Общественное/социальное как феномен совместности

В философской традиции начиная бытие-друг-с-другом обычно именовалось термином общественное или социальное бытие. Прояснение оснований этого феномена начнем с рассмотрения этимологии терминов «общественное» и «социальное». Термин «социальное» имеет латинские корни и происходит от глагола socio – «делать общим», «соединять», «совокуплять», «сообща предпринимать», «совершать». (socialis – «общительный»). Таким образом, произведенный от латинского глагола термин социальное будет иметь следующие значения «общее дело», «совокупное», «соединенное», «сообща предпринятое», «совместное». Русский эквивалент этого термина «общественное» употребляется в тех же самых смыслах. Однако, указывая своими значениями на нечто общее этимология ни в латинском, ни в русском своих вариантах ничего нам не говорит о том, что лежит в основании этого общего. Что превращает совместную жизнь нескольких индивидов в социальный/общественный феномен, делает их жизнь совместной. Например: что лежит в основе превращения совместного проживания мужчины и женщины в семью, в социальный феномен? Что инициирует превращение жизни отдельных людей на одной территории в коллективный феномен народа? или государства? Попробуем ответить на эти вопросы на примере оснований государственной жизни.

Из курса всемирной истории извество, что первые государства возникают в восточной акватории Средиземного моря. Надо отметить, что даже в греческом языке в это время еще не сформировался термин для обозначения феномена государства. И это понятно, поскольку сама государственность как форма общежития только-только складывалась. То, что в современных европейских языках понимается под государством – публичная власть над определенной территорией – в Древней Греции обозначалось как πολις в значениях «город», «совокупность всех граждан», «государство». В учебниках это своеобразное образование в Древней Греции обозначается как «город-государство». Однако изначально термином «полис» греки именовали не скопление жилых домов, огороженное крепостной стеной, а пустое место, где собирались жители и обсуждали общественные дела. Замечательный испанский философ прошлого столетия Хосе Ортега-и-Гассет исследуя возникновение полиса отмечал, что город начинался с пустого места – площади, рынка, форума в Риме, агоры в Греции, и что все остальное составляло лишь придаток, необходимый, чтобы ограничить пустоту, отгородить ее от окружения. Первоначально «полис» обозначал, прежде всего, место народных собраний, специальное пространство для выполнения общественных функций.

 

…Город, или polis, начинается с пустоты – форума, агоры, а все остальное – только способ очертить ее контур. Полис изначально не скопление жилищ, а место общественных собраний, пространство, отведенное для гражданских дел. Город построен не как хижина или domus, чтобы укрыться от непогоды и продолжать род, не для частных или семейных нужд, а для того чтобы решать общественные вопросы [238].

 

Полис – это место, где вершатся дела общественные, где приватная жизнь превращается в жизнь публичную. Вот это совместное исполнение общих дел и составляет отличительный признак государства и, шире, всех общественных феноменов. Этот признак достаточно ясно фиксировали уже сами древние греки. Платон в своем диалоге Государство пишет:

 

Испытывая нужду во многом, многие люди собираются воедино, чтобы сообща обитать и оказывать друг другу помощь; такое совместное поселение и получает у нас название государства… [239].

 

Еще более отчетливо этот момент совместных дел проявляется в латинском термине respublica, который в настоящее время обычно переводится как «республика», понимая под этим термином государственное устройство. Буквальный перевод этого термина означает «дело народа» или «предмет народа»*. Смысл res в термине respublica предстает как дело, которое делается сообща, как общее дело, то есть, как и в греческом πολις´ е, res является таким делом, которое так или иначе задевает каждого человека, переводя его из частного, индивидного состояния в состояние общественное. Иными словами res publica – это то, что делается сообща, всеми вместе, то, что волнует всех, то, что затрагивает каждого, заставляя его взаимодействовать с другими. Таким образом, и в греческом термине «полис» и в латинском термине «республика» отчетливо проступает значение «совместного, общего дела», которое связывает, соединяет человека с человеком, превращая простую совокупность отдельных индивидов в societas, в сообщество.

Выявленные здесь этимологические корни термина «социальное» (соотв. «общественное») позволяют нам рассматривать этот термин в значении совместного бытия, совместной жизни, совместного существования людей, или, коротко, понимать социальное как совместное.

Основания совместности

 

Рассмотрение этого вопроса можно начать с одного фрагмента, который встречаем в диалоге О государстве (54-51 гг. до н э.) Марка Туллия Цицерона (106-43 до н. э.), знаменитого римского политического деятеля, оратора и писателя. В этом фрагменте речь идет о природе государства и народа, о которой писали многие древние авторы, в том числе Аристотель, Полибий и др.

СЦИПИОН. – Итак, государство есть достояние народа, а народ не любое соединение людей, собранных вместе каким бы то ни было образом, а соединение многих людей, связанных между собою согласием в вопросах права и общностью интересов. Первой причиной для такого соединения людей является не столько их слабость, сколько, так сказать, врожденная потребность жить вместе. Ибо человек не склонен к обособленному существованию и уединенному скитанию, но создан для того, чтобы даже при изобилии всего необходимого не... [удаляться от подобных себе.]

И чтобы сама природа к этому не только призывала, но также и принуждала (Ноний, 321, 16).

Что такое государство, как не достояние народа? Итак, достояние общее, достояние, во всяком случае, гражданской общины. Но что такое гражданская община, как не множество людей, связанных согласием? У римских авторов мы читаем:

Вскоре множество людей, рассеявшихся по земле и скитавшихся по ней, благодаря согласию превратилось в гражданскую общину (Августин, Послания, 138, 10) [240].

 

Из приведенного текста видно, что государство (respublica) Цицерон определяет как дело, достояние народа (res populi). При этом он подчеркивает, что народ являет собой соединение многих людей, которые связаны между собой согласием по вопросам права и общими интересами. Такое понимание народа опирается на потребность человека жить вместе с другими людьми. И эта потребность ему свойственна с рождения, о чем свидетельсвует латинский грамматик начала IV века Ноний. А у христианского богослова и философа, одного из отцов христианской церкви Аврелия Августина, жившего во второй половине III – начале IV веков, находится ссылка на Цицерона, который считал что, связью, соединяющей людей друг с другом, выступает связь согласия. Из приведенного фрагмента хорошо видно, что уже древние авторы хорошо осознавали природу совместной жизни людей.

Для более глубокого понимания оснований совместности используем определением народа, который приводит Цицерон в своей третьей книге диалога О государстве:

 

Народ … не любое множество людей, а множество людей, объединенных согласием относительно права и общностью интересов [241].

 

В этом определении, как и в более пространном, приведенном раньше, народ предстает как социальный феномен, как феномен совместности. В нем мы можем выделить три элемента, из которых складывается значение термина «народ». Во-первых, это элемент обозначенный как «множество людей»; следующий элемент, связывающий людей друг с другом обозначен термином «согласие»; наконец, элемент, по поводу которого у множества людей возникает согласие – это «право и интересы». Последние, интересы, определены как «общие», т.е. такие, которые присущи каждому человеку и которые связывают каждого с каждым связью согласия.

А теперь зададимся вопросом: является ли наличие этих элементов достаточным основанием для возникновения феномена совместности? Если их достаточно, то мы можем их обнаружить в любом социальном феномене. Возьмем, для примера, такое учебное занятие как лекцию в качестве феномена совместного дела. Что мы можем фиксировать, рассматривая его? Мы отмечаем, прежде всего, присутствие определенного количества людей студентов и преподавателя; далее – определенное согласие по поводу поведения на лекционном занятии; наконец, можем выявить то, ради чего мы здесь собрались. Таким образом, мы видим, что такие разные феномены как народ и лекция состоят из одних и тех же элементов, которые и выступают основаниями этих и всех остальных феноменов совместности. Рассмотрим подробнее каждый из этих элементов на примере лекции.

 

Соучастие

 

Что мы можем фиксировать, описывая лекцию как феномен совместности? Прежде всего наличие какого-то количества людей, участвующих в общем деле, которым является лекция. Это дело именно общее, так как оно делается лектором и его слушателями сообща. Все они являемся участниками некоего общего дела (лекции), совместное участие которых позволяет лекции существовать. Иначе говоря, именно их участие выступает необходимым условием того, чтобы такое общее дело как лекция состоялось. Каждый из них, являясь участником общего дела, выполняет свою часть дела – студенты слушают лекцию, преподаватель ее читает. Каждая из этих частей необходима для того, чтобы лекция состоялась. В случае если одна из них отсутствует – либо лектор не пришел, либо слушатели отсутствуют, – то лекция не состоится.

Обратим ваше внимание на одну важную деталь. Лекция состоится при участии преподавателя и студентов, а не при их присутствии. Принципиально именно участие в общем деле, а вовсе не присутствие для того, чтобы это общее дело состоялось. Более того, то, что присутствие студентов лицом к лицу перед лектором вовсе не гарантия того, что они являются участниками общего дела, то есть лекции. Можно присутствовать в аудитории, смотреть на лектора «внимательным» взглядом, а мыслями находиться совсем далеко не только от темы лекции, но и от того географического места, где в настоящее время проходит учебное занятие. При таком телесном присутствии на занятии студент не является его участником. Это отсутствующее присутствие, точнее, не участвующее присутствие.

Для проведения лекции вовсе не обязательно непосредственное общение между лектором и слушателями, так сказать разговор здес-и-сейчас лицом к лицу. Лекция, как и многие иные феномены совместности, могут реализоваться и при опосредованном общении как во времени, так и в пространстве. Современные средства коммуникации позволяют это сделать. Лектор мог, используя технические средства связи, находиться далеко за пределами аудитории и через экран монитора с веб-камерой провести лекционное занятие. Или записав лекцию на какой-либо подходящий носитель тем или иным способом (например, через диск или видеофайл) донести ее до студентов. В последнем случае лекция как совместное дело состоится, когда состоится просмотр ее видеоизображения, или прослушивание с диска или файла. Из сказанного следует, что участие участников в общем деле может реализоваться разными способами: быть непосредственным или опосредованным.

Таким образом, «участие участников» выступает необходимым условием осуществления общего дела. «Участие участников», как условие совместности, представляет собой феномен соучастия. Соучастие есть исполнение каждым участником общего дела своей части этого дела. Соучастие может существовать в разных модусах: в модусе непосредственного соучастия и модусе соучастия опосредованного.

Обратим внимание на то, что феномен соучастия выражен в определении «народа», которое дано у Цицерона, терминами «соединение многих людей» в первом определении и «множество людей, объединенных…» во втором. Иначе говоря, феномен соучастия существует не как «многие люди» или «множество людей», а только при условии их «соединения»/«объединения». И не просто «любое соединение людей, собранных вместе каким бы то ни было образом». Возникает вопрос: что соединяет/объединяет многих людей превращая их в участников общего дела, в соучастников, в «народ»? У Цицерона находим ответ – согласие. Что собой представляет «согласие» как условие объединения людей в народ, а в общем случае, как условие феномена совместности?

 

Согласие

 

Любое общее дело, любая совместность возможна лишь как соучастие, то есть как «исполнение каждым участником общего дела своей части этого дела». Иначе говоря, соучастие возможно только в том случае, если части общего дела соотнесены друг с другом на основании кого-то правила, порядка, какой-то структуры, которая приводит в согласие различные части дела. Лекция возможна, если поведение участников ее согласовано – лектор читает лекцию, слушатели ее слушают. Государство, как феномен совместности, возможно только тогда, когда глава его правит, а граждане подчиняются. Без взаимного согласия по поводу своего поведения общего дела не будет. Вспомним басни Крылова «Квартет» или «Лебедь, рак и щука», в которых ярко представлена мораль – «когда в товарищах согласья нет, на лад их дело не пойдет». Если слушатели не слушают лектора, то это уже не лекция; если граждане не подчиняются своему правительству, то государство перестает существовать. Таким образом, феномен согласия выступает условием порядка при исполнении участниками общего дела своего «участка работы». Согласие есть феномен упорядочивания взаимодействия участников общего дела. Согласие является необходимым условием существования совместности.

Вводя представление о согласии как основании «совместного дела» зафиксируем, что здесь не имеет значения внутренняя мотивация участников общего дела. Важно подчеркнуть, что если происходит событие «лекция», то оно имеет место лишь в случае согласия индивидов участвовать в ней, то есть следовать установленному порядку, даже если это их следование покоится на принуждении.

Эмпирически согласие может существовать в разных модусах. В модусе договора, в котором согласие покоится на сознательном установлении порядка, который зафиксирован в письменной или устной форме для публичного ознакомления. К такого рода договорам относятся международные соглашения, государственные законы, уставы, кодексы и т.д. Согласие может существовать в модусе молчаливого соглашения (договора), где такие правила и порядок сознательно и открыто не устанавливаются, но принимаются как будто установленные. Примером тому могут служить взаимодействия, регулируемые традицией, этикетом и т.д. В качестве модуса согласия выступает и разногласие. Например, в такого рода феноменах как война, соперничество, конкуренция, дуэль, перебранка и т.п. Это феномены, содержание которых определяется стремлением одного участника навязать свою волю другому, несмотря на его сопротивление. Однако и в этих феноменах не представляет особого труда выявить «согласованность» действий конфликтующих сторон, ибо каждая из них необходимо учитывает существование другой, даже если это «учитывание» состоит из элементарной констатации факта наличного существования соперника. Например, для того, чтобы выиграть сражение полководец обязан учитывать действия противника. Согласие и в такого рода феноменах будет выступать основанием их существования.

 

Смысл

 

Соучастие и согласие выступают необходимыми, но недостаточными условиями существования феномена совместности как феномена человеческого. У Аристотеля, который первым указал на недостаточность этих условий для социального существования человека, встречаем следующее рассуждение в первой книге его трактата Политика:

 

Что человек есть существо общественное в большей степени, нежели пчелы и всякого рода стадные животные, ясно из следующего: природа, согласно нашему утверждению, ничего не делает напрасно; между тем один только человек из всех живых существ одарен речью. Голос выражает печаль и радость, поэтому он свойствен и остальным живым существам (поскольку их природные свойства развиты до такой степени, чтобы ощущать радость и печаль и передавать эти ощущения друг другу). Но речь способна выражать и то, что полезно и что вредно, равно как и то, что справедливо и что несправедливо. Это свойство людей отличает их от остальных живых существ: только человек способен к восприятию таких понятий, как добро и зло, справедливость и несправедливость и т. п. [242]

 

Из этого текста видно, что Стагирит отличает человека от других живых существ, которые также как и он живут, сосуществуя с другими особями своего вида, по наличию у него речи, как способности выражать понятия, и по способности сами эти понятия воспринимать. Иначе говоря, способность воспринимать понятия, оперировать ими, например, различать полезное от вредного, справедливое от несправедливого, способность выражать понятия в речи, и есть главное отличие разумного человека от неразумных животных.

Более подробно это человеческое свойство – быть разумны, – в качестве решающего отличия человека от «общественных» животных, рассматривает английский философ Томас Гоббс (1588-1679), исследуя основания государства. Задавшись вопросом «почему некоторые создания, несмотря на то, что у них нет разума и речи, живут в обществе без всякой принудительной власти», он приводит следующие аргументы:

 

Некоторые живые существа, как, например, пчелы и муравьи, живут, правда, дружно между собой (поэтому Аристотель и причислил их к общественным созданиям), а между тем каждое из них руководствуется лишь своими частными суждениями и стремлениями, и они не обладают способностью речи, при помощи которой одно из них могло бы сообщить другому, что оно считает необходимым для общего блага. Поэтому кто-нибудь, вероятно, захочет узнать, почему род человеческий не может жить точно так же. На это я отвечаю: Во-первых, люди непрерывно соперничают между собой, добиваясь почета и чинов, чего указанные существа не делают, и, следовательно, на этом основании среди людей возникают зависть и ненависть, а в итоге и война, чего среди тех не бывает.

Во-вторых, среди указанных существ общее благо совпадает с благом каждого индивидуума, и, будучи от природы склонными к преследованию своей частной выгоды, они тем самым творят общую пользу. Человеку же, самоуслаждение которого состоит в сравнении себя с другими людьми, может приходиться по вкусу лишь то, что возвышает его над остальными.

В-третьих, указанные существа, не обладая (как люди) разумом, не видят и не думают, что видят какие-нибудь ошибки в управленииих общими делами, между тем как среди людей имеются многие, которые считают себя более мудрыми и более способными управлять государственными делами, чем другие, и поэтому стремятся реформировать и обновлять государственный строй; одни — одним путем, другие — другим; и этим вносят в государство расстройство и гражданскую войну.

В-четвертых, хотя указанные существа и обладают некоторой способностью пользоваться своим голосом, чтобы дать знать друг другу о своих желаниях и страстях, однако они лишены того искусства слова, при помощи которого некоторые люди умеют представить другим добро злом, а зло добром и преувеличить или преуменьшить по своей воле видимые размеры добра и зла, внося беспокойство в душу людей и смущая их мир.

В-пятых, неразумные существа не умеют делать различие между неправомерностью и материальным ущербом, и поэтому, до тех пор пока им хорошо живется, они живут в мире со своими сотоварищами, между тем как человек становится наиболее беспокойным именно тогда, когда ему лучше всего живется, так как тогда он любит показывать свою мудрость и контролировать действия тех, которые управляют государством.

Наконец, согласие указанных существ обусловлено природой, согласие же людей — соглашением, являющимся чем-то искусственным. Вот почему нет ничего удивительного в том, что, для того чтобы сделать это согласие постоянным и длительным, требуется еще кое-что (кроме соглашения), а именно общая власть, держащая людей в страхе и направляющая их действия к общему благу [243].

 

Если внимательно приглядеться ко всем различиям, которые указывает Гоббс, а именно: непрерывное соперничество людей между собой, добиваясь почета и чинов; сравнение себя с другими; считают себя мудрыми в управлении государственными делами; обладают искусством слова, которое они используют для внесения беспокойства «в душе людей и смущая их мир»; любовь к показыванию своей мудрости и контролю за правителями; искусственная сущность соглашения между людьми, то в качестве оснований всех этих отличий можно также считать разум. Человеческий разум, оперируя понятиями, способен понимать себя, свое окружение, свою жизненную ситуацию, и на этой основе давать оценку и ставить цели. Таким образом, в основании соглашения людей о совместном существовании всегда лежит некое понятие, некая идея, которая говорит людям ради чего они поступаются частью своей абсолютной свободы для того чтобы жить вместе.

Ради чего люди объединяются в государство? Платон считает, что ради помощи друг другу: «Государство возникает …. когда каждый из нас не может удовлетворить сам себя, но во многом еще нуждается. … Таким образом, каждый человек привлекает то одного, то другого для удовлетворения той или иной потребности. Испытывая нужду во многом, многие люди собираются воедино, чтобы обитать сообща и оказывать друг другу помощь: такое совместное поселение и получает у нас название государства…»[244]. Аристотель определяет государство как общение людей «ради достижения благой жизни»[245]. У Цицерона, как мы уже видели, люди объединяются на основании общих интересов и на согласии в правовых вопросах. Иными словами, объединение происходит на основании какой-либо идеи («вопросы права»), ценности («благая жизнь», «общие интересы»), цели («чтобы обитать сообща и оказывать друг другу помощь») и т.д., то есть всего того, что значимо для человека, для его жизни, что организует его жизнь как разумного, сознательного существа. Согласие, объединяющее людей, делающее их соучастниками общего, совместного дела, имеет своим основанием нечто доступное разуму, сознанию, т.е. доступное пониманию. А что доступно пониманию? Пониманию доступно только то, что имеет смысл. Что смысла не имеет, то не может быть понято.

Таким образом, согласие покоится на том, что имеет смысл и этот смысл, точнее понимание смысла, разделяется этими объединенными людьми. После выявления всех оснований совместного бытия, оснований социального можно дать определение социальному/совместному. Социальное/совместное – это соучастие согласованное смыслом.