнем слове подсудимые взывали: "Мы выполняли указания и не могли ослушаться. Никто не хотел смерти Игонина".

В деревне угнали трактор. По доносу деревенского "стукача" задержали шофера Шубина. С ним поступили "помягче" - заставили встать в позу горнолыжника, согнуть колени и вытянуть вперед руки (попробуйте так стать и посмотрите, сколько сможете простоять). "Опера" играли в карты, а он должен был стоять, не меняя положения. Когда менял - били. Измученный Шубин назвал братьев Абрамовых и водителя Деркаева.

Необычным было то, что Абрамовы были коллегами палачей - инспекторами ГАИ. Из Василия Абрамова "признательные показания" выбивали... томиком Уголовно-процессуального кодекса! Достойное применение следственных законов! В той же упомянутой статье из "Комсомольской правды" не разъясняется, как это делают, и читателю может показаться, что это и не пытка вовсе. Но это не так. Для этого способа нужна любая книжка, но, как вы можете догадаться, сочинений Пушкина в отделении милиции не держат. Книжку кладут на голову и бьют по ней кулаком. Попробуйте. Тоже могут убить, вызвать сотрясение мозга с необратимыми последствиями, но следов избиения не остается. Так что, если кому-нибудь придет в голову организовать музей современных пыток, он совсем не произведет впечатления. Противогаз, томик УПК, солдатский ремень, пузырек с нашатырем...

Потом применили "слоника", впрыскивали в шланг нашатырный спирт. Потом били пряжкой ремня по половым органам... К утру его привели в кабинет начальника угро (уголовного розыска), где он упал на колени и, плача, умолял его пощадить, поскольку того трактора он в глаза не видел. Тогда его били по ушам (не говоря о боли, могут лопнуть барабанные перепонки). Потом скрутили в дугу, руки и ноги сковали наручниками и для пущего смеха катали колесом по полу (уровень милицейского юмора).

Шофер Деркаев - спецназовец, штурмовал дворец Амина, прошел Афган. И тоже плакал под пытками в милиции. Ему сломали ребро, били по половым органам, применяли "слоника"... Надо понять, что это все и ломает душу, унижает...

Н. Абрамов - человек огромной физической силы. Выдержал страшные пытки. А привели его в милицию в милицейской форме и после пыток отправили в камеру к уголовникам, зная, как те "любят" ментов. Очевидно, надеясь, что те доделают их "работу". Там Абрамов пластом пролежал 26 суток. После чего его выпустили за отсутствием улик.

На процессе по делу палачей в Верховном суде Мордовии последние слова истязателей звучали так красиво, так трогательно, что одна из народных заседательниц расплакалась.

В Курске нашли трупы мужчины и женщины. Когда убивают женщину, первый подозреваемый - ее муж, и наоборот. Муж убитой женщины был врач-нарколог Воронин. С женой он не жил уже два года. Но какое это имеет значение, если он с ней не развелся? К нему прямо на работу явились работники милиции, вежливенько попросили пройти с ними в отделение "побеседовать". На следующий день из наркодиспансера позвонили сестре Воронина и спросили, почему он не явился на работу? Она позвонила в милицию и услышала: "Воронин умер в 24 часа от остановки сердца". Ни сестру, ни отца умершего не известили о его смерти. Впоследствии начальник областного УВД генерал Волков ответил сестре: "А где в законе записано, что мы обязаны об этом кого-то извещать?"

Вскрытие потрясло видавших виды судмедэкспертов. После "беседы" в отделении у умершего оказалось: 12 сломанных ребер, причем почти каждое сломано в нескольких местах, разрыв капсулы и ткани селезенки, разрыв легочной плевры и ткани левого легкого и т.д., и т.п. (список - 6 страниц на машинке). Очевидно, "беседовал" мастер своего дела.

И действительно, майор милиции Кузнецов - мастер восточных единоборств, имеет черный пояс и стаж работы в милиции - 9 лет. В милиции он приобрел заслуженный авторитет. И его иногда приглашали в другие отделения "на гастроли" в особо тяжелых случаях, когда подозреваемые ну никак не давали "признательных показаний", особенно, когда не в чем было сознаваться. А он успешно добивался "сознанки". Конечно, если человек оставался жив.

Его коллеги дали ему прозвище "Ха Ху", ибо, кроме душераздирающих воплей из его кабинета, неслись и его возгласы, сопровождавшие удары: "Ха Ху". Возгласы эти коллег не беспокоили. Очевидно, они считали это нормальным при допросах.

А самое интересное то, что редакция "Новых Известий" (16.01.98) занялась расследованием этого дела по жалобе палача в правозащитную организацию!

Он писал: "Обращаюсь к вам с просьбой помочь мне как жертве произвола и беззакония со стороны прокуратуры". Следствие по делу о смерти врача-нарколога было затруднено потому, что коллеги всячески выгораживали убийцу. Пытались, в частности, свалить вину на сидящих в камерах уголовников. Привлекали к делу даже совершенно непричастного человека...

Таким образом, мы не слишком далеко ушли от средневековья. Разница лишь в том, что сейчас эпоха стала более лицемерной. Тогда официально короновали "царицу доказательств" и применяли пытки. Сейчас власти отрицают повсеместное применение пыток и господство "царицы доказательств". Следователи говорят: "Признайся, лучше будет!" и вынуждают к "признательным показаниям" или "явке с повинной", обещая всякие блага. Гражданин думает - на открытом суде я расскажу, как меня вынудили дать "признательные (по-русски это слово означает "благодарные") показания", суд разберется. Но обвинительный приговор ему обеспечен. Исключения бывают, но редко.

О презумпции невиновности вспоминают только тогда, когда речь идет о главарях преступных группировок, убийц, когда люди спрашивают, почему они гуляют на свободе.

По одному делу об истязаниях член Совета по судебной реформе при президенте РФ (!!!) В. Абрамов в письме на имя Генерального прокурора Скуратова писал о том, что за восемь месяцев, прошедших после истязаний подследственных, никто не привлечен к уголовной ответственности. Он сделал вывод: "Мы видим перед собой хорошо организованную и отлаженную систему - "фабрику пыток", с многообразием пыточных средств и орудий, специально обученными палачами-истязателями, прошедшими стажировку на живых людях в Чечне" ("Совершенно секретно", №11, 1997).

Российские и международные правозащитные организации собрали огромное количество фактов о применении пыток в России. Доклад Международной амнистии "Пытки в России. Этот ад, придуманный людьми", опубликованный в апреле 1997 года, шокировал мировое сообщество. Однако никакой реакции со стороны российских ведомств (в том числе и Прокуратуры) на этот доклад не последовал.

Это страшно. Это разлагает общество, лишает его веры в законность и справедливость.

Но еще страшнее для российского общества то, что когда сломленные пытками люди признаются в преступлениях, которых они не совершали, подлинные убийцы, насильники и грабители, с каждым разом наглея, разгуливают на свободе.

Все это очень печально и нисколько не соответствует названию книги. От названия читатель ждет чего-то развлекательного, но слово "занимательная" не означает "забавная", оно более соответствует слову "интересная". Мне кажется, что читатель должен разобраться с тем, что происходит с юстицией в нашей стране и презумпцией невиновности, в частности”[66].

 

Судебно-следственные ошибки могут быть связаны не только с нарушением правовых норм сотрудниками правоохранительных органов и судьями, но также и с самооговором заподозренных, подозреваемых, обвиняемых, подсудимых, а также с редким неблагоприятным стечением жизненных обстоятельств, когда вокруг невиновного человека “стягивается” цепь сильных косвенных улик.

Примером здесь может служить фабула одного из самых известных романов мира – “Братьев Карамазовых” Ф.М. Достоевского. Напомним читателю, что Дмитрий Карамазов был осужден судом присяжных за убийство своего отца Федора Карамазова, несмотря на то, что убийства этого он не совершал. Присяжные по делу Д. Карамазова, были, вне сомнения, людьми “среднеразумными” и “среднедобросовестными”. Государственный обвинитель представил им доказательства вины Д. Карамазова:

1. Между отцом и сыном существовали очень плохие отношения вследствие двух причин. Во-первых, Д. Карамазов был убежден в том, что Ф. Карамазов обманул его в денежных делах, не выплатив часть наследства после смерти матери. Речь шла о крупной денежной сумме в несколько тысяч рублей (в современном исчислении – о пятизначной сумме, выраженной в долларах или евро). Во-вторых, Д. Карамазов и Ф. Карамазов одновременно страстно влюбились в одну и ту же женщину (Аграфену Светлову), которая, на момент убийства, еще не выбрала ни одного из них. В связи с действием этих двух причин накануне убийства Д. Карамазов дрался с Ф. Карамазовым, обещал при свидетелях его убить.

2. Д. Карамазов очень сильно нуждался в деньгах, в первую очередь, чтобы вернуть своей бывшей невесте долг в сумме 3.000 рублей. Д. Карамазов должен был передат