Чем отличается Православие от католичества?

В чем же отличие Православия от католичества?

Это есть отличие догматическое, церковно организационное, обрядовое, миссионерское, политическое, нравственное и актовое. Последнее отличие есть жизненно первоначальное: оно дает ключ к пониманию всех остальных.

Догматическое отличие известно каждому православному.

Во первых вопреки постановлениям Второго Вселенского Собора (Константинопольского, 381 г.) и Третьего Вселенского Собора (Ефес-ского, 431 г., Правило 7), католики ввели в 8-й член Символа Веры добавление об исхождения Духа Святого не только от Отца, но и от Сына.

Во-вторых, в XIX веке к этому присоединился новый католический догмат о том, что Дева Мария была зачата непорочною.

В-третьих, в 1870 году был установлен новый догмат о непогрешимости римского папы в делах церкви и вероучения.

В-четвертых, в 1950 году был установлен еще один догмат о посмертном телесном вознесении Девы Марии.

Эти догматы не признаны Православной Церковью. Таковы важнейшие догматические отличия.

Церковно организационное отличие состоит в том, что католики признают римского первосвященника главою Церкви и заместителем Христа на земле, тогда как Православие признает единого главу Церкви Иисуса Христа и считает единственно правильным, чтобы Церковь строилась вселенскими и поместными соборами. Православие не признает также светскую власть за епископами и не чтит католические орденские организации (в особенности иезуитов). Это важнейшие отличия.

Обрядовые отличия следующие. Православие не признает богослужение на латинском языке; оно блюдет Литургии, составленные Василием Великим и Иоанном Златоустом и не признает западных образцов; оно соблюдает завещанное Спасителем причастие под видом хлеба и вина и отвергает введенное католиками для мирян причащение одними освященными облатками. Православие признает иконы, но не допускает скульптурных изображений в храмах; оно возводит исповедь к незримо присутствующему Христу и отрицает исповедальню как орган земной власти в руках священника. Православие создало совсем иную культуру церковного пения, молитвосло-вия и звона; у него иное облачение; у него иное знамение креста; иное устроение алтаря; оно знает коленопреклонение, но отвергает католическое приседание; оно не знает дребезжащего звонка во время совершительных молитв и многого другого. Таковы важнейшие обрядовые отличия.

Миссионерские отличия следующие. Православие признает свободу исповедания и отвергает весь дух инквизиции истребление еретиков, пытки, костры и принудительное крещение (Карл Великий). Оно блюдет при обращении чистоту религиозного созерцания и его свободу от всяческих посторонних мотивов, особенно от застращивания, политического расчета и материальной помощи; оно не считает, что земная помощь брату во Христе доказывает правоверие благотворителя. Оно, по слову Григория Богослова, ищет не победить, а приобрести братьев по вере. Оно не ищет власти на земле любой ценою. Таковы важнейшие миссионерские отличия.

Пол итическиеотличия таковы. Православная Церковь никогда не притязала ни на светское господство, ни на борьбу за государственную власть в виде политической партии. Исконное русскоправославное разрешение вопроса таково: Церковь и государство имеют особые и различные задания, но помогают друг другу в борьбе за благо; государство правит, но не повелевает Церкви и не занимается принудительным миссионерством; Церковь организует свое дело свободно и самостоятельно, соблюдает светскую лояльность, но судит обо всем своим христианским мерилом и подает благие советы, может быть, и обличения властителям и благое на учение мирянам (вспомним Филиппа Митрополита и Патриарха Тихона). Ее оружие не меч, не партийная политика и не орденская интрига, а совет, наставление, обличив и отлучение. Византийские и после петровские уклонения от этого порядка были явлениями нездоровыми.

Католицизм, напротив, ищет всегдаиво всем, и всеми путями власти (светской, клерикальной, имущественной и лично-суггестивной).

Нравственное отличиетаково. Православие взывает к свободному человеческому сердцу. Католицизм взывает к слепой покорной воле. Православие ищет пробудить в человеке живую, творческую любовь и христианскую совесть. Католицизм требует от человека повиновения и соблюдения предписаний (закон-ничество). Православие спрашивает о самом лучшем и зовет к евангельскому совершенству. Католицизм спрашивает о предписанном, запрещенном, позволенном, простительном и непростительном. Православие идет в глубине души, ищет искренней веры и искренней доброты. Католицизм дисциплинирует внешнего человека, ищет наружного благочестия и удовлетворяется формальной видимостью добро-делания.

И все это теснейше связано с первоначальным и глубочайшим актовым отличием, которое необходимо продумать до конца и притом раз и навсегда.

Исповедание отличается от исповедания по своему основному религиозному акту и его строению. Важно не только то, во что ты веруешь, но еще и то, чем, т. е. какими силами души осуществляется твоя вера. С тех пор, как Христос Спаситель утвердил веру на живой любви, мы знаем, где искать веру и как найти ее. Это есть самое важное для понимания не только своей веры, но и особенно чужой веры и всей истории религий. Именно так мы должны понять Православие и Католичество.

Есть религии, которые родятся из страха и питаются страхом; так африканские негры в своей массе прежде всего боятся темноты и ночи, злых духов, колдовства, смерти. В борьбе с этим страхом и в эксплуатации его у других и слагается их религия.

Есть религии, живущие фантазией и воображением; их сторонники довольствуются мифическими легендами и химерами, поэзией, жертвоприношениями и обрядами, пренебрегая любовью, волей и мыслью. Таков индийский браманизм.

Буддизм был создан как религия жизнеотвержен ия и аскеза. Конфуцианство возникло как религия исторически выстраданной и искренно прочувствованной моральной доктрины. Религиозный акт Египта был посвящен преодолению смерти. Иудейская религия искала прежде всего национального самоутверждения на земле, выдвигая геноте-изм (бог национальной исключительности!) и моральное законничество. Греки создали религию семейного очага и зримой красоты. Римляне — религию магического обряда. А христиане?

Православие и католичество одинаково возводят свою веру ко Христу, Сыну Божию и к евангельскому благовествованию. И тем не менее их религиозные акты не только различны, но и несовместимы по своей противоположности.

Первичное и основное пробуждение веры для православного есть движение сердца, созерцающей любви, которая видит Сына Божия во всей Его благости, во всем Его совершенстве и духовной силе, преклоняется и лри-емлет Его, как сущую правду Божию, как свое главное жизненное сокровище. При свете этого совершенства православный признает свою греховность, укрепляет и очищает им свою совесть и вступает на путь покаяния и очищения.

Напротив, у католика вера пробуждается от волевого решения: довериться такому-то (католически-церковному) авторитету, подчиниться и покориться ему и заставить себя принять все, что этот авторитет решит и предпишет, включая и вопрос добра и зла, греха и его допустимости.

Потому у православного душа оживает от свободного умиления, от доброты, от сердечной радости, и тогда зацветает верою и со ответственными ей добровольными делами. Здесь благовестив Христа Вызывает искреннюю любовь к Богу, а свободная любовь пробуждает в душе христианскую волю и совесть.

Напротив, католик постоянными усилиями воли понуждает себя к той вере, которую ему предписывает его авторитет.

Однако в действительности воле подчинены всецело только внешние телодвижения; в гораздо меньшей степени ей подчинена сознательная мысль; еще меньше жизнь воображения и повседневных чувствований (эмоций и аффектов). Ни любовь, ни вера, ни совесть воле не подчинены и могут совсем не отозваться на ее понуждения. Можно принудить себя к стоянию и поклонам, но невозможно вынудить у себя благоговение, молитву, любовь и благодарение. Только внешнее благочестие повинуется воле, а оно и есть не более, чем внешняя видимость, или же, просто притворство. Можно принудить себя к имущественному пожертвованию; но дар любви, сострадания, милосердия не вынудим ни волею, ни авторитетом. За любовью, как земною, так и духовною, мысль и воображение следует сами собой, естественно и охотно; но воля может биться над ними всю жизнь и не подчинить их своему давлению. Из раскрытого и любящего сердца совесть, как голос Божий, заговорит самостоятельно и властно. Но дисциплина воли не ведет к совести; а покорность внешнему авторитету заглушает личную совесть окончательно.

Так развертывается эта противоположность и непримиримость двух исповеданий; и нам, русским людям, необходимо продумать ее до конца.

Тот, кто будет строить религию на воле и покорности авторитету тот неизбежно должен будет ограничить веру умственным и словесным признанием, оставляя сердце холодным и черствым, заменяя живую любовь законничеством и дисциплиною, а христианскую доброту — похвальными, но мертвыми делами. И самая молитва превратится у него в бездушные слова и неискренние телодвижения. Тот, кто знает религию древнеязыческого Рима, тот сразу узнает во всем этом его традицию. Именно эти черты католической религии всеща испытывались русской душой как чуждые, странные, искусственно натянутые, неискренние. И когда мы слышим от православных людей, что в католическом богослужении есть внешняя торжественность, доводимая иногда до грандиозности и красивости, но нет искренности и тепла, нет смирения и горения, нет сущей молитвы, а потому и духовной красоты, то мы знаем, где искать объяснения этому.

Эта противоположность двух исповеданий обнаруживается во всем. Так, первая задача православного миссионера дать людям Св. Евангелие и богослужение на их языке и в полном тексте; католики держатся латинского языка, непонятного большинству народов, и воспрещают верующим самостоятельное чтение Библии. Православная душа ищет непосредственного приближения ко Христу, во всем, от внутренней одинокой молитвы до приобщения Св. Тайн. Католик смеет думать и чувствовать о Христе только то, что ему позволит авторитетный посредник, стоящий между ним и Богом; и в самом приобщении он останется лишенным и умаленным, не приемля пресуществленно-го Вина и получая вместо п ресу ществл ен н о го Хлеба некую замещающую его облатку.

Тот, кто, продумав эти черты католицизма, обратится к Православной Церкви, тот увидит и поймет раз и навсегда, что самые глубокие традиции обоих исповеданий противоположны и несовместимы. Мало того, он поймет еще и то, что вся русская культура слагалась, крепла и расцветала в духе Православия и стала таковой, какова она была в начале XX века, прежде всего потому, что она не была католической. Русский человек верил и верит любовью, молится сердцем, свободно читает Евангелие; и авторитет Церкви помогает ему в его свободе и научает его свободе, раскрывая ему духовное око, а не пугая его земными казнями во избежание потусторонних. Русская благотворительность и нищелюбие русских царей шли всегда от сердца и доброты. Русское искусство все целиком выросло из свободного сердечного созерцания: и парение русской поэзии, и мечты русской прозы, и глубина русской живописи, и искренний лиризм русской музыки, и выразительность русской скульптуры, и одухотворенность русской архитектуры, и прочувственность русского театра. Дух христианской любви проник и в русскую медицину, ее духом служения, бескорыстия, интуитивно целостного диагноза, индувидуализации пациента, братского отношения к страдающему; и в русскую юриспруденцию с ее исканием справедливости; и в русскую математику с ее предметной созерцательностью. Он создал в русской историографии традиции Соловьева, Ключевского и Забелина. Он создал в русской армии традицию Суворова, а в русской школе — традицию Ушинского и Пирогова. Надо увидеть сердцем ту глубокую связь, которая соединяет русскоправославных святых и старцев с укладом русской простонародной и образованной души. Весь русский быт иной и особенный, потому, что славянская душа укрепила свое сердце взаветах Православия. И самые русские ино-славные исповедания (за исключением католицизма) восприняли в себя лучи этой свободы, простоты, сердечности и искренности.

И.А. Ильин. О Православии и католичестве.