Отчаявшиеся люди перешли к действиям

После того как с помощью «жесткой» тактики не удалось остановить движения, расисты разозлились еще больше, и мы стали ждать от них новых эксцессов. Почти тотчас же после начала движения протеста мы стали получать письма с угрозой расправы, нам угрожали по телефону. Довольно редкие в начале, угрозы со временем увеличились. К середине января их бывало уже до тридцати-сорока в день.

 

В открытках, часто подписанных «ККК» (Ку-клукс-клан. — Ред.) просто говорилось: «Убирайтесь вон из города». Во многих письмах, написанных с грамматическими ошибками и в грубой форме, была представлена религиозная полуправда, с помощью которой авторы хотели доказать, что «Бог не допускает, чтобы белые и негры шли вместе; если бы он этого захотел, мы бы тоже захотели». Другие присылали отпечатанные материалы, содержащие антисемитские и антинегритянские выпады. В одном из таких отпечатанных на мимеографе писем была сделана рукой приписка: «Вы, черномазые, плохо кончите».

 

Телефон звонил целый день и почти всю ночь. Часто Коретта была одна в доме, когда раздавались звонки, но хулиганы не щадили ее. Сколько раз человек на другом конце провода просто ждал, пока мы не ответим, и вешал трубку... Иногда мы выключали телефон, но надолго этого делать не могли, так как знали, что нам могут позвонить по важному делу.

 

Когда начались звонки, я подумал, что мы легко перешагнем и через это, что это дело рук незнакомых горячих голов, которые скоро остынут, когда увидят, что мы не реагируем. Но шли недели, и я увидел, что многие угрозы были серьезны. Однажды я вздрогнул и почувствовал страх. Один из моих белых друзей сообщил, что из вполне надежных источников узнал о существовании плана убить меня. Впервые в жизни я подумал, что со мной может что-то случиться.

 

Однажды вечером на массовом митинге я сказал: «Если когда-нибудь вы найдете меня мертвым, я не хочу, чтобы в ответ на это вы применили силу. Я настоятельно требую, чтобы вы продолжали протест с тем же самым достоинством и дисциплиной, которую вы проявляли и поддерживали до сих пор».

 

После митинга я пытался объяснить взволнованным людям, собравшимся вокруг меня, что я не имел в виду какую-то определенную опасность, а что мои слова следует рассматривать как формулировку принципа, которым следует руководствоваться в случае любого несчастья. Но Ральфа Абернети это не удовлетворило. Когда он отвозил меня вечером домой, он сказал: «Что-то у тебя неладно. Тебя что-то волнует». Я старался уклониться от ответа, повторяя то, что уже говорил людям в церкви. Но он сказал: «Мартин, ты говоришь не о возможной случайности вообще. Ты имеешь в виду что-то определенное».

 

Будучи не в состоянии больше отрицать, я сказал ему правду. Впервые я рассказал ему об угрозах, нависших над моей семьей. Я передал ему разговор с моим белым другом. Сказал ему о страхе, закравшемся в душу. Ральф старался успокоить меня, но мне было страшно.

 

Угрозы продолжались. Почти ежедневно кто-нибудь предупреждал меня о готовящемся покушении. Каждую ночь я ложился спать, не будучи уверен, что в эту ночь ничего не произойдет. По утрам я смотрел на Коретту и ребенка и говорил себе: «Их могут забрать у меня в любой момент. Меня могут отнять у них». Но ни разу не сказал я Коретте о мучивших меня опасениях.

 

Однажды ночью в конце января, после напряженного дня, я поздно лег спасть. Коретта уже спала, и я сам начинал засыпать, когда раздался телефонный звонок. Сердитый голос сказал: «Послушай, черномазый, мы получили от тебя все, что хотели. К концу недели ты пожалеешь, что вообще приехал в Монгомери». Я бросил трубку, но не мог заснуть.

 

Казалось, что на меня напали все мои страхи и опасения. Я был на грани отчаяния.

 

...Спустя три дня, 30 января, я выехал из дома около семи часов вечера, чтобы успеть на вечерний массовый митинг в Первой баптистской церкви. Одна, из \ моих прихожанок, миссис Мэри Люси Вильяме, пришла посидеть с моей женой, пока меня не будет дома. Уложив ребенка спать, Коретта и миссис Вильяме пошли в столовую смотреть телевизор. Около половины десятого они услышали грохот, как будто кто-то бросил кирпич, и вслед за этим раздался взрыв, потрясший весь дом. Бомба попала в крыльцо.

 

Звук взрыва был слышен за несколько кварталов, и известие о случившемся тут же дошло до церкви, где проходил митинг. К концу митинга, когда я стоял на сцене, помогая собирать пожертвования, я заметил, как сторож подбежал к Ральфу Абернети и передал ему какую-то записку. Абернети бросился к лестнице. Вскоре он вернулся, очень взволнованный. Какие-то люди вбегали и снова выбегали из церкви. Собравшиеся в церкви смотрели на меня и отводили глаза. Несколько человек, казалось, хотели мне что-то сказать, но не решались. Сторож подозвал меня к краю сцены, чтобы передать записку, но С. С. Сей не дал ему сделать это. Теперь я уже знал, что случившееся касается меня. Я позвал Ральфа Абернети, С. С. Сея и Е. Френча и попросил их сказать, что произошло. Ральф посмотрел на Сея и Френча, обернулся ко мне и сказал нерешительно: «В твой дом брошена бомба». Я спросил, живы ли жена и ребенок. Они ответили: «Мы это сейчас выясняем».

 

...Мэр Гейл, комиссар Селлерс и несколько белых репортеров прибыли раньше меня, и теперь стояли в столовой... Убедившись, что жена и дочь живы, я вышел к ним. И Гейл, и Селлерс выразили сожаление, что «этот несчастный случай произошел в нашем городе». Один из дьяконов моей церкви, работающий в системе образования в Монтгомери, стоял возле меня, когда я разговаривал с мэром и комиссаром. Повернувшись к ним, он сказал: «Вы можете выражать свои сожаления, но нужно смотреть фактам в лицо: ваши публичные заявления создали атмосферу для подобных случаев. Это результат вашей «жесткой» тактики». Ни мэр, ни комиссар не смогли ничего ответить.

 

К этому времени толпа у дома вышла из повиновения. Полицейские не смогли разогнать ее; наоборот, каждую минуту появлялись все новые люди. Репортеры хотели выйти из дома, чтобы передать по телефону сообщения о случившемся, но не решились встретиться лицом к лицу с разгневанной толпой. Мэр и комиссар, хотя и не признались бы в этом, тоже были охвачены страхом.

 

В такой обстановке я вышел на крыльцо и попросил тишины и порядка. Через минуту воцарилось полное молчание. Я спокойно сказал людям, что у меня все в порядке, жена и ребенок целы. «Не будем создавать панику, — продолжал я, — если у вас при себе оружие, отнесите его домой, если его у вас нет, не старайтесь достать его. Мы никогда не решим нашу проблему ответными насильственными действиями. На насилие мы должны ответить ненасилием. Помните слова Иисуса «Тот, кто приходит с мечом, от меча и погибнет»». Я попросил их мирно разойтись.

 

...Затем к толпе обратился полицейский комиссар. Сразу же начались крики и свист. Полицейские пытались добиться порядка и внимания толпы, крича: «Успокойтесь, комиссар говорит». Толпа отвечала еще более громкими криками. Я снова подошел к краю крыльца и поднял руку. «Помните, что я вам только что сказал. Давайте послушаем комиссара». В наступившей тишине комиссар начал говорить. Он предложил награду тому, кто сможет сообщить что-нибудь о преступниках. Затем толпа начала расходиться.

Положение оставалось напряженным всю ночь. Чаша терпения переполнилась. Негры готовы были на насилие ответить насилием. Один полицейский рассказывал мне потом, что если бы какой-нибудь негр споткнулся в ту ночь о камень и упал, начался бы расовый бунт, так как негры были бы убеждены, что это белый толкнул его. Вполне вероятно, что это была самая мрачная ночь за всю историю Монтгомери. Но что-то все-таки предотвратило бунт.

 

...После нападения на мой дом многие служители моей церкви и другие преданные друзья старались уговорить меня держать телохранителя и вооруженных сторожей, которые бы охраняли дом. Я пытался объяснить им, что не боюсь теперь и, следовательно, не нуждаюсь в защите. Но они настояли, и я согласился подумать об этом. Я также пошел к шерифу за разрешением держать в машине оружие, но мне отказали...

 

...Меня поддерживали и мои белые друзья. Они часто заходили к Коретте, чтобы подбодрить ее, а когда дом был разрушен бомбой, многие знакомые и незнакомые нам люди приходили к нам выразить свое сожаление. Время от времени мы получали письмо от какого-нибудь белого жителя Монтгомери, в котором говорилось: «Продолжайте, мы с вами на все сто процентов». Часто в конце письма просто стояла подпись: «белый друг»...

 

...Когда наши противники поняли, что насилием не остановить движения протеста, они прибегли к массовым арестам. 9 января прокурор Монтгомери обратил внимание прессы на старый закон штата, направленный против бойкотов. Он сослался при этом на пункт 14 раздела 54, который предусматривает, что когда двое или более людей входят в сговор с целью воспрепятствовать деятельности законного бизнеса без достаточного на то оправдания и юридического основания, им будет предъявлено обвинение в совершении преступления. 13 февраля было созвано Большое жюри округа Монтгомери, которое должно было решить, нарушают ли негры, участвующие в бойкоте, этот закон. После обсуждения, длившегося около недели, жюри в составе 17 белых и одного негра признало бойкот автобусов противозаконным и привлекло к суду более ста человек. Моя фамилия была, конечно, в этом списке...

 

В тюрьме царила почти праздничная атмосфера. По дороге Ральф Абернети рассказывал мне, как люди накануне смело шли навстречу арестам. Никто не боялся. Никто не старался избежать ареста. Многие негры добровольно пошли в контору шерифа, чтобы узнать, есть ли в списках их фамилии, и если их не было, уходили разочарованные. Когда-то запуганный народ сразу преобразился. Те, кто когда-то дрожал перед законом, теперь испытывали чувство гордости, если их должны были арестовать за участие в борьбе за свободу. Окрыленный этим чувством солидарности, я твердым шагом направился к черному ходу тюрьмы. После того как мне дали номер, сфотографировали и сняли отпечатки пальцев, один из прихожан моей церкви уплатил за меня залог, и я отправился домой.

 

Суд был назначен на 19 марта. Друзья со всех концов страны съехались в Монтгомери, чтобы быть рядом с нами во время процесса. Приехали священники даже из Нью-Йорка. Негр-конгрессмен Чарльз Диггз тоже был здесь. Десятки репортеров, представляющих прессу Соединенных Штатов, Индии, Франции и Англии, приехали в Монтгомери, чтобы освещать события. Более 500 негров заполнили дома и улицы, прилегающие к маленькому зданию суда.

 

...Пожалуй, наиболее сильные показания дала миссис Стелла Брукс. Ее муж сел в автобус. Когда он заплатил за проезд, водитель приказал ему сойти и снова войти через заднюю дверь. Оглянувшись и увидев, что в конце автобуса полно людей, он ответил, что сойдет и пойдет пешком, если водитель вернет ему деньги, родитель отказался, разгорелся спор, и он позвал полицию. Подошел полицейский и начал ругать Брукса, который отказывался выйти из автобуса, пока ему не вернут его деньги. Полицейский выстрелил в него. Это произошло так неожиданно, что все замерли. Брукс умер от ран.

 

Миссис Марта Уокер рассказала, как она ехала со своим слепым мужем в автобусе. Она сошла и начал сходить ее муж, но в это время водитель захлопнул дверь, и автобус тронулся. Дверь зажала ногу Уокера. Миссис Уокер начала кричать, но шофер продолжал ехать, и автобус тащил ее мужа, пока ему самому не удалось вытащить ногу. Они сообщили об этом случае, но компания ничего не сделала...

 

В четверг, 22 марта, все взоры были обращены на судью Картера, который без остановки зачитал решение: «Я признаю подсудимого виновным в нарушении законa штата против бойкота». Наказание предусматривало штраф в 500 долл. и судебные издержки или 386 дней принудительных работ в округе Монтгомери. Судья Картер заявил, что он выносит минимальное наказание, так как суд принимает во внимание мою деятельность по предотвращению насилия....В тот пасмурный мартовский день судья Картер признал виновным не просто Мартина Лютера Кинга, подсудимого по делу №7399, он признал виновным каждого негра Монтгомери. Не удивительно, что движение нельзя было остановить. Оно слишком разрослось. Его звенья были слишком хорошо связаны в единую мощную цепь. Удивительная сила таится в единстве. Там, где есть настоящее единство, всякая попытка разобщить его только еще больше усиливает его. А этого и не увидели наши противники...

 

Наконец-то десегрегация

...4 июня 1956 г. судьи объявили свое решение, принятое двумя голосами против одного. Судья Линн из Бирмингема согласился с тем, что законы штата Алабама о сегрегированных городских автобусах являются неконституционными. Прокуратура города немедленно заявила, что будет апеллировать в Верховный суд Соединенных Штатов...

 

...Во вторник утром мы снова предстали перед судьей Картером. Городской иск был направлен против АУПМ, некоторых церквей и отдельных граждан. Городские власти утверждали, что они потеряли более 15 тыс. долл. в результате бойкота автобусов (город получает 2% с дохода автобусных компаний).

 

...Как главный обвиняемый я сел за первый стол рядом с представителями защиты и обвинения. Около 12 часов — во время короткого перерыва — я заметил необычное оживление в суде. И комиссара Селлерса, и мэра Гэйла вместе с двумя городскими прокурорами попросили пройти в заднюю комнату. Репортеры входили и выходили из комнаты.

 

Я повернулся к Фреду Грею и Питеру Холлу и сказал: «Что-то там у них происходит». Не успел я произнести это, как Рекс Томас, репортер Ассошиэйтед Пресс, подошел к нам с какой-то бумагой в руках и сказал: «Вот решение, которого вы ожидаете. Читайте о своем освобождении».

 

Быстро, со смешанным чувством волнения и надежды, я прочитал:

 

«Верховный суд Соединенных Штатов подтвердил сегодня решение, принятое специальным окружным судом (в состав которого вошли три судьи) о том, что законы Монтгомери и штата Алабама о сегрегации в автобусах являются неконституционными. Верховный суд принял это решение, не заслушав никаких аргументов, он просто утвердил решение суда».

 

...В ту ночь начал действовать Ку-клукс-клан. Радио сообщило об их плане организовать демонстрацию в негритянских кварталах, и стало известно об их угрозах. Я опять стал получать письма, в которых мне грозили, что, «если черномазые снова начнут ездить в автобусах садиться на передние места, мы сожжем пятьдесят домов за одну ночь, включая и твой». Другое письмо обрушивалось с руганью на Верховный суд и угрожало «этому проклятому Хьюго Блэку» (члену Верховного суда. — Ред.): «Когда он вернется в Алабаму, мы повесим вас вместе на одном дереве».

 

Обычно после угроз Ку-клукс-клана негры запирали двери домов, закрывали ставни и тушили свет. Но в этот раз они подготовили сюрприз. Когда приехали клановцы, по сообщениям газет, примерно на сорока грузовиках, одетые в свои балахоны и капюшоны, двери домов были открыты, везде горел свет. Когда куклуксклановцы проезжали по улицам, негры вели себя так, словно они смотрят цирковое представление. Многие выходили и шли по улице как обычно, некоторые просто стояли на ступеньках крыльца.

 

Проехав несколько кварталов, машины свернули в переулок и скрылись в ночи....

 

...20 декабря наконец-то был получен приказ о десегрегации автобусов в Монтгомери. Немедленно был созван массовый митинг, на котором людям сообщили, как им следует вести себя, когда они наутро должны будут начать вновь пользоваться автобусами...

 

[М. L. King, Jr. Stride Toward Freedom. The Montgomery Story (1st ed.). New York, 1958.]

¹ Гражданская война (или война между Севером и Югом) 1861 — 1865 гг.

² Конгрегация — церковная община.

 

 

РАВЕНСТВО — СЕГОДНЯ: ПРЕЗИДЕНТ РАСПОЛАГАЕТ НЕОБХОДИМОЙ ВЛАСТЬЮ

Нынешнее правительство (правительство Д. Кеннеди. — Ред.) может оказаться первым за сто лет американской истории, усвоившим радикально новый подход к вопросу о гражданских правах. Начать, однако, надо с твердого убеждения, что сам принцип не вызывает более сомнений. Прошло время, когда можно было терпеть злобную и бесчеловечную оппозицию по вопросу, определяющему жизнь 20 млн. темнокожих американцев. Мы не подвергаем более обсуждению преимуществ демократии перед монархией, мы не позволили бы хулиганствующим роялистам терроризировать наши крупнейшие города или законодательные собрания штатов. Мы должны решить, что новой эпохе должно быть присуще и новое мышление. Если мы окажемся неспособными к этому позитивному решению, просыпающийся мир придет к выводу, что мы в моральном и политическом отношении — ископаемое государство, и никакие потоки холодильников, автомашин и цветных телевизоров не омолодят нашего облика.

 

Второй элемент нового подхода состоит в том, что правительство должно осознать — в его распоряжении достаточно сил, чтобы провести страну через ожидающие нас изменения. Нестерпимо медленное продвижение в области гражданских прав не в меньшей степени вызвано наложенными правительством на свои же собственные действия ограничениями, чем оппозицией сегрегационистов.

 

Если мы суммируем все сделанное за последние тридцать лет судебной, исполнительной и законодательной властью и сравним это с тем, что требуется для радикальных изменений, окажутся неизбежными два удивительных вывода. Первый состоит в констатации безнадежной неудовлетворительности принятых мер — плачевно недостаточных по масштабу и ограниченных по замыслу. Второй вывод вызывает еще большую тревогу.

 

Действия федеральных властей не только неудовлетворительны; рассмотренные как единое целое, они, оказывается, сами же сводят себя на нет. В 1954 г. Верховный суд объявил неконституционной сегрегацию в школах. Тем не менее с тех пор федеральными исполнительными органами и по федеральным планам ежегодно ассигновывались миллионы долларов на учебные заведения, продолжающие попирать решение Верховного суда.

 

Федеральное правительство, далее, собирает налоги со всех граждан, негров и белых, и обязано по конституции использовать эти деньги для их общего блага; однако же миллиарды поступивших по налогам долларов идут на программы строительства жилищ.

 

На сооружение больниц и аэропортов, где заведомо и открыто практикуется дискриминация. Фирмы, либо совершенно не принимающие негров на работу, либо дискриминирующие их, получают ежегодно миллиарды по правительственным контрактам. Федеральное правительство допускает выборы законодательных собраний, невзирая на тот факт, что миллионы негритянских граждан не принимали в них участия. Оно непосредственно нанимает в свои министерства и ведомства миллионы людей; но практика приема на работу, особенно в южных штатах, пронизана расовой дискриминацией.

 

Количество подобного рода примеров можно увеличить во много раз. Ужасающая правда состоит в том, что, хотя правительство и предпринимает вялые и бессистемные шаги к достижению равных прав для всех граждан, в повседневной своей деятельности, охватывающей колоссальные экономические и социальные сферы, оно прямо или косвенно участвует в отрицании этих прав. Мы должны взглянуть в лицо тому трагическому факту, что имению федеральное правительство делает крупнейшие в стране капиталовложения в расовую сегрегацию. Поэтому первой заботой федеральной администрации должно быть тщательное рассмотрение своих же собственных действий и принятие твердой программы немедленной ликвидации всех следов федеральной поддержки или ответственности за дискриминацию. Такая программа должна включить не только фронтальную, приносящую немедленные плоды атаку, но и косвенное воздействие на весь народ для разъяснения и побуждения его, особенно на глубоком Юге, к массовому сопротивлению дискриминации...

 

В недавней истории есть внушительный прецедент массовой мобилизации, проведенной правительством для создания новых условий. Вследствие экономического кризиса начала 30-х годов федеральное правительство той же партии, к которой принадлежит и президент Кеннеди, стало проводить фундаментальные изменения в области экономических отношений¹. В сфере их воздействия оказался каждый американец. В поразительно короткий период цены были отрегулированы на новом уровне, созданы страхование от безработицы, организации помощи потерявшим работу, запланированы и осуществлены общественные работы. Немедленно были введены в действия правила, регулирующие банковское дело, биржу и денежный рынок. Возникли законы в защиту профсоюзов и правительственные организации для проведения в жизнь трудового законодательства. Наряду с этим широким наступлением на депрессию происходила разъяснительная кампания. Целью ее было облегчить изменения в общественной психологии, необходимые для одобрения. столь основательных альтернатив старым формам мышления. Страна, где пять лет назад федеральное вмешательство в любую область рассматривалось как коллективизм или социализм, совершила поразительно быстрый переход к поддержке новой роли правительства, признав ее соответствующей нуждам момента и вполне оправданной...

 

Учитывая этот опыт, правительство доброй воли, искренне желающее удалить расовую дискриминацию из жизни Америки, смогло бы добиться своей цели, мобилизуя огромные возможности всех своих ведомств и используя их в тех областях, где возникает эта проблема. А жизненно важных областей, где президент мог бы осуществить эффективные меры, насчитывается по крайней мере три.

 

Во-первых, это область законодательства. Президент мог бы, несмотря на оппозицию Юга, развернуть наступление за принятие далеко идущей законодательной программы. При решительной позиции президента большинство обеих палат можно было бы склонить к принятию важных законов. Целеустремленное руководство партии, располагающей большинством голосов, в силах повлиять на колеблющихся и ускорить конец политической карьеры или привилегий тех, кто проявит несговорчивость. Президент сможет повлиять на конгресс, если, преисполненный духом борьбы, он обратится к народу за поддержкой, примеры которой уже не раз встречались в прошлом.

 

Пример той сферы, в которой энергичный президент сможет эффективно повлиять на конгресс, представляет собой регистрация избирателей. Комиссия по гражданским правам установила, что для «многих американских граждан-негров оказывается трудным, а часто и невозможным принять участие в голосовании». Она пришла к выводу, что происходит это из-за юридических помех и административных препон, а также в результате страха перед экономическими репрессиями или физическим насилием. По-настоящему решительный президент должен страстно и неотступно бороться против этого постыдного положения.

 

Он должен принять сделанное Комиссией по гражданским правам еще в 1959 г. предложение о назначении федеральных регистраторов для обеспечения права на голосование и вести кампанию на Капитолийском холме и в народных массах, пока конгресс не начнет действовать. У него должно также хватить смелости настоять на том, что в соответствии с четырнадцатой поправкой к конституции представительство штатов в конгрессе должно быть сокращено с учетом числа граждан, не допущенных к голосованию по расовому признаку.

 

Это должно помочь нам уничтожить пораженческую психологию, порождаемую союзом диксикратов² и северных реакционеров в конгрессе. Такой союз, обладавший еще большей силой, не помешал принятию ряда законов, несколько ослабивших глубоко укоренившуюся в Америке расовую дискриминацию. Нужны лишь руководство и решительность, но именно их то в последние годы и не хватает.

 

Вторая область, где президент может сделать значительный вклад в ликвидацию расовой дискриминации, — это область убеждения... Личное поведение президента

воспитывает и оказывает влияние на народ. Если бы президент объявил, что отказывается участвовать в деятельности любой организации, практикующей сегрегацию, он подал бы американцам всех возрастов ясный, простой и легко усваиваемый пример.

 

Были бы крайне полезны конференции негритянских и белых лидеров в Белом доме. Президент сослужил бы огромную службу, создав каналы связи между расами. Многие белые южане, опасающиеся по различным причинам встречаться с негритянскими лидерами у себя на родине, не колеблясь, примут участие в межрасовой конференции, созванной самим президентом.

 

Необходимо при этом помнить, что даже на самом заскорузлом Юге существует небольшое, но растущее число белых американцев, порывающих со старыми порядками. Эти люди верят в моральность и конституционность интеграции. Громкие вызывающие вопли противников интеграции совершенно заглушают их тихий немногочисленные голоса, но эти люди все же действуют. Часто им приходится сталкиваться с остракизмом и изоляцией. Но изоляция и трудности, стоящие на их пути, уменьшатся, если они также будут приглашены в Белый дом на конференцию по десегрегации.

 

Нет смысла перечислять все возможности, которыми располагает президент в деле расширения гражданских прав — перечень их будет бесконечным. Все, что требуется для начала, — его твердая решимость использовать свой пост в борьбе за эту демократическую цель, а возможности тогда возникнут сами собой.

 

Но, помимо законодательной области и президентского авторитета, инструмент огромной силы представляет сама исполнительная власть. Не будет преувеличением сказать, что президент одним росчерком пера может нанести сегрегации смертельный удар. Сила, заложенная в его указах, никогда не была использована надлежащим образом; к ней в наше время прибегают робко и в микроскопических масштабах.

 

В истории известны распоряжения исполнительной власти, имевшие широчайший радиус действия и огромное значение. Таким распоряжением была Прокламация об освобождении рабов³. Интеграция в вооруженных силах выросла из подписанного президентом Трумэном указа № 8891⁴.

 

По президентскому указу немедленно может быть положен конец всем видам дискриминации во всем жилищном строительстве, финансируемом из федеральных источников. Указ может запретить подрядчикам, имеющим дело с каким бы то ни было федеральным ведомством, дискриминацию при найме на работу, предусмотрев: а) аннулирование существующих контрактов; б) запрещение участвовать в торгах; в) лишение займов из федеральных фондов; г) пересмотр вопроса о платежах для воздействия по финансовой линии при нарушениях после выполнения контракта. Такие эффективные меры автоматически соединяют вопрос о справедливом найме на работу с миллиардными заказами, полученными от федеральных властей.

 

Указ может также немедленно положить конец дискриминации при приеме на работу в федеральные министерства и ведомства. Не секрет, что вопреки закону негров почти никогда не допускают к квалифицированной канцелярской и ответственной работе в государственном аппарате. Недавний доклад президентской комиссии по найму на работу в этом аппарате констатирует: «Является несомненным фактом, что при комплектовании федеральных органов существует дискриминация». А главная причина заключается в том, что не предусмотрено никаких санкций за нарушение закона. Но ведь президент может уничтожить дискриминацию в государственном аппарате... если создаст надлежащим образом подобранные комитеты и наделит их властью наказывать тех, кто нарушает официальную политику правительства, находясь у него же на службе.

 

Легко можно видеть, что ликвидация дискриминации в федеральных ведомствах будет иметь колоссальное значение для изменения поведения и принципов подхода к людям. Если, например, приводящий в исполнение законы персонал ФБР будет интегрирован, многие из бросивших вызов федеральному закону будут призваны к порядку, чего пока с ними не происходит. И если другие подобные же ведомства в составе министерства финансов — департамент внутренних сборов, бюро по наркотикам, акцизный департамент, секретная служба и таможни — будут иметь в своем составе необходимое число агентов, следователей и администраторов негритянского происхождения, то уважение к неграм возрастет, так же как и уверенность в том, что основанное на расовых предрассудках отношение этих ведомств к гражданам прекратится.

 

Следующая область, где президентский указ мог бы прекратить дискриминацию значительного масштаба, это здравоохранение. По закону Хилла — Бартона правительство должно обеспечивать штаты средствами на строительство больниц. Со времени его принятия в 1948г. по этому закону непосредственно штатам ежегодно передавалось более чем 100 млн. долл. Правительства, кроме того, ассигнует штатам деньги на организацию психиатрической помощи и на охрану материнства и младенчества, а также на программы по туберкулезу, раку и сердечным заболеваниям. Известно, однако, что, невзирая на эту ощутимую федеральную поддержку, большинство финансируемых таким образом программ на Юге практикует сегрегацию. Во многих случаях действие этих программ вообще не распространяется на южных негров, и в больницы их не допускают.

 

Президент может моментально уничтожить эту постыдную систему, просто приказав министру здравоохранения, просвещения и социального обеспечения не утверждать ассигнований для штатов, практикующих сегрегацию или отказ в обслуживании по расовым мотивам. Такие санкции образумят даже самых ярых и непокорных южан.

 

Но, пожалуй, больше всего нуждается в президентском вмешательстве область жилищного строительства. Именно здесь негр сталкивается с самым трагическим аспектом дискриминации — с обреченностью жить в невыносимых условиях гетто. И тут на Севере лежит такая же вина, как и на Юге.

 

К несчастью, федеральное правительство прямо и косвенно участвует в увековечении жилищной дискриминации. Через Федеральную жилищную администрацию (ФЖА), Администрацию жилищного строительства (АЖС), Администрацию перестройки городов (АПГ) и Программу помощи ветеранам (ППВ) оно кредитует жилищное строительство в США. Со времени своего создания в 1934 г. одна только ФЖА выдала под закладные более 33 млрд. долл., гарантировав и финансировав, таким образом, постройку миллионов домов. В результате осуществления программы АЖС более 2 млн. человек живет теперь более чем в 2 тыс. жилых городках с низкой квартирной платой на территории 44 штатов и федерального округа Колумбия. АПГ, созданная в 1954 г. для помощи городам в ликвидации трущоб, утвердила более 877 проектов. Закон о правах участников войны дает право Администрации по делам ветеранов (АДВ) предоставлять им займы для строительства домов. Эта программа приобрела столь широкие масштабы, что были годы, когда при помощи гарантированных АДВ займов сооружалось 30% всех новых домов в городах.

 

Хотя большинство этих жилищных программ и содержало антидискриминационные оговорки, последние очень мало способствовали уничтожению сегрегации в жилищном строительстве. Общеизвестно, что ФЖА продолжает финансировать подрядчиков, открыто заявивших, что ни один из их домов не будет продан неграм. Программы АПГ во многих случаях не только приводили к еще большему обособлению сегрегированных районов, но даже и создавали новые (так как большой процент подлежащих переселению составляли негры, их, конечно же, перемещали в сегрегированные районы).

 

Президент, по-настоящему озабоченный этой проблемой, может приказать руководителю Администрации жилищного строительства потребовать согласия всех участников федеральных жилищных программ на политику «открытого доступа». Такую политику можно провести в жизнь: а) отстраняя нарушителей ее от дальнейшего участия в финансируемых правительством программах и б) включая в каждый контракт условие, дающее правительству право при разрыве его требовать немедленного и полного возвращения займа.

 

Это просто примеры, и число их можно увеличить, обратившись ко многим другим областям.

 

Политика исполнительной власти может изменить деятельность и программы других министерств и ведомств, сфера действии которых непосредственно касается благополучия миллионов граждан. Министерству здравоохранения, просвещения и социального обеспечения можно поручить координацию ресурсов для оказания специальной помощи тем районам, где она может изменить местные условия. Министерство даже без всякого дополнительного законодательства в состоянии оказать важную поддержку местным органам просвещения.

 

Министерство земледелия, которое, конечно, считает проблему гражданских прав весьма далекой от сферы своей деятельности, может плодотворно пересмотреть свою политику, чтобы предпринять некоторые шаги, не требующие никаких новых законодательных мер. Оно может в огромной степени помочь негритянским фермерам, которым сейчас отказывают в кредите только за то, что они стремятся осуществить свои гражданские права. Уничтожение этого вида дискриминации изменит жизнь сотен тысяч негров в сельских районах. Министерство, которое бы стремилось к насаждению демократических идеалов, могло бы из символа враждебности и дискриминации на федеральном уровне превратиться в источник помощи и обеспечения для борющихся фермеров.

 

Министерство юстиции, которое бы стремилось к осуществлению справедливости, обладает огромными в этом отношении возможностями. Проведение в жизнь энергичных решений суда при помощи достаточного числа федеральных судебных исполнителей привело бы к порядку необузданные элементы, действующие ныне с недопустимой распущенностью. Следовало бы вспомнить, что раньше в пограничных районах Америки, когда местным властям не удавалось восстановить порядок, это делал именно судебный исполнитель.

 

По мнению многих специалистов, исполнительная власть, действуя через посредство министра юстиции, могла бы найти много еще не. испробованных путей для десегрегации школ. Ведь существуют же законы, на основании которых министр юстиции может явиться в суд и принять участие в нынешней борьбе за школы. Атрофия — явление не только медицинское, оно встречается и в социальной, и в политической жизни. Верно, что многие годы игнорирования этой области законов и сферы действия исполнительной власти привели к атрофии; ничего не делается и не изучается, хотя постоянно возникают новые ситуации, в которых могут найти надлежащее применение уже существующие законы.

 

Недостаток места не дает нам возможности перечислить все меры, с помощью которых каждое федеральное ведомство могло бы принять участие в восстановлении гражданских прав. Это — дело тех, кто стоит у руководства. Нет также необходимости вдаваться в детали законодательных программ или перечислять не использованные еще возможности судебного ведомства...

 

Цель данной статьи — подчеркнуть, что если борьба за полные гражданские права должна быть выиграна, то первая для этого необходимость — признание возможностей, которыми располагают федеральные власти. Но с этим связан и другой необходимый момент — признание правительством своего морального долга разрешить проблему.

 

Недавняя поездка в Индию открыла для меня огромные возможности, какими располагает правительство, решившее положить конец дискриминации. Столкнувшись с проблемой многовековой дискриминации «неприкасаемых», Индия начала с точки, которой мы еще не достигли. Осознав свою моральную ответственность, страна пришла к выводу, что она должна искупить бесчисленные несправедливости по отношению к «неприкасаемым». Поэтому было предусмотрено не просто равенство, но и специальные меры, чтобы жертвы дискриминации смогли преодолеть свою отсталость. Ежегодно ассигнуются миллионы рупий на стипендии в учебных заведениях, на пособия и на то, чтобы обес