Использование фикции “среднего” человека при установлении субъективной стороны преступления.

 

Рассмотрев фикцию "среднего" человека как общеправовую фикцию, перейдем к анализу фикции социально ответственного среднедобросовестного (среднеразумного) человека в уголовном праве РФ.

На этой фикции, как представляется автору монографии, основана (не полностью, но в некоторой своей части) конструкция вины в уголовном праве.

Одно из лучших определений вины в российской уголовно-правовой науке, как представляется, дал В.А. Якушин: “вина есть психическое отношение лица к совершаемому им общественно опасному и уголовно-противоправному деянию, выраженное в определенных законом формах, раскрывающих связь интеллектуальных, волевых и чувственных процессов психики лица с деянием и являющихся в силу этого основанием для субъективного вменения, квалификации содеянного и определения пределов уголовной ответственности”[482].

Очень хорошее определение дал А.И. Рарог: "Вина есть психическое отношение лица в форме умысла или неосторожности к совершаемому им общественно опасному деянию, в котором проявляется антисоциальная, асоциальная либо недостаточно выраженная социальная установка этого лица относительно важнейших социальных ценностей"[483].

В другой своей работе проф. А.И. Рарог глубоко раскрывает такое понятие как социальная сущность вины.

Он пишет, в частности, следующее: “До середины 70-х годов XX в. наиболее распространенным был взгляд на социальную сущность вины как на отрицательное отношение лица к важнейшим интересам общества, выраженное в общественно опасном деянии. Благодаря вине деяние является не просто объективно противоправным, но и свидетельствует об определенном отрицательном отношении правонарушителя к интересам общества либо к правам и законным интересам отдельных граждан. По мере все более глубокого изучения аксиологических (ценностных) аспектов права некоторые ученые стали приходить к выводу, что категория "интерес" является слишком узкой и входит в более широкое понятие "ценности". Кроме того, определение социальной сущности вины через категорию ценностей стало необходимым еще и потому, что вина служит обоснованию отрицательной оценки, осуждения преступника, следовательно, определение вины должно нести этическую нагрузку, которую интерес, в отличие от ценности, не несет. (См.: Демидов Ю. А. Социальная ценность и оценка в уголовном праве. С. 111).

Поэтому более точным представляется определение социальной сущности вины как неправильного отношения к наиболее важным ценностям общества, которое выражено в общественно опасном деянии. (См.: Там же. С. 112).

В приведенных определениях вызывает сомнение правомерность характеристики отношения к социальным ценностям во всех случаях как отрицательного.

(...) В большинстве случаев ценностные ориентации субъектов неосторожных преступлений гораздо ближе к направленности благополучных в криминальном отношении граждан, чем к ориентациям лиц, совершающих преступления умышленно. Поэтому вряд ли правильно одним и тем же термином характеризовать искаженное отношение к социальным ценностям лиц, совершающих преступления с умыслом, и лиц, виновных в совершении преступлений по неосторожности. Отношение последних к признанным социальным ценностям общества точнее определять не как отрицательное, а как недостаточно бережное либо недостаточно внимательное. Оно может иметь различные оттенки: пренебрежение, беспечность, невнимание, недостаточное внимание. Но при этом общественно опасный результат всегда является для виновного нежелательным и неожиданным.

Таким образом, социальную сущность вины составляет отрицательное (что характерно для умысла) либо пренебрежительное, или недостаточно внимательное (что характерно для неосторожности) психическое отношение к основным социальным ценностям, проявившееся в конкретном преступном деянии.

Одним из основных показателей, характеризующих вину, является ее степень. Так же как и понятие сущности вины, понятие степени вины в уголовном законодательстве отсутствует и в настоящее время носит теоретический характер. Тем не менее теоретическая разработка степени вины имеет определенное практическое значение, тем более что судебная практика применяет это понятие достаточно широко. Для дальнейшего внедрения этого показателя вины в судебную практику его необходимо максимально конкретизировать и разработать определенные показатели объективного характера.

Степень вины изучали многие ученые, но единства в трактовке этого понятия до сих пор не достигли, как и в толковании многих других уголовно-правовых понятий, носящих оценочный характер. Задача науки уголовного права заключается в том, чтобы приспособить это понятие к нуждам судебной практики, снабдив его объективными критериями.

(...) Следует подчеркнуть, что степень вины - это количественная характеристика не юридической, а социальной сущности вины, а именно характеристика глубины деформированности социальных ориентаций субъекта. Она определяется не только формой вины, но и особенностями психической деятельности лица в процессе совершения преступления, целями и мотивами его поведения, личностными особенностями и т. д”[484].

В гражданском праве понятие о вине сложнее, чем в уголовном праве. Во-первых, используется понятие умысла и неосторожности, заимствованные из уголовного права[485]. Во-вторых, в гражданском праве существует дополнительное (и весьма при этом важное) разделение неосторожности на грубую неосторожность и простую (или легкую) неосторожность. "Грубую неосторожность, - пишет В.А. Тархов, - можно определить как совершение поступка, неправильность которого очевидна для всякого, совершающего его. Например, оставление под открытым небом предмета обязательства, не очень боящегося сырости, и в сухую погоду, если затем внезапно пойдет дождь, явится простой неосторожностью, а оставление в таком же месте и в предвидении дождя предмета, который нужно беречь от влаги, будет, по меньшей мере, грубой неосторожностью"[486].

“Сущность неосторожности, - пишет М.Ф. Лукьяненко, - удачно была выделена римскими юристами. Напомним, что неосторожность рассматривалась ими как "оборотная сторона" той осмотрительности, которую должен проявлять участник договора, чтобы обеспечить его исполнение, когда необходимые требования внимательности и осмотрительности не соблюдались, следствием этого становилась неосторожность. (См.: Иоффе О.С., Мусин В.А. Основы римского гражданского права. Л.: Изд-во ЛГУ, 1974. С. 108 – 109).

Это понимание не утратило своего значения в современном гражданском праве. По широко распространенному мнению, неосторожность как форма вины заключается в несоблюдении определенных требований осмотрительности и внимательности, предъявляемых к участникам гражданского оборота. (См.: Иоффе О.С. Ответственность по советскому гражданскому праву. Л., 1955. С. 144). В немецком праве небрежность определяется в законе. В соответствии с параграфом 276 Гражданского уложения Германии лицо, которое пренебрегает необходимой в обороте заботливостью, действует неосторожно. Этот масштаб, как мы видим, является более строгим, так как предполагает необходимую, а не обычную осмотрительность.

Итак, как бы разнообразно ни складывались обстоятельства, в которых имеет место неосторожность, в любом случае обязанное лицо не сделало того, что должно и могло сделать, или сделало то, чего не должно было делать. Лицо вело себя виновно неосторожно, потому что действовало без должного расчета, нужного размышления, без необходимого внимания, выдержки, затрат времени.

Заметим, что законодатель не дает определения понятий грубой и простой неосторожности. Их определяют цивилистическая наука и судебная практика. Так, В.Т. Смирнов и А.А. Собчак указывали, что при легкой неосторожности соблюдаются элементарные требования предусмотрительности, но обстановка требует большей предусмотрительности и внимательности. (См.: Смирнов В.Т., Собчак А.А. Общее учение о деликтных обязательствах в советском гражданском праве. Л., 1983. С. 81). В качестве критерия выделения грубой неосторожности в литературе предлагают признавать непроявление должником той минимальной степени заботливости и осмотрительности, какую можно было бы ожидать от всякого участника имущественного оборота, окажись он на месте должника, и непринятие должником очевидных (хотя бы элементарных) мер в целях надлежащего исполнения обязательств. (См.: Брагинский М.И., Витрянский В.В. Договорное право: Общие положения. М.: Статут, 1997. С. 613).

Таким образом, при простой неосторожности степень заботливости и осмотрительности лица в принятых мерах выше минимальной, но ниже требуемой по характеру обязательства и условиям оборота. При несоблюдении не только этих требований, но и минимальных, понятных каждому, неосторожность считается грубой. "Грубая вина - это чрезвычайная небрежность, то есть непонимание того, что все понимают". (См.: Римское частное право / Под ред. И.Б. Новицкого и И.С. Перетерского. М., 1997. С. 327)”[487].

А.М. Хужин предлагает внести изменения в ст. 401 ГК РФ. Не со всеми предложениями А.М. Хужина об изменении текста ст. 401 ГК РФ можно согласиться, но, все-таки, часть предложений А.М. Хужина представляется обоснованной. В частности, нет возражений против следующих предложенных А.М. Хужиным формулировок: “Легкая неосторожность выражается в непроявлении лицом повышенной степени заботливости и осмотрительности, какую можно было ожидать от него, и непринятие им всех возможных мер в целях надлежащего исполнения обязательства”; “Грубая неосторожность выражается в непроявлении лицом той минимальной степени заботливости и осмотрительности, какую можно было ожидать от любого участника гражданского оборота, и непринятие им очевидных мер в целях надлежащего исполнения обязательства”[488].

Е.А. Суханов пишет: “Гражданское законодательство отказалось от традиционного для уголовно-правовой сферы подхода к пониманию вины… Вина в гражданском праве рассматривается не как субъективное, психическое отношение лица к своему поведению, а как непринятие им объективно возможных мер по устранению или недопущению отрицательных результатов своих действий, диктуемых обстоятельствами конкретной ситуации… Вина переводится из области трудно доказуемых субъективных психических ощущений конкретного человека в область объективно возможного поведения участников имущественных отношений, где их реальное поведение сопоставляется с определенным масштабом должного поведения”[489].

В.М. Болдинов пишет о том, что в науке гражданского права не имеет однозначного решения вопрос о критерии установления возможности предвидения правонарушителем вредных последствий своего неосторожного деяния (действия или бездействия). “Цивилистике известны два основных подхода к решению этой проблемы: применение субъективного (Б.С. Антимонов, О.С. Иоффе и др.) и объективного (Х.И. Шварц, Л.А. Лунц, Е.А. Флейшиц, Г.К. Матвеев и др.) критериев определения этой возможности (невозможности). Суть первого заключается в учете возможности к предвидению конкретного причинителя, а второго – в сравнении психических возможностей причинителя с сознанием идеального, разумного (в той или иной степени), “среднего” индивида. Подобные приемы (масштабы) определения неосторожной вины известны со времен римского частного права[490].

О.С. Иоффе отмечал, что сторонники объективного критерия рассматривают вопрос не столько о вине, сколько о противоправности, ибо вместо исследования возможности предвидения (признака, имеющего субъективный характер) ими в основном исследуется критерий “долженствования”. (См.: Иоффе О.С. Ответственность по советскому гражданскому праву. Л., 1955. С. 148.)[491].

Представляется полезным процитировать работу дореволюционного профессора-цивилиста Я.А. Канторовича (1859-1925) “Основные идеи гражданского права”, изданную в 1928 г. (цит. по изданию 2009 г.):

“Самое понятие вины в смысле юридическом является понятием определенного содержания. Вина есть нарушение известных существующих обязанностей, которые общим образом заключаются в правиле не причинять никому вреда - neminem laedere, - все равно, предусматривается ли каждая отдельная обязанность прямо и конкретно в положительном законе, или она вытекает из требований общежития, из требований правопорядка, или устанавливается волею договорившихся. Правовой порядок не только требует воздержания от действий и упущений, запрещаемых законом, но также налагает на каждого обязанность применять в своей деятельности всю возможную обдуманность и внимательность, какая требуется, дабы эта деятельность всегда находилась в согласии с правами и интересами других людей. Вина, следовательно, есть акт незаконный или противный правовому порядку. Только при наличности этого момента - неправомерности деяния - право интересуется поведением человека, его виною. Если лицо не обязано что-нибудь делать или чего-нибудь не делать, - оно невиновно в юридическом смысле, делая или не делая этого. В этом заключается отличие юридической вины от вины моральной, от вины в житейском смысле. Характер неправомерности в поведении лица устраняется только или в определенных случаях, указываемых законом (в случаях законной обороны, крайней необходимости, принуждения законной власти), или при добровольном согласии потерпевшего (volenti non fit injuria).

Другой элемент юридической вины - наличность вторжения в чужую правовую сферу. Где нет налицо нарушенного чужого права в виде причиненного личного или имущественного вреда, - там нет вины в юридическом смысле, нет ответственности юридической. И в этом отношении юридическая вина отличается от вины против морали или против правил житейского обихода.

Таково объективное содержание понятия вины. С субъективной стороны для наличности вины требуется свободная и полная сознательность деликвента, воля его к совершению вредоносного деяния или к достижению вредоносного результата. Где нет этой сознательной воли (у лиц неволеспособных - малолетних, безумных) или, где воля парализуется (в случаях непреодолимой силы, уничтожающей сознательную самодеятельность лица и делающей его пассивным орудием),- там нет вины. Следовательно, вина в субъективном смысле есть неправомерное направление воли.

Вина может проявляться в двух формах - в форме умысла (dolus) и в форме неосторожности (culpa). Различие между ними весьма метко характеризуется немецкими юристами, которые определяют умысел как упречность воли (Willensmangel), а неосторожность, как упречность интеллекта (Wissensmangel).

В области гражданского права - как договорных отношений, так и деликтных обязательств - вина проявляется преимущественно в форме неосторожности и определяется как нерадение, небрежность, непредусмотрительность в исполнении добровольно принятых на себя или возложенных законом обязанностей к другим лицам и их имуществу. В этом гражданском смысле определяемое понятие вина представляется понятием относительным. Оно зависит от степени радения, требуемой от должника: чем больше эта степень, тем более расширяется понятие вины. Степень же требуемого радения не может быть одинакова, а зависит в каждом данном случае от условий, в которых проявляется деятельность человека. Поэтому понятие радения получает значение юридического момента, и еще римское право считало необходимым подробно остановиться на этом понятии. Как известно, оно различало два вида его: (1) diligentia quasi diligens familias, т.е. радение, предполагаемое у каждого среднего добропорядочного домохозяина, радение в отвлеченном смысле (diligentia in abstracto, и (2) diligentia quam quis suis rebus adhibere solet, т. е. радение, которое должно было бы соблюдать данное лицо в своих личных делах, радение индивидуальное, конкретное (diligentia in concrete). Отсутствие одного из этих двух видов радения обусловливает собою вину или - что то же самое - неосторожность (culpa), которую римские юристы разделяли на три степени: culpa lata, culpa levis, culpa levissima, требуя большого или меньшого радения в зависимости от типа договорных отношений и тем раздвигая или суживая пределы вины в каждом данном случае.

Эта градация радения и обусловленные ею степени вины (неосторожности) отчасти сохранились в современных законодательствах. Германское уложение не довольствуется ординарною меркою радения в смысле римской diligentiae patris familias, т. е. обыкновенного рачительного домохозяина, а требует специального радения, вызываемого в каждом данном случае деловыми особенностями оборота ("im Verkehr erforderliche Sorgfalt" - § 276). Равным образом германское торговое уложение устанавливает в торговых делах рачительность специальную - "добропорядочного купца", "добропорядочного делового человека", добропорядочного возчика, добропорядочного кораблехозяина" и др. Также швейцарское обязательственное право требует предусмотрительности свойственной не просто человеку, доброму хозяину, а человеку деловому (§ 99).

В германской литературе указывается, что отвлеченное выражение "рачительность добропорядочного хозяина" (diligens bonus) pater familias) есть теоретически бессодержательное выражение (Gierke, Holder], что bonus pater familias есть "Durchschnitsphilister" (Liszt) "ein Wesen ohne Fleisch und Blut" (Brodmann - "Ординарный обыватель", "существо без мяса и крови"), и на место этого понятия выставляется понятие рачительности, более конкретизированное, индивидуализируемое признаками, взятыми из практической жизни. Поэтому судья должен принимать в соображение, "требуемую заботливость" не вообще рачительного хозяина, а человека данного круга жизни, данной деятельности призвания, со всеми индивидуальными особенностями его, зависящими от его духовных и физических сил, пола, возраста, образования, имущественного положения и т. д.

Понятие "добропорядочный отец семейства" (bonus pater familias), которое принято во французской и многих других законодательствах и которое было введено в первоначальный проект германского уложения, в качестве масштаба правомерного образа действий, подвергается меткой критике со стороны проф. Менгера в его известной книге "Гражданское право и имущественные классы населения". Хотя, говорит Менгер, мы нигде не найдем определения понятия о "порядочном отце семейства", но из многочисленных постановлений гражданских кодексов можно составить себе ясное представление об этом жалком создании, играющим роль нормального человека юриспруденции. Если порядочный отец семейства оставляет без помощи в опасности и нужде человека, которому он легко мог бы помочь, то он оправдывается тем, что порядочный отец семейства должен заботиться добросовестно и усердно только о своих домочадцах и о своем имуществе. Если он соблазнил девицу и она требует вознаграждения, то он отвечает соблазненной, что она ведь не была лишена "свободы воли", а тот, кто добровольно согласился на вредное для него самого действие, не имеет права на возмещение убытков. Если рабочий расстроил свое здоровье или лишился своей работоспособности на службе у этого добропорядочного отца семейства или занимая вредное для здоровья помещение в его доме, то он говорит в утешение пострадавшему, что он исполнил в точности свои обязанности согласно договору. Если порядочный отец семейства закрыл своему соседу окна выстроенной им стеной без всякой пользы для себя и исключительно из злобы, то он ссылается на постановления закона, в силу которых, кто пользуется своим правом, тот не подлежит никакой ответственности. В гражданских кодексах можно набрать еще много других подобных ответов добропорядочного отца семейства, который в действительности есть ни что иное, как тип своекорыстия и эгоизма имущих классов, представляющий собою яркую иллюстрацию буржуазного имущественного права.

Менгер предлагает заменить понятие "порядочного отца семейства" понятием "добросовестного человека" и различать три формы вины: злой умысел, нерадение и своекорыстие, понимая под нерадением отсутствие должной заботливости, свойственной всякому разумному человеку, и под своекорыстием - отсутствие заботливости об интересах других людей свойственной добросовестному человеку. Благодаря этому, естественным образом расширилась бы сфера недозволенных действий, обязывающих к возмещению вреда, и вместе с тем была бы сделана попытка поднять нормального человека современной юриспруденции, замыкающегося в узком кругу своих эгоистических интересов, от нулевой точки нравственности на более высокий уровень, без чего никогда не удастся осуществить реформы частного права в духе социальных требований.

По мнению Менгера, вообще следовало бы выделить из системы частного права отношения, возникающие из недозволенных действий, оставив в обязательственном праве гражданского кодекса только нормировку договорных отношений. Правила о возмещении вреда и убытков, возникающих из недозволенных действий, должны были бы составить особый кодекс. Обнимающий собою карательные постановления, как общего, так и полицейского и административного права, о разного рода недозволенных действиях, и также частноправовые нормы, регулирующие гражданские последствия недозволенных действий”[492].

 

Рассмотрим теперь конструкцию вины в зарубежном уголовном праве.

И.Д. Козочкин в книге “Уголовное право США: успехи и проблемы реформирования” пишет:

“Авторы Примерного УК в основном исходят из того, что виновность (culpability) - это психическое отношение лица к деянию и его последствиям.

Вместо существовавших ранее в доктрине трех основных форм виновности (намерения, примерно представлявшего собой прямой умысел, неосторожности - косвенный умысел и легкомыслие и небрежности), а также их различных комбинаций (Такое положение сохраняется в современном английском уголовном праве - доктрине и судебной практике. Законодательно институт вины еще не урегулирован), Примерный УК предложил четыре формы или, как еще говорят, уровня виновности: "Лицо не является виновным в совершении посягательства, если оно не действовало с целью, с осознанием (заведомо), неосторожно или небрежно в зависимости от того, что требуется по закону в отношении каждого из материальных элементов посягательства" (п. 1 ст. 2.02).

Эти формы виновности определяются применительно к вышерассмотренным, по терминологии Примерного УК, материальным элементам преступления - к поведению, сопутствующим обстоятельствам и результату, но не обязательно ко всем трем. Элементный подход, или анализ, как еще говорят американские ученые, по праву считается одним из важнейших достижений авторов Примерного УК и, как будет показано ниже, реформы американского уголовного права.

Указанные формы виновности по Примерному УК (п. 2 ст. 2.02) применительно к результату можно изложить следующим образом, сопроводив небольшими комментариями.

Лицо действует "с целью" в отношении результата, если его сознательная цель - причинение такого результата. П. Робинсон пишет, что, хотя обычно уголовное право относится к мотиву безразлично, цель показывает, что лицо, причиняя определенный результат, имеет какой-то конкретный мотив.

Лицо действует "осознанно" (заведомо) в отношении результата, если оно, не преследуя цели достижения результата, осознает, что его поведение практически наверняка причинит такой результат. Отличие осознанного поведения от поведения "с целью" состоит в том, что лицо не желает вызвать результат.

В отличие от "цели" и "осознания" определения двух других форм виновности применительно к результату представляются менее четкими. (Применительно к поведению неосторожность и небрежность не определяются).

Лицо действует "неосторожно" в отношении результата, если оно "сознательно пренебрегает" существенным и неоправданным риском наступления результата. Различие между второй и третьей формами виновности зависит от степени риска: в случае осознания он является очень большим (выражен словами "практически наверняка"), а в случае неосторожности - "существенным".

Лицо действует "небрежно", если оно не осознает существенного и неоправданного риска наступления результата, однако должно это понимать. Небрежность отличается от неосторожности, а равно от других форм виновности, неосознанием последствий поведения (риска их наступления). Поэтому, а также поскольку в случае применения наказания за преступление, совершенное по небрежности, трудно говорить о его предупредительном воздействии, некоторые ученые считают, что "небрежность" не должна быть уголовно наказуема (порицаема) и не может быть основанием уголовной ответственности. (См: Danforth F. The Model penal code and degrees of criminal homicide // 11 Am. U.L. Rev. 1962. P. 147). Вероятно, в силу указанных причин деяние, совершенное по небрежности, карается в исключительных случаях, в таких как убийство. (СНОСКА: Хотя законодатели некоторых штатов отказались от установления уголовной ответственности и за общее совершенное по небрежности убийство (см., например, УК штата Нью-Джерси)).

Из анализа п. 3 ст. 2.02 можно сделать вывод о том, что первые три формы виновности - основные, а четвертая - второстепенная. (В этом пункте говорится, что если закон не предусматривает формы виновности, достаточной, чтобы образовать материальный элемент преступления, этот элемент образуется, если лицо действует в отношении него с целью, осознанно или неосторожно. Но здесь надо иметь в виду, что если закон не предусматривает форму виновности, то может встать вопрос о возложении строгой ответственности).

Различие между неосторожностью и небрежностью также состоит в том, что в первом случае проявленное деятелем пренебрежение включает в себя "грубое отклонение от стандарта поведения, которого на месте деятеля придерживалось бы законопослушное лицо", а во втором - неосознание риска деятелем включает в себя "грубое отклонение от стандарта осторожности, которого на месте деятеля придерживалось бы разумное лицо". Обращает на себя внимание то, что для установления неосторожности авторы Примерного УК предлагают использовать гипотетическую фигуру "законопослушного лица", а для установления небрежности - "разумного лица". Но они не дают даже примерные характеристики того и другого и вообще не указывают различий между ними. Не случайно в уголовных кодексах штатов, даже тех, которые испытали большое влияние Примерного УК, например Пенсильвании (ст. 302), в обоих случаях используется фигура "разумного лица", хорошо известная общему праву.

При установлении виновности субъекта суд задается вопросом: а как бы поступило в данной конкретной ситуации это "разумное лицо"? Если бы оно не совершило преступление, то субъект - виновен в содеянном. Некоторые разъяснения по вопросу о том, что представляет собой "разумное лицо", содержатся в Комментарии к Примерному УК, но в конечном счете они сводятся к рекомендации отдать решение вопроса "на откуп" судьям. (Авторы Комментария пишут: такие физические данные человека, как слепота или перенесенный только что сердечный приступ, должны быть приняты во внимание при решении вопроса об уголовной ответственности, а факторы наследственности и факторы, касающиеся интеллекта, а также темперамента - "не могут, не лишая критерий всей его объективности". Делая определенный крен в сторону субъективного подхода, они, по существу, признают, что разработчики Примерного УК не намеревались "устранить такого рода дискриминацию, а, скорее, оставить решение этого вопроса на усмотрение суда" (American law institute (ALI). Model Penal Code and Commentaries: Part I. Phil., 1985. Comment to § 2.02. P. 242)).

В уголовных кодексах некоторых штатов при определении неосторожности и небрежности отказались от использования традиционной для англо-американского права юридической фикции "среднего", или "разумного", человека в пользу субъективного подхода (см., например, ст.2901:22 УК Огайо).

В Примерном УК предусматривается естественная "иерархия" форм виновности: если в законе указана небрежность, то уголовная ответственность возможна при наличии любой вышестоящей формы виновности - неосторожности, осознания или цели (п. 5 ст. 2.02).

Новая четырехчленная классификация форм виновности с ее элементным анализом, предложенная Примерным УК, была воспринята уголовными кодексами многих, если не большинства, штатов. Однако они не пошли по пути копирования рекомендаций Примерного УК. По мнению американских ученых, некоторые штаты внесли коррективы в соответствующие положения Примерного УК, позволившие устранить их недостатки (а они, несомненно, есть[493]), другие штаты, внеся изменения в положения Примерного УК и не полностью осознавая значения этих изменений, создали дополнительные трудности.

Интересно, что иногда влияние Примерного УК было не прямым, а опосредованным. Так, в Комментарии к ст. 13А-2-2 УК штата Алабама отмечается: положения этой статьи заимствованы из ст. 305 УК штата Мичиган, положения последней - из УК штата Нью-Йорк, ст. 15.05, которая базируется на положениях ст. 2.02 Примерного УК.

Поскольку определения форм виновности в УК штата Нью-Йорк представляются более четкими, чем в Примерном УК, и оказали значительное влияние на законодательное регулирование института вины в других штатах, целесообразно здесь воспроизвести их с несущественными купюрами.

Лицо действует намеренно по отношению к результату или поведению... если его сознательной целью является причинение такого результата или осуществление такого поведения.

Лицо действует неосторожно по отношению к результату или обстоятельствам... если оно осознает и сознательно игнорирует существенный и неоправданный риск того, что результат наступит или что такие обстоятельства существуют. По своему характеру и степени риск должен быть таким, что его игнорирование составляет грубое отклонение от требований (стандарта) поведения, которые бы соблюдались разумным лицом в данной ситуации. (Далее говорится, что лицо, которое создает такой риск, но не осознает его только по причине своего добровольного опьянения, также действует неосторожно по отношению к такому риску).

Лицо действует с преступной небрежностью по отношению к результату или обстоятельствам... если оно не осознает существенный и неоправданный риск того, что такой результат наступит или что такие обстоятельства существуют. По своему характеру и степени риск должен быть таким, что его неосознание составляет грубое отклонение от требований (стандарта) внимательности, которые соблюдались бы разумным лицом в данной ситуации.

Новая концепция вины получила одобрение Верховного суда страны. В одном из своих решений он отметил, что четыре формы виновности (предложенные Примерным УК и воспринятые многими штатами) могут быть признаны как "точно определенные в праве и поддающиеся аналитическому разграничению". Однако на пути их практического применения на федеральном уровне существует серьезное препятствие - сохраняющаяся неразбериха в области института вины в Своде законов США, прежде всего в его разделе 18, который именуется "Уголовным кодексом".

Старые представления о вине и ее формах сохраняются и в некоторых штатах. Так, например, в ст. 20 УК Калифорнии (1872 г.) упоминаются две формы вины - намерение и преступная небрежность, но ни одна из них там не определяется. (Правда, из ст. 7, где содержатся объяснения терминов, можно составить представление, что такое намерение и небрежность. Первое - "просто подразумевает цель или желание совершить действие или осуществить бездействие" (п. 1). Небрежность – это "недостаток такого внимания в отношении характера и вероятных последствий действия или бездействия, которое проявляет благоразумный (предусмотрительный) человек, действующий в своих интересах" (п. 2). В Кодексе даются объяснения других терминов, относящихся к вине, таких как "злонамеренность" и "осознание"). Но даже в новых уголовных кодексах, т. е. принятых после опубликования Примерного УК (1962 г.), сохраняется прежнее неудовлетворительное решение вопросов вины. Так, в УК Миннесоты в подразделе 9 ("Психическое состояние") в ст. 609.02 ("определения") содержится понятие лишь намерения, причем весьма широкое: это не только цель сделать что-то или причинить соответствующий результат, но также осознание того, что какой-то факт существует или понимание того, что совершаемое действие, будь оно успешным, причинит соответствующий результат. В УК Джорджии, так же как в УК Калифорнии, упоминаются две формы вины - намерение и преступная небрежность, и ни одна из них не определена…

(…) В случаях, когда лицо, намереваясь причинить вред другому, случайно, например, промахнувшись, причиняет вред третьему лицу, оно на основании доктрины перемещаемого намерения может быть признано имевшим намерение причинить вред этому третьему лицу. Эта своего рода юридическая фикция, которая появилась в Англии еще в XVI в., в дальнейшем пустила глубокие корни в американской уголовно-правовой системе”[494].

В.Н. Додонов в монографии “Сравнительное уголовное право. Общая часть” (под общ. и науч. ред. докт. юрид. наук, проф., засл. деят. науки РФ С.П. Щербы. – М.: Издательство “Юрлитинформ”, 2010) пишет о том, что “в американском уголовном праве существуют преступления, для которых виновность не является обязательным элементом. Ответственность за такие преступления получила название "абсолютной", или "строгой" (strict liability). Для привлечения к уголовной ответственности в данном случае достаточно констатировать совершение лицом определенного в статуте действия либо бездействия.

В большинстве стран англо-американского права строгая ответственность, будучи исключением из общего правила, применяется только в случаях, специально предусмотренных законом. Например, в ст. 22 (алеф) Закона об уголовном праве Израиля содержится следующая норма: "Лицо будет нести строгую ответственность за преступление, если в законодательном акте указано, что такое преступление не требует доказывания преступного замысла либо небрежности".

В СШA Примерный Уголовный кодекс в качестве общего правила предусматривает, что лицо не может быть осуждено, если не доказана его виновность в отношении каждого материального элемента совершенного им деяния (ст. 2.02). Поэтому строгая ответственность в виде исключения допускается только в двух случаях (п. 1 ст. 2.05): а) когда совершено незначительное посягательство (нарушение), караемое штрафом; б) если деяние предусмотрено не Кодексом, а другим статутом, в котором прямо выражена воля законодателя возложить строгую ответственность за его совершение. Указанные положения Примерного УК были восприняты в законодательстве не всех американских штатов, поэтому в некоторых из них рассматриваемый институт используется гораздо шире. (См.: Козочкин И. Д. Строгая ответственность в уголовном праве Англии и США // Правоведение. – 2000. - №. 1.- С. 136-149).

В самой Англии институт строгой ответственности статутным правом вообще не урегулирован и его действие им прямо не предусматривается. Поэтому нередко вопрос об отнесении того или иного деяния к преступлениям строгой ответственности решается самими судами (что, впрочем, имеет место и в некоторых штатах США).

По своей сути строгая ответственность является не объективным вменением, а опровержимой презумпцией виновности. Если обвиняемый докажет отсутствие своей вины, он не подлежит наказанию.

Необходимо отметить, что институт строгой ответственности критически оценивается многими юристами стран системы общего права. Так, его противники в США настаивают на том, что ответственность без вины противоречит основным принципам уголовного права и Конституции США, в частности, требованию "надлежащей правовой процедуры", зафиксированному в 5-й и 14-й поправках, что установление строгой ответственности не оказывает предупредительного воздействия, не говоря уже о ее несправедливости. Однако Верховный Суд США в своих решениях, начиная с 1849 года (одно из последних 1975 года), неизменно отклонял требования о признании противоречащим Конституции США законодательства, содержащего нормы об установлении строгой ответс<